Повседневная романтика или романтическая повседневность

Благодаря тому, что сегодня у МинХо есть свободное время, все, наконец, могут насладиться домашней едой, а не фастфудом на вынос. Тем более, что Ли очень хорошо готовит и любит это делать. Хоть и не каждый день. Но иногда ему приятно побаловать своих одногрупников. Курица получается как из видео-рецепта — румяная и в тоже время сочная, из-за этого она сметается со стола за считанные мгновения. МинХо удовлетворенно наблюдает, как она исчезает в голодных желудках. В итоге остается только грязная посуда и обглоданные косточки. Когда все сытые откидываются на спинки стульев, встает вопрос «Кто будет мыть посуду?» — Наверное, я? — робко спрашивает ХёнДжин и поднимается из-за стола. СынМин смотрит на него с сочуствием. — Да сидите все, я сам помою, — МинХо встает и идет надевать фартук. Снова. — Нет, ну так не пойдет, — лидер недоволен распределением ролей. — Ты готовил, а теперь еще и посуду мыть? — Мне не трудно, — Ли включает воду и берет губку. — Вы устали все, а я весь день, считай, ничего не делал. — Как это «ничего»??? — ДжиСона просто распирает от возмущения. — Ты обо мне заботился весь день — готовил, кормил, купал, постель перестилал… — А можно с момента «купал» поподробнее? — интересуется ЧанБин, попутно сворачивая из салфетки самолетик. ДжиСон понимает, что ляпнул лишнего и начинает нести все, что в голову приходит: — Ну, я образно, конечно, никто меня не купал так-то. Что я, маленький совсем, чтобы меня купать? Вы, правда, что ли, подумали, что МинХо-хён меня купал? Ну, вы совсем уже… И вообще, может чаю попьем? Я сейчас сделаю! Хан подскакивает со стула и прямо в пледе несется ставить чайник. МинХо шикает на него и заставляет сесть обратно, потому что «Ты болеешь! Куда? Я сам!» Душистый чай разливается по чашкам, какое-то время слышится только «сюрп» но вот чай заканчивается и, кажется, пришло время объяснений. — Итак, расскажет нам кто-нибудь, что у вас произошло? — Я же говорю, ничего особенного, но эти мелкие раздули из мухи слона, — ЧанБин запускает сложенный из салфетки самолетик в Чана. Тот перехватывает его на лету и скатывает в шарик, который щелчком пальца отправляет обратно в ЧанБина. МинХо закатывает глаза «Как дети…» — Если кратко, то ХёнДжин поскользнулся в душевой и упал прямиком на СынМина, который тоже выходил из душа. Когда СынМин падал, он схватился за первое, что попалось под руку и это оказалось полотенце ХёнДжина. При этом он и своё потерял. А дальше все как в дораме — при падении получился случайный поцелуй. И вот лежат они голые друг на друге, слившись в поцелуе- — ХЁН!!! — Что? Ни словечка не приврал! — И это все, что ли? — расстроено тянет ДжиСон. — Из-за этого вы такие убитые? — Я тоже думал, что там трагедия вселенского масштаба, если смотреть на их лица, — МинХо встает и начинает собирать со стола кружки из-под чая. — Знаете, — говорит ДжиСон, поворачиваясь к СынМину и ХёнДжину, — вам нужно пойти и поговорить. Только честно поговорить. Мне кажется, тут проблема не в этом. Потому что вся эта ситуация яйца выеденного не стоит, чтобы так переживать. Ну, посмеялись над вами, но в первый раз что ли? Нет, конечно. Комичные ситуации случаются постоянно, от этого никто не застрахован, и — — Помнится, кто-то защемил молнией трусы и мы потом их по очереди пытались отстегнуть, — ЧанБину дай только повод. — Да хватит уже это вспоминать! Так о чем я? А, да. Мне кажется, вы расстроились не из-за самой ситуации, а из-за чувств, которые она вызвала, вот. Иногда ДжиСон очень проницательный. Несмотря на свою бесшабашность, он очень тонко чувствует людей и умеет выводить их на эмоции, МинХо им очень гордится сейчас. — А теперь все отдыхать, — командует лидер и группа потихоньку расползается по своим комнатам. МинХо моет кружки, вытирает их и ставит на специальную подставку. Не хватает одной. Видимо Хан опять утащил чай в комнату. Ли выключает свет и выходит из кухни. В комнате СынМина и ХёнДжина горит только настольная лампа, создавая мягкую атмосферу. Парни сидят на кровати СынМина напротив друг друга. Затянувшееся молчание грозит оставить ситуацию неразрешенной — никто первым не хочет начать разговор. На улице снова начинает накрапывать дождь. СынМин решается первым: — Как ты думаешь, хён, ДжиСон прав? На самом деле что-то происходит между нами или мы сами все себе придумываем? — Я не знаю, СынМин-а, я не знаю, — ХёнДжин трет лицо ладонями и в бессилии опускает их на колени. — Иногда мне кажется, что ты как-то по-особенному ко мне относишься, а иногда, что хуже даже чем к другим. — Вот это сейчас обидно было, — в голосе СынМина разочарование. — Когда я относился к тебе плохо? — Если я лажаю, ты надо мной всегда смеешься. — Ты из-за этого дулся на меня вчера? — Да. — А я все понять не мог, что сделал не так. Но я же не со зла, — СынМин берет руки ХёнДжина в свои и начинает тереть ладони подушечками больших пальцев, выводя на коже круги. — Просто ты так забавно выглядишь, когда злишься, если у тебя что-то не получается, что я не могу удержаться. — Ты жестокий, — голос ХёнДжина дрожит и к горлу подступает ком. Влага собирается в уголках глаз и скатывается по щекам. Слишком много событий выбили Хвана из равновесия. Не то чтобы он был плаксой, нет, конечно, просто чрезмерно эмоциональный день и это признание в конце окончательно лишили его душевных сил. Слез становится все больше, парень всхлипывает и оказывается в теплых объятиях своего друга. Плечо СынМина мгновенно становится мокрым. Так они сидят довольно долго. Ким похлопывает и поглаживает ХёнДжина по спине, пока слезы не останавливаются и дыхание не успокаивается. — Вообще, ты прав, конечно. Именно к тебе я отношусь… по особенному, — СынМину трудно даются такие тонкие вещи, как выражение собственных чувств. — Я знаю, что ты меня понимаешь лучше других, но… я бы не назвал тебя другом. — Что? — глаза ХёнДжина распахиваются в изумлении. — Не пойми неправильно, я имел в виду, что ты мне не нравишься как друг, точнее, нравишься не как друг… ну, то есть, я думаю о тебе не как о друге. — Я вконец запутался, — ХёнДжин хлопает себя ладонью по лбу. — Так кто я тебе? Друг или не друг? — Не друг, — СынМин снова делает попытку объяснить. — Не в том смысле… что ты не мой друг… — Молчи. — Что? — Просто молчи. СынМин сжимает губы. ХёнДжин наклоняется ближе и его лицо сейчас прямо напротив, буквально в десяти сантиметрах, настолько близко, насколько не было вообще никогда. Нервное напряжение ускоряет биение сердца. Оно колотится о грудную клетку и кажется, что его слышно в соседней комнате. СынМин облизывает в волнении губы. Юркий язычок показывается на мгновение и его оказывается достаточно, чтобы сломать терпение ХёнДжина — оно раскалывается на мелкие, невидимые глазу, кусочки. Хван громко выдыхает и еще сильнее приближается, резко сокращая и без того маленькое расстояние. Сейчас их губы на расстоянии максимум сантиметр. СынМин понимает, что именно может в следующее мгновение произойти. Точнее, он думает, что понимает. И, если он хочет, чтобы что-то в его жизни изменилось, то следующий шаг должен сделать он. ХёнДжин ему доверяет. Доверяет настолько, что готов отпустить ситуацию и просто сделать вид, будто ничего не было и они по-прежнему просто друзья. В том случае, если СынМин не сделает следующий шаг. В том случае, если СынМин не чувствует ничего в ответ. Но только СынМин чувствует. И он сокращает расстояние, прижимаясь своими губами к мягким губам ХёнДжина. Хван выдыхает в поцелуй все то напряжение, что скопилось за эти считанные секунды неопределенности. Губы СынМина приоткрываются навстречу и этого достаточно, чтобы изменить вообще все. Руки ХёнДжина обвивают его талию и притягивают в собственническом жесте. СынМин улыбается уголками губ и обхватывает своего парня за шею, придвигаясь максимально близко, настолько близко, что они почти становятся единым целым. В животе приятно тянет, пуская мурашки вверх по позвоночнику. Когда губы уже начинают болеть от поцелуев, ХёнДжин наконец отстраняется, оставляя на щеке СынМина финальный чмок. — А ты знаешь, что это был мой первый поцелуй, не считая того, что был в душевой? — СынМин тихо смеется и смущенно ерошит волосы на затылке. — И мне, наверное, понравилось. — Наверное? — ХёнДжин цепляется за это слово, намереваясь внести ясность. — Может, еще раз попробуем, чтобы ты знал наверняка? СынМин заводит руку за спину и следующий момент в Хвана летит подушка. — Я тебе попробую, экспериментатор тут нашелся, тестировщик. Получай! ХёнДжин запускает подушку в Кима и снова получает ей же в ответ. Завязывается нешуточный подушечный бой. — Видимо, проблема решена? — ДжиСон слышит победные вопли СынМина и просьбы о пощаде от ХёнДжина. — Им просто нужно было поговорить. Как и нам. Правда, хён? — Правда, — шепчет МинХо и запускает пальцы в светлые пряди лежащего рядом парня. — Нам тоже нужно поговорить. Когда ты выздоровеешь, хорошо? — Угу, — отвечает ДжиСон и закрывает глаза, мгновенно проваливаясь в лечебный сон под нежными руками. Утро встречает хмурым небом и затянувшимся дождем. Ветер гонит случайных прохожих, рискнувших выйти на улицу в этот ненастный выходной. Он толкает их в спину и швыряет вдогонку пригоршни дождевых капель. Люди кутаются в куртки и плащи, и спешат поскорее вернуться в теплые дома. МинХо закрывает окно, выстудившее комнату за ночь. Он сегодня проснулся очень рано, даже раньше сигнала будильника. Просто понял, что выспался, наконец. Он поворачивается и снова смотрит на вторую кровать в их комнате — ДжиСон еще спит, подложив ладонь под щеку, и выглядит при этом чрезвычайно мило. Впрочем, это его обычное состояние. Момент, когда он поймал себя на том, что его взгляд все время возвращается к одному и тому же человеку, МинХо пропустил. Взгляды, касания, шуточные шлепки по пятой точке стали чем-то большим, чем простое общение или игра. Возможно, только он видел в них другой, скрытый смысл. А возможно, не только он. МинХо не знал и боялся узнать. Узнать правду, которая может стоить очень дорого для их отношений и принести много боли обоим. Разрушить ту доверительную атмосферу между ними своими руками? Это то, о чем он будет жалеть до конца жизни. Поэтому он молчит. Но сколько еще это будет продолжаться? Через приоткрытую дверь слышится шум шагов. Лидер, как всегда, ранняя пташка. Дверь еще немного распахиваетя и в образовавшемся проеме появляется взлохмаченная голова Чана. — Уже встал? Почему так рано? Сегодня же выходной. — Не хочу больше спать, — МинХо застилает свою кровать покрывалом и садится на нее, приглашая Чана сесть рядом. Тот заходит в комнату и аккуратно присаживается, осторожничает, чтобы кровать не заскрипела. Мебели здесь тоже нет особого доверия, как и деревянным полам. — Как он? — лидер кивает на спящего младшего. — Небольшая температура держится, но в общем, лучше, чем вчера. Гораздо лучше. Вчера он заставил порядком переживать за себя. Особенно утром. — Да ты всегда за него волнуешься, независимо от его состояния. — Я? — Нет, я. Даже если он просто сидит в гостиной и смотрит фильм, ты бесконечно спрашиваешь, не хочет ли он есть, пить, спать, мороженого, шоколадку, снеков, чая и еще бог знает чего. Ты же не думал, что я этого не вижу? — Это настолько заметно? — МинХо прячет лицо в ладонях, по щекам разливается жар. Немного стыдно за то, что он такой безумно очевидный. — Я не знаю, видят ли это другие. Может, и видят, но не придают значения. Но для меня тут никаких секретов нет, я вижу вас всех насквозь, — Чан хитро улыбается, гордясь своей проницательностью. — А себя? — спрашивает МинХо. — Что? — Себя ты видишь насквозь, или это только на других распространяется? — И себя тоже, к сожалению, — Чан вздыхает. — Но лучше бы не видел и не знал, честно. Это утомляет. МинХо покачивает босой ногой, молча соглашаясь с Чаном — иногда некоторые вещи лучше не видеть и не знать.