La Eme

— Не скажу, что полностью солидарен с тобой, — мужчина поджимает губы, складывая руки на столе перед собой. За окном уже светает, в кабинете они просидели с поздней ночи до рассвета, а к общему заключению так и не пришли. — Он же далеко не идиот. — Не идиот, — кивает согласно собеседник, закидывая ногу на ногу. Тянется к бокалу с ромом и делает большой глоток, не морщась от горечи напитка. — И это наша главная проблема. — Тебе ли не знать, да? — усмехается мужчина. — Ценю твой юмор, — фыркает альфа напротив. — В последние дни одни проблемы. — От моего юмора? — снова усмешка. — От него. Альфа понятливо кивает, берёт со стола пачку сигарет, прикуривает, пододвигая ближе к себе пепельницу, и со смешком смотрит на собеседника: — Как же он может доставлять тебе проблемы, если вы, по твоим словам, теперь и не видитесь толком? — Он нашёл себе не того… союзника, — а от последнего слова коробит до скрипа зубов. От своих мыслей альфа не отказывается. — Понимаешь, — смотрит он на мужчину напротив, складывая пальцы домиком у себя на животе, — я не хочу подвергать его опасности, всё же мы далеко не чужие друг другу люди, но обстоятельства решают иначе. Мне придётся пойти на крайние меры. — Жестоко с твоей стороны, не считаешь? Альфа тихо смеётся, скорее нервно и раздражённо: — Жестоко? Что ты… Олицетворение слова «жестокость» тут не я, а именно он. Что-то мне подсказывает, что ему это даже понравится. — Не будешь после жалеть? Я уверен в том, что он тебя переиграет по твоим же правилам, — хмыкает мужчина, вскидывая брови. — Проигрывать ему… низко. — Не дождётся, — кивает альфа. Убеждает сам себя. — У меня есть план. — Как бы он не треснул по швам. — Ты сомневаешься во мне? Собеседник пожимает плечами, задумчиво рассматривая сигарету в своих пальцах. Сомневается ли он? Вопрос спорный. — Отношусь скептически к твоему «плану», — честно отвечает он. — Мы не друзья, помнишь? У нас просто общая цель. Я рассчитываю только на себя, даже моя правая рука не вызывает у меня должного доверия, как бы печально ни было это признавать. — Ты мне зубы не заговаривай, — хмурится альфа. Склоняется вперёд, протягивая мужчине свою руку, и обнажает белую улыбку-оскал, хитро щурясь: — Согласен на мои условия? В ответ – тот же скептический взгляд. Мужчина делает последнюю затяжку, пуская по стенам кабинета дымное облако, играющее переливами золотого на восходе солнца, и тушит бычок в хрустальной пепельнице. Думает ещё пару секунд, с недоверием, но протягивает руку, чтобы пожать чужую. — Согласен, но если что-то в твоём плане будет поставлено под угрозу – я буду действовать по-своему. — Договорились. Они расходятся под солнечное зарево с предчувствием, что скоро закат окрасит небо в оттенки алого, и под ногами польётся кровь.

***

За последнюю неделю Чимин в кабинете Намджуна появлялся чаще, чем у себя дома. Попытка как-то подобраться к Родриго Альваресу так и не увенчалась успехом: глава Арийского братства, как назло, словно исчезал, стоило омеге появиться в стенах резиденции семьи, поэтому, каждый раз часами просиживая на диванчике у своего альфы, пока тот работал, Чимин беспрестанно думал о том, что попросту подведёт Тэхёна, если не выполнит данного обещания. Больше, наверное, этот факт даже страшил, потому что это всё ещё было его платой за спасение от рук Эмилио, и последствия невыполнения могли оказаться разными – он, по слухам, знал, насколько глава Нуэстра Фамилии может быть жестоким в облике чьей-то персональной кармы – и, честно, иногда хотелось лично предложить свою кандидатуру в качестве мальчика в «Мёбиус», но сдаваться абсолютно не было желания. В Чимине по-прежнему играл азарт. По-прежнему хотелось отыграть свою роль на «Оскар». Он стучится в знакомую полупрозрачную матовую дверь и заходит в кабинет, не дожидаясь ответа. Его и так тут ждут. Намджун отрывает взгляд от бумаг, стягивая с переносицы очки, и улыбается уголком губ, оглядывая Чимина с ног до головы. Потому что выглядит он по-особенному изящно: белая лёгкая шёлковая блуза, заправленная в кремовые лёгкие шифоновые брюки по щиколотку, на шее красуется нежное жемчужное ожерелье, что он купил три дня назад, на ногах лёгкие кремовые сандалии, на щиколотке тонкий золотой браслет. Научился выглядеть дорого и теперь умело этим пользуется. И то, как альфа облизывает его глазами, подтверждает, что он идёт в правильном направлении. — Ты зачастил, — но звучит это совсем не упрёком, скорее – приятным удивлением. Чимин проходит вдоль кабинета почти летящей походкой и останавливается возле кресла альфы, укладывая ладонь на кожаную спинку. Смотрит сверху вниз, слабо улыбаясь, и хмыкает, когда одна рука Намджуна оказывается на его талии. — Ты против? — щурится омега. — Раз теперь нет смысла скрывать наши отношения, я хочу проводить с тобой как можно больше времени. Или я здесь только мешаю? Скрываешь что-то? — Сантьяго, вылазь из-под стола. Нас раскрыли, — улыбаясь, смеётся Намджун. Чимин закатывает глаза, бьёт альфу кулаком по плечу и нагло занимает чужие колени, облизывая губы. Он первым склоняется к лицу мужчины, мягко целует и прислоняется носом к чуть колючей щеке. — Хорошо, хорошо, очень смешная шутка, — момент ревности той ночью до сих пор не обходит омегу стороной. Чимин серьёзно не обижается, но по-прежнему порой чувствует себя идиотом. — А если честно? Если я мешаю твоей работе, просто скажи. Я уеду домой и позанимаюсь делами – упущенное время в университете навалило на меня парочку долгов. Чимин обычно занимается этим поздними вечерами. Учёбу всё ещё никто не отменял, и то потраченное на самобичевание время приходилось навёрстывать в промежутках между посещением пар, на которые он вновь стал ходить, удивляя одногруппников сменой имиджа и поведения, и Намджуном, от которого омега теперь старается не отходить, желая практически оказаться со своим мужчиной одним целым. Намджун же мягко смеётся, поглаживая Чимина по пояснице, и качает головой. — Ты мне не мешаешь. Иногда с твоим присутствием мне даже легче работается. — Только иногда? — щурится Чимин. Намджун щиплет его за ягодицу, обтянутую тканью брюк. — Чимин… — и сдерживается от того, чтобы закатить глаза. — Я издеваюсь, — растягивает в улыбке губы Пак. — Прости, — а в голосе ни капли раскаяния. — Так… как у тебя дела? На самом деле Чимину и не слишком-то интересно, какие бумаги лежат на столе мужчины и что он там писал до его прихода – вероятно, какие-то очередные отчёты по прошедшим поставкам или юридические контракты, которыми должен заниматься непосредственно его брат – но он всеми силами старался выведать хоть что-то, касающееся дел Арийского братства. В трёх шагах от кабинета Намджуна находился кабинет Родриго, а соваться туда без приглашения, чтобы поглазеть, было слишком рискованно. Он не охранялся, как могло бы быть, но пока Чимин не удостоверится в том, что Альварес находится от офиса достаточно далеко и не собирается нагрянуть за чем-нибудь забытым в самый неподходящий момент, он не войдёт. Своя безопасность была в приоритете, пусть и порой он забывал, что такое «инстинкт самосохранения». — Хорошо, — Намджун отвечает без задней мысли, запрокинув голову, чтобы всмотреться в припудренное лицо омеги. — Как твои в университете? Мне ещё есть смысл за него платить, или ты решил полностью удариться в роль моей пассии и забить на образование? Это было сказано только с намерением пошутить, и будь Чимин в достаточно игривом настроении, он бы непременно цапнул альфу зубами за ухо или же куснул за шею, чтобы отомстить, но он лишь непонимающе хмурится и слезает с колен Намджуна, оскорблённый, с первого взгляда, невинными словами. — Скажи это тупым подстилкам, умеющим только сосать члены, — он старается звучать беззлобно, скрещивая руки на груди, когда обходит стол и присаживается в кресло по другую сторону. — Напомню, что я не просил тебя оплачивать моё обучение, ты вызвался делать это сам, когда положил на меня глаз. Теперь же я могу самостоятельно за себя платить, поэтому в спонсорстве не нуждаюсь, а выбранная мной профессия – мой настоящий интерес. Может, образование мне не так уж и пригодится в жизни, когда я вдруг найду новое увлечение и полностью окунусь в другое ремесло, но, поверь, что моя голова работает не только между твоих ног. — Занимательная речь, — согласно кивает альфа, подперев подбородок рукой. — Согласен. Но я и не думал осквернять твой прекрасный мозг. Он даже не удивлён тем, что услышал. И считает это прекрасным качеством в своём омеге – независимость, хороший ум и принципиальность. Когда-то именно это и зацепило Намджуна в юноше, переступившем порог его кабинета в сером безразмерном худи. — Вышло иначе, — смотрит на него проницательно Чимин. Намджун хмыкает: — Ты обиделся? — Скорее, разозлился. — И что же ты мне сделаешь? — с ухмылкой продолжает альфа, чтобы избавиться от нарастающего конфликта. Чимин игриво щурится, перегибаясь через весь стол, и щёлкает пальцами Намджуну по носу, со смешком отстраняясь. — Ничего, расслабься. Намджун в ответ тоже смеётся, но тут же меняет всю радость на лице на серьёзность, когда в его кабинет входит Родриго, добродушно цокая. — Добрый день, Чимин, — приветствует омегу Альварес, останавливаясь неподалёку от стола. Чимин поднимается с места, заслышав голос главы Арийского братства, и склоняется перед альфой в уважении. — Добрый, господин Альварес. — Балуетесь свободным временем? — с усмешкой интересуется мужчина. Намджун качает головой: — Совсем немного. Вы что-то хотели? — Мне нужно отъехать ненадолго, доверяю офис тебе. Проследишь? — Конечно, — кивает в заверение альфа. — Можете быть уверены. — Отлично, — Альварес прячет руки в карманы классических серых брюк. — Не буду вас задерживать. Альфа покидает кабинет так же внезапно, как и появился, и Чимин смотрит ему вслед, усмехаясь. — Перед тобой отчитывается даже босс. Я поражён, — хмыкает омега. — Не язви, Чимин, — Намджун легко шлёпает его по ягодице и кивает в сторону двери, устремляя взгляд снова в бумаги. — Сходи лучше за кофе. Деньги у меня в бумажнике. Чимин закатывает глаза, фыркая: — На свои куплю, господин начальник. И всё же со смешком направляется на выход, но как только выходит за дверь, понимает, что у него есть совсем крошечный шанс и немного времени, чтобы хоть что-то узнать. Чимин понимает, что это слишком рискованно, он находится в охраняемом здании, но на свой страх и желание быть полезным медленно направляется в сторону кабинета Родриго, оглядевшись по сторонам. Поблизости никого и не было. Он подходит к чёрной матовой двери почти на цыпочках, аккуратно её приоткрывает, чувствуя, как внутри всё скручивается в тугой узел от адреналина, и заходит в кабинет, шумно выдыхая. Омега прокрадывается вдоль длинного стола, не зная, с чего начать, но первым делом рассматривает интерьер. На это уходит около минуты, глаз ни за что не цепляется, и он подходит к столу, отодвигая в сторону кресло, на котором висит пиджак от костюма, и аккуратно перебирает отчёты, сметы, договора, в которых ничего интересного тоже не находится. Чимин почти теряет всю надежду найти хоть что-то стоящее, но опускается на корточки, приоткрывая тумбочки. Там лишь одни папки, в которых тоже ничего стоящего, но на самом дне нижней тумбы он обнаруживает крошечный листочек, скорее просто оторванный наспех откуда-то из блокнота, и вчитывается в три коротких строчки, пытаясь понять, откуда он об этом слышал. И понимает в одну секунду, распахивая глаза. Он быстро прячет бумажку на место, поправляет всё так, как было, ставит на место стул и выбегает из кабинета, оглядываясь по сторонам. Набирает недавно внесённый в контакты номер, получая ответ о том, что абонент недоступен, и с тихим «твою мать» подходит к лифту, чтобы спуститься за кофе. Пытается снова и снова, но абонент оказывается чем-то занятым. Чимин пытался.

***

Тэхён медленно поворачивает голову в сторону настенных часов с золотой гравировкой, устало наблюдая за тем, как секундная стрелка несётся по чёрному циферблату, и глубоко втягивает носом гуляющий по спальне свежий воздух из открытого настежь окна. До отъезда у него есть ещё минут пятнадцать, а сил подняться с кровати почти не осталось. Мобильный на тумбочке беспрерывно вибрирует, как назойливые комары поздней ночью, и раздражает ещё больше. — Ты там живой? — слышится за дверью голос Юнги, и омега без стука входит в спальню главы Нуэстра, не удивляясь тому, что Тэхён лежит на скомканных простынях в одном белье. — Совсем хреново? Тэхён качает головой, присаживаясь, и прикладывает ладонь ко лбу, чувствуя, как сильно горит кожа. — Терпимо, — хрипит в ответ он. — Подожди десять минут, я сейчас спущусь и поедем. — Может, я съезжу один? — скептически вскидывает бровь Мин, наблюдая за тем, как Тэхён шипит, свешивая ноги на пол. — Ты не в лучшем своём виде. — О, правда? — хмыкает глава Нуэстра, бросая взгляд в зеркало: красные щёки, взлохмаченные волосы, на коже блестят капли пота. Ему бы стоило принять душ. И снова прилечь, потому что совсем немного сводило ноги и кружилась голова. — Я в порядке. И кого он в этом убеждает – себя или Юнги – неизвестно. Юнги хмурится, наблюдая за тем, как Тэхён плетётся к туалетному столику, чтобы взять упаковку влажных салфеток и протереть лицо, и подходит к омеге ближе, придерживая его за плечи. — Тэхён… — просит Мин, вглядываясь в его затуманенный взгляд. — Оставайся дома, я съезжу сам. — Даже не думай, — фырчит Тэхён. — Я должен присутствовать лично, и я буду там присутствовать лично. — Ты мне не доверяешь? Юнги от своего же вопроса становится смешно, потому что он знает, что Тэхён ему доверяет, вероятно, даже больше, чем себе самому – их дружба и партнёрство проверено годами, и то, как от этих слов морщится глава Нуэстра, только подтверждает его мысли. — Там будет Матео, — Тэхён трясёт плечами, сбрасывая с себя руки Юнги, и направляется к гардеробу, начиная перебирать одну за одной вешалки. — Я обязан там быть. При упоминании имени альфы у Юнги скрипят зубы. Матео он всегда недолюбливал, с момента их знакомства, в то время как Тэхён смотрел на него глазами, полными любви и уважения, и именно сейчас, когда он видит, как у Тэхёна в тех самых любящих глазах рождается отвращение, становится чуть спокойнее. Матео для Юнги никогда не был авторитетом; даже будучи альфой, он не вселял ни надежды, ни страха, в отличие от своего мужа, которого Юнги уважал с первой минуты их встречи, и сейчас он искренне рад, что Тэхён наконец-то начал понимать то же самое. Он качает головой, поджимая губы, и снова подходит к Тэхёну, бегая глазами за шуршащей на вешалках одеждой. — Я не позволю ему прикоснуться к грузу. Даже если бы этого не сказал Тэхён, пусть и не напрямую, он бы всё равно не посмел подпустить Матео к тому, чего он не понимает. — Думаешь, он тебя послушается? — хмыкает Тэхён, останавливаясь на широких чёрных брюках и безразмерной рубашке серого цвета. Он бы с радостью утонул в спортивном костюме, в котором вечерами сидит на веранде в прохладное время года, но даже в таком состоянии внешний вид – его главное оружие. — А перед тобой он будет как собачонка на задних лапках с мячиком во рту скакать? — прыскает со смеху Мин. Тэхён болезненно корчится. То ли от спазма, то ли от понимания того, что Матео пусть и руку на него не осмелится поднять, но сможет словесно разразить гром на чистом чёрном небе. — Юнги, — окликает его глава Нуэстры, укладывая на смятую постель глаженные вещи, — хватит со мной пререкаться. Я сказал: жди меня внизу, я сейчас спущусь. — А я тебе ещё раз говорю: оставайся, блять, дома. Я разберусь сам, а ты в таком состоянии только усугубишь ситуацию. Тэхён недовольно поджимает губы, накидывая на плечи рубашку, и поворачивается к Мину лицом, сверкая острым взглядом. — Юнги, это приказ, — холодно цедит сквозь зубы омега, отворачиваясь обратно. Юнги лишь закатывает глаза, понимая, что спорить уже не имеет смысла, потому что перед ним не лучший друг, а непосредственный начальник, потому он шипит себе под нос: «Упёртый баран», – и спускается вниз в гостиную. Тэхён упирается ладонями в колени, шумно втягивая носом воздух, облизывает пересохшие губы и смотрит в сторону прикроватной тумбы, на которой лежит полупустой блистер – его спасение на сегодняшнюю ночь.

***

Портовая гавань встречает первых лиц Нуэстра Фамилии шумом морских волн, звуком трещащих погрузчиков, словно они вот-вот развалятся на запчасти, и бликом маяка, от которого Тэхён щурится, лёгкой походкой направляясь к причалу под настороженный взгляд Юнги. Пара выпитых таблеток подействовали, и Тэхён надеется, что надолго, поэтому он осматривается по сторонам, игнорируя бриз, треплющий расчесанные перед выходом волосы, и замечает массивный чёрный внедорожник у кабины начальника портовой охраны. Тэхён знает, кому он принадлежит, поэтому выдыхает, понимая, что Матео здесь пока что нет – и он искренне надеется, что альфа и не появится, – и подходит к самому причалу, выуживая из кармана брюк пачку сигарет. Омега прикуривает, протягивая сигарету и Юнги, и останавливается возле фонарного столба, прижимаясь к нему спиной. — Мы первые? — прерывает тишину Мин, выпуская в темноту ночи густую струю дыма. — Ты не заметил? — усмехается Тэхён, прижимая фильтр к губам. — Вон там внедорожник Чона, — указывает он пальцем в сторону машины. Юнги прищуривается и замечает его тоже, фыркая: — Я за тобой наблюдаю, непробиваемая ты овца, — и всё же он позволяет себе оскорбления в сторону хмыкающего омеги. — Мало ли тебя накроет прямо здесь. — Юнги, я не настолько ведом своим организмом, не делай из меня невесть что, — Тэхён ничуть не обижается, глубоко затягиваясь. — Девственницы в пубертате не моё амплуа. — Возраст и сексуальный опыт здесь роли не играют. Юнги и сам прекрасно знает, о чём говорит, но Тэхён его слова игнорирует. Он смотрит вдаль на силуэт, что неторопливым шагом направляется в его сторону, и невозмутимо оглядывает альфу, когда тот оказывается рядом. — Добрый вечер, Тэхён, — здоровается Чонгук, переводя взгляд с главы Нуэстра на Мина. — Юнги. Юнги по привычке склоняет голову перед лидером другой семьи и молчаливо кивает в знак приветствия. — Добрый, господин Чон, — Тэхён же отвечает словами. — Ты здесь один? — Хосок в машине. Сейчас вернётся. — По прогнозам корабль должен пришвартоваться через три минуты, — омега бросает взгляд на наручные часы. — Я даже не вижу его носа поблизости. — Задерживается на полчаса. Пришлось плыть не через пролив, а огибать континент. Чуть отбился от курса. Строго и лаконично. Слишком по-деловому. Словно ничего и не было. Тэхён благодарен. Он не акцентирует на этом внимания, соглашается, только лишь кивая, и устремляет взгляд в сторону спокойной морской глади, играющей переливами от чёрного к тёмно-синему из-за маяка. Поразительно тихо. О большем они и не говорят. Через пять минут присоединяется Хосок, здороваясь с Тэхёном и Юнги. Мин же вовсе не обращает на него никакого внимания. У них своя игра. Кошки-мышки. Без победителей и проигравших. По крайней мере так считает сам Юнги, через двадцать минут закуривая ещё одну сигарету, когда на горизонте наконец-то появляется долгожданный корабль с азиатских стран, и теперь уже фокусирует своё внимание исключительно на работе. Матео к этому времени так и не приезжает. Тэхён уже о нём и забывает, расценивая это как хороший знак, потому что видеть мужа он совершенно не желает, и подпускать к ценному товару тоже, поэтому он спокойно вдыхает ночной морской воздух прибрежной Талуки, ступая в сторону досчатого моста, чтобы лично проконтролировать швартовку корабля. Но когда его за руку резко дёргают назад, раздаётся оглушающий щелчок, похожий на залп фейерверка, только гораздо громче и сильнее. Он слышит только рявкающее на ухо «Ложись!», прежде чем оказывается лежащим на холодной земле лицом вниз. Над ним возвышается чужое тело, а в воздух взмывают останки корабля. — Какого…?! — кричит сквозь шум в ушах Тэхён, понимая, чьё тело оказалось над его собственным, но не рыпаясь: если хоть какой-то железный осколок прилетит в его сторону – лишнее движение может оказаться последним. — Блять! — рычит над его головой Чонгук. — Не шевелись! Тэхён и так лежит, еле дыша, но когда он чуть приподнимает голову, в паре метров от них с невероятной силой пробивает асфальт часть корпуса, оставаясь воткнутой будто мемориальная стелла. Он лишь слабо дёргается, скорее от неожиданности, чем от страха, и морщится, ощущая в воздухе запах гари и пороха. Весь груз оказался подорван. Но другой вопрос важнее: — Юнги где?! Тэхён, чуть скрутив руку, пихает альфу в бок, вымещая на нём злость и ненависть за то, что кто-то посмел сорвать поставку, и Чонгук всё же поднимается на ноги, оглядываясь, а затем протягивает омеге руку, которую Тэхён игнорирует, вставая самостоятельно и принимаясь отряхивать испачканную одежду. — Его Хосок увёл, они возле машины, — кивает в их сторону Чонгук. Где-то вдалеке возле внедорожника Юнги с Хосоком ожесточённо спорят. Глава Нуэстра тихо выдыхает, когда видит, что Мин в целом в порядке, и тут же раздражённо шипит, наблюдая за тем, как густой чёрный дым накрывает мрачное небо и водяную взвесь, языки пламени продолжают гореть даже на воде, и ни один из представителей портовой охраны даже не рыпается после подрыва. — Охрана подкуплена, — шипит озлобленно Тэхён, быстрым шагом направляясь в сторону Хосока и Юнги. — Нам нужно отсюда убираться, пока не началась стрельба. Чонгук догоняет его почти сразу же. — Это дело рук тех, кто знал, насколько дорог груз. — Да ты капитан очевидность, — фыркает раздражённо омега, не глядя на Чона. А в мысли так и закрадывается одна чертовски гнилая и противная. — Сейчас нам некогда разбираться в том, чьих это рук дело. Если все здесь были куплены, может начаться… Звук выстрела раздаётся почти так же громко, как и взрыв корабля. Тэхён резко оборачивается назад, замечая около десятка человек, которые с оружием бегут в их сторону, и чувствует, как крепкая хватка альфы на запястье почти тянет его на себя вместе с сопутствующим: — Уходим! Тэхён не сопротивляется, подрывается следом за Чонгуком, когда тот ведёт к своему внедорожнику, крикнув Хосоку, чтобы они с Юнги садились в машину омеги и тоже покидали порт. Он первым занимает пассажирское место, ощущая, как вновь начинает кружиться голова и поднимается жар по телу. За стёклами по-прежнему раздаются выстрелы, звучит остервенелое: «Задержать их!», – и почти тихо стонет, сцепив зубы, когда Чон садится рядом и заводит мотор, выруливая задом на подъездную тропу. Порт остаётся за пределами города, а Тэхён трижды набирает один и тот же номер, получая в ответ раздражающее: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». — Чёрт… — шипит омега, отбрасывая телефон на приборную панель, и откидывается на спинку сиденья, устремляя взгляд в сторону ночной округи Талуки. — Какая же мразь… — Я предполагаю, что это Альварес, — задумчиво произносит Чон, одной рукой держа руль, а второй сигарету, что он прикурил пару минут назад. Тэхён тихо хмыкает, качая головой, и поджимает губы, втягивая носом свежий воздух с примесью запаха альфы, что почему-то по его ощущениям стал крепче и сильнее. Он думает точно о том же, предполагая, что тот мог пойти не только против Нуэстра Фамилии, но и против Ла Эмэ, глава которой сжимает ладонью руль, поворачивая голову в сторону приоткрытого окна и выдыхая в него густую струю дыма, за которой следом летит недокуренная сигарета; и то, что между ними многолетний контракт, Родриго ничуть не мешает. — Возможно, не только Альварес, — в тон альфе отвечает Тэхён, шумно выдыхая. — У него есть сообщники? — скрипит зубами Чон. — Вероятно. Один точно. — Ты так уверен? — Не могу сказать наверняка, но предполагаю, что да. — Матео? — догадывается альфа, кидая быстрый взгляд в сторону Тэхёна. Тэхён от имени мужа почти морщится, чуть суживая глаза. — Не знаю, — честно отвечает он. — Я слышал на вечере, что он собирался присутствовать сегодня. Где же твой хвалёный прекрасный муженёк? — усмехается Чонгук. — Ждёт тебя дома, пока ты с течкой разъезжаешь по работе, я так понимаю? Тэхён вскидывает бровь, стараясь не так сильно показывать своего замешательства, пусть его ничуть и не волнует тот факт, что он не в самом лучшем своём состоянии выбрал работу вместо собственного здоровья, а муж, что каждый раз до сегодняшнего дня предпочитал выбирать именно омегу, закрываясь с ним на неделю в спальне, пропадает неизвестно где не первые сутки, и приглушённо хмыкает, облизывая губы. — Тебя это не касается, Чон, — удивительно спокойно произносит Тэхён. — Просто отвези меня домой, дорогу я покажу. Можешь как можно быстрее. Звучит словно приказ. Чонгук усмехается, натягивая языком щёку, и трёт пальцами подбородок. — Просто отвезти тебя домой? — Чон вновь сжимает ладонью кожу на руле, отзывчиво скрипящую, и низким голосом будто предупреждает: — У меня чешутся руки и не только они из-за твоего запаха, и я еле терплю, чтобы не остановиться прямо сейчас посреди леса и взять тебя на своих коленях. Тэхён утробно смеётся, запрокидывая голову, расцепляет пальцы на коленях, чтобы одну руку переместить альфе на бедро, и склоняется ближе к лицу Чона, хрипя ему на ухо: — Что же тебе мешает? Он понимает, что играет с огнём, когда видит, как на лице альфы играют желваки, на пальцах белеют костяшки, стоит только ему сильнее сжать руль – кажется, ещё чуть-чуть, и он треснет под натиском – но эта игра ему нравится. Тэхён не идёт на поводу своего организма, но уверенно следует за своими желаниями. Где-то приходит осознание, что желание вызвано его состоянием, это низко и тривиально, но знакомый запах табака и ванили вперемешку с природным ароматом кипариса, что он из-за обострившегося обоняния смог разобрать только сейчас, заставляет скапливаться во рту слюну, и он гулко сглатывает, шумно выдыхая Чону куда-то в щёку, сжимая пальцами крепкое бедро в чёрных брюках. Чонгук опасно скалится, напрягая челюсть, и опасно рычит в ответ: — Совесть, блять. — Правда? — это лишь забавляет. Тэхён ведёт ладонью по бедру альфы дальше, касаясь кончиками пальцев паха, оставляет укус на мочке уха, жадно вдыхая чужой запах, наполнивший весь салон – Тэхёна даже не слышно: — Она тебе не мешала трахать меня на столе в кабинете Исидо. Забудь о ней и сейчас. Омега нарочно кладёт всю руку Чонгуку между ног, сжимает через одежду член, ощущая, насколько альфа из-за него возбуждён, и ведёт языком по крепкой шее, оставляя на коже влажную дорожку. Машина на обочине главной трассы останавливается слишком резко. Так, что Тэхён чуть не бьётся головой о подголовник, но он не успевает опомниться, когда Чонгук хватает его за волосы на затылке и притягивает к себе, накрывая губы требовательным поцелуем. Тэхён бесстыдно стонет ему в рот, позволяя горячему языку коснуться его собственного, и сам перебирается к альфе на колени, нервно дёргая плечами, стоит только ощутить, насколько неприятно липнет нижнее влажное бельё. Чонгук утробно рычит, размещая вторую руку на талии омеги, натягивая на нём безразмерную рубашку, и больно цепляется зубами за его нижнюю губу, жадно голодным чёрным взглядом заглядывая в прикрытые глаза напротив. — Хватит испытывать моё терпение, — горячо выдыхает в распахнутые губы Чон, сильнее сжимая на затылке мягкие волосы омеги. — Ты меня выводишь из себя. — Тем, что предлагаю своё тело? — игриво смеётся Тэхён. Он хватается пальцами за расстёгнутый ворот чёрной рубашки альфы и принимается расстёгивать остальные пуговицы, продолжая с вызовом смотреть точно в звериный взор. — Ты же хочешь меня, я прекрасно это чувствую, — и нарочно отлепляет одну ладонь, снова укладывая её на возбуждение Чона. — Так бери, пока дают разрешение. — Ты, — Чонгук резко дёргает омегу на себя, заставляя его носом упереться в его собственный, и слышит бархатный смех, раздающийся точно напротив его рта, — настоящая сволочь, Ким Тэхён. — Смотри, как бы я не стал твоей смертью, Чон Чонгук, — с тем же рвением отвечает Тэхён, опасно усмехаясь. — Я непредсказуем. Чонгук с новым рыком снова накрывает губы омеги своими, почти вгрызаясь в его рот своим, и выдёргивает из-за пояса брюк его рубашку, прохладными от ветра ладонями касаясь до одури горячей кожи. Тэхён отвечает на все ласки чрезмерно податливо, льнёт к уже обнажённой груди альфы ближе, имитируя на его бёдрах толчки, раскачиваясь на них из стороны в сторону, и шумно стонет, когда ощущает, как обе руки с поясницы сползают на ягодицы, крепко сжимая. Он скребёт ногтями по телу Чонгука, чуть откидывая голову в сторону, позволяет целовать свою шею, оставлять на ней следы зубов, от чего в груди опасно сжимается сердце от ярких ощущений и тягучего запаха, разъедающего каждую частицу глубоко внутри, и пальцами хватается за пряжку ремня, принимаясь его расстёгивать. Тэхён справляется быстро, ведомый огненной волной, расплывающейся по телу от макушки до пяток, обхватывает член альфы рукой и собирает с головки крупную каплю смазки, размазывая её по всему стволу кулаком. Стёкла во внедорожнике от жаркого дыхания запотевают быстро, на них уже можно выводить узоры; Тэхён снова накрывает губы альфы поцелуем, отрывая его от своей шеи, и слышит в ответ утробные хриплые полустоны, когда он сильнее сжимает ладонь на члене и круговыми движениями ласкает его, ощущая, насколько влажной становится его ладонь. Ему это ужасно льстит. Он усмехается в чужие губы, кусается так же, проявляет характер, и тут же оказывается почти обездвиженным, когда Чон спиной прижимает его к рулю, отодвигая переднее сиденье назад, чтобы было удобнее, и расстёгивает его брюки. Тэхён чуть приподнимается на коленях альфы, помогает их с себя стянуть, наблюдая за тем, как грубо Чон чуть не рвёт одежду из-за того, что приходится немного поизворачиваться из-за ограниченного пространства, закусив губу, и сгибает ногу в колене, откровенно выстанывая чужое имя, когда позволяет себе раскрыться. Чонгук опускает вниз жадный взгляд – он почти пылает неконтролируемым огнём – облизывает губы, когда откровенно рассматривает то, как жаждет его Тэхён, как смазка марает его брюки, – и прикладывает к губам омеги два пальца. Тэхён приоткрывает рот, позволяя двум фалангам скользнуть внутрь, он сам обхватывает их, смыкает снова губы, опускаясь на пальцы ртом так, словно вместо них у него на языке ощущается член, и, прикрыв глаза, посасывает. Играется и издевается. Тэхён ведёт ладонями по своей груди, цепляет пальцами соски, не стесняясь ни себя, ни своих стонов, ни наготы, крутит бёдрами, размазывая смазку по брюкам альфы ещё больше, и с пошлым чмоком выпускает пальцы Чонгука изо рта, распахивая затуманенные желанием глаза. Чонгук смотрит в них пару секунд, прежде чем вновь вернуться к губам омеги, а пальцами коснуться желанного входа, проникая сразу двумя. Тэхён над ним тихо мычит, зарываясь в волосы Чона руками – не от боли, а наоборот, от наслаждения – и чуть приподнимается, чтобы снова опуститься на растягивающие его фаланги. Он дышит часто и бесконтрольно, кажется, словно не хватает кислорода, стоит только пальцам коснуться заветной точки внутри, и Тэхён внезапно откидывается назад, выгибаясь в пояснице. Он когда-то сам для себя решил, что не слишком чувствителен, особенно, если дело касается секса, но в этот момент его почти пробирает до костей. Омега стонет громко, упираясь рукой в запотевшее стекло, где остаётся след его ладони, а второй снова обхватывает член альфы, надрачивая в такт движущимся внутри него пальцам. Чонгук эту пытку прекращает первым через пару минут: он снова хватает Тэхёна за затылок, прижимая ближе к себе, и вынимает пальцы. Под похотливый затуманенный взгляд подносит их к своим губам, с вызовом слизывая подтекающую смазку, на что омега почти жалобно стонет, закатывая глаза, и, обхватив рукой свой член и позволив Тэхёну зацепиться руками за его плечи, помогает ему опуститься. Тэхён сжимает пальцы на его плечах, впиваясь в кожу ногтями, отчаянно стонет, кусая до крови собственную губу, и чуть приподнимается вверх, насаживаясь снова. Чонгук удобнее перехватывает его под ягодицами и ещё больше отклоняется назад, падая спиной на откинутое сиденье. Тэхён полностью оказывается в его власти. Он расслабляется, позволяя альфе трахать его, в то время как сам омега только всхлипывающе стонет, изредка оставляя укусы на его плече, и из-за своего отвратительно возбуждённого состояния он кончает слишком быстро, не касаясь себя. Чонгук трахает его ещё пару минут, прежде чем, вцепившись пальцами в ягодицы до боли, кончить следом, замерев глубоко внутри на долгие пару минут. И выходит из растянутого входа, взяв время на передышку. К особняку семьи Нуэстра Фамилии они приезжают почти через два часа, после секса, не проронив ни слова. Тэхён из внедорожника выходит лениво, на прощание лишь кивнув Чонгуку, и неторопливо движется в сторону дома, желая только принять душ и поспать пару часов, но как только он переступает порог, замечает свет в гостиной и раздражённо выдыхает, направляясь именно туда. Матео встречает его в домашнем халате, с бокалом виски в руках и оценивающим взглядом пробегается по алым щекам мужа, его искусанным губам и взлохмаченным волосам, кривя губы. — Дай угадаю, где ты был... — В отличие от тебя занимался работой, — издевательски тянет Тэхён, не позволяя альфе договорить. Да, он раздвигал ноги перед Чоном. Ах, какая ирония. Ему ничуть не стыдно. — Правда? — смеётся натужно Матео. — А выглядишь так, словно тебя трахали, как твоих шлюх из клуба. — А ты забыл, как я выгляжу в течку? — Тэхён отвечает ядом. Он подходит к альфе вплотную, не обращая внимания на то, как раздуваются ноздри Гонзалез, когда он улавливает в запахе сливочного ликёра терпкие ноты чужого альфы, и забирает его бокал с виски, опустошая за пару глотков. Морщится от горечи, привыкший пить сладковатое вино, и со звоном опускает бокал назад, собираясь наконец-то отправиться в душ. Разговаривать и выяснять отношения именно сейчас у него категорически нет сил, ему бы смыть с себя пот и пыль, потому что салфетками он избавился только от следов смешанной спермы, но он не успевает шагнуть вперёд, когда чувствует, как грубо сжимается на его затылке крупная ладонь, разворачивая к себе лицом и в без того искусанные, зацелованные губы разъярённо выплёвывают: — Поэтому ты позволил трахать себя Чону, дрянь? Тэхёну до оскорблений нет дела. Он облизывает губы, истерично смеясь, и поднимает колено вверх, упираясь им альфе в пах. — Так ты же где-то шляешься, милый, — приторно наигранная нежность с флёром отвращения. — Не тебе меня судить. — Я, как ты выразился, работал, дорогой, — тот же тон в ответ. — Правда? — теперь очередь насмехаться Тэхёна. — По твоему слишком отдохнувшему виду так и не скажешь. Познай ты, что такое работа, выглядел бы, как я. — Так же идеально и ухожено? — нарочито неуместные комплименты. — Так же заёбанно, — рычит Тэхён. Он давит коленом на пах мужа сильнее, вынуждая отпустить себя, потому что продолжать этот цирк под названием «Миссис и Мистер Смит» не его прерогатива. Как только Матео шипит, разжимая пальцы, он выворачивается из хватки и быстрым шагом выходит из гостиной, начиная подниматься по лестнице, но не успевает дойти до ванной комнаты, когда его снова с силой прижимают к холодной стене спиной, размещая руку на шее. Матео склоняется над его лицом, слишком гневно шипит, как раненый лев, будто хищник тут он, и рычит в его губы снова, второй рукой до боли сжимая талию, что, кажется, вот-вот рёбра хрустнут где-то чуть выше: — От тебя смердит этой тварью за километр, — альфа склоняется к его шее, проходясь по ней носом, а затем и языком, от чего начинает отвратительно тошнить, но Тэхён только гулко сглатывает, когда ощущает, как забивается в лёгкие грузный запах бергамота. — И после этого ты говоришь, что не раздвигаешь перед ним ноги? Не смеши меня, Ким Тэхён, — утробно смеётся альфа, оставляя на его шее багровеющие засосы. Тэхён вертится в его руках, желая выбраться из этой мерзкой хватки, но сил из-за течки крайне не хватает. У него предательски подкашиваются ноги и плывёт перед глазами от заново нахлынувшего желания, которое он пытается контролировать, только бы успеть освободиться и заглушить его таблетками, но тело хранит другие прикосновения – нежные и страстные, те, от которых трясло в чужих руках – и он закрывает глаза, шумно втягивая ртом воздух, которого начинает не хватать из-за пальцев на шее. — Отпусти меня, ублюдок! — рычит хрипло Тэхён, вертя головой, когда Матео пытается коснуться его губ своими. Смердит у него внутри. Глубоко. Но он вновь стоически раскрывает глаза и с ненавистью смотрит в потемневшие напротив, бедром ощущая чужое возбуждение. Грязное животное. — Да что ты? — истерично хмыкает ему на ухо Матео, облизывая ушную раковину. — А как же твоё любимое: «Я так хочу тебя»? Или «Чёрт, я, кажется, блядски теку, трахни меня»? — Пошёл ты знаешь куда? — снова вертит головой Тэхён. — Дорогу я за годы жизни с тобой выучил, любовь моя, — снова смеётся альфа, разворачивая Тэхёна к себе спиной. У него уже идёт кругом голова. От отвращения к самому себе, от слабости, с которой он не может сейчас справиться из-за своего состояния, из-за боли, которая простреливает в шею, как только его отпускают, от ненависти и желания, вызванного не вовремя начавшейся течкой. «Маленький император»? Жалкое его подобие. И от отвратительного «любовь моя» тошнит. Тэхён закрывает глаза, упираясь руками в шершавую стену, и прикусывает язык, когда альфа расстёгивает пряжку его ремня и спускает брюки до щиколоток, без предупреждения вторгаясь в растянутый вход. Он не стонет и не издаёт ни звука, но кончает снова слишком быстро из-за стимуляции, рассыпаясь всей следующей ночью на атомы, чтобы утром вновь собраться и делать вид, что ему никогда не было и не будет равных. Иначе он не оправдает своего имени. Ким Тэхёна невозможно сломить. Даже тем дерьмом, что происходит в его жизни именно сейчас.

***

Юнги останавливает машину возле многоэтажки в центре Талуки, где живёт Хосок, и молчаливо ждёт, когда альфа наконец-то покинет салон. Только Чон выходить не спешит: он поворачивает голову в сторону омеги и пристально смотрит на его профиль с поджатыми губами, откровенно любуясь. — Ты точно в порядке? — интересуется он, наверное, в тысячный раз за последний час, потому что попросту испугался, что Юнги мог как-то пораниться при взрыве корабля. У него бы тогда точно остановилось сердце. Юнги закатывает глаза, не поворачиваясь, и бросает ёмкое, равнодушное: — Да. — Уверен? И уже с раздражением, но всё так же ёмко: — Да. Как автоответчик. Никаких лишних эмоций. — Можешь подняться ко мне, я налью тебе горячую ванну с пеной и вина. Хочешь? — он всего лишь пытается. Хосок и не ожидает ничего другого. Привык видеть свою розочку именно таким: отстранённым, холодным, незаинтересованным, кажется, ни в чём, кроме работы. Тяжело, но неумолимо привлекательно. Хотел бы только Юнги… Но снова автоответчик, только с другой заводской фразой: — Нет. Мин так и смотрит вперёд, уперевшись одной рукой в руль, а второй подперев подбородок. Как статуя. Самая прекрасная. Венера Милосская не стояла рядом с омегой, что по-прежнему поджимает губы, сохраняя терпение и хладнокровие. Где таких только берут? Уже терпения не хватает у него: — Ты другие слова знаешь? Юнги ведёт плечами. Мол, «не знаю». Спрашивает только: — Какие? — Какие? — усмехается Чон, складывая руки на груди. — Например: «Да, Хосок, конечно, я ужасно устал и перенервничал, буду рад провести этот вечер с тобой в горячей ванне и твоих руках под бутылочку вина и тупую комедию, чтобы расслабиться. Позаботишься обо мне?». Юнги тихо смеётся, качая головой. — Таких не знаю. — Почему ты вечно ведёшь себя так? Это уже не на шутку злит. Хосок не привык за кем-то бегать, но ради Юнги он сидит до сих пор в машине и пытается понять, в чём причина такого резкого холода после жара, разделённого на двоих. — Как? — и снова монотонно и холодно. — Как будто я для тебя пустое место, — и это ранит больнее всего. — Скажи мне, что я делаю не так, и я исправлюсь. Я многого прошу? — накипело. Он тоже не железный. Не бесчувственный, как усмешка Мина, заставляющая кипеть кровь в жилах. — Юнги, это не смешно. — Я не смеюсь. — Ты насмехаешься. — Ни разу. — Юнги, блять! — почти рявкает Хосок, хватая его за руку. Юнги поворачивает голову в его сторону медленно, словно нехотя, но во взгляде столько безразличия, что становится холодно и тесно в достаточно просторном и тёплом салоне. — Что? Что ты хочешь от меня? — Что я хочу? — истерично хмыкает Хосок, поглаживая большим пальцем костяшки нежных рук. — Тебя, Юнги. Десять лет я хочу только тебя. Бегаю за тобой, как идиот, пытаюсь найти подход, дарю подарки, зову на свидания… Да я наизнанку, сука, лезу только ради тебя! А всё, что я получаю в ответ — злость, раздражение, оскорбления и насмешки… Считаешь, это справедливо? Он считает, что нет. У Хосока скоро рёбра сломаются от того, насколько туго цепи с именем Мин Юнги их оплели и пытаются пустить корни в сердце. Это опасно. Его личная погибель сидит точно напротив и молчаливо жмурится, словно это его здесь пробирают насквозь равнодушие и безразличие. — Я дал тебе себя, гештальт закрыт. О чём ещё ты просишь? И, господи, как это глупо! У Хосока почти глаза на лоб лезут. — Что? Ты серьёзно? — он не верит в услышанное. — Более чем, — пожимает плечами Мин. Забирает свою руку из чужой и снова возвращает её на руль, постукивая пальцами по кожаной обивке. — Послушай, Хосок. Между нами ничего серьёзного не будет, не рассчитывай. Мне было хорошо с тобой эти пару раз, но на что-то другое… можешь не рассчитывать. Я изначально не хотел давать тебе повода, но ты добился другого. Расхлёбывай это теперь сам. И покинь машину, пожалуйста, мне действительно нужно принять ванну и лечь поспать. Хосок кусает губы, переваривая то, что только услышал, кивает сам себе, понимая, насколько облажался, позволив себе то, чем хотел добиться совершенно иного, и, бросив ледяное, разрезающее слух и ночную тишину «понятно», выходит из машины, хлопнув дверью. Юнги дожидается того момента, когда альфа скроется за дверью подъезда высотки, и роняет голову на руль, жмурясь до бликов перед глазами. Слёзы окропляют холодную кожу. Он тоже идиот.