Пахнешь, как любовь

Громкий стук в большую дверь из натурального, залакированного дерева, раздался по всему дому. Открыв дверь на распашку я увидела Лану, которая еле держалась на ногах. Сестра стояла облокотившись всем телом о кирпич и пьяно улыбалась. На ней была надета непонятная шуба, непонятная, потому что ярко зеленая с кислотно-желтыми рукавами и карманами. А на голова пучок, из которого торчали светлые локоны, темные квадратные очки были надеты на лице. — Заходи! — Махнула я рукой поправив легкий атласный халат. — Систер, у мамы есть что нибудь выпить? — Для тебя нет, Лана. Снимай давай! — Воскликнула я потянув за её шубу. — Лана! Девушка упала на пуфик свалившись с длинных-длинных шпилек. — Обувь сама снимешь? — Недовольно спрашиваю я снимая с её лица черные очки. — Принеси водички, пожалуйста, — шепчет сестра выбросив в сторону лаковые сапоги. — Что за повод? — Спрашиваю я услышав, что Лана пришла на кухню буквально упав на стул. — А для этого нужен повод? — Вообще, да, — киваю я поворачиваясь к Лане. Сестра сидит на стуле вальяжно закинув ногу на ногу закусив длинный красный ноготь. — Пей! — Почему она шипит? — Это чтобы на утро я тебя не спасала. Я не Мать Тереза тебе. Допивай и ложись спать где захочешь. Лана обводит меня стервозным взглядом и наконец-то допивает стакан до дна. — Из-за тебя я отменила встречу, просидела весь день дома, а ты… — Ты чего мать включаешь мне тут? Не забывай, что старше тут я! Я фыркаю и смеюсь одновременно. Скрестив руки на груди, я смотрю на сестру, которая никак не может сфокусировать светлые глаза в одной точке. — А ума у тебя больше? Тебе почти тридцать, а ты никак не станешь нормальным человеком. — Ты же знаешь, почему я это делаю, — как-то таинственно произносит сестра, и я киваю. — Это не конец света, Лан. Я пару дней поплакала и всё прошло. Если бы не наша мама, было бы куда легче. — Значит, ты не любила его раз смогла так быстро и безболезненно отпустить. Слова ударяют куда то вглубь тела, ближе к сердцу, которое стучит, как сумасшедшее. В голове яркими вспышками всплывают картинки: букет белоснежных роз на четырнадцатое февраля. Дима приехал в семь утра, пока я не уехала в школу, чтобы поздравить меня. Восьмое марта. Дима аккуратно застегивает дорогой браслет на моем запястье, а после целует мою руку. Двадцать пятое мая. Я заканчиваю десятый класс, Дима забирает меня со школы и везет в кино, где после мы кушаем вкуснейший карамельный попкорн запивая все «Кока-колой». — Любила, — всё-таки спустят пять минут выдаю я. — Просто мы с тобой разные люди, реагируем тоже по разному. — Я спать, — решила закончить разговор. — Спокойной ночи. Уже намного позже, когда я ложусь в свою постель и стараюсь успокоиться, у меня не выходит. Нечаев, который не пойми что от меня хочет, Дима, что ранее ушел без лишних слов. Где то там, далеко далеко, Дима выцеловывает чье то женское тело, от чего у обоих тело покрывается мурашками. Слезы сами по себе подступают к глазам, в горле становится непонятный ком, от чего горло начинает саднить, и я всхлипываю прижав одеяло к груди. Еще чуть-чуть, все пройдет.

***

Неожиданно для себя самой я просыпаюсь в начале двенадцатого дня от того, что где то в доме происходит беспорядок. — Что ты делаешь? — Сонным голосом спрашиваю я спустившись на кухню. — Доброе утро! — Бодро здоровается сестра. — Кушать нам готовлю. Я сажусь на белоснежный стул и изгибаю темную бровь. Лана и готовит. Я издаю тихий смех, который оборачивается против меня злым взглядом старшей сестры. — Яичница? — Спрашиваю я, когда она ставит передо мной тарелку с двумя яйцами и нарезанными огурцами. — А что, для тебя это уже не кашерная еда? Я качаю головой и тихо смеюсь. — Я думала, ты не сможешь встать с кровати настолько ты была пьяна. — Опыт! — Восклицает сестра. Задеваю вилкой желток, и он растекается по белоснежному белку ярким жёлтым пятном. На моём лице расцветает улыбка, когда я кладу первый кусочек в рот. Лана стоит оперевшись локтями о стол и ждёт моей реакции. — Вкусно, — сквозь улыбку говорю я пережевывая. — Ты же знаешь, мама очень любит на завтрак пшеничную кашу. Сестра тут же искривляется и начинает смеяться. — О да, из-за этого я почти не завтракаю по утрам. Аня, — спустя пару минут тишины, когда я уже почти доела, окликает меня сестра, — не хочешь погулять? Клянусь, если бы я до сих пор кушала — подавилась бы. — Что? — Тихо спрашиваю я. — Погулять? — Ну да, как сестры. В детстве ты любила со мной гулять. Пытаюсь найти в памяти дни, когда Лана была для меня старшей сестрой, а не еще одним ребенком мамы. Не получается. — Я не помню такого, — качаю головой я подхватывая тарелку со стола. — Но идея в принципе хорошая. — Не хочешь в клуб? — Ах, так вот что, тебе компания нужна! Тарелка из моих рук буквально падает в раковину, и я разворачиваюсь лицом к сестре оперевшись руками о белый гарнитур. — Возможно. У меня нет плана превратить твою жизнь в мою, я просто хочу вернуть наше с тобой общение обратно. — Путь ты выбрала для этого не совсем верный, но я согласна. Интересно, сколько я своих одноклассников там встречу? — Эти заучки расхаживают по самым дорогим клубам Москвы? — Смеётся та. — Уж какие там заучки? Некоторых и за уши от стакана с виски не оттянешь. На самом же деле, школа элитная только потому, что в ней учатся дети политиков, бизнесменов, дипломатов и других крупных личностей. — И чем маме не угодила моя школа? Десять лет ты в ней проучилась еще бы годик потерпела. А так, в начале года на тебя свалилось все: учеба, адаптация в новом коллективе, Дима… Лана останавливается не договаривая, а в сердце, в самой глубине, уже почему то не колит и не болит. — Знаешь, новый лицей подарил мне друзей. И открыл глаза на то, какими могут быть люди. — Какими же? Лана присаживается на стул и подпирает кулачком щеку. Я вздыхаю. — Самые холодные и отстраненные люди хранят в себе большую тайну. Иногда это просто то, о чем не стоит услышать каждому, иногда — это то, что сжирает человека изнутри. — И? — А те, кто кажутся тебе приветливыми и добрыми… В них скрывается самое большое зло. — То есть? — Как-то я расскажу по подробней. В голове сразу всплывают два расплывчатых образа Игоря Владимировича и Юли. Оба отстраненны от мира по собственной воле, оба получили буквально удар ножом в спину. Оба не хотят такого же исхода. А потом я вспоминаю Нечаева. Добрую улыбку с белоснежными и ровными зубами, светлые волосы и приятный голос. Позже — бешеный взгляд голубых глаз, сильную хватку и полное игнорирование просьб. — А есть те, которые на самом деле показывают себя такими, какими они есть. Тая. Словно только что сошла с холста, совсем невинная, с невероятно красивыми светлыми глазами, которые каждый раз загораются от любых слов, пусть они и порой будут слегка тяжелым. — А вообще, знаешь… Лана не успевает договорить до конца, потому что её перебивает громкий звонок в дверь. Страх прошибает только меня, когда я вспоминаю вчерашние слова Юли. — Я открою! — Восклицает сестра. Пока она доходит до двери, я успеваю спрятаться за стену слушая кто же мог прийти в дом без моего ведома. — Добрый день! Позвольте войти, у меня есть разговор к вашей младшей сестре. Прямо сейчас на пороге моего дома стоял он. Мой одноклассник. Мой страх. Олег Нечаев.