Сова и ворон

Я смотрел наверх, на небо И чувствовал как этот бит подрывал мне сердце И каждый раз отражение этой звезды Я смотрел на неё в облике белой совы Вспоминая хорошие моменты в жизни Когда радовались и когда были риски Крайние меры, новые друзья Но на небе всё-таки одна моя звезда

      Капля крови упала на землю, и человек, порезавший руку, нахмурился. Неприятно было терять такой драгоценный ресурс. Но нужно было поскорее закончить начатое, так что он смочил тонкую кисточку слюной и обмакнул в свою кровь. Конечно, он мог использовать уголь или нож для этого дела, но ему, как никому другому, было известно, что только колдовство на крови продержится долго. Он аккуратно вывел кисточкой круг, в котором находились древнеславянские, настолько древние, что и дедам непонятные, руны. Такими в своё время леший Великий лес защищал, а теперь «лесная ведьма» свой дом. Может, и стыдно ему было сбежать из леса своего, да леший сам выгнал, пямо в руки Старшей совы.       Вторую руну человек дорисовать не успел, рука у него дрогнула, когда на землю рядом с ним птица с криком страшным упала. Белая, большая сова разбилась. И казалось бы, что насмерть, но он и не испугался за бедное создание, лишь работу свою бросил, поворачиваясь к совушке всем корпусом. Ломалось тело птицы, человек из него появлялся, оттого кости ломались и трещали.       — Романов, нравится тебе что-ли смотреть, как бедная птица мрёт, — спросил у него недовольным тоном белокурый юноша, который, значился Старшей совой и только что обратился на его глазах. Саша Романов, которому, получается, нравится смотреть, как бедная птица мрёт, лишь руки на груди сложил, сжимая посильнее ту, с которой всё ещё капал «драгоценный ресурс», кровь. Он с какой-то насмешкой осматривал своего собеседника, верно, от того, что тот нагой был после обращения. Красивый, что уж лукавить. Нравилось ему смотреть, — Отвернулся бы хоть, бесстыдник, — оборотень только фыркнул, завсегда недовольный, он выглядел естественно только когда хмурился и фырчал, как лисица. Но Саша прекрасно знал, что на самом деле на него не злятся.       — Что же я на мужа своего полюбоваться не могу? — он всё-таки кинул оборотню штаны, оставленные им у входа, когда тот улетал совой из дома. В Совиной башне ему не стыдно голым ходить, а как перед Сашей в травушке сидеть, так сразу ругаться, — Рафаил, ты несправедлив, — высказал свою мысль лесной колдун, наблюдая за тем, как Рафаил Верфской, который, значится, несправедлив, штаны на бёдрах завязывает. Саша было подал ему руку, чтобы помочь подняться, да только не ту, которую следовало. Рану Рафаил увидел и нахмурился, не одобряя колдовство на крови, которым промышлял его муженёк.       — Опять? Я же просил не прибегать к этой магии, Саша, — он поднялся самостоятельно, не позволяя, однако, лесному колдуну спрятать порезанную руку. Очевидно было, что он ругался только для приличия, поскольку колдовство Саши не раз спасало им обоим жизнь, пусть и запрещённое в приличных кругах, оно было намного сильнее классической, «золотой» магии, — Давай её сюда, дурачьё, — Рафаил, вообще-то, сам взял руку Саши, не дожидаясь, пока он её подаст. Лечебная магия не была особенно престижной, тем более для Старшей совы, но Рафаил считал, что невозможно быть боевым магом, если не умеешь затягивать свои раны, поэтому овладел и ей хорошим образом. Именно поэтому ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы на руке Саши не осталось и следа от недавней раны, — Зачем она нужна была тебе на этот раз? — спросил он таким тоном, словно магию на крови лесной колдун использовал для какой-то неважной ерунды.       — Накладывал защитные руны на дом, потому что твоя защита даже домового не успокоила, что уж про меня говорить. Ты не дал мне закончить, — Саша обиженно надул губы и фыркнул, подражая Рафаилу. Но уже через секунду примирительно улыбнулся, не давая мужу возможности обидеться на слова в отношении поставленной им защиты, — Спасибо, — он слегка наклонился к Рафаилу, обнимая его за талию и мягко притягивая к себе. Было что-то неожиданно интимное в лечебной магии, Саша всегда воспринимал её как нечто трепетное.