Сорочка

— Не хотите… Выпить со мной вечером? Нет, у Малины всякое бывало в жизни, конечно, но он не припоминал, чтобы бабы его сами куда-то приглашали. Приглашения ждали, само собой, это да. И глазки строили, и хвостами вертели… Но аж приглашать — эт прям нонсенс! В другой раз Малина может и согласился бы… Девчонка была хорошенькая, хоть и шибко молоденькая — такие мозгами и верностью не отличаются, сначала лезут в постели к мужикам побогаче, ищут папика, а потом кувыркаются со студентиками, типа по любви дают. Молодые девахи — существа безмозглые. Но красивые. Короче говоря, рановато ей было таскаться выпивать с мужиками. Зелёная совсем. К тому же, у Малины ещё была Ренатка — да, воротящая нос порою, но в принципе нормальная, пока не очень наглая. Да и брала дёшево… Но и девочку обижать не хотелась, опять же. Одета бедненько, но чистенько. Прилично прям… Ваще. Джинсовая юбка, белый свитер крупной вязки, ботиночки, продуваемая курточка… Коленки голые. Нервно переступала с одной ноги на другую, как цыпленок, тревожно сжимала ремешок сумки. Волновалась, видать… Обалденные ноги, кстати, отлично бы смотрелись у Малины на плечах… Но как-нибудь в другой раз. Волосы длинные, рыжие, заплетены в косу. Лицо доверчивое такое… Трогательная вся. Но это как в музее. Смотреть можно, а трогать нельзя. Малине страшно не хотелось её обижать. Но и вести куда-то малолетку — ей на вид было не больше шестнадцати — тоже не хотелось. Типа палка о двух концах. И хочется, и колется. Да и куча «но» есть. — Малая… — он поднялся, громыхнув стулом. Девчонка стала ещё меньше, даже до плеча не достала. Дышала когда-то в грудь, и Малине страшно хотелось её приобнять. Нежная, славная. Была у него слабость к студенточкам. Чем распущеннее они были, тем слабее Малина становился. А тут гля — сама зовёт! Всё ж ясно как белый день… Мужик нужен… Ну или деньги. Или и то, и другое. — Не пойдёте… — не спросила, а констатировала факт. Задрала голову и похлопала длиннючими ресницами. Низ живота привычно скрутилось... Да, стоило звякнуть Ренатке. Малина дёрнул щекой. — Малая, — мирно прогудел он и всё-таки положил руку ей на лопатки, очень осторожно, но безо всяких там намёков, — ну какой тебе выпить? Тебе в куклы играть. И обречённо принялся ждать слез. Знал, что она щас разревется. Бабы всегда ревут, когда не получают то, чего хотят. Но нет… Девчонка сильно побледнела, потом пошла красными пятнами. Торопливо опустила голову и принялась сконфуженно извиняться. Потом суетливо застегнула курточку, нервно улыбнулась — улыбка дрожала, неловкая, застенчивая. — Извините… Я поняла… — пробормотала, а через секунду и след простыл. Сбежала, сверкая пятками. Оставила после себя запах сладких духов и какое-то горькое послевкусие… Малина обескураженно пялился ей вслед целую минуту. Потом сел обратно, взялся за бумаги, но дело как-то не ладилось, всё из рук валилось. [Глаза у девчонки — студёные, зелёные. Русалочьи.]