Пол часа на одном месте [книга-игра с необходимостью делать выборы]

  Это была Катя: Катюш — так к ней обращались все учителя, одноклассники же всегда звали её Катюшка. В тех редких случаях, когда звали... С ней мало кто общался: обычно это были различного рода извинения, когда случайно сталкивались в коридорах. На самом деле она была очень приятным человеком, ей просто немного не повезло. С телом и фигурой ей повезло больше, чем основной массе девчонок в классе: ни вываливающихся боков, ни кривых ног, ни каких-либо шрамов, прыщей или чего-то подобного. Косметику она использовала редко — я, к сожалению, не знаю, был ли это её выбор, или же так сложились обстоятельства — но могу с уверенностью сказать, что в её случае это было отличным решением, ведь без косметики она выглядела естественно-красиво и очень притягательно... Вот только она этим не пользовалась.   Катюшка была... Как бы поточнее её описать? Она как будто не принадлежала этой эпохе: нет, разумеется, у неё был телефон, и с компьютером она была на «ты». Но её поведение больше подходило младшей из трёх сестриц типичной русской сказки: той самой, которая обладает богатым и красочным внутренним миром, но почти не делиться им с окружающими; той, кого пользуясь наглостью и смелостью мгновенно загоняют на второй план произведения даже те, кто вообще ничего собой не представляет. Катюшка была очень тихая и скромная, никогда не надевающая открытую одежду — честное слово, её открытые запястья можно было увидеть только в раздевалке перед физкультурой (да и в такие случаи она зажималась в угол, стараясь прикрыться дверцей шкафчика), а про то, чтобы появиться с открытым пузом даже говорить нечего. Сидя за партой она всегда как будто закрывалась: она вечно держала руки на столе и что-то писала, или набирала в телефоне, или же просто вертела ручку да теребила края длинной кофты — и в таком положении она была похожа на птицу в гнезде, которая небольшими крылышками пыталась укрыть своих птенцов или же саму себя. На перемене она стояла в стороне и просто ждала звонка разглядывая пол или стены. В столовой... А я и не помню ей в столовой: мы проучились вместе столько лет, а я так и не могу сказать наверняка, видела ли я её в столовой хоть раз или нет. Наверняка видела, но в памяти этот образ не отложился, а потому я не уверена — сидела ли она за столом и в стороне от остальных, или же стояла где-то у окна. Возможно, что она и не ходила в столовую, ведь Катюшка носила брекеты. Да, да — распространённый штамп «серая мышка с брекетами». Но в случаи с Катюшкой именно последние стали основной причиной, почему никто с ней не общался — это я узнала позже, совершенно случайно от одной из одноклассниц. С её слов выходило, что Катюшка очень тихо говорила уже до брекетов, а с их установкой у ней появились и комплексы, и и без того тихая девочка стала говорить реже и еще тише. В средней школе учителя почти перестали спрашивать её, ведь для того чтобы услышать её ответ в классе должна была быть абсолютная тишина — чего, давайте будем честны, не бывает почти никогда (за исключением уроков у одного конкретного учителя). Училась она средне, так что одним коротким ответом она отделаться не могла: ей приходилось часто объясняться и поправляться в своих словах и выводах. Порой проходили целые месяца и четверти, а от неё не было ни единого слова: девушка молчала, а окружающие первыми общаться не лезли.   В школе она действительно была незаметной, но на страничке в соц. сети вела какую-никакую, но активность: рисунки, стихи, комментарии под фотографиями вне школьных друзей. Глядя на её профиль и не догадаешься, что в школе она была совершенно одинока.      И сейчас эта девушка стояла слева от меня на расстоянии целых двух метров: лицом и телом повернутая ко мне. Правая рука лежит на неприлично низком ограждении, левая безучастно висит вдоль тела. Я не вижу её лица — я на пару секунд прикрыла глаза притворяясь, что наслаждаюсь встречным потоком ветра — но я знаю, что сейчас Катюшка смотрит невидящим взглядом на землю, на мою обувь.   Медленно открываю глаза, слегка, и немного лениво, закидываю голову назад одновременно с этим поворачиваясь лицом к однокласснице. Руки по-прежнему остаются на своих местах, локтями поддерживая мою наигранно-беззаботную позу, ноги тоже не двигаются — я не хочу её напугать и спровоцировать: только не сейчас, когда девушка с мокрыми от слёз глазами стоит на краю моста, и лишь небольшое ограждение высотой до пояса не позволяет ей сделать последний шаг.   Мимо нас проносится чёрный джип — опасно близко к тротуару — но мы не обращаем на него никакого внимания, каждая из нас думает о более важных вещах.   Она поднимает на меня свой взгляд, смотрит прямо мне в глаза: я с беззаботной улыбкой смотрю на неё так, словно мы только-только встретились, а не стоим здесь уже добрых тринадцать минут. Она выглядит усталой. Слабой. Не физически, нет, слабой где-то внутри себя. Она смотрит мне в глаза и ждёт. Кажется, она боится.      До неё целых два метра, но я могу преодолеть их за мгновение, и повалить её: что будет потом — не важно, главное, что перебраться через ограду она уже не сможет.                  [9315]   Не думаю, что она в таком состоянии успеет перемахнуть и спрыгнуть вниз... Я же сейчас максимально сосредоточена, а адреналин только и ждёт отмашки. (рвануть к Катюшке и повалить её на землю, прижав своим весом).      [7599]   Я быстра, но кто знает, может она всё ещё находится под адреналином, пусть и выглядит спокойной, потерянной, но спокойной? Что, если она, всё же, окажется быстрее? Это не тот случай, когда я готова рисковать. Лучше подождать. (продолжить наигранно-беззаботно стоять на расстоянии двух метров от Катюшки, и стараться не давать ей поводов для тревоги).      [2991]   Принять решение было бы куда проще, если бы на её месте оказался кто-то, кого я знаю! Что я вообще о ней знаю? (не рисковать, остаться на месте и попытаться организовать воспоминания касательно Катюшки).