La Eme

— Эти копии нужно будет передать Чон Чонгуку, — задумчиво проговаривает Тэхён, откладывая на край стола увесистую чёрную папку. — И запроси с него отчёт по прошедшему за последний месяц трафику. Мне нужно знать, сколько поставок прошло за тот период, и сколько ожидается за предстоящий. Надо будет предупредить портовых, чтобы гавань не перекрывали. — Я не твой секретарь, — буднично отвечает Юнги, закидывая ногу на ногу. Тэхён, сдувая со лба упавшую из идеальной укладки прядь, полощет омегу скептическим взглядом. — Не забывайся. — И не думал, господин Ким, — уже язвит Мин. У них всю жизнь отношения складывались тёплыми и дружескими. Только изредка приходится держать субординацию. Тэхён, на самом деле, и не злится на Юнги, когда тот ему дерзит, прекословит, порой подшучивает и издевается – они, в первую очередь, друзья, а лишь потом глава Нуэстра Фамилии и его правая рука, но для проформы, особенно, когда Ким находится не в самом лучшем расположении духа, Юнги приходится слушать лекции. Год за годом, долгие десятилетия совершенно ничего не меняется. И порой этот застой начинает угнетать. — Вызвони Чон Хосока, — продолжает Тэхён, вернувшись к бумагам. Их после подписания контракта с Чонгуком навалилось немало, работать пришлось все выходные, а потому в понедельник утром он хмурится из-за боли в голове, что вызвана недосыпом, и нервно крутит в руках чёрную перьевую ручку, не боясь чернилами запачкать белую шёлковую блузу. — Встреться с ним на нейтральной территории и передай все бумаги. Желательно, до завтрашнего дня. — Нельзя передать их с третьими лицами? — без интереса спрашивает Юнги, уставившись в окно. В Талуке как всегда изрядно солнечно и жарко. Хоть раз бы пошёл дождь. — Может, тогда голубиной почтой? — Тэхён снова смотрит на омегу с недовольством. Юнги пожимает плечами, позволяя лёгкому кремовому пиджаку съехать с одного плеча. В кабинете в одном из бизнес-центров Талуки прохладно, кондиционеры тут, кажется, работают круглый год, но Мину начинает казаться, что в нём невыносимо душно. Он готов хоть сам привязать папку к лапкам голубей и отправить их к особняку Чон Чонгука, лишь бы не видеться лично с его персональной головной болью. Юнги не может наедине оставаться с Чон Хосоком. Он просто этого не вынесет. — Я не желаю слушать этого бреда, — холодно чеканит Тэхён. — До завтрашнего дня все бумаги должны быть переданы лично тобой в руки Чон Хосока. Можешь даже лично Чонгуку их отвезти, если до него доберёшься. У него отвратительная привычка игнорировать входящие звонки, — добавляет он, закатывая глаза. — Ты вообще считаешь, что это хорошая идея? — интересуется Мин, нехотя поднимаясь с удобного кожаного кресла. — Заключать контракт с Ла Эмэ? — Юнги кивает, останавливаясь напротив омеги. — Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, верно? — Тэхён хмыкает, разворачиваясь к правой руке лицом. — Надеюсь на плодотворный союз. — Насколько плодотворный? — тянет губы в полуухмылке омега. Тэхён качает головой. — Не настолько, насколько он плодотворный у тебя с Чон Хосоком, — на удивление спокойно произносит Тэхён, разворачиваясь обратно к столу. Юнги так на месте и остаётся, хлопая глазами. Ему послышалось? Откуда… — Жасмин с макадамией неплохо сочетается, — озвучивает ответ на мысли Юнги Ким. Прошло около двух дней, и то, что их запахи так сильно вдруг смешались, что до сих пор оставляют свой след, выбивает у Юнги почву из-под ног. Он хотел, чтобы это лишь единожды считалось его мимолётной слабостью. Всего лишь секундное желание, не имеющее значения. Это не должно было вылезти наружу. Юнги хочется от стола отскочить, как от огненного утюга, но он медленно забирает с края стола папку и, сжав её в пальцах, отходит на пару шагов в сторону. — Это… — Меня не волнует, Юнги, — безразлично отвечает Тэхён. — Правда. Он хорош собой, я бы тоже с ним переспал. — Ты замужем, — растерянно напоминает Мин. — Был бы ещё от этого мужа толк, — эту фразу Тэхён бормочет себе под нос, видимо, желая оставить её в своих мыслях, как что-то личное, но Юнги её отчётливо слышит. Он не собирается никого учить жизни – с Тэхёном этого сделать просто невозможно, – а потому он коротко кивает и направляется на выход из кабинета, чтобы всё же передать папку, может, даже лично Чонгуку, но у дверей его чуть не сбивает с ног Матео, толкая омегу плечом. Юнги, раскрыв глаза, наблюдает за альфой, останавливающимся напротив мужа, что даже не поднимает глаз, продолжая крутить в руках ручку. — Ты заключил контракт с Чон Чонгуком, не поставив меня в известность? — озлобленно шипит он, упираясь ладонями в стол. — А надо было? — равнодушно интересуется Тэхён, откладывая ручку в сторону. Он отрывает взгляд от бумаг, смотря на Юнги, что под тяжёлым взором тут же испаряется из кабинета, понимая, что это требование оставить супругов наедине, и переводит глаза на Матео, откидываясь на спинку кресла. — Что бы ты изменил? Матео не на шутку злится, играя желваками: — А то, что я глава Нуэстры, тебя не волнует? — Юридическая. — Тэхён! Не зли меня… — предупреждающе рычит альфа. Тэхён злобу совершенно игнорирует. Его чужие эмоции совершенно никак не касаются. То, что кто-то не умеет их контролировать – пусть это даже его родной муж – совершенно не его вина. Он смотрит на Матео привычно хладнокровно, словно они и не женаты дюжину лет, и вскидывает бровь, интересуясь: — А то что? — Ты должен был сначала согласовать это со мной! Хочешь, чтобы от нашей империи ни черта не осталось? — Матео отнимает руки от стола, становясь к омеге вплотную, что с вызовом смотрит в глаза, сложив руки перед собой, и цедит сквозь зубы ему в лицо: — Ты понятия не имеешь, что из себя представляет этот Чон, а уже так быстро согласился на сотрудничество, несмотря на то, что десять лет отказывал его отцу? Или он просто так хорошо тебя трахнул, что ты как сопливая малолетка повёлся на его чары? Матео пышет злостью и ненавистью. Именно это Тэхён видит в чёрном мутном взгляде, словно альфа готов вот-вот сорваться и свернуть ему шею, он слышит в его словах столько яда, сколько ни разу в жизни не слышал от всех своих врагов вместе взятых, но они почему-то его ничуть не обижают. Тэхён только тихо смеётся на такое громкое заявление, поднимает руки, поправляя рукава элегантной блузы, а затем резко оставляет на алой от гнева щеке альфы хлёсткую пощёчину, чувствуя, как из-за колец на пальцах обжигает кожу. И с ответной злостью режет ледяным тоном голоса застывшее пространство: — Закрой. Свой. Рот. Матео трёт щёку ладонью, отходя от омеги на пару шагов назад. — Значит, я оказался прав? — Значит, — Тэхён поднимается на ноги. Он подходит вплотную к мужу, ровняясь с ним, и вздымает подбородок: — что я посчитал правильным поступить именно так. И если это вдруг окажется моей оплошностью, то это разрушит лишь мою империю. Не забывай, Матео, кто вложил в Нуэстру все силы и связи, чтобы она не пала прахом. Не забывай, кто поднял её со дна. Будь у истоков ты, моя семья осталась бы грязью под ногами Талуки. — Ох, да? — с истеричной нотой в голосе кривится альфа. — Что ты говоришь… — взгляд едкий. Тэхёну на него хоть бы хны. — Вспомни тогда, почему я позволил тебе управлять семьёй негласно. — Потому что я хорошо сосу? — с усмешкой выгибает бровь омега. — Помнится, именно это ты когда-то и сказал мэру города. С того вечера прошло лет пять – Тэхён уж точно и не вспомнит, сколько прошло времени – но он прекрасно помнит, как изрядно перебравший на приёме у городской власти Матео посмел его словесно унизить. Тэхён сделал вид, что этого оскорбления в свой адрес он и не услышал, устраивать скандалы – не его интерес, он гораздо выше склок на глазах у почтенных лиц родного города, но те слова чётко отпечатались в его памяти. В какой-то степени, это даже потешило его эго, только неприятный осадок сидит глубоко внутри до сих пор. Тэхён отходит от мужа и возвращается на своё место, не позволяя дальше этому бессмысленному диалогу продолжаться, говорит: — Я не намерен выяснять с тобой отношения, Матео, — и снова столько безразличия в интонации, что леденеют стены кабинета. — Скажу лишь только, что твой член не настолько хорош, раз не смог через глотку добраться до моих мозгов и сохранил их в здравом и твёрдом расчётливом уме. На этом разговор окончен. Если есть, что сказать, говори сейчас – я занят. Матео оскорблённо поджимает губы, яростно полоща омегу пытливым, полным раздражения взглядом, и сквозь стиснутые зубы проговаривает еле слышно: — Не забывай, что в эту субботу нас ждёт очередной приём. Я с удовольствием напомню мэру, как хорошо ты работаешь ртом. Тэхён насмешливо фыркает: — Как скажешь, дорогой. Увидимся за ужином. Альфа выходит из кабинета так же быстро и резво, как в нём появился, оставляя после себя душный шлейф, и Тэхён болезненно морщится, оседая в кресле как безвольная кукла. Смотрит на обручальное кольцо на безымянном пальце, покручивая его на фаланге, и шумно выдыхает, прикрывая глаза. — Тварь… — шепчет он себе под нос. Когда-то Ким Тэхён в Матео видел своего единственного любимого альфу, опору и крепкую спину. Сейчас опора для себя он сам, а муж в когда-то светящихся глазах превращается в очередную занозу, мешающую спокойно дышать.

***

Юнги выезжает с парковки скрепя сердце. Он пытался дозвониться до Чонгука минут двадцать, набирал его снова и снова, оставил даже пару смс с просьбой встретиться лично, чтобы он передал всю документацию, но, как и сказал Тэхён, сделать это было просто невозможно. Альфа не отвечал на звонки, и всё, что оставалось Мину слушать – автоматический голос автоответчика. Встречаться с Хосоком хотелось меньше всего. Юнги не набирал его номера, не оставлял сообщений, даже не пытался с ним связаться хоть как-то. Он бы был не против, если бы альфа молча исчез с лица земли, но он только сжимает ладонями руль, выругиваясь сквозь зубы, и направляется к стрельбищу за чертой города, зная, что по понедельникам Хосок пропадает именно там. Ему эта информация и не нужна была, но раз когда-то Чон сам об этом заикнулся, Юнги не видел никаких препятствий в том, чтобы отказаться от идеи расправиться с делами как можно скорее. До оборудованной под персональное стрельбище Ла Эмэ и Арийского братства небольшой территории за лесополосой омега доезжает менее, чем за час. По пути он успел уже множество раз проклясть своё рвение, потому что солнце сильно било в глаза, открытые окна не спасали от жары, что пришлось снять пиджак и завязать волосы на затылке в маленький хвостик, но стоило только оказаться перед воротами, что открылись для него безоговорочно, он был рад тому, что осталось потерпеть минут пятнадцать и спокойно отправиться после домой. Он паркует машину на забетонированной площади, где сразу замечает Бугатти Хосока, и, захватив с переднего сиденья папку, выходит из салона, сдувая со лба выпавшие из хвостика пряди. Он сходит с бетонной плиты, спускаясь по невысоким ступенькам на утоптанную песчаную тропу, и сворачивает влево, откуда раздаются достаточно громкие выстрелы. «Играется», – думает Юнги. Омега по пути ловит удивлённые взгляды персональной охраны, что, вопреки разногласиям семей, кланяются уважительно правой руке Нуэстра Фамилии, и выходит на солнечную поляну, заставая альфу с обнажённым торсом, что стоит к нему спиной, выставив одну руку вперёд. Он без наушников – видимо, оглушающие выстрелы ничуть не мешают Хосоку; по широкой крепкой спине альфы стекают капли пота, она загорелая и ровная – стоит он под самым солнцепёком; на плечах виднеются узоры тату, что, да, Юнги прекрасно помнит, украшают его ключицы и грудь, и Юнги невольно сглатывает, стискивая пальцами папку посильнее. Он не должен был в принципе этого видеть, но было уже попросту поздно. — Потерпи секунду, розочка, — слышит он низкий сосредоточенный голос, когда альфа перезаряжает пистолет, выставляя вновь руку вперёд, отчего под солнечным светом красиво переливаются мышцы на спине, заставляя Юнги отвести глаза в сторону. — Контрольный остался. И выстрел тут же раздаётся точно самой дальней мишени в голову. Метко и филигранно. Юнги тоже любит стрелять, и как бы Хосока он ни ненавидел, но его прекрасные навыки владения оружием игнорировать было самым ужасным преступлением. — Ты по мне соскучился? — снова слышит он голос и совершенно пропускает тот момент, когда Хосок разворачивается к нему лицом, оставляя оружие на деревянном постаменте, и смотрит с лёгким прищуром, рассыпая по лбу чуть рыжеватые влажные волосы, что на солнце кажутся больше медными. Юнги тут же ядовито улыбается, возвращая своему выражению лица привычное отвращение, и выставляет руку с папкой вперёд, демонстрируя причину визита. — Не дождёшься, — фыркает он. — Передай это Чонгуку и скажи, пусть пришлёт Тэхёну отчёт о трафике. Я поехал. Он почти впихивает папку альфе, не дожидаясь даже того, когда Чон полноценно возьмёт её в руку, и разворачивается, собираясь покинуть территорию, но Хосок хватает его за запястье, перехватив документы свободной ладонью, и дёргает омегу на себя. Разворачивает его спиной к постаменту с оружием и крепко прижимает, опуская опасный взгляд на приоткрытые от недоумения губы Юнги. — А я вот соскучился, — шепчет альфа, склоняясь чуть вперёд, чтобы кончиком носа коснуться мочки уха, украшенного золотой серьгой. — Думал о тебе и думал. Чуть с ума не сошёл. Юнги на секунду прикрывает глаза, ощущая, как ярко бьёт в нос одурманивающий запах макадамии, что чертовски сильно смешался с его собственным и запахом пота, и еле сдерживается от того, чтобы попросту откровенно простонать от удовольствия, что приносит ему крепкое тело, плотно прижимающееся к его собственному, и нарочно отодвигает голову в сторону, не позволяя горячо дышать себе в ухо. — Это не мои проблемы, — хрипло отвечает Юнги. — Тебе к психиатру. — Боюсь, от тебя нет лекарств. — Фу, какие дешёвые романтичные фразочки из сборника «Лучшие тупые подкаты года». — Я придумал её сам, — усмехается ему куда-то в шею альфа. Юнги ненавязчиво покрывается мурашками от тембра, глубокого шёпота, поэтому прячет руки себе за спину, лишь бы Хосок не увидел реакции его тела. — Меня всё ещё не волнует. Его волнует только собственное желание, что возникает где-то внутри так невовремя, так предательски, а потому он с трудом собирается с духом, чтобы наступить альфе на ногу и заставить его на секунду отступить назад. Юнги пользуется этой секундой, отскакивая в сторону, и, шумно выдохнув, он одёргивает на себе белую майку в рубец, мотая головой. — Ещё раз тронешь меня руками, я скормлю их своему доберману, — рычит омега, как можно злее рассматривая Чона. Хосок тихо смеётся, складывая руки на груди, и склоняет голову к плечу, рассматривая хмурое выражение лица Мина насмешливо-глубоким взглядом. — У тебя нет добермана. — Заведу специально по этому случаю. — Может, сразу алабая тебе купить? — Немецкую овчарку. Я выдрессирую её и спущу на тебя. — Тебе бы больше подошёл шпиц. Или корги, — хмыкает Хосок. — Пошёл ты, — Юнги выставляет вперёд средний палец, разворачиваясь на пятках, и стремительным шагом покидает стрельбище, но слышит уже отдалённо: — На этой неделе встретиться не получится. Прости, розочка. Но я буду ждать тебя на приёме! Юнги закатывает глаза, поджимая губы, и чуть ли не бежит до машины, проклиная себя за идиотскую слабость. Виноват не Хосок. Виноват здесь только он.

***

Чимину кажется, что весь его гардероб выглядит откровенно по-дурацки. Он уже второй час стоит напротив раскрытых дверей и со всеми усилиями старается выбрать костюм, в котором можно появиться в излюбленной «Метиде», и все эти вещи – его родные, подчёркивающие его индивидуальность, «сучий характер», как сказал ему господин Ким, только теперь Чимин ощущает себя во всех этих нарядах дешёвой шлюхой. Недостойным правой руки Арийского братства, а именно ради него Чимин и собирается в казино. Находиться слишком долго без Намджуна становится просто невыносимо: Чимину тошно, одиноко, он словно находится в непроницаемом коконе, откуда выбраться практически невозможно; никого не слышит и не видит, даже Сокджина, не появляющегося дома уже третьи сутки. Чимин звонил ему, чтобы поинтересоваться, куда вдруг запропастился альфа, но и его отсутствие играло Паку на руку: после того тяжёлого разговора у дверей квартиры, он вряд ли готов к откровенному разговору по душам, где он наконец-то признается в том, какова его жизнь на самом деле. К этому решению он пришёл ещё прошлой ночью, сотни раз прокручивая в голове те события, что произошли с ним за последнюю неделю. И только прошлой ночью Чимин осознал, что Намджун на самом деле был прав. Он – трус. Лжец и прекрасный манипулятор, достаточно сильный и изворотливый для своего возраста, но местами по-настоящему глуповат. Чимину ведь всего двадцать один, и кем бы он ни был, он по-прежнему достаточно молод и чего-то не понимает. Он всё это время считал себя взрослым и способным принимать верные решения, что стали бы для него и его будущей судьбы отправной точкой в хорошее будущее, но среди своих мыслей, наивных и местами меркантильных, он совсем забыл о том, что его мечты – картинки из детского воображения. Чимин мало понимает ценность семьи, материальных ценностей и своего здоровья. Чимин совсем запутался в себе, но в какой-то момент у него открылись глаза. Произошло ли это после того короткого диалога с братом или после серьёзной встречи с Ким Тэхёном, Чимин не помнит, но для себя он решил, что пора что-то менять. Он ужасно боялся гнева Сокджина, пусть где-то глубоко в душе и отрицал это; он ужасно боялся его разочарования и отторжения, но все эти страхи совершенно ничтожны с тем, что несмотря на возможный скандал или равнодушие, Джин его любит. И он был готов к тому, что вот-вот расскажет брату и об отношениях с Намджуном, и о том, где он пропадает ночами, как Чимин любит причинять боль, как он любит деньги, дорогой алкоголь и секс, как он любит яркую одежду, подчёркивающую все достоинства его фигуры, но в первую очередь ему жизненно необходимо было помириться с единственным альфой, без которого и дышать не представляется возможным. Чимин протяжно вздыхает, падая на кровать спиной, и думает о том, что ему действительно стоит сменить гардероб, избавиться от кожаных чокеров, широких цепей, портупей и сменить все свои ужасно пошлые вещи на дорогие костюмы и утончённые образы, чтобы выглядеть подобающе, но в чём-то идти ему всё-таки надо. Он, не долго думая, заходит в спальню брата, выискивая в его шкафу красный костюм, сшитый им же самим на деловые встречи, что оказывается совсем немного большеват, и уходит в ванную на пару часов. Смыть с себя всю усталость и излишнюю тревогу. Собирается омега тоже долго, думая над тем, какие лучше аксессуары стоит надеть, как сделать макияж дорогим, а не развратным и дешёвым, словно он идёт участвовать в таком же дешёвом порно, и выходит из квартиры ближе к полуночи, вызвав такси. У «Метиды» привычно много дорогих машин, принадлежащих лицам из Арийского братства, Нуэстра Фамилии и Ла Эмэ, неподалёку вьются омеги, желающие выцепить одного из богатых и почтенных альф, охрана стоит на страже у входа, пропуская Чимина, как частого гостя, без лишних проблем, а внутри привычно душно, пахнет сигаретным дымом, в воздухе витает туман, а повсюду слышатся голоса и шелест денег. Его любимая атмосфера. Чимин не особо уверен, что Намджун вообще может здесь появиться без него, но он отчего-то не сомневается, что альфа упустит возможность потратить пару тысяч долларов, а выиграть ещё больше, утерев носы криминальным авторитетам, поэтому он проходит сразу к барной стойке, заказывая клубничный ликёр, пьёт его медленно, осматриваясь по сторонам, замечает множество знакомых лиц, среди которых никак не может найти одно-единственное, ради которого он и пришёл сюда, но не спешит расстраиваться. Он изучает обстановку, ловит на себе заинтересованные взгляды, получает пару комплиментов о прекрасном внешнем виде и только потом, спустя полчаса, отправляется на поиски. Чимину после долгих минут бесполезного блуждания кажется, что Намджуна тут и нет, но он поднимает голову, рассматривая лаунж-зону на втором этаже казино, и наконец замечает макушку Намджуна. Он тут же морщится, когда видит рядом с ним светловолосого омегу, поглаживающего альфу по спине, а потому, не задумываясь, быстрым шагом направляется именно в ту зону. Внутри пышет обида и злость. Он не может поверить в то, что Намджун из-за банальной ссоры так подло променял его на кого-то другого, а тот омега выглядит достаточно ухожено и аккуратно, светлые волосы чуть ли не блестят под светом прожекторов, словно они и не осветлены, хотя, стоит оказаться рядом, заметны его отросшие корни чёрного цвета, в ушах болтаются золотые серёжки с изумрудной цепочкой, ногти покрыты полупрозрачным лаком – это Чимин видит, когда омега тонкими пальцами берёт сигарету, густо затягиваясь; шёлковая чёрная блуза с кружевными рукавами-валунами сидит на тонкой талии как влитая, длинные стройные ноги обтянуты тонкими классическими брюками. Чимин от такого вида морщится. Он выглядит как шлюха? Смешно. Он натягивает на губы едкую ухмылку, когда останавливается напротив столика, где помимо Намджуна и этого омеги, сидит Альварес и, что Чимина удивляет ещё больше, но он не подаёт виду, Сокджин, тут же бросающий на брата поражённый взгляд, и вежливо кланяется, понимая, что этой ночью чуть ли не выиграл джекпот. «Как удачны стечения обстоятельств», – думает он, прикусывая губу и краем глаза наблюдая за тем, как Намджун сбрасывает с себя руку омеги. Для кого это представление? — Добрый вечер, господин Альварес, — обращается он к Родриго, снова склоняясь в уважении. Мужчина поднимает на него глаза, задумчиво рассматривая омегу. — Добрый вечер, Чимин, — кивает он. — Какими судьбами? — Захотел провести вечер хорошо, — не скрывает мотива он. Чимин действительно планировал провести этот вечер по возможности в постели Намджуна, но теперь он в этом сильно сомневается. В сторону альфы и омеги он даже не смотрит. Переводит взгляд на брата. — Не думал, что и ты, Джин, тут. Джин ставит бокал со своим напитком на столик и в ответ смотрит на брата, одними глазами предупреждая, что их всё же ждёт непростой разговор. — Я тоже не ожидал тебя здесь увидеть, — скрипит альфа. — Присаживайся, Чимин. Буду рад твоей компании, — Альварес чуть освобождает место рядом с собой, позволяя омеге сесть рядом. Между ним и Намджуном, что даже не шевелится, когда Чимин усаживается на диванчик. — Как прошёл день? — интересуется альфа, прикуривая сигару. — Хорошо, спасибо, что спросили, — кивает вежливо Чимин. Он поворачивает голову назад, пальцами подзывая к себе официанта, и заказывает себе ещё ликёра. — Как Ваш? — интересуется он в ответ. Альварес растягивает губы в полуулыбке и кивает, затягиваясь. В воздух вылетает густое облако дыма. — Достаточно приемлемо. Закончили сегодня наконец-то работать над одним вопросом. Отмечаем, как видишь. — А я и думаю, чего это мой любимый братик не ночует дома третью ночь, — смеётся Чимин. — Заработался, — хрипит Сокджин. — Намджун тоже мне не звонил. Я успел расстроиться, — цокает Чимин с наигранным недовольством. Он оборачивается через плечо, надувая губы, смотрит на Намджуна и снова отворачивается назад, игнорируя альфу. — Вы с ним близко общаетесь, не так ли? — по-отечески улыбается Родриго. — Я давно слежу за вами. — Да, Вы правы, — хмыкает Чимин. Он на секунду замолкает, когда официант приносит ему ликёр. Делает пару глотков, растворяя на языке приятную горьковатую из-за алкоголя сладость, и широко улыбается, поглядывая на брата. Играть – так играть в этот вечер. — Мы с господином Кимом гораздо ближе, чем Вы думаете, — и договаривает, удобнее устраиваясь меж альфами: — Мы с ним давно спим вместе. Чимин слышит, как давится рядом с Альваресом Сокджин, не ожидавший услышать подобное заявление от брата, как скрипит зубами по другую сторону Намджун (Чимин даже не знает, тут ли ещё тот омега), и медленно кивает в подтверждение своих же слов. Он сам себе пообещал, что больше ничего скрывать не будет, и то, что Джин бьёт себе кулаком по груди, не зная, смотреть на Чимина или на Намджуна, совершенно не его вина. Альварес выгибает бровь. — Даже так? — хмыкает альфа. — Не ожидал. — Я тоже, господин, — усмехается Чимин. — Правда, мы поссорились с ним на днях, и сегодня он сидит с другим омегой. Но я не расстроен, правда, — Чимин ужасно зол, он чувствует себя преданным, а потому игнорирует то, как рука Намджуна ложится ему на поясницу, и с улыбкой продолжает смотреть на Альвареса. — Ох, Чимин, это не то, что ты подумал, — качает головой Родриго. — Это был лишь мой подарок Намджуну, который он сегодня весь вечер отвергал. — Вы дарите шлюх в вознаграждение? — хмыкает Пак. И, возможно, он не имеет права так высказываться рядом с главой Арийского братства, всё же какое-то уважение должно быть, но промолчать он не мог. Злость кипит в нём опасным пламенем. — Чимин! — Сокджин опасно рычит. — Простите, господин Альварес, он… — Нет-нет, всё в порядке, — мягко смеётся альфа, успокаивая Сокджина. Тот всё равно смотрит на брата с предостерегающей темнотой. — Намджун отказывается от денег и других развлечений. Приходится дарить ему мальчиков. — И как давно вы их ему дарите? — щурится он. — Чимин. Теперь предупреждающе за его спиной шипит Намджун, схватив Чимина за руку, но Пак игнорирует и его. Он разговаривает исключительно с Альваресом, замечая во взгляде альфы то ли заинтересованность в характере Чимина, то ли в самом Чимине. Он не так хорошо читает людей, как Тэхён, но он помнит то, ради чего его спасли от лап Эмилио. Он помнит их с Тэхёном сделку, если её можно таковой назвать, поэтому Пак всеми силами старается не ударить лицом в грязь, а по взгляду Родриго – у него не так уж и плохо получается, и за раз пытается убить трёх зайцев: помириться с Намджуном, рассказать брату правду и ближе подобраться к Альваресу. Как всё успеть, Чимин не понимает. Но надеется, что у него получится. — Часто. Но он всегда от них отказывается, — отвечает наконец мужчина, туша сигару в пепельнице на краю стола. — Замечательно, — растягивает пухлые губы, смазанные в этот раз прозрачным блеском, Чимин. — Я-то уж начал думать, что он кобель, господин Альварес. — Чимин, твою мать! — не выдерживая, рычит за его спиной Намджун. Альфа сильнее хватает Пака за руку, дёргая его на себя, и поднимается с места, заставляя встать и Чимина. Тот чуть шатается от неожиданности, но держит лицо, продолжая улыбаться с лёгким прищуром во взгляде. — Пошли-ка поговорим! — цедит он ему на ухо, а затем обращается к Родриго: — Прошу прощения, господин Альварес. Мы быстро. Намджун под недоумённые взгляды уводит омегу на первый этаж, затаскивая его в туалет, где на данный момент спокойнее всего, и, защёлкнув дверь, прибивает омегу к стене. — Ты что за цирк там устроил?! — злится альфа, сжимая ладони в кулаки. Чимин, несмотря на то, что он стоит прижатый к стене, Намджун явно зол, только пожимает плечами и строит невинный взгляд. — Тот же, что и ты? — тянет он, облизывая губы. — Не выводи меня из себя, Чимин! — угрожающе рокочет Намджун, сокращая между ними расстояние до минимума. — Для чего ты это всё устроил? — А тебе не нравится, да? — хмыкает Пак. — Ты же так хотел, чтобы я наконец-то всем во всём признался? Так вот, пожалуйста, — и разводит руками в стороны, укладывая их альфе на грудь, что тяжело вздымается от шумного дыхания. — Джин знает, что мы с тобой в отношениях. Он увидел меня в истинном свете: дерзким и наглым. Что тебя теперь не устраивает? Он ведь всё сделал правильно. Разве не этого хотел от него Намджун? Альфа усмехается, толкая язык за щеку от раздражения, и Чимина этот жест настолько заводит, что он бессовестно трётся пахом о бедро мужчины, шумно выдыхая ему почти в губы. Намджун закатывает глаза, устраивая одну ладонь на талии омеги, а вторую укладывает ему на шею, чуть сдавливая, отчего Пак откидывает голову назад, ударяясь затылком о стену. — Что меня не устраивает? — шипит в ответ в губы Намджун. Он сам водит бедром по члену Чимина через узкие брюки и сильнее сжимает ладонь на его шее, надавливая пальцами на светлую кожу. — То, что ты ни разу не удосужился позвонить мне за эти дни, — альфа давит бедром на член омеги, вызывая у того тихий скулёж, и проходится языком по его приоткрытым губам. — То, что ты посмел связаться с Эмилио, — рычит он со злостью, дёргая за шею Чимина вверх. Боль оказывается лёгкой, но приятной. Чимина она распаляет ещё больше. — Думал, я об этом не узнаю? Зря... — Качает головой альфа. — И… ах, да… Что ты посмел на моих глазах флиртовать с Родриго! Намджун отпускает шею Чимина, чуть отступая назад. Пак хватается за неё рукой, растирает кожу, с хрипом вдыхая воздух, и ухмыляется, протягивая руки к пиджаку альфы. Тянет за лацканы на себя, упираясь своей грудью в его, и шипит в ответ в его губы: — Звонить должен был ты мне, эгоист чёртов! — и прикусывает нижнюю в отместку. — Но с Эмилио ведь покончено, да, милый? — и тихо смеётся. — А то, что эта дешёвая шлюха посмела тебя касаться… Думаешь, это устраивало меня? Чимин понимает, что помириться с Намджуном у него получилось. Он снизу вверх заглядывает в глаза альфы, встречая в его взгляде страсть и похоть, глаза почернели в разы, язык гуляет по его губам. Намджун вновь толкает Чимина к стене, разворачивая его спиной к себе, и трётся своим возбуждением о зад омеги, прикусывая больно кожу на шее сзади. Чимин громко стонет, прогибаясь в спине, и заводит руки за спину, нащупывая пряжку ремня. Он наощупь её расстёгивает, добираясь до ширинки, и, чуть повернувшись в бок, запускает руку в брюки, касаясь пальцами горячего члена. Намджун бьёт его по руке, заставляя вернуть её обратно, давит второй меж лопаток, всей грудью прижимая Чимина к стене, а затем тянется к молнии на его брюках. Спускает до бёдер, оставляя на шее безжалостные укусы, от которых Чимин только ещё больше поддаётся и стонет, всё громче и громче, а затем шлёпает по ягодицам, сжимая одну из них в ладони. Отводит чуть в сторону и указательным пальцем касается влажного входа. Чимин безжалостно течёт, снова пытается прогнуться в пояснице, чтобы насадиться на палец, но снова получает шлепок и приказ не двигаться. Он от отчаяния и желания готов выть. Но когда ощущает, как огненное дыхание смещается с его шеи на ягодицы, он невольно вздрагивает и протяжно мычит, стоит ощутить язык альфы у себя на входе. Намджун мягко лижет, несмотря на то, как сильно пальцами он сжимает ягодицы; толкается языком внутрь, касаясь чувствительных стенок, и снова лижет. Чуть грубее. Жадно и голодно. Не только один Чимин скучал. Он запрокидывает голову, бесстыдно подаваясь бёдрами назад, насаживается на язык самостоятельно. Его ничуть не волнует, что где-то в этом же казино сидит его брат, за стеной множество людей – он полностью потерян в пространстве и времени, стоит Намджуну к языку добавить пальцы, а второй рукой обхватить его член. Чимин почти скулит от удовольствия, наконец получив то, по чему он так сильно скучал – Намджуна – и чувствует, как грязно стекает по его бёдрам смазка, смешанная со слюной. Намджун поднимается на ноги слишком быстро. Стягивает чуть вниз брюки, медленно входя в омегу, чтобы не причинить дискомфорта, и хватает его за подбородок, поворачивая голову к себе. Впивается в его губы жадным поцелуем, кусает, лижет и снова целует. Так же голодно и жадно. Толчки резкие и несдержанные. Чимина трахают быстро и жёстко, так, как он любит, так, что у него трясутся ноги и он еле стоит, прижимаясь всем телом к холодной стене. Кожу обжигает, но тот жар, что стоит внутри, распаляет ещё больше. Чимина хватает ненадолго: он кончает минут через пять, содрогаясь каждой клеточкой, хватается за руки Намджуна, держащие его за талию, и чувствует, как Намджун кончает следом ему на ягодицы, упираясь лбом в затылок. — Я прощён? — шепчет обессиленно Чимин, шумно вдыхая и выдыхая. — Поговорим об этом дома. Приводи себя в порядок.