Сорочка

У Кисы были гладкие рыжие волосы. Бриллианты в ушах, на пальцах, в волосах — заколки. Она брала руку майора в свою. Улыбалась, наклоняясь чуть ближе. Полутьма зала целовала её голые плечи, как он когда-то. У неё были самые лживые глаза в мире. Такие… Наивные. Блестящие. Восторженные. Она смотрела так, будто ловила каждое слово. Малина дёрнул щекой. Во рту было горько. Он все равно хотел именно эту. Подумаешь — сам бросил… Было. И что такого? Он всех бросал рано или поздно, а с Кисой вообще мутил целых два месяца. Для него трахать одну и ту же бабу на протяжении столь долгого времени было едва ли не подвигом. Было. Да. Было. У Малины с ней всё уже было. И секс — в коленно-локтевой, когда он сгребал в кулак рыжие волосы и гнул её спину. Вдавливал в постель своим весом. Приводил к себе домой. И когда он жадно зажимал её в углу примерочной — лоснящуюся блеском новой норковой шубы. Нагло забирался под юбку. Потом игнорировал сконфуженную продавщицу, прячущую глаза. Киса не прятала, а наоборот — цвела и пахла. Ей нравилось, что все о них знают… Всё это уже было и не раз. И волосы, и ноги, и губы. Надоело, приелось. Когда стало совсем невмоготу, то Малина отдарился бриллиантовым браслетом, и всё кончилось. Принёс огромную бархатную коробку. Киса долго смотрела на сверкающие, переливающиеся на свету бриллианты и молчала. Ни скандала, ни истерики, никаких обид… Просто смотрела. А сейчас Малина смотрел на Кису — без бриллиантового браслета, но в той шубе, что он ей купил. Волосы — рыжие, он помнил, как сминал их в кулаке. Шея — нежная, он её целовал до синяков. И вот она сидела не с ним. Улыбалась — он видел, как двигался не накрашенный, натурально розовый рот. Как она смеялась. Как она убирала прядь волос. И Малина хотел её так сильно, как никого никогда не хотел. А она, наверное, теперь хотела майора.