К бывшим не возвращаются?

      If I could breathe I'd be free

And I'd get high, I'd turn water to wine

      Арсений лежит в кровати и просто сверлит глазами потолок. Он невероятно устал и, по-хорошему, должен был вырубиться сразу же, как только его голова коснулась подушки, но нет. Помнится, годами ранее он точно так же лежал в своей уютной парижской квартирке и не мог уснуть. Жилплощадь сменилась, причина бессонницы осталась всё той же — чёртов Антон Шастун. Пресловутая стабильность.       Возможно, именно из-за усталости он сейчас спокоен как удав, но всё же ворох мыслей в голове не даёт ему закончить этот длинный день. Арсений усмехается, когда в итоге приходит к мысли, что судьба (бессердечная ты сука!) издевается над ним. Он так долго шёл к душевному равновесию, чтобы за один вечер всё похерить. В любом случае, в этом виноват только он один. Вспоминая Антона, каким он его увидел сегодня, Арсений осознает, что тот изменился с момента их последней встречи. Как-то возмужал, отрастил потрясающие кудряшки, да еще и в костюме, который безумно ему к лицу, а глаза всё такие же ярко-зелёные, только вот эмоции в них тоже охуеть как изменились. Вместо теплоты в них теперь тревога, а вместо влюблённости — страх.       Чувство вины, которое, казалось, уже давным-давно забыто, затапливает нутро Арсения до краёв, заставляя его закрыть лицо руками и коротко простонать от собственной беспомощности. Каким же он был долбоёбом! В момент, когда он делал первые шаги по французской земле и блокировал Антона во всех социальных сетях, выбрасывая старую сим-карту, он был невероятно горд собой. Он же совершал благое дело, не из эгоистических побуждений, а ради Антона, как хирург — чтобы вылечить пациента, нужно его раскромсать на операционном столе. Арсений улетел в другую страну если не навсегда, то на годы, и тянуть за собой ношу отношений на расстоянии был не готов. Как бы он ни любил Антона и как бы Антон ни любил его, но они оба только мучили бы друг друга. И, собрав всю свою волю в кулак (нет), Арсений тогда решил за двоих — просто исчезнуть из жизни друг друга, не рвя душу выяснениями отношений, взаимными обвинениями и прочим дерьмом. Тогда это казалось проявлением силы воли и ответственности за другого человека, но, как оказалось, это всего лишь проявление трусости и эгоизма. И вот сейчас его снова накрывает осознанием неправильности своего поступка, что, очевидно, вообще не является оправданием.       Арсений тогда пожалел о своём решении уже через неделю. Он явно недооценил степень собственной привязанности к человеку, как и масштаб последствий. Сколько раз он порывался написать Антону, забив на собственную гордость и волевое решение, столько же раз он одёргивал руки от телефона, убеждая самого себя, что он всё сделал правильно и так будет лучше для них обоих. Стены давили на него в придачу с тревожными мыслями, мешая сосредоточиться на работе, ради которой он это всё и провернул. Было бы невероятно тупо вот так бездарно просрать ещё и работу мечты, и если уж от любимого человека он отказался, то проблему нужно было срочно решать. Решение оказалось простым до горя — попытаться забыться в другом человеке.       Арсений сразу же отбросил идею поиска кого-то ради длительных отношений, как нежизнеспособную, — вдруг он вновь будет вынужден переехать, и второго такого расставания он явно не вывезет. Говорят, нервные клетки не восстанавливаются, поэтому старый добрый вариант съёма кого-нибудь посимпатичнее в клубе или баре его никогда не подводил. Не то чтобы он искал именно секс на одну ночь, но чужая ласка оказалась отличным способом выбросить из головы все тяжёлые мысли, а сексуальная неудовлетворённость более не мешала плодотворно работать. Тогда Арсений убедился, как ему повезло, что он может «играть за обе команды», ибо выбор потенциального сексуального партнера увеличивался в два раза. Сейчас он и не вспомнит даже, сколько их всего было, казалось, он тогда за несколько лет перетрахал пол Парижа. Конечно же, первое время Арсения преследовало липкое чувство неправильности происходящего, словно он охуевший вкрай изменщик, который только и мечтал как можно скорее влезть в чьи-то трусы. Но это было явно лучше, чем сидеть дома и грустно надрачивать на светлый образ Антона. А потом в его жизни встретилась Алёна, которая невольно заставила его пересмотреть собственные взгляды на длительные отношения и положила конец его блядству в ночных клубах. Она поумерила его пыл, помогая заземлиться и отпустить ситуацию, хотя он никогда ей и не рассказывал, боясь, что Алёна посчитает его конченным мудаком, и будет права.       Сегодня же Арсений ощутил то самое, чего не чувствовал так давно, словно эти эмоции лишь ждали своего часа внутри него. Он был абсолютно не готов к таким эмоциональным качелям между восторгом и стыдом, но он совершенно точно рад был увидеть Антона. Видимо, у него в жизни сложилось всё не так уж и плохо, учитывая, что он играет в неприлично дорогом ресторане в центре Москвы. Наверняка, и на личном фронте у Антона всё в порядке, такой обаятельный парень просто не может быть один. Сто процентов, он определённо рад, но только вот почему-то в груди неприятно кольнуло. Но это всё от усталости.       Арсению удаётся уснуть только лишь к предрассветным сумеркам.

* * *

      Даже третья чашка эспрессо за это утро не помогает избавиться от сонливости и вникнуть в рабочие процессы. Понедельник — день тяжёлый. Арсений стоит у панорамного окна в своём кабинете (как же здорово всё-таки иметь отдельный кабинет) и бесцельно следит за снующими туда-сюда машинами, пытаясь улавливать информацию, которую доносит до него Алёна. Что-то про весенне-летнюю коллекцию будущего года, подбор тканей и фактур. Он всеми силами пытается сосредоточиться на её голосе, но через слово то и дело проваливается в собственные размышления, которые совсем не относятся к работе.       — Мне кажется, что сочетание серого меланжа будет весьма удачным с пудрово-розовым оттенком…       — Мгм, — не отворачиваясь от окна, соглашается Арсений.       — А ещё нам необходимо облиться кефиром и станцевать на нудистком пляже.       — Мгм, — с ровно такой же интонацией отвечает он.       — Арсений! — возмущённый возглас Алёны.       — Что? Я весь внимание, — наконец он поворачивается к собеседнице и пересекается с её гневным взглядом.       — Я вижу. Что с тобой сегодня?       — Не выспался, — сухо отвечает он.       Арсений поворачивается, подходит к столу и садится в кожаное директорское кресло. Берёт ручку и выжидающе смотрит на Алёну.       — Арс, дорогой, — её взгляд смягчается и теплеет, — я же тебя знаю, что-то случилось?       — Это долгая история, — он сжимает губы, откидываясь в кресле, и вертит в пальцах ручку, задержав на ней взгляд, как будто это самая интересная вещь на свете.       — Я никуда не спешу. Тем более, с таким тобой бесполезно что-то обсуждать по проектам. Поэтому давай уже, сегодня я не дизайнер, а твой психолог, — Алёна встаёт и подходит к дивану, скидывает туфли и ложится на него, сцепляя руки на груди. — Ну, что вас беспокоит?       — Вообще-то, это я, как клиент, должен лечь и расслабиться, а ты, наоборот, сидеть в кресле, кивать и что-то записывать в блокноте с умным лицом.       — Я за прогрессивную психологию. Арс, не тяни кота за сам знаешь что.       Арсений закатывает глаза и обречённо вздыхает. Он не уверен, что после этого разговора они с Алёной останутся в прежних отношениях, возможно, она начнёт его презирать или просто разочаруется в нём, как в человеке. Так или иначе, тревожные мысли прямо сейчас сжирают его сознание, и он всё так же не может сосредоточится на работе, поэтому он рискует, но решается рассказать Алёне о своём прошлом. Кто знает, может она подскажет или посоветует что. Ну, если не убежит в закат с криками, что такого долбанутого ублюдка она не желает знать. Возможно, он драматизирует и сгущает краски, но, так или иначе, титул «королевы драмы» необходимо чем-то подкреплять.       — Ещё до Парижа, когда я только закончил универ, я познакомился с одним парнишкой. Это было в гей-клубе, куда я наведывался частенько, сама понимаешь ради чего, — Алёна закатывает глаза и кивает. — Местный контингент я плюс-минус знал, а того парня увидел впервые, и он выглядел так, будто попал в яму с крокодилами и всеми силами вычисляет как бы сбежать с наименьшими потерями. Он меня сразу зацепил — высокий и худой, из-за чего казался хрупким и ранимым, всё смотрел своими оленьими глазами по сторонам и боялся лишний шаг сделать. Такой ребёнок, — Арсений улыбается, копаясь в собственных воспоминаниях о первой встрече, а когда ловит вопросительный взгляд Алёны, сразу же становится серьезнее. — Нет, нет, ему двадцать лет тогда было, всё в рамках закона, не смотри на меня так.       — А тебе было…       — Двадцать четыре, и, да, тогда я тоже был неотразим, как и всегда, — Арсений пытается шутить, но получается с лёгким налётом нервозности. — На чём я остановился… В общем, вот так банально и встретились. И знаешь, мне не захотелось утром выпроводить его побыстрее, а, наоборот, хотелось взять его номер телефона. Я тогда впервые за долгое время позвал кого-то на свидание, всё по классике — кино, вино, поехали ко мне, — Арсений закрывает глаза, и мозг сам подбрасывает ему, казалось бы, давно забытые картинки из памяти, заставляя растягивать губы в улыбке. — Он удивлял меня каждую встречу, а ещё искренне смеялся и не боялся показаться глупым или нелепым. Представляешь, и он даже ни разу не назвал меня «Сеня», хотя я и не говорил, что не терплю такую форму своего имени. Человек просто был собой, и именно поэтому он был необыкновенным, как будто… художник, который раскрасил серый мир.       — Ты влюбился, — Алёна тоже улыбается. — И как звали этого художника?       — Антон. Влюбился… Не то слово. Я тогда квартиру снимал у какой-то бабули за смешные деньги по московским-то меркам. Помимо советского антуража к этой жилплощади прилагалось еще старое пианино, которое я использовал как полку для книг. Я замечал, что когда Антон бывал у меня, он как-то особенно трепетно относился к этому инструменту — смахивал с него пыль и всё ворчал, чтобы я не складывал книги на крышку. Я тогда спросил, играет ли он, что испытывает такую любовь к пианино, он ответил, что когда-то учился в музыкальной школе, но не по своей воле, так сказать, и вообще ему не нравилось пианино. Я попросил сыграть что-нибудь. И влюбился ещё раз.       — Хорошо играл?       — Невероятно хорошо. Идеальная осанка, тонкие пальцы на клавишах и никакого напряжения на лице. Даже из такого убогого, потрёпанного временем инструмента Антон смог вытащить всю ту замечательную музыку. Я смотрел с открытым ртом на него, и, вроде бы, смущал этим. Увидев, как мне нравится его игра, он стал играть для меня почти каждую нашу встречу, и, казалось, он сам тоже проникся любовью к пианино. В общем, талантливый парень был у меня, а я радовался как никогда в жизни. Ещё раз я влюбился в него, когда он начал писать свою музыку. Он играл свои наработки для меня, и это было так… знаешь, искренне и доверительно, он все свои чувства вкладывал в эти композиции. Конечно, отношения у нас были не идеальные, как и все пары, мы ссорились по мелочам, но между нами всегда была страсть. Не только в постели, хотя и в ней было потрясающе — мы отдавались друг другу как никому более. Ой, — внезапно вспомнив, кому именно он рассказывает это всё, Арс виновато глянул на Алёну, — прости.       — Ох, не извиняйся. Я понимаю, что у меня нет члена между ног, а значит, я не могу исполнить все твои сексуальные фантазии, — отвечает она со снисходительной улыбкой, — хотя, я могу купить страпон…       — Господи, нет, меня не возбуждает идея, чтобы меня поимела женщина резиновым членом, — возмущённым тоном говорит Арс и театрально кривится, как будто съел лимон. — Кошмар какой.       — Ладно, ладно, моё дело предложить, твоё — отказаться. Так я не понимаю, вы почему расстались? Судя по всему, вы любили друг друга и всё было хорошо.       — В то время я активно искал работу дизайнером. Вернее, работа была, но это так, подработки, фриланс, наработка собственного портфолио ради чего-то действительно стоящего. Я так горел этим, меня распирало от идей, и с каждым отказом я понемногу опускал руки. И, если бы действительно были весомые причины, было бы хоть не так обидно. Тогда я узнавал о разных зарубежных стажировках, раз уж на родине мой талант никому не по вкусу. Особых надежд на это я не возлагал, но с чем чёрт не шутит? И тут, представляешь, мне ответили, что готовы меня взять, и не куда-нибудь, а в Париж, capitale de la mode. В тот день я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы не одно большое «но» — Антон. От таких возможностей в карьере не отказываются, но и от любимых людей тоже. Я был вынужден сделать выбор.       — Учитывая, что твой зад сейчас в директорском кресле дизайнерского агентства, то я знаю, что ты выбрал.       — Осуждаешь?       — Нет. Я сама карьеристка до мозга костей, поэтому понимаю. Подожди, а как Антон отнёсся к тому, что вы расстаётесь?       Арсений шумно выдыхает через рот и трёт пальцами переносицу, пытась подобрать слова так, чтобы не выглядеть в глазах Алёны совсем уж жалко. Подумав пару секунд и поняв, что как ни крути, дело дрянь и можно не стараться, говорит как есть:       — Никак. Я ему ничего не сказал. Точнее, сказал про стажировку и про Париж, он за меня радовался невероятно, но мы так и не обсудили, что дальше будет с нашими отношениями. Антон как-то сам решил, что никто ни с кем не расстаётся, и теперь у нас будут отношения на расстоянии, а я до последнего не мог ему сказать, что хуйня это, а не отношения, и мы будем только страдать за тысячи километров друг от друга. Просто смотрел в его счастливые глаза и не мог. Потом в какой-то момент я решил, что так даже лучше — не надо выяснять отношения и мучить друг друга слезливыми прощаниями навсегда, — Арс смотрит в одну точку перед собой и говорит совершенно безэмоционально, погружаясь в воспоминания о последнем дне в Москве. — Он тогда провёл меня в аэропорт и всё просил обязательно ему сфоткать Эйфелеву башню. А ещё просил написать сразу же, как прилечу и найду интернет. И прилететь в Москву на Новый год, потому что он уже придумал подарок. А я молча кивал в ответ, понимая, что ничего из этого не сделаю. Пять лет назад мне казалось, что я так поступаю, чтобы никому из нас не было хреново после расставания, что это проявление силы, ответственности какой-то. Ну, я пытался себя в этом убедить. Просто исчезнуть, ничего не сказав, ведь проще, чем честно поговорить. Я заблокировал его везде, где только можно, и сменил сим-карту.       Последнее предложение почему-то звучит полузадушенно, будто ком в горле мешает говорить. Он боится опустить взгляд и посмотреть Алёне в глаза, словно он озорной ребёнок, разбивший мамину любимую вазу. Молчание, повисшее в комнате, кажется, можно ощутить кожей, настолько оно затянутое и густое, с каждой секундой давящее все сильнее и сильнее. Алёна явно не собирается прерывать тишину, ожидая продолжение истории, и Арс, облизнув пересохшие губы, продолжает:       — Я почти сразу понял, какой я дурак. Жалел себя, находил оправдания, убеждал себя, что Антону без меня, такого идиота, будет лучше. Потом как-то отпустило, наверное, время всё же лечит, как бы избито не звучала эта фраза. Работает же, ведь последние годы я почти не вспоминал о нём, а если и вспоминал, то без сильных эмоций… С теплотой скорее. Жизнь продолжалась. А теперь я вернулся в этот блядский город, и меня сжирает это всё по-новой. Мы встретились с ним вчера, Алён. Случайно, он был в ресторане и…       — Это он играл на рояле? — резко перебивает Алёна.       — Да. Я узнал музыку. Он писал это… — тяжёлый вздох, — писал это ещё тогда, ну, для меня. Мы пересеклись взглядами буквально на секунду, я не успел даже и слова сказать, как он уже бежал прочь со сцены.       Даже на душе как-то полегче стало. Исповедался. Жаль только, что Алёна не отпустит ему все грехи, не её прерогатива.       — Это вся история? — Арсений не может уловить эмоции Алёны, когда она говорит таким безразличным тоном.       — Да.       Она молча встаёт с дивана и, обувшись, кидает на Арсения странный сочувствующий взгляд, выходит из его кабинета, не забрав даже блокнот и остальные бумаги, с которыми пришла. Арс затравленно смотрит ей вслед. Уж лучше бы она гневно кричала на него, чем вот так просто, без слов, развернулась и ушла. Он надеется, что только из кабинета, а не из его жизни.       Алёна возвращается так же внезапно, как и ушла. За тот час, что её не было, Арсений уже успел накрутить себя до тошноты и начать обдумывать, где ему найти нового ведущего дизайнера, если она всё же ушла с концами. Алёна кладёт перед ним на стол листок бумаги, на котором аккуратным почерком выведены цифры в ряд.       — Что это?       — Номер телефона.       — Скорой психологической помощи?       — Можно и так сказать. Антона твоего.       — Чего?! Ты с ума сошла? — Арсений ошарашенно смотрит на неё. — Что… блин, зачем? Откуда он у тебя?       — Попросила у администратора ресторана, Антон там каждые выходные играет, если что, — её невозмутимости можно позавидовать.       — И… и что мне делать? — этот вопрос звучит совсем по-детски, учитывая его возраст и должность.       — Не знаю. Что хочешь. Хочешь — порви и выбрось в окно, хочешь — позвони и признайся ему в любви, хочешь — напиши и позови на поговорить, только аккуратно, чтобы он тебя нахуй с порога не послал. Я не буду указывать тебе, что делать, я только могу предложить варианты. А выбор за тобой, — она сдержанно улыбается и вновь покидает его кабинет, в этот раз уже прихватив и блокнот, и бумаги.       Арсений задумчиво вертит в пальцах этот клочок бумаги, гипнотизируя взглядом цифры. Как же тяжело решиться, но бездействовать и просто дальше плыть по течению ещё тяжелее. Эта река его утопит. Он несколько раз набирает в телефоне этот злосчастный номер и столько же раз стирает его. Что, Арсений, ты так ничего и не понял за эти годы? Знакомые грабли бьют по лицу приятнее? Он нервно усмехается своим же мыслям и, осмелев, всё же набирает сообщение, и в тот же момент отправляет его, не давая себе времени на подумать, а после сохраняет номер телефона в контакты, подписывая лаконичным «Антон».       Он морально готовится к любому исходу. Даже если не ответит — ничего страшного, это ожидаемо. Пошлет нахуй — не так приятно, но тоже ожидаемо. Согласится — хм, это сложнее, тут уже нужно импровизировать. Ответа долго нет, и Арсений решает всё же отвлечься на работу и разгрести хотя бы имейлы, время — почти обед, а он даже не начинал ничего делать. Отложив телефон в сторону, он начинает вчитываться в первое письмо, как в этот момент звук входящего сообщения заставлет его вздрогнуть, а сердечко разгоняется не на шутку. Арсений смотрит на телефон, как будто это бомба замедленного действия, которая только что начала свой обратный отсчёт. Задержав дыхание, он снимает блокировку с экрана и открывает диалог с Антоном.       Я: Привет, это Арс. Поговорим?       Антон: Говори.       Ответил и не послал нахуй — ничтожная, но уже победа. Арс перестаёт волноваться.       Я: Не в переписке. Когда тебе удобно встретиться?       Или пан, или пропал. Сгорел сарай — гори и хата. All in. Миллион на зеро.       Ответа снова долго нет. Волнение возвращается вдвойне. А еще нестерпимо хочется покурить, чтобы хоть чем-то занять руки и рот, дабы не кусать постоянно и так уже истерзанные губы. Только вот жаль, что он не курит.       Антон: В четверг. Геолокацию скину позже.       Арсений ошалело смотрит в экран и не может поверить своим глазам. Это ведь точно Антон? Его Антон? Невероятно, что он согласился.       Я: Спасибо. До встречи.       Он всё ещё в шоке. И у него есть всего три дня до той самой встречи, которой он так сильно боялся и так же сильно жаждал.       С работой как-то не заладилось сегодня.