Хвостик

В чайнике закипала вода. Пузырьки бурно подпрыгивали и разлетались у самой поверхности, красная подсветка отражалась на глянцевитых боках глиняного горшка, остывающего на плите. Семья была в сборе. Папин младший брат, большую часть года пропадавший где-то на юге, привез из последней поездки молодую жену. Чонин взглянул на нее только раз — и сбежал за детский стол, плотно закрыв дверь на кухню. Мелочь бесилась. Гул тик-токов, ютуба и какой-то онлайн-игрушки на телефон скрадывал звуки гостиной. Чонин давился чаем, вплетая в воздух свою долю шума, и переговаривался со старшим племянником. Тот собирался поступать в столицу и сейчас усиленно готовился к экзаменам. Временами он отвлекался на входящие сообщения, и его уши бурели, становясь почти такого же цвета, что и горшок на плите. Телефон на столе булькнул, и Чонин отвлекся тоже. Отвечать не стал. Англичанин что-то писал, писал и писал — уведомления выводили из себя, и нужно было лезть в настройки, а лучше и вовсе бросить в чс, но это это было так заморочено, разбираться в интерфейсе не хотелось, и он все время откладывал, продолжая вздрагивать и хвататься за телефон. На экране высветилось: «Я соскучился». Измена Чонину претила. Он говорил себе это каждый раз, каждый раз. Усталость забилась в шею и плечи, заставляя крутиться в кровати. Спать не хотелось. Он представил себя в воде, взмахнул воображаемым русалочьим хвостом, откинул челку с лица, всмотрелся в перепонки между пальцами. Проходящее сквозь бирюзовую толщу солнце высветило круглое брюшко Хвостик и присборенную органзу ее плавников. Выпуклый черный глаз смотрел с потусторонним спокойствием. Хвостик проплыла перед лицом Чонина, и ее кремовый хвост повязкой лег на глаза. Он выдохнул. Вода давила на плечи. Англичанин писал весь вечер, и помимо своей воли Чонин обнаружил, что отвечает, как будто не мог контролировать руки. Кто-то другой набирал за него сообщения, кто-то другой улыбался в экран, чье-то чужое сердце горело в его груди. В горле стоял ком от каждого «Давай встретимся». Ночью англичанин прислал: «Хочешь, приеду?» — Чонин оставил сообщение в непрочитанных. Его пугала идея нырять в темноту, а потом в машину, плыть по ночным улицам, изгибающимся, как водоросли. Он хотел увидеть его. Он хотел никогда не быть с ним знакомым. Чонин встал с кровати и принялся одеваться. Вина давила на плечи — не помогали никакие растяжки. В кофейне в ночную смену сидел утренний бариста. Тюльпанно-розовые волосы поникше обрамляли лицо. Он спал так крепко, что даже музыка ветра не заставила его поднять голову. Заснул недавно: еще поднимался пар над стаканчиком кофе и не успел потухнуть айпад на краю стойки. Чонин тихо коснулся чужого плеча. Бариста по-птичьи встрепенулся и поднял голову вверх. Сонно моргнул. Потер глаза, размазав золотые блестки по лицу. Пятнышки подводки в уголках запали в морщинки. Они с Чонином смотрели друг на друга, пока бариста не встрепенулся снова. — Ах, это вы… Готовы сделать заказ? Он посмотрел в окно и вдруг широко распахнул глаза. Темнота удивила его, и он захихикал. Чонин вопросительно наклонил голову. Бариста помахал рукой перед лицом и пояснил: — Просто вы всегда заходите по утрам, и я подумал, что проспал всю ночь. Вам как обычно? Или по ночам вы пьете что-то другое? Голос со сна был хриплый. Чонин почувствовал, как мурашки спустились от затылка вниз по шее, и подавил желание зажмуриться. — Да, — неловкость разлилась в воздухе. Бариста захихикал снова. Он был милым. Чонин поморщился. — То есть другое. Латте на банановом с соленой карамелью, пожалуйста. И затем добавил: — Извините, плохо спалось, немного подтупливаю. — Да, — ответил бариста и улыбнулся. Губы у него были большие и полные, — то есть я тоже плохо сплю и подтупливаю. Чонин сел за столик в углу, привычно спрятавшись за полузасохшей монстерой. Слева стоял большой горшок с фикусом. Широкие глянцевые листья отражали свет фитолампы. С сетки на потолке свисали лианы и плющ. Чонину нравилось это место. Кофейня работала круглосуточно, и в период сессий весь университет стекался сюда ночами. Владелец был знаком с ректорским корпусом, и для студентов, кажется, действовала какая-то бонусная программа — Чонин уже год находил упоминания в соцсетях, но чтобы разобраться, нужны были время и силы, а его устраивало все как есть. Он перевёл взгляд на «называйте меня Хенджином, пожалуйста! И мы можем перейти на "ты"». Из-за низкой стойки виднелся его широкий светло-голубой джинсовый комбинезон с потертостями. Бежевая оверсайз футболка открывала руки, длинные волосы прятали шею, фартук подчеркнул тонкую талию. Хенджин был красив, как девушка. Он что-то напевал, переключая рычаги большой кофемашины, и взбивал молоко. Чонин загляделся. Почему он не влюбился в кого-то вроде Хенджина? В кого-то очевидно хорошего, милого и нелепого, похожего на квира гораздо больше, чем тридцатипятилетний мужик с кафедры английской филологии. В кого-то, у кого бы не было жены и двенадцатилетней дочери. В кого-то, для кого бы Чонин был важен первостепенно, а не по остаточному принципу. Он бросил взгляд на телефон. На экране светилось «Спокойной ночи, лисенок 😘❤». Свою дочь англичанин называл мышонком. Чонина затошнило. Он вспомнил об аквариуме, чтобы успокоиться. Помыв руки, в воду можно было опустить пальцы и ощутить прохладу. Чонин постоянно так делал, когда был подростком. Он тяжело сходился с людьми, и пока другие проводили время с приятелями из школы, он приходил домой и часами смотрел на рыб. Чонин сам хотел бы стать рыбой. Он часто представлял раньше, как играет с Принцессой и Хвостик, а маленькая Булочка соревнуется с ним в плаванье наперегонки. Плавал он плохо. Большая вода вызывала страх. Психолог говорил, что аквариум должен помочь, и родители завели рыбок, но Чонин так и не смог разделить любви к океану. Он боялся утонуть настолько сильно, что всегда представлял себя уже под водой, медленно опускающимся на дно. Этот образ преследовал его в реальности и во снах тем чаще, чем тревожнее он себя чувствовал. Порой ему казалось, что он никогда не сможет выплыть обратно, и его удел — смотреть на то, как солнечные лучи меркнут, пока наконец не наступает абсолютная темнота. Чонин боялся темноты и того, что в ней прячется. Хенджин поставил на столик стаканчик с латте и неловко замялся. Он снял фартук, и Чонин заметил ромашки, вышитые у него на груди. Сквозь дырки в штанинах проглядывали небритые ноги, торчали голые розовые коленки. На правой Чонин заметил вытянутый старый шрам. Хенджин прочистил горло. — Я могу тебя отвлечь? — спросил он. — У меня почти закончилась смена, и я хотел пригласить тебя прогуляться, потому что там хорошая погода, а тебе как будто надо проветриться, и если ты откажешься — все нормально, я понимаю, что это звучит странно, просто подумал… Хенджин говорил что-то ещё, нервно жестикулировал, и носок его красных кедов со смайликами ковырял плитку на полу. Чонин не понимал, почему тот так нервничает, но вдруг тоже почувствовал, как щекотно шипят в груди пузырьки волнения. — Ладно, — прервал он ломающего руки Хенджина. — Ладно? — повторил Хенджин, и на лице его отобразилась мука. — Все правда в порядке? Ты правда не против? «Он милый», — подумал Чонин и улыбнулся. Под крышечкой опять было сердце из пенки.