Обрыв

      Звучала спокойная музыка, фонари приглушили, и, как Сириус и предполагал, весь вечер обсуждалась пропажа «Падения». Никто даже не мог подумать, что эта картина хранится в доме у того самого черноволосого юноши, сына директора лондонской галереи, откуда картина была украдена, который снова появился на закрытой вечеринке и теперь под медленную музыку, расслабленно танцевал Мэри Макдональд.       Кудрявая Мэри Макдональд, маленького роста и с мягкими черными глазами, девушка, выросшая с кистью в руках, чей отец является одним из самых значимых бизнесменов их времени, очаровательно и пьяно улыбалась, смотря на Сириуса. Они начали болтать, едва Блэк переступил порог помещения.       Вечер был отравлен неприятным осадком отмененной выставки, украденной картины, но Сириуса это не волновало. Постепенно кто-то напивался, и забывал о случившемся. И все было хорошо, просто замечательно — и темные глаза Мэри, ее мягкие ладони, лежащие на его плечах, светящаяся улыбка и тепло тела, отуманенный виски рассудок, и вот минувшая ночь покрывается серебристо-туманным забвением.       Оказавшись у барной стойки его взгляд пробегается по столикам, где сидели люди, и там он узнает и Крауча, и Розье, и Фортескью... Не узнает только парня, сидящего около Алисы.       Мысли о тоненькой Алисе вызывали у Сириуса усмешку. Он не был с ней близкими друзьями, но они знали друг друга. Сириус все еще отчетливо помнит, как они флиртовали около барной стойки, и как Сириус решил пошутить над Фортескью, украв со следующей выставки через месяц одну из ее картин. Он не может сказать, зачем это сделал, но ему нравилось творчество Алисы. Он не считал, что делает что-то хорошее, но и игнорировал факт того, что он откровенный вор. Для него это была забава, и эта картина все еще лежит где-то у него в шкафу.       Алиса повернулась, заметила Сириуса и мягко ему улыбнулась. Предавшийся таким воспоминаниям Блэк без зазрения совести послал ей очаровательную улыбку, а затем он встретился взглядом с ее собеседником, и сразу почувствовал, как потяжелела его рука, держащая бокал, как осушилось горло и улыбка перестала быть естественной. Она быстро слетела с его лица, а неизвестный юноша с кудрявыми пшеничными волосами, темными глазами слабо улыбнулся, в его глазах проскользнула странная грусть при виде Блэка, и он отвернулся, почти не обращая внимания на парня у барной стойки.       Сириус потерял свое хорошее настроение как по щелчку пальцев, музыка стала слишком громкой, Мэри Макдональд слишком навязчивой и надоедливой, а помещение слишком душным. Он сказал ей, что ему нужно отойти, и удалился в сторону туалетов, но в последний момент свернул к двери, и через запасной выход вышел на улицу.       Вечером стало прохладнее, он натянул свою кожаную куртку, оперся о стену, зажег сигарету и сделал глубокую затяжку.       — Извини, у тебя не будет закурить? — раздался незнакомый хрипловатый голос за спиной через пятнадцать минут после того, как Сириус вышел на улицу и выкуривал уже третью сигарету.       Он автоматически потянулся в карман, доставая пачку «Чапмана» и протягивая ее незнакомцу, которого еще не видел. Как только его рука протянулась к пачке, случайно задела теплой ладонью обледеневшие пальцы Сириуса, Блэк вздрогнул.       Он медленно обернулся, встречая спокойное лицо, глубокие шоколадно-карие глаза, взгляд, сбивающий дыхание. То был собеседник Алисы Фортескью. Юноша мягко улыбнулся Сириусу, доставая зажигалку и отходя от Блэка, не желая нагружать того своим присутствием. Сириус смотрел тому в спину, чувствовал, как желудок совершает кульбит.       — Спасибо, — сказал незнакомец через плечо, вдыхая сигаретный дым.       — Не за что, — охрипшим от молчания голосом ответил Сириус и прокашлялся.       Они стояли в пяти метрах друг от друга достаточно продолжительное время, пока Сириус, наконец, не спросил:       — Я не видел тебя раньше, — сказал он       — Я здесь впервые, — ответил незнакомец, поворачиваясь в сторону Блэка, и Сириус почувствовал, как его резко бросает в жар.       — М, понятно, — сказал Сириус, пялясь себе под ноги, стараясь на засматриваться на глаза и лицо парня, — И какими судьбами?       Сириус решил, что хуже уже не будет. Совсем вышедший из строя, не понимающий, куда он падает эти последние дни, не зная, как найти выход из непроглядной тьмы, периодически цепляясь за светлые островки, но вновь их теряя, Блэк начинал отчаиваться. Его швыряло из стороны в сторону, потерянный Сириус решил, что ему необходимо отвлечься любой ценой.       Незнакомец пожал плечами.       — По мелким выставкам, из места в место, удалось попасть на эту. Жаль, что все так вышло, — сказал он, грустно усмехаясь.       — Ага, — ответил Сириус, ловя себя на мысли, что ему тоже почему-то жаль, что все сорвалось, — Очень жаль.       — Какая-то странная шутка судьбы, — сказал Римус, — Моя первая крупная выставка, а картина канула в лету. Черт знает, где она теперь. Ты же слышал, да?       Сердце пропустило удар, когда он сказал эти слова. Сириус почувствовал уксусный привкус на языке, первый горячий румянец, который не было видно в темноте, вышел на его щеках, не моргая он уставился в никуда.       — Да, — сказал он тупо осипшим голосом, — Значит это...       — Представляешь, кто-то решил утащить мою картину вместе с картиной Реддла. Наверное, стоит считать за удачу, да? То ли смейся, то ли плачь...       Сириус увидел перед глазами «Обрыв», ему стало еще холоднее, и он больше не мог поднять взгляда на незнакомца, имя которого оказалось Римус Люпин.       Римус медленно подошел немного ближе.       — Так, как тебя зовут? — спросил Люпин наконец, и Сириус рассеяно обратил к нему свой корпус, глядя на него своими потерянными глазами.       — Сириус, — ответил он.       — Римус, — произнёс он мягко, тепло, протягивая свою руку.       Сириус в полумертвенном состоянии протянул ему свою тонкую, ледяную руку, и тепло Люпина пронеслось от самых пальцев до мозга, ударяя по голове.       — Рад знакомству, — не своим голосом сказал Сириус, не сразу выпуская свою онемевшую враз руку, и Римус грустно ему улыбнулся.       Впервые Сириус почувствовал тянущее его вниз чувство, рвущее изнутри, опускающее к земле, притягивающее за воротник рубашки, удушающее, и одновременно такое приятное, манящее. Это было мазозистическое желание, находиться около Римуса Люпина, создателя «Обрыва», который Сириус Блэк этой ночью тихо украл, забыв обо всем другом.       — Как думаешь, — внезапно спросил Сириус, стряхивая пепел с сигареты, — Они смогут найти ее?       — Не знаю. За пять лет, которые кто-то крадет картины, еще ни одной не вернули. Поэтому, сомневаюсь. Скорее всего ее утащил тот же человек. И «Падение» больше не сможет увидеть мир.       — Ты так переживаешь за «Падение»? — тихо с усмешкой спросил Сириус, впервые поворачиваясь к Римусу целиком. Люпин выше него, смотрит слегка сверху вниз, и его взгляд — мягкий, удивительно спокойный и взрослый совершенно обескураживает Сириуса.       — Это произведение мирового уровня, — сказал Римус, — И его пропажа надолго запомнится.       — А что насчет «Обрыва»?       — Ты запомнил название? — усмехнулся Римус, — Ты даже не видел ее, какая разница, что будет с этим маленьким, ничтожным полотном.       — Я видел его вчера вечером, — сказал Сириус настойчиво, не отрывая взгляда от глаз Римуса, — Я видел картину вчера. Я ее запомнил. Зашёл в новый зал, где она и висела.       — Запомнил? — не веря ушам, усмехнулся Римус, и от этой мягкой усмешки снов побежали мурашки, легким не было достаточно воздуха, кровь в венах бурлила, дыхание учащаось.       — Запомнил, — повторил Сириус, — И эта кража куда крупнее пропажи «Падения» самого Тома Реддла, — закончил он шепотом.       Между ними повисла тишина, резкая и пустая, натянутая, и оба не сводили глаз друг с друга, осмысливая последние слова. Сириус не понимал до конца, что сам сказал, но слова неслись из него сами, выливались наружу, уносились проходным ветром, ходя по краю он признавался в чем-то сокровенном, тайном, совершенно ужасном, и Римус смотрел на Сириуса, совсем не понимая этого черноволосого юношу перед собой, глядевшего на него своими чистыми голубыми глазами.       — Ты перепил? — спросил Римус со смешком, румянец на щеках Сириуса вышел еще сильнее.       — Нет, — сказал Блэк. Его уже начинало уносить, когда он медленно танцевал с Мэри Макдональд, но вид Римуса отрезвил его, или, точнее, перенес в другое измерение, где Сириус Блэк больше не казался себе неуловимым и хитрым преступником, теперь Сириус ощущал себя как обычный вор — укравший частичку души Римуса Люпина, и он не понимал, простил ли себе это преступление.       — Ладно, наверное, не стоит больше о грустном? — попытался увести разговор Римус, и Сириус неловко потоптался на месте, сожалея о сказанных словах. Он не понимал, как произнёс это вслух, но он коротко кивнул на вопрос Римуса, уводя взгляд.       Они вернулись в помещение, где чувствовался терпкий запах алкоголя, смех девушек и юношей в перемешку с серьезными разговорами взрослых искусствоведов, художников, ужасно умных людей. Две контрастные краски переплелись, сочетались в несовместимом дуэте.