Инструкция по применению: Сверхъестественная жизнь

Глава 15. Один из–за неё расшибает лоб в прошлом, другой — её выгоняет из ада в настоящем. 2002 год, Декабрь. Настроение Дина не улучшалось. С той самой ночи с «инцидентом в импале», как мысленно окрестил он то, что было, молодой человек был взвинченным, хмурым. Постоянно недоволен всем, что его окружало. Он с радостью лучше бы отправился с отцом, чем каждый день наблюдать Элис перед своими глазами. Улыбчивая, весёлая, она ни взглядом, ни словом не показывала, что помнит о том вечере. Правда, некоторые изменения всё же появились в её поведении. Она никогда не оставалась с ним наедине. Всегда находился предлог, чтобы выйти из комнаты, если вдруг оказывалось, что кроме Дина в комнате нет никого. Ни Сэма, ни Джона. С одной стороны, Дин был рад этому, потому что и без того измучился… угрызения совести, смутное беспокойство, чувство неловкости и постоянное… постоянное возбуждённое состояние. Элис всё ещё сводила его с ума. Он не знал, как ему себя вести. Они так и не поговорили о случившемся… С другой стороны, он не знал, о чём тут можно говорить? Он воспользовался её состоянием, чтобы облапать. И такие мысли разъедали его изнутри, и чтобы сделать себе ещё хуже, Дин даже в мыслях использовал грубые слова, которые заставляли его страдать и чувствовать себя худшим из худших. Не ласкать, а облапать. Не заняться любовью, а трахнуть, и всё в таком роде. Моральный урод, извращенец… Дин обзывал себя всеми бранными словами, в надежде, что в нём проснётся совесть, что эта совесть заглушит его чувства к девушке, но этого, почему–то не происходило. И он снова и снова корил себя за случившееся, снова и снова грыз себя день за днём, ночь за ночью. *** Элис чувствовала себя на грани нервного срыва. Вымотанная, без сил, она ложилась вечером в кровать. Изображать каждый божий день лёгкость, непринуждённость было неимоверно трудно. Ей казалось что, куда бы она ни зашла, в какой бы комнате ни появилась, там был Дин. Элис было тяжело смотреть на него, тяжело встречаться с ним взглядом. Она чувствовала себя униженной, ненужной, нелюбимой… Предложила ему себя, а он отверг. Брат… К чёрту! Не брат он ей. Все это знают! И её сердце это знает, знает и кровоточит. Так нельзя, нельзя больше так жить. Каждый день терпеть эту муку… она уже так устала. Напряжение сквозило в их общении, но даже если Джон или Сэм замечали его, то никак не комментировали. Они прожили в этом доме всего две недели, когда девушке вдруг показалось, что всё у них с Дином наладилось… ну более или менее. Тяжело было быть с ним в одной комнате и пытаться избегать, но не видеть его улыбки, не разговаривать с ним, как они делали это раньше, не смеяться над общими шутками… Это было ещё хуже. Элис жадно ловила каждые крохи, каждые крупицы его внимания. Каждое слово, каждый его взгляд, обращённый на неё — это было счастье, мучительное и болезненное, но счастье. И вместе с тем, это было то, что заставляло её сердце ликовать и одновременно рваться на части. Душа её измучилась от безысходности, и Элис чувствовала, что это безвыходное положение сведёт её с ума. Словно в ловушке, она заперта была в одном доме с тем, кто не любит её, а она любит его, любит искренне, сильно, самозабвенно… 2014 год, Декабрь, 15. — Элис, «радость моя», чего тебе на этот раз? — Кроули саркастично посмотрел на вошедшую девушку, скривив губы в подобии улыбки. — Что происходит? — А что происходит? Комната не устраивает, обслуживание в номере не подходящее? Демоны слишком грубые или чересчур жестокие? Или же звукоизоляция в спаленке плохая и до твоих нежных ушек снова доносятся крики и стенания мучающихся людских душ? — иронизировал Король Ада, — Или есть ещё какие–нибудь дурацкие претензии к работе ада в целом? Придумала, что–то ещё? — Смешно, Кроули, молодец. — В тон ему ответила девушка, скрестив руки на груди. — Я про то, что демоны твои как–то странно себя ведут. — Мои демоны ведут себя нормально. А вот ты — немного странно. Куколка, ты случайно не забыла, что ты человек, живущий в Преисподней, а врываешься к Королю Ада со своими дебильными вопросами, словно он твой подчинённый?! И, если ты вдруг не поняла, то слово «немного» я использовал как, охренеть какое, преуменьшение! Элис ничего не ответила на эту тираду, и Король Ада разозлился ещё больше. — Хватит ошиваться здесь, Эли, хватит высматривать всё здесь своими зелёными глазищами и хватит вынюхивать всё своим курносым носиком, — рычал Король Ада, распаляясь всё больше и больше и чеканя каждое слово, — В аду всё в порядке! Демоны в порядке! А тебе пора на выход! Пожила и хватит. Выметайся отсюда! — Ты меня выгоняешь из ада? Абсурдность её вопроса нисколько не смутила ни её саму, ни Кроули. Оба прекрасно знали, как она его доставала здесь последнее время. — Ты больше месяца тут проторчала и превратила ад в чёрт пойми что. — Кроули, у вас тут, что–то странное творится… — Элис, всё! Топай на выход со своими манатками. Если бы я знал, что от тебя столько проблем, я бы и дня тебе не позволил тут находиться. «Кроули что–то скрывает, демоны странно себя ведут… Кто–то или что–то угрожает этому месту. Что же это за тварь, что даже в аду стало неспокойно?». Девушка задумалась, последнее время она постоянно слышала слова «девка Винчестера»… Может, они говорили про неё саму, а может, и нет. Но раз Кроули ничего не говорит, то здесь Элис ничего узнать не удастся. Нужно возвращаться на землю. К тому же, она уже приняла решение… Дин. Чувства к нему не угасли, но быть с ним она не собирается. Однако, кто ей запретит насладиться радостями жизни? *** 2002 год, Декабрь, 15. Элис подошла к двери своей спальни, как вдруг услышала в коридорчике за спиной глухой звук удара и шипение от боли: — Твою мать!. Она резко обернулась. В нескольких метрах от неё стоял Дин, прикладывая руку ко лбу. Девушка за секунду оказалась рядом. — Дин, что случилось? Дай, посмотрю… — Элис отняла его руку ото лба, пальцами аккуратно убирая его волосы. Из рассеченной кожи проступили капельки крови, а шишка росла прямо на глазах. — Обо что ты так ударился?.. Она потянула его за запястье в ванную, возле дверей которой они стояли. Быстро намочив полотенце в холодной воде, Элис передала ему и усадила молодого человека на край ванны. — Сейчас, Дин, сейчас, миленький, потерпи, я принесу лёд… — Да погоди ты, — поморщился Дин, останавливая Элис, — не надо. Всё в порядке, малышка. Всего лишь шишка… Девушка, не слушая его, уже выскочила из комнаты, и уже меньше, чем через две минуты была рядом. — Сейчас обработаем, — бормотала она, — рана не глубокая, зашивать не надо… ну как же так? Дин, на ровном месте… потерпи, мой хороший. Чуть–чуть будет щипать… Она ворковала над ним, сама не замечая с какой нежностью и обеспокоенностью делает это. Ласково, максимально аккуратно, она обрабатывала антисептиком рану. Когда молодой человек зашипел от боли, девушка подула на рану… — Да что я маленький, что ли?! — проворчал Дин, пытаясь увернуться. Он забрал из её рук пластырь и подошёл к зеркалу. — Я сам. — Ты не маленький, верно, — Элис словно окатили ледяной водой. — Это я такая для тебя. Девушка резко повернулась, а Дин, увидев в отражении зеркала, что она уходит, успел перехватить её у выхода. — Погоди, Эли. Не уходи. Она, не поднимая головы, смотрела ему куда–то в грудь, подбородок девушки немного дрожал, и Дин не выдержал, он обнял её, притягивая к себе. — Ну, прости меня, Эли, прости меня, пожалуйста. — За что? — девушка крепко зажмурилась, вдыхая его аромат, такой родной, знакомый, такой любимый… Она крепко сжала руки в кулаки, ногти впились в ладони, и болью старалась заставить себя отвлечься, и не обнять его в ответ. Элис знала, что если даст себе волю, то не сможет обнять Дина «по-сестрински», она обязательно проведёт ладонями по его мышцам на руках, плавно и нежно, а потом закинет ему на шею и пальцами зароется ему в волосы… — За всё. Особенно за то, что всё испортил между нами… Сердце девушки пропустило удар, трепетная надежда загорелась в сердце… — …в ту ночь, я был сам не свой, и я не должен был тащить тебя в импалу и… — он запнулся на секунду, — и позволять то… хм… то, что было. С тихим шипением погасла надежда в груди, так и не успев разгореться со всей силы, и снова сердце забилось, но уже с удвоенной скоростью. Он жалеет… жалеет о том, что было… а ведь у них по сути ничего и не было. Девушка судорожно вздохнула. — Как–то мы по–разному помним ту ночь, — пробормотала она. Элис поняла, как тяжело ему было всё это время. Пока она страдала от неразделённой любви, проклиная его за то, что он не с ней, всё это время Дин мучился… Возможно, даже больше, чем она. Он считает её своей сестрой, ребёнком… и, по его мнению, именно он несёт ответственность за то, что было… но ведь это она! Это она сама всё устроила! Она набросилась на него, она принудила его к ласкам, а он не виноват… Она разрушила их отношения. Элис с горечью поняла, что не может заставлять его мучиться и дальше. Если плохо ему, автоматически плохо и ей. — Не понял. — Дин озадаченно нахмурился, — Как это по–разному? — он немного отклонился, чтобы посмотреть на девушку. — Нуу… — протянула она, закусив губу, — я думала, что я тебя обидела, чем–то… — Элис судорожно пыталась придумать хоть что–то вразумительное, — Я помню, что перебрала в тот вечер… и… Дин, а что было в импале? — тут же включая «трещётку», она затараторила, — Тебе пришлось от Джона скрывать, что я перепила? Я испортила обивку? Меня вроде подташнивало… я плохо помню… Вернее, — тут же поспешно исправилась она, — вообще не помню, ничего не помню. Утром я проснулась в номере. Болела голова, — конечно Эли умолчала о том, что болела она не от выпитого, а от бессонной ночи, она прорыдала все часы до самого рассвета. — А там уже Сэм налетел, и этот общий сбор в номере Джона… А ты был такой хмурый… и я решила, что ты обижаешься на меня, что ты сердит… и… мне, если честно, очень неловко и стыдно… — эта фраза была правдивой, поэтому далась ей чуточку легче. — Я избегала тебя всё это время… извини, я больше не буду причинять тебе неудобства, я не хотела, чтобы это затянулось, так надолго… но я честно–честно не хотела, чтобы мы поссорились, просто не знала, как мне быть, и в итоге вот… вот, что получилось… А ты всё время повторяешь, что я ребёнок… А я… Нет! Ну, ты вспомни себя! Ну, разве не было у тебя такого? Я вот прекрасно помню, как ты однажды нашёл недопитую бутылку виски у Джона и выпил, а ведь тебе было всего пятнадцать, а мы с Сэмом тебя прикрывали, когда папа вернулся домой. А ещё, вы с Сэмом однажды напились… Ему было всего шестнадцать… Я не оправдываю себя, но… Просто не хочу, чтобы ты злился. Ну, извини меня, пожалуйста… Вся эта ссора, это просто недопонимание и какое–то недоразумение… и… Дин… я соскучилась по тебе. Очень… — закончила она неловко. Дин смотрел на девушку, ничего не понимая. «Что она несёт? Врёт… Губу закусила… Точно врёт! Так и не избавилась от этой привычки. Врёт. Но в чём именно? А может, она действительно не помнит? Но как такое может быть? Я тут лоб из–за неё расшибаю, а она даже этого не видит, не замечает… Вообще, не понимает, в каком я состоянии из–за неё… А сейчас стоит и извиняется чёрт пойми за что…». Он приложил руку ко лбу. Пульсирующая боль в голове усилилась. Всего несколько минут назад всё было плохо, до одури хреново, но, по крайней мере, всё было понятно. По его мнению, она его избегала, потому что он её лапал в той импале. Да он хотел её ТАК сильно, что, в каком бы возрасте девушка не была, она бы это поняла. Даже сейчас, он только что шёл по коридору, когда Эли вышла из этой треклятой ванной, в этом тонком треклятом халате на обнажённое влажное тело. И он, как последний треклятый придурок, просто тупо налетел на треклятую дверь, потому что смотрел не туда, куда надо… он смотрел на неё, на стройные ножки, на то, как ткань облепила её тонкую талию, переходящую в бёдра и попу, и чуть сам себе мозги не вышиб, ударившись о косяк двери! А в итоге, она просто, как любой подросток, ну или не любой, но многие так делали, сбежала в тот вечер от тирана–отца, от надоедливых братьев и выпила, выпила много пива в каком–то баре? Но неужели настолько много, что совсем не помнит… Мир Дина перевернулся. Было плохо, но понятно. А вот сейчас, она своими словами немного выправила ситуацию, но всё перекрутилось совсем уж странно… Дин понял, что запутался окончательно. — Эли, я… тоже соскучился, — пробормотал он. «Надо будет, наверное, подумать ещё немного про это всё, — подумал Дин и, коснувшись шишки в очередной раз, поморщившись от боли, он добавил: — А может, и не немного, но уж точно не сейчас, потом. Позже». Он не может больше заставлять её мучиться какими–то там угрызениями совести и чувством вины. «…К тому же вымышленными, надуманными! Потому что то, что она тут наговорила… этого не было! Было всё совсем по–другому. Это я мудак и сволочь, а она сказала совсем обратное и… Так. Стоп. Позже». — Напомнил он сам себе. — И нет, глупышка, я на тебя не злился и не обижался. Мне не за что. И уж точно никто ничего не знает про тот вечер. «Я, видимо, вообще единственный. Даже ты не помнишь, — мысленно обратился он к ней, — но это и к лучшему». — Отец не в курсе про тот вечер. Эли, а хочешь, я привезу тебе что–нибудь? Сейчас сгоняю куплю тебе мороженое или… — Не надо, — Элис, наконец, нашла в себе силы поднять голову и посмотреть ему в глаза, — Я ничего не хочу. К тому же, у тебя голова болит. Ты же шёл в душ, когда ударился, да? Я пойду, а ты… — она отвела глаза, — в общем, я пойду. — А хочешь, посмотрим какой–нибудь фильм? — Как раньше? Она посмотрела на него, а у Дина сердце сжалось от мысли, что никогда уже не будет, как раньше. Он не сможет её вырезать из сердца, не сможет вставить обратно слово «сестра» напротив её имени, как это было ещё недавно. Нет, он никогда не сможет больше воспринимать Элис как сестру. Уже прошло больше года, а становилось только хуже и хуже. И вот, дошло до того, что он сам себя лишил общения с ней и всё из–за своей несдержанности. Сейчас он так завидовал Сэму, который понятия не имел, каково это — любить и хотеть Элис. — Да, как раньше, малышка, — улыбнулся он, — только без Сэма. Он в своей библиотеке, видимо, решил заночевать. — Ладно, — кивнула она головой и неуверенно улыбнулась. — Но уверена, что он всё–таки рано или поздно объявится. Я пойду, сделаю нам попкорн, а ты не задерживайся. Кстати, Джон звонил, вас не было, он сказал, что приедет послезавтра. — Хорошо, — кивнул головой Дин. — Сэм, попкорн, Джон. Информация получена. Иди, выбирай фильм, а я мигом. Элис вышла из ванной комнаты на ватных ногах и прижалась спиной к стене. Она медленно выдохнула и снова глубоко вдохнула. Затем посмотрела на свои дрожащие от волнения руки, пытаясь заставить их подчиняться себе, а не внутреннему состоянию. «Попкорн. — Девушка нахмурилась, — Да, точно, я обещала сделать попкорн, это не сложно. С этим я справлюсь. Жить можно. Просто нужно делать в этой жизни всё поэтапно. Попкорн. Я потом подумаю про всё остальное. Не сейчас. Позже. Сейчас я буду с Дином смотреть фильм… с Дином, которого люблю, которого хочу, который сейчас выйдет после душа, а я все так же стою под дверью, готовая растечься здесь лужицей!». Дурацкие мысли о лужах привели в чувство. «Всё потом. Сейчас… — она посмотрела на себя, — нужно переодеться и… боже! на мне ничего нет, кроме халата… — Следующая мысль отдалась тупой болью в груди, — а он… он даже не заметил…» — это лишний раз напомнило ей, что она для него сестра, ребёнок, которого невозможно любить и хотеть, как девушку. А то, что было в импале, это лишь алкоголь в его крови. И сожалеет он о том, что было с того самого вечера, вот уже две недели грызет себя, не зная, как с ней общаться. «Ох, Дин, знал бы ты, как я тебя люблю… Может, сжалился бы, и попробовал бы полюбить меня в ответ. А если бы не получилось, то моей любви хватило бы на нас двоих…» Элис с трудом заставила себя оторваться от стены и пойти в комнату, чтобы одеться. В спальне в очередной раз пришло понимание, что ей не место в этом доме, не место рядом с Дином. Сегодня она выкрутилась, сегодня она справилась. Но что будет через полгода, год? Два? Что будет, когда у неё не останется сил притворяться? Что будет, когда он поймёт, как она его любит? Как он на неё тогда посмотрит? Как будет себя вести с ней? Так же, как эти две недели? Это такое испытание, это такая боль, такая мука… Как бы то ни было, как бы она сейчас не рассуждала, про то, что он мог бы сжалиться… Нет. Жалость она не сможет от него вынести. Ненависть. Да. Злость. Это лучше. Это намного лучше, чем жалость. Она заберёт у него самое дорогое, самое любимое и ценное… Но это потом. Элис даст себе ещё немного времени, подарит себе ещё несколько воспоминаний с ним, а потом положит конец этим терзаниям. По крайней мере, она попытается.