Тёплым апрельским вечером мы встретились

      Период экзаменов оказался не таким стрессовым, как ожидалось. Для Скарамуччи точно. Он написал отказ от дополнительных предметов, решив, что учёба не для него. Он мог бы полноценно жить на пособие от какого-нибудь ВУЗа, ни в чём себе не отказывать, но пойти работать звучало куда более разумно. Тем более работы кругом было выше крыши. Вряд ли бы он смог удержать стипендию и гарантий, что после первой же сессии он не скатится на сплошные тройки, не было. Поэтому оставалось только наслаждаться жизнью и дожидаться скорейшего выпуска.       Итэр себе такой роскоши позволить не мог. Он продолжал зубрить днями и ночами, не пропускал ни одной консультации и постоянно записывал что-то в тетради. Скарамуччу расстраивало, что всё внимание не было сконцентрировано на нём и частенько упрекал а этом Итэра. В шутку, конечно же. Он понимал, каким важным для него было поступление хоть в какой-то университет. Появлялась возможность наконец-то свалить подальше от своей семьи и не видеть самого противного — Чайльда, ухлёстывающего за его сестрой. В целом, он был не против ухажёров сестры. Но он был против рыжего придурка, с присутствием которого оставалось только смириться. По правде говоря, он ревновал Скарамуччу. Все его «я больше ничего не чувствую к Чайльду» звучали не так убедительно, как хотелось бы. Но Итэр понимал, что он только зря себя накручивает. Потому что Скарамучче не нужно было разбрасываться словами: его действия имели гораздо больший вес. И Итэру этого было достаточно.       — Знаешь, а ты ведь всегда можешь просто переехать ко мне, — мечтательно протянул Скарамучча.       Майский вечер сопровождался свойственной ему прохладой. Весна подходила к концу, но Итэру казалось, что закончилась целая жизнь. Два месяца назад он был совершенно другим человеком. Если бы он знал себя со стороны, то, наверное, сказал, что его подменили. И, возможно, был бы прав. В голове не укладывалось, как он за такой короткий промежуток времени успел пережить великую драму в своей жизни. Зато главный итог всего этого — безбашенный Скарамучча, в котором желания жить больше, чем в Итэре желания учиться. Его количество планов на жизнь сводило с ума, у него были просчитаны на перёд десятки разных «но», с которыми он может чисто гипотетически столкнуться. Итэр завидовал белой завистью. Но в то же время был рад, что занимает отдельное место в жизненной перспективе Скарамуччи.       — А я и перееду, — отвлекается Итэр от заметок в своём телефоне, кажется, с очередными формулами и правилами. — Только не к тебе, а с тобой, — твёрдо и уверенно. Шанс того, что Скарамучча сорвётся за ним в другой город мал, но никогда не равен нулю.       — Как скажешь, — всё-таки соглашается.       До этого они не затрагивали тему совместного переезда. Точнее, Скарамучча явно дал понять, что не готов уезжать из родной квартиры. Потому что ему было страшно. Итэр не настаивал. Он продолжал с лучших сторон раскрывать своё главное качество — понимание, поэтому просто молча соглашался со всеми возражениями Скары и не давил на него. Пока в один момент, Скарамучча не передумал.       — Наверное, жить с тобой будет не так уж и плохо, — начал он. — К тому же, чем больше город, тем больше работы. Правда же?       — Абсолютно, — подтвердил его слова Итэр, не отвлекаясь от телефона.       — Но если ты и дальше не будешь обращать на меня внимания, то я передумаю, — Скар недовольно закатил глаза.       — Всё-всё, извини, — виновато посмотрел на него Итэр. — Больше не буду.       — Вот так бы сразу, — усмехнулся Скарамучча.       И потянулся за поцелуем. Коротким, слишком внезапным. Итэр не успел вовремя осознать происходящее и не успел понять, что нужно ответить. Но Скарамучча уже отстранился, довольно смотря на Итэра. Заставать его врасплох — пункт номер один в ежедневной рутине Скары. Он, кажется, никогда не перестанет этого делать. Его слишком веселит глупая реакция Итэра, теряющегося от подобных действий, — стимул продолжать дальше.       — Когда ты уже перестанешь так делать? — недовольно цокнул Итэр.       — Никогда, смирись, — издевательски улыбнулся Скарамучча.       — Ладно, пойдем уже, — Итэр поднялся со скамейки, на которой они сидели и направился к выходу со стадиона. Скарамучча пошёл за ним следом.       — Хочешь кофту свою одолжу? — предложил Скар, на котором была накинута чёрная зипка. Ему самому становилось холодно от вида Итэра в одной футболке.       — Обойдусь.       — Как скажешь, — пожал плечами Скарамучча.       Он прильнул ближе, взял Итэра за руку, переплёл пальцы, боязливо озираясь по сторонам. Повезло: никого в радиусе ближайшего, примерно, километра не было. Они шли, наслаждаясь спокойствием весеннего вечера. Казалось, будто весь город разом вымер: на лавочках у подъезда не сидели уже знакомые бабушки, во дворах не было ни одного звонко смеющегося ребёнка. А в такое время им свойственно там быть. Тишину разбавляли только стрекочущие в траве цикады. В целом, Скарамучча не был против. Итэр — тем более.       Они проходят мимо дома Итэра и идут сразу к Скарамучче. Появляться дома Итэр больше не хотел, особенно после того, как его родителям стало известно про Скара. Не то чтобы они были сильно против, но и явно не обрадовались. Итэр решил не провоцировать лишние бессмысленные конфликты и сам ретировался со вражеской территории. Поэтому он появлялся дома только тогда, когда родителей там не было. И то зачастую просто чтобы забрать некоторые вещи. Или увидеться с Люмин. Какими бы напряжёнными ни были отношения в семье, по сестре он всегда скучал. Она была единственной, кто его поддерживал. Ужасно хотелось проводить с ней больше времени, но возможности постоянно ускользали сразу, как только появлялись. Он оправдывал это тем, что экзаменационный период выбивает его из колеи. Для уменьшения количества стресса в жизни приходилось идти на определённые жертвы. В его случае — страдало живое общение с Люмин. Не такая уж и большая потеря. Потом обязательно наверстает упущенное.       — Ну и где вы шлялись? — чересчур резко и внезапно. Итэру показалось, что у него начались галлюцинации.       Он только что думал о Люмин и вот она, материализовавшаяся из ниоткуда, стояла перед дверью в подъезд Скары. Видимо, ей самой надоело видеть брата урывками, поэтому она решила взять ситуацию целиком и полностью в свои руки. И пришла прямо к Итэру.       — Гуляли, — виновато опустил голову Итэр, исподлобья поглядывая на сестру.       — Я это уже поняла, — она недовольно закатила глаза. — Ну, что застыли? Не хотите меня на чай позвать, может?       — Хотим, — вмешался Скарамучча и чуть ли не бегом пошёл открывать дверь, а затем придержал её, как истинный джентльмен.       Дома Скар первым делом побежал ставить чайник, уточнил у Люмин, сколько ложек сахара ей нужно в чай — тот самый, который она принесла — и после расставил кружки на столе, довольный своей проделанной работой.       — Хорошо, что ты пришла. А то компания этого заучки меня уже утомила, — пожаловался с таким видом, будто всё человечество только что пережило трагедию мирового масштаба.       — Да, он у нас такой, — улыбнулась Люмин, заправляя за ухо прядь, сваливавшуюся Итэру на лоб.       — Эй, вы не оборзели случаем? — возмутился Итэр, чем вызвал только смех у своих собеседников.       Подобные издевательства его не обижали, наоборот, он чувствовал умиротворение, когда смотрел, как его сестра сближается с его парнем. Казалось, именно они дали ему наконец понять, что значит понятие семья. Он не чувствовал себя брошенным, не чувствовал себя потерянным, не чувствовал себя ненужным. В его голове закрепилась чёткое осознание того, что теперь его любят и ждут. Он больше не был недостойным.       Итэр всё ещё продолжал быть проблемным подростком. Он всё ещё знал, что со стороны его видят «неправильным». Но то клеймо, которое на него навесили, мастерски перечеркнул Скарамучча красным маркером. И нарисовал сверху сердечко.       Смотреть на сестру стало в разы легче. Больше Итэр не думал о том, какой он хуёвый брат. И отчасти это заслуга именно Скарамуччи. Скарамучча в принципе уже многое сделал, хотя он, наверное, даже не подозревает об этом. Отрицать свою причастность к положительным изменениям в чьей-то жизни гораздо легче, чем её признать.       Закатные лучи обрамляли немного уставшее лицо Люмин, золотистые локоны, казалось, начали светиться. Она мягко улыбалась, но губы её слегка подрагивали. Итэр понял, что совершенно не знал, насколько сестре было тяжело. Она всегда была яркой и жизнерадостной, никогда не показывала слабостей — идеально исполненная роль старшей, пусть и на несколько минут, сестры. Она была занята разговором со Скарамуччей, который что-то рассказывал, активно жестикулируя. Итэр не вслушивался, любовался представшей перед ним картиной. И думал о том, как устроить Люмин допрос. Она всю жизнь была ему опорой и единственной поддержкой — пора бы уже, наверное, снова стать сильным. Ради неё. Люмин, конечно, никогда не будет одинока, по крайней мере до тех пор, пока у неё есть Чайльд. Но братскую поддержку ничто не заменит. И никто.       — О чём ты так задумался? — Скарамучча не выдерживает первым.       — А? — Итэр вздрагивает, поворачивает голову, смотрит на своего парня. — Да так, ни о чём, устал за день, — трёт глаза для большей убедительности.       — Ладно, мальчики, с вами хорошо, а дома лучше, — говорит Люмин, смотря в окно. Солнце уже почти зашло за горизонт, на небе появлялись первые едва заметные звёзды. — Я пойду.       — Я провожу, — Итэр подскакивает вслед за сестрой, Скарамучча тоже рвётся, но видит в родном взгляде чуть ли не умоляющее «я сам», молча кивает.       Они идут медленно, растягивая каждый шаг. Расставаться никто не хочет. Даже если это расставание на пару дней. Скоро им придётся расстаться примерно на год, если не больше. Осознание этого пугало, с одной стороны. Итэр понимал, что ничего серьёзного не случится, но тем не менее непонятно откуда возникло желание проводить с Люмин каждую секунду своего времени. Даже если придётся жертвовать подготовкой к экзаменам. Он и так сделал уже практически всё возможное, а на блестящие результаты и так не рассчитывает. Вывод из этого недлинного уравнения получается совершенно простым. Глупо было убеждать себя, что есть вещи поважнее Люмин. Нет. Их просто нет.       — О чём задумался? — в точности, как Скарамучча. Может, поэтому они так быстро подружились.       — Прости, что уделяю тебе так мало времени, — Итэр вздохнул и опустил голову. Говорить оказалось сложнее, чем он себе представлял. Почему они не могут просто обменяться мыслями, не обличая лишние звуки в слова. Заставлять себя шевелить языком — самая худшая пытка.       — Я подумаю, — хмыкнула Люмин и Итэр не понял: она опять отшучивается или держит на него обиду. — Я не в обиде, не переживай, — так, словно она научилась читать его мысли. — Просто… не у одного же тебя проблемы существуют, так ведь? — прозвучало как-то чересчур разбито, Люмин сама на себя не была похожа.       — Я никогда и не утверждал, что плохо одному мне, — пожал плечами. — Просто осознал это не так давно, — тихо, полушёпотом, надеясь, что его не услышат.       — Все мы совершаем ошибки, Итэр, — всё-таки услышали. И опять нравоучения. Лишь нелепая попытка перевести тему.       — Безусловно, — соглашается, без лишних колебаний. — Так, может, расскажешь всё-таки, что случилось?       — О, ну вот и дошли, спасибо, что проводил.       — Люмин, — Итэр звучал устало-серьёзно. Или серьёзно-устало. Он сам для себя пока ещё не решил. — Хватит строить из себя не пойми кого. Я ведь не начну считать тебя слабой, если ты вдруг решишь поделиться со мной хоть чем-то. Ты столько раз спасала мне жизнь в буквальном смысле. Почему ты отталкиваешь меня, когда я хочу помочь? — он смотрит на сестру, она отвела взгляд. В вечерних сумерках он едва мог разглядеть скопившиеся в уголках глаз слёзы. Но он знал, что ему не кажется. Люмин и правда едва держалась, чтобы не заплакать.       — Просто… — начала она, пытаясь подобрать правильные слова. — В последнее время как-то слишком много всего навалилось… Сначала ты отдалился, а теперь, — вздохнула, проморгалась, пытаясь не расплакаться. — Чайльд пропал, — голос вздрогнул. Люмин как будто боялась реакции брата: она знала, что он недолюбливал её паренька.       — В каком плане пропал? — недоумевающе спросил Итэр. Он был готов прямо сейчас пойти украсить самодовольную физиономию парой ярко-фиолетовых синяков, но старался держать себя в руках. Как минимум потому, что сначала этого рыжего придурка стоило сначала найти.       — А в каком ещё плане может быть? — истерика с каждой секундой подступала всё ближе, но Люмин снова поражала своей выдержкой. — Он не отвечает ни на звонки, ни на сообщения, его нигде нет. Он как будто испарился, — и всё же одна-единственная слеза скатилась по щеке, она её быстро вытерла рукавом.       — Ну, не плачь, всё будет хорошо, — Итэр не смог выдавить из себя нечто более умное и логичное, поэтому просто подошёл ближе и заключил Люмин в свои объятия. — Мы его найдём обязательно. А потом я с ним проведу воспитательную беседу.       — Только не это, — усмехнулась Люмин. — Я просто переживаю, — снова слова наполнены бесконечной грустью. — С ним ведь что угодно могло случиться… Я ведь никогда не узнаю, мне никто об этом не скажет, — снова полушёпотом. Снова Итэр разделяет её боль. Как бы эгоистично ни звучало, он был польщён такими откровениями.       — Давно он пропал?       — Дня два назад, — очередной печальный вздох.       — Тогда будем надеяться, что ничего серьёзного не случилось, — руководствоваться логикой в такой ситуации было крайне сложно, но Итэр пытался. — Родители дома? — кивок. Жаль. Бросать сестру одну не хотелось, но с родителями видеться не хотелось гораздо больше. По крайней мере, они смогут о ней позаботиться. — Тебе нужно сейчас отдохнуть, попытаться поспать. А мы что-нибудь обязательно придумаем, — обнял крепче, успокаивающе перебирая волосы.       — Вряд ли получится уснуть, — Люмин усмехнулась горько и разбито. Итэр почувствовал, как внутри него самого что-то разбилось. — Ладно, ты прав. — отстранилась и попыталась улыбнуться. И снова её окутал флёр неуязвимости, как будто их ночного разговора и вовсе не было. — Спасибо, что проводил. Спокойной ночи. И Скарамучче передай, — она помахала рукой на прощание и скрылась за подъездными дверями.

***

      — В смысле пропал? — насторожился Скарамучча, совершенно не понимая, о чём шла речь.       — В прямом, — вздохнул Итэр, уставившись в кружку недопитого чая. — И нам нужно хоть что-нибудь попытаться с этим сделать. Иначе Люмин с ума сойдёт.       — Это я уже понял, — откинулся на спинку стула Скар, уставился в потолок и задумался. — Два дня назад говоришь? — кивок. — И на связь не выходит? — очередной кивок. — М-да… ну и хуета.       — И не говори.       — Я ему написал, но вряд ли ответит, конечно. Завтра напишу ещё кому-нибудь из его знакомых, сейчас поздно уже.       — Спасибо.       — Да пока не за что. Блять, хорошо, что он пропал и не выходит на связь. Иначе я бы ему что-нибудь сломал, — недовольно закатил глаза Скарамучча.       — Не поверишь, я Люмин то же самое сказал.       — Про то что я его изобью? — усмехнулся Скарамучча.       — Про то что я его изобью, — поправил его Итэр.       — Ой, да, точно, я уже и забыл, у тебя ведь тоже рука тяжёлая. А по виду и не скажешь, — Скар пристально на него уставился, будто пытаясь сложить в своей голове два этих факта. Жаль, что в математике он был не силён.       — Да ну тебя, — недовольно буркнул Итэр.       — Да ну меня, — повторил он, не осознавая зачем. — Прикинь, мы бы сейчас подрались, а потом помирились и сломали кровать в процессе. Ну, как во всех этих современных порнушных романах, — Скар смотрел в глаза, хитро щурясь. Смысл его слов дошёл не сразу, а когда Итэр понял, то закашлялся так, что казалось, он задохнётся. То ли от спёртого воздуха, то ли от смущения.       — Чего? — он округлил глаза, пытаясь разглядеть в выражении Скарамуччи хотя бы крошечной отголосок неудачной шутки.       — Ничего, — рассмеялся Скара. — Всё, извини, я просто спать хочу, от этого всякий бред несу, — он поднялся со стула, подошёл к Итэру, чмокнул его в щёку. — Спокойной ночи, — сказал он, зевая. — Не сиди допоздна, а то мне спать холодно, — пробормотал себе под нос и ушёл в комнату.       Итэр всё ещё пытался бороться со смущением, которое на него напало после слов Скарамуччи. Спать не хотелось, допивать чуть тёплый чай — тоже. Поэтому он безжалостно вылил его в раковину, думая про себя, что в следующий раз чай будет покупать он, и сполоснул кружку. Он решил позаниматься математикой, поделать задания от репетитора, у которого он не появлялся уже недели две, если не больше. Итэр придумал отговорку, что школьная нагрузка и подготовка последнего звонка и выпускного не оставляют ему ни минуты свободного времени и он вынужден задерживаться в школе до самого вечера. Ему поверили без всяких вопросов. Судя по всему, репетитор сам надеялся, что ученики начнут, наконец, прогуливать. Оно и понятно: конец учебного года сваливается многотонной усталостью, не оставляя в стороне никого. Дни перед долгожданными каникулами всегда самые тяжёлые.       Итэр тяжело вздыхает, достаёт из рюкзака, который он так предусмотрительно оставил на кухне сборник задач, тетрадь и пенал. Было бы славно выпить кофе для улучшения концентрации, но у Скарамуччи его, как неудивительно, нет. Итэр начинает делать пометки — пока что карандашом — прямо в сборнике, а затем переписывает пришедшие в голову решения в тетрадь. Ответов в конце нет, поэтому ему остаётся только искренне надеяться, что решения будут правильными. Хоть бы одно из них.       Он засиживается так до пяти утра. Время пролетело незаметно, за окном постепенно уже начинало светить солнце. Итэр успел забыть, насколько рано начинает светлеть, когда по календарю остаётся всего несколько дней до лета. Всё это звучало настолько странно, что Итэр сомневался, действительно ли июнь почти наступил. Всё казалось симуляцией, проекцией измождённого от усталости мозга. Но реальность была такова. Совсем скоро школьным страданиям наступит конец и дальше только остаётся сеять зерно взрослой жизни. Итэр бы хотел пожинать в старости только здоровые и крепкие плоды, но он был настолько не уверен ни в чём, что оставалось только каждый свой день считать последним. Жить по этому принципу было хотя бы не так страшно.       Он поднимается из-за стола, разминает затёкшие мышцы, сваливает в сторону учебные принадлежности и решает всё-таки пойти, наконец, спать. Скарамучча уже видит пятый сон — хоть кому-то повезло со здоровым сном, думает Итэр. Он подкрадывается ближе, стараясь не издавать ни звука. Скарамучча, мирно сопящий, свернувшийся в клубок — Итэру казалось, он наблюдает что-то чересчур интимное, что-то, что не должен был. Хотя Скар был первым, кто дал Итэру на это разрешение, вероятнее всего, именно этого он и хотел. Чтобы за напускным видом поехавшего и бесстрашного Итэр разглядел мягкого и хрупкого. Слишком откровенно. Но Итэр был уверен: это не первое и не последнее откровение. Их уже было чересчур много и в будущем станет только больше. Почему-то в это отчаянно хотелось верить.       Итэр лёг рядом, обнял Скарамуччу, прижался к нему всем телом и уткнулся носом куда-то в шею. Засыпать в обнимку со Скарой было куда спокойнее, нежели чем в его родном доме. Теперь его домом был Скарамучча.

***

      Скарамучча просыпается, к своему удивлению, слишком рано — в девять утра. Итэр встаёт следом, несмотря на то что тот пытался вести себя максимально тихо. Они пьют чай без всего в полной тишине. Переговариваются взглядами и понимают, что, кроме слова «пиздец», сказать, даже мысленно, нечего. Оба думают, где искать Чайльда, оба думают о Люмин, на чьи нервы так бессовестно действует рыжий придурок.       Итэр придвигает ближе варианты по, всё той же, математике, думает решить парочку задач — способ релаксации так себе, но переключить внимание нужно. Голова потом начнёт работать лучше. По крайней мере, он на это надеется. Скар что-то агрессивно печатает в телефоне, не попадает по буквам, матерится себе под нос и нервно стучит пальцами по столу. Выглядит настолько комично, что Итэр почти усмехается, но Скарамучча его прерывает:       — Никто не знает, где он, — вздыхает так устало, будто в поисках лично обежал весь город.       — Пиздец, — единственное, что может выдавить из себя Итэр. — Ну вот и что с ним делать? А если он помер где-нибудь?       — Надеюсь, — язвит Скарамучча и тушуется под грозным взглядом Итэра. Всё-таки дело касалось его сестры, поэтому стоило аккуратнее выбирать выражения. — Не смотри на меня так, я шучу, — попытка оправдания звучит нелепо.       — Может, он уехал куда-то? Или, не знаю, в армию призвали?       — Ага, с его умственными способностями его могут максимум обратно в первый класс отправить, — снова усмехается, радуется про себя, что Итэр оценил тупую шутку. — Может, его побили?       — Точно, — глаза у Итэра загораются: то ли из-за мысли о том, что Чайльда, наконец-то, отмудохали, как следует, то ли из-за того, что он всё понял. — У него же тёрки вроде с этим, как его, с Дотторе были, да?       — Ну да, а он здесь при чём? — Скарамучча тупо пялится, затем ему приходит озарение. Странно, что самый вариант изначально даже не рассматривался. — Блять, — снова шумно выдыхает. — Теперь ясно всё. Итэр, ты как всегда поражаешь своей гениальностью, — говорит серьёзно, без единого намёка на шутку.       — И чё теперь, больницы обзванивать?       — Ну… У меня есть номер его матери! — Скарамучча чуть ли не выпрыгивает из-за стола на радостях. Странно, что он забыл о такой важной вещи, но главное, что вспомнил в такой важный момент. — Может, получится дозвониться? — вопрос скорее риторический. Итэр не успевает вовремя среагировать, а когда выдыхает своё еле слышное «может», Скар уже слышит третий гудок. Он включает громкую связь и нервно ждёт, кажется оба перестают дышать.       Когда на звонок всё же отвечают, Скарамучча коротко представляется, надеясь, что мама Чайльда не в курсе их взаимоотношений, в идеале: она никогда о нём ничего не знала. Но на это остаётся только надеяться и молиться, что трубку не сбросят, а объяснят хоть что-нибудь.       — Ой, Чайльд… — запинается женщина, подбирая слова. — Знаете, такая нехорошая ситуация приключилась… Подрался с кем-то, да так, что чуть на пятнадцать суток не закрыли, его отец забрал, конечно, но сейчас… он под домашним арестом. И телефон забрали. Не знаю, надолго ли… Ничего сказать не могу.       — А с ним можно как-то связаться? — встревает Итэр. — Понимаете, его девушка… она места себе не находит, скоро с ума сойдёт, честное слово.       — А, так это из-за неё всё, что ли? — в словах нет ни намёка на упрёк, лишь облегчение. — Ну вы, ребята, приходите, гостям мы всегда рады. Можете сегодня прийти, когда вам удобно. Но лучше, если ближе к вечеру придёте.       — Правда можно? — удивляется Скарамучча. — Тогда мы сегодня придём. Нас трое будет, ничего?       — Ничего, у нас семья большая, мы привыкли, когда народу много.       — Спасибо вам большое! — улыбается Скар и нажимает на значок «завершить вызов».       — Всё как-то, — неуверенно начинает Итэр, — слишком просто.       — И это хорошо, — уверенно заключает Скарамучча. — Напишешь Люмин?       — Да я уже. Ладно, до вечера ещё целый день, хватит, чтобы решить пару вариантов.       — Опять? — выходит чуть более недовольно, чем хотелось бы.       — У меня так-то экзамен послезавтра. И мне желательно набрать побольше баллов, чтобы не остаться гнить здесь.       — Ладно, убедил, — у поверженного Скарамуччи аргументов больше не находится. — Может, ты тогда хотя бы в комнату переедешь со своими учебниками? Мне скучно одному. Без тебя ещё скучнее.       — Вот с этого надо было начинать, — подмигивает Итэр и, взяв всё нужное, идёт за Скарой. Фатальная ошибка. Теперь он точно ничего решать не будет. В целом, его всё устраивает.

***

      Ближе к вечеру Итэр со Скарамуччей выползают из дома. На улице слишком душно и жарко, появляется навязчивое желание развернуться обратно, но навстречу им уже идёт взволнованная Люмин — знак от самой вселенной, что времени на побег у них не осталось. Придётся всё-таки идти к Чайльду в гости. Так Люмин будет спокойнее.       Она обнимает ребят в качестве приветствия, пытается вести себя, как обычно, но Итэр видит, чувствует, как она переживает. Вряд ли она представляла себе знакомство с семьёй своего возлюбленного именно так. Но обстоятельства решили всё за неё — Люмин осталось только молча следовать указаниям и верить в лучшее. Уж в этом ей не было равных. Она прячет руки в карманах цветной олимпийки, пытаясь скрыть еле заметную дрожь на кончиках пальцев. От нервов её знобит, поэтому она посчитала не лишним накинуть на себя что-нибудь. Итэр всё это понимает, поэтому решает не доставать сестру с вопросами «а тебе не жарко?». Они идут молча. Несказанные слова раздирают Итэру глотку в попытках вырваться наружу. Он себя с трудом сдерживает. Не понимает, что лучше сказать, поэтому решает ничего не говорить. Переглядывается со Скарамуччей, встречает понимающий взгляд и успокаивается.       Повезло жить в одном районе: путь до дома Чайльда занимает всего десять минут. Люмин бежит так, будто от этого зависит её жизнь и судьба целой страны. Итэр ускоряет шаг, но догнать сестру не получается и в итоге он сдаётся. Дыхание слегка сбивается, отдышаться ему не удаётся, поэтому приходится терпеть.       Люмин поднимается по ступенькам и замирает у двери. Скарамучча и Итэр останавливаются за её спиной, кладут руки на её плечи, пытаются придать уверенности таким скромным жестом. Она только вздыхает, не решается позвонить в звонок. Скар берёт инициативу в свои руки и стучит в дверь. Чтоб наверняка. На пороге появляется мужчина вдвое больше их всех вместе взятых. Смотрит чересчур опасливо, грозно. Люмин под его взглядом тушуется, начинает нервничать ещё сильнее.       — Вы к моему оболтусу? — голос звучит добродушно, и мужчина уже не выглядит таким страшным.       — Да, — отвечает Люмин. — Я Люмин, его… девушка, он резко пропал, вот я и переживаю, — голос едва заметно дрожит, но она отчаянно пытается выглядеть уверенно.       — Да, да, мне жена сказала, — смотрит оценивающе, думает, стоит ли верить на слово чужакам. Затем отступает и пропускает всех троих в дом. — А вы, молодые люди, не хотите представиться?       — Это мой брат, Итэр, а это наш общий друг, Скарамучча, — Люмин отвечает за них, у парней хватает сил только на то, чтобы кивать головой в подтверждении её слов. Язык как будто присох к нёбу, но оно и к лучшему.       — Всё ясно, — мужчина, кажется, совсем не обращает на них внимания. — Вот уж не думал, что Чайльд когда-нибудь найдёт себе девушку. У него ветер в голове, а вы, юная леди, выглядите серьёзно. Может, у вас получится его образумить.       — Да, если я его прямо сейчас не убью, то обязательно, — усмехается Люмин и прикусывает язык. Не стоило, наверное, шутить подобным образом.       — Здесь слишком много свидетелей, — смеётся мужчина. Шутка была оценена, приятно получать зелёный свет. — Хотя ему вправить мозги не помешает. Ладно, не буду вас больше задерживать. Его комната там, в конце, — указывает рукой. — Он, кстати, когда узнал, что вы придёте был в ужасе. Я бы попросил вас быть с ним помягче, но не буду. У вас есть время, пока жена с детьми не вернулись с прогулки. Потом очень шумно будет.       — Спасибо большое! — отвечает Люмин и летит в комнату к Чайльду. Итэр и Скарамучча бегут следом: предотвращать большой взрыв.       Люмин открывает дверь слишком резко, Чайльд подскакивает на кровати, неуверенно улыбается, жмётся в угол. Его уже ничто не спасёт.       — Ты! — восклицает Люмин, берёт в руки первую попавшуюся подушку — их на удивление очень много — и начинает выбивать из Чайльда душу. Он пытается прикрыть голову руками и что-нибудь из себя выдавить, но всё тщетно. Против разъярённой Люмин ещё не придумали оружия. Хотя Чайльд только рад быть поверженным ею. — Рыжий придурок! Даже не написал! — она продолжает вопить и избивать своего возлюбленного, из-за которого не спала несколько дней. Настоящая комедия.       — Прости-прости, — пытается оправдаться Чайльд. — Я всё объясню! Только перестань меня, пожалуйста, бить, — все уговоры растворяются в воздухе, не оказывая никакого действия. Скарамучча и Итэр стоят в дверях, не понимая, что им нужно в этой ситуации делать. Может, вовсе уйти? Чтобы они сами со всем разобрались? Нет, им тоже любопытно, а они не успокоятся, если не узнают, где пропадал Чайльд.       Через пару минут Люмин выдыхается, бросает подушку на кровать и падает за ней следом. Тяжело дышит, как после полуторачасового кардио. Злобно смотрит на Чайльда, переводит взгляд на своего брата, находит там понимание.       — Вот теперь, — глубоко вдыхает, — ты всё объяснишь, — выдыхает. Скар подходит ближе, садится на пол, тянет за собой Итэра. Рыжий придурок окружён со всех сторон. Бежать некуда.       Чайльд сидит, смотрит на Люмин влюблёнными глазами, любуется. Быть парнем такой прекрасной девушки — самый настоящий джекпот. На его щеке красуется еле заживший порез, который Люмин замечает не сразу. Она долго смотрит, не может понять, проводит пальцами, ощущает под ними едва образовавшуюся корочку. Смотрит испуганно, с надеждой на то, что Чайльд прямо сейчас её успокоит. Но вместо этого он начинает говорить, Люмин одергивает руку. Итэр наблюдает за всем этим действием, не знает, стоит ли ему отвернуться.       — Итак, — начинает Чайльд, — объяснения. Я пырнул Дотторе ножом. А перед этим избил, — произносит так просто, будто рассказывает о своей ежедневной рутине. — Не смотрите на меня так, — разводит руками, когда ловит на себе один испепеляющий взгляд Люмин и ещё два недоумевающих. — Между прочим, он к ней приставал! — защищается, как может. — К моей девушке! Ну я и подумал, что будет славно научить его правильно обращаться с дамами. Особенно с моей. А именно: не подходить к ней, — последнее предложение звучит угрожающе, в глазах у Чайльда — азартный блеск. Создаётся впечатление, что стоит ему только дать повод, он изрежет всех, лишь бы Люмин не трогали. — И вообще, меня чуть в кпз не упекли, благо батя забрал.       — Пиздец ты долбоёб, — не сдерживается Скарамучча. — Это же надо было додуматься! И даже не позвал, — разочарованно вздыхает. — Я думал мы друзья.       — Соглашусь, мой проёб, — смиренно кивает Чайльд.       — Да ты оборзел! — повышает голос Люмин и снова бьёт подушкой по рыжей голове. — А передо мной извиниться ты не хочешь? Это все твои объяснения?       — Ну прости, принцесса, в следующий раз обязательно предупрежу, ну не обижайся, пожалуйста, я больше так не буду, — выглядит слишком по-щенячьи, слишком виновато.       Кажется, Люмин начинает оттаивать, Чайльд спешит этим воспользоваться — украсть у неё поцелуй на виду у всех, но она оказывается хитрее. Обида сама собой не испарится даже после извинений, поэтому Чайльд вместо губ Люмин сталкивается с подушкой, которой та успевает так вовремя закрыться. Парень недовольно стонет, но её ничем не пробить, поэтому остаётся только ждать, когда Люмин сменит гнев на милость.       — Всё, мы уходим, — категорично заявляет она и выходит из комнаты, даже не обернувшись.       — Невероятная женщина, — восхищённо произносит Чайльд, смотря ей вслед. Итэр подходит ближе, кладёт руку ему на плечо, тычет указательным пальцем в лицо.       — Смотри не проеби её, — звучит слишком угрожающе. — Иначе я тебе шею сверну, — и выходит следом.       — Ну и семейка, — вздыхает Чайльд, смотрит на Скара, тот только пожимает плечами и идёт за Итэром.

***

      Последний экзамен перенести сложнее всего. Итэр сидит за партой, ждёт начала. Казалось, прошла вечность перед тем, как наблюдатели начали зачитывать инструктаж. За это время Итэр успел выучить наизусть свой паспорт, пересчитать все листья на деревьях, которые росли прямо под окнами, и разодрать себе все пальцы. От нервов.       «Экзамены — это одно из жизненных испытаний».       От этих слов тошно становится. Убогая попытка составителей поддержать учеников. Итэру ещё повезло, он ни на что не рассчитывает. Но аудитория была наполнена амбициозными детьми, которые мечтали о лучшей жизни, мечтали выбраться из провинции и иметь блестящую карьеру в мегаполисах. Мысль о возможной неудаче чужих людей вызывала у Итэра чувство жалости. За три часа пятьдесят пять минут он успел проникнуться к ним симпатией и необоснованным страхом за чужое будущее. Ему было так проще скрыть страх за самого себя.       Он встаёт из-за стола, сдаёт бланки с работой, молится про себя набрать хотя бы проходной и выходит из душной аудитории. В школе пусто, учёба у всех уже закончилась, в коридорах больше не носятся пятиклашки. Итэр оглядывает по-родному ненавистные зелёные стены и что-то начинает щемить где-то в груди. Заглядывает в кабинет, где сидит классная руководительница, делится с ней своими «успехами». Она, кажется, действительно заинтересована в его коротком рассказе. Итэр забирает оставленные ей на верное хранение вещи, прощается и уже выходит из школы. Скарамучча сидит на корточках у ворот, чешет затылок, не сразу обращает внимания. Поднимает голову, только когда Итэр подходит чуть ли не вплотную.       — Как всё прошло? — подскакивает, чуть не сбивая его с ног.       — Надеюсь, на проходной хватит, — вздыхает Итэр. — А у тебя как? — Скарамучча тоже сегодня писал экзамен, но закончил намного раньше, чем Итэр. Тем не менее, он всё ещё его ждал.       — У меня всё отлично, — как всегда гордо и позитивно. Отличительная черта Скара — никогда не унывать. Из всех смертных грехов уныние он вертел только так. — Ладно, пойдем домой уже, после такого стресса надо выпить, — убеждает не себя, а Итэра.       — Пошли, — снова слишком устало. До тех пор пока он не переступил порог школы, он чувствовал себя более менее нормально. Стоило сделать шаг наружу — переутомление весом в тонну сбросилось прямо ему на голову. Хотелось исчезнуть на мгновение, потерять связь с реальностью, чтобы сделать небольшую передышку. Она ему сейчас необходима.       Но вместо этого Скарамучча тянет его за собой, вглубь дворов и пустынных улиц. Они заходят в круглосуточный магазин недалеко от дома, покупают две бутылки дешёвой эссы и возвращаются в скромную квартиру Скара. Дневная жара изнуряет настолько, что Итэр первым делом плюхается на кровать, не думая даже о том, чтобы переодеться. Прикрывает глаза, позволяет сну окутать его с ног до головы, наконец-то забывается. Скарамучча ложится рядом, приобнимает Итэра и сам засыпает. Он тоже порядком устал. Пиво остаётся в холодильнике, дожидается лучшего часа, пока без пяти минут бывшие школьники мирно сопят в попытке пережить летнюю духоту.       Вечером они неохотно просыпаются. От пережитого стресса оба забыли о голоде, поэтому весь день ничего не ели. Скарамучча на быструю руку готовит ужин из всего, что смог найти в холодильнике, Итэр сидит за столом, зевает и пялится в одну точку. Выходит из транса, когда Скар ставит перед ним тарелку со своим кулинарным шедевром и садится напротив. Стоящая в холодильнике эсса тоже оказывается на столе, они медленно её пьют и наконец расслабляются.       — Может прогуляемся? — предлагает Скарамучча. Знает наперёд, что плохая идея. Но тишина ещё хуже.       — Я не хочу, — отвечает Итэр, отодвигая от себя пустую тарелку. — Может просто пойдём полежим?       — Давай, — соглашается Скарамучча. Он сгребает тарелки в раковину, пустые бутылки выкидывает: банки из-под энергетиков коллекционировать интереснее.       Они лежат друг на друге, перекрестив ноги, взявшись за руки. В комнате темно, но вставать, чтобы включить свет, слишком лень. Размеренное дыхание разбивает ночную тишину. Мысли в голове путаются из-за алкоголя, усталость накатывает с новой силой, но в этот раз она ощущается гораздо приятнее. Скарамучча тычется носом куда-то в шею, кладёт ладонь на щеку Итэра, поворачивает к себе прижимается к его губам своими. Ведомый спутанными ощущениями, Итэр отвечает, стараясь не переборщить с напором, но Скар от этого сильнее заводится, запускает руку под футболку без разрешения, совершенно бесстыдно. Сил сказать, что Скарамучча перебарщивает, нет, но тот и без слов всё понимает и не позволяет себе большего. Нехотя отстраняется, когда заканчиваются силы, и просто лежит рядом. Итэр проверяет телефон, который уже давно должен был взорваться от уведомлений. Хорошо, что он у него всегда на беззвучном. Он пишет Люмин короткое «всё хорошо» и снова откладывает телефон в сторону. Не хочется нарушать ночную идиллию ярким экранным светом.

***

      На выпускной собираются всей толпой. Итэр сильно не наряжается, Скарамучча — тоже. Единственный человек, раздражающе мелькающий перед глазами — Чайльд, который припёрся с утра пораньше, потому что ему нужен был «объективный дружеский взгляд». Стоит перед зеркалом уже полчаса, прихорашивается, поправляет причёску и каждые пять минут спрашивает: «А как я выгляжу?».       — Как петух, — язвит Итэр, на что Чайльд закатывает глаза, а Скарамучча заливается хохотом.       — Толку от вас никакого, друзья называются, — обиженно закатывает глаза, взлохмачивая себе волосы и укладывая их во что-то более приличное.       — Да не парься ты так, если хочешь понравиться моей сестре, то просто будь собой, — совет до боли банальный, но почему-то Чайльд задумывается. — Она в любом виде всегда готова тебя придушить, — снова усмехается и ловит на себе недовольный взгляд.       — Полегче с ним, — встревает Скарамучча. — А то он щас расплачется, — и снова смеётся.       — Ой да идите вы!       — И пойдём. На выпускной. Мы уже опаздываем, Ромео, — Скар постукивает пальцем на несуществующих часах на запястье.       — Ладно всё, идём, — сдаётся Чайльд и все трое выходят на улицу.       Люмин уже стоит у подъезда, нервно ждёт. На ней лёгкое белое платье в пол, сверху до низу обшитое рюшами и кружевами, волосы закручены в лёгкие волны — выглядит, как принцесса, сбежавшая со своей свадьбы.       — Вау, — выдыхает Чайльд и замирает, влюблённо уставившись на Люмин. За спиной прячет букет из белых роз, за которым гонялся всё утро по всем цветочным города.       — И сколько вас можно ждать? — недовольно закатывает глаза, пытаясь спрятать в них искреннюю тоску по своему бестолковому парню и такому же младшему на пару минут братцу.       — Прости, это всё из-за меня, — признаётся Чайльд, надеясь, что чистосердечное засчитается как смягчающий фактор. — Это тебе, — протягивает цветы, Люмин, кажется, перестаёт дышать.       — Какие красивые, — восхищённо произносит она. — Ладно, спасибо, — чуть более мягко. — Только не думай, что за цветы я тебе всё прощу.       — Конечно, нет, — побеждённо соглашается. Итэр и Скарамучча всё время стоят в стороне, не зная, куда себя деть. Благо проблема быстро испаряется.       — Ну что, идём? — говорит Люмин, берёт Чайльда за локоть и все вчетвером направляются к школе.       Она, кажется, спрашивает у Итэра что-то в духе «как дела?», но он не отвечает: слишком занят своими мыслями, слишком переживает из-за торжественной части — сам не понимает, почему. Скарамучча отвечает за него и продолжает повседневную беседу с Люмин. Такая картина хоть и немного, но успокаивает.       В школе всех рассаживают по классам, Итэр теряет в толпе синюю макушку и волнение захлёстывает по новой. Директриса произносит прощальную речь, даёт напутствия ученикам, которые по очереди выходят получать аттестаты. Итэр получает свой, синий, и наконец-то облегчённо выдыхает. Одиннадцать лет мучений подошли к концу. Он так сильно ждал этого дня, но теперь почему-то вместе с радостью внутри засела печаль, тягучая, неприятная. Школьные года у него не были яркими, не было в них бесконечной череды незабываемых событий, но почему-то чувство ностальгии всё же настигло. Было грустно покидать здание, в котором прошла большая половина жизни.       Итэр попрощался с одноклассниками и учителями, больше для приличия, и вышел в школьный двор, где его уже ждали Скарамучча, Люмин и Чайльд. На неофициальную часть выпускного они отказались ехать: у них были свои планы, которые звучали интереснее и привлекали гораздо больше.       — Ну что, принимайте поздравления! — весело объявляет Люмин и сжимает Итэра в своих объятиях, а затем и всех остальных. — Всегда удивляюсь, каким взрослым ты стал…       — Я родился всего на несколько минут позже, — с наигранным недовольством напоминает Итэр.       Вчетвером они разоряют алкомаркет, сгребая всё, что попадается под руки. Чайльд благородно выступает с инициативой оплатить покупку, все молча соглашаются, не удосуживаясь даже поспорить из приличия. Никто не спрашивает откуда у рыжего столько денег, до тех пор пока он тратит их на всех, это не важно.       Дома у Скарамуччи — бардак, оставленный после утренних сборов. Люмин смотрит на всё вокруг оценивающим взглядом, вздыхает, но решает на один день простить мальчишескую несостоятельность и пытается не обращать внимания. Вроде даже получается.       Они вместе пьют, смеются, вспоминают школьную жизнь и утопают в пьяном забытьи. Вечер выдаётся настолько хорошим, что принимается негласное решение — не обсуждать планы на будущее.       Скарамучче от алкоголя становится душно, он выходит на балкон, Итэр подтягивается следом, кажется, никто не замечает их исчезновения. Лёгкий ветер очищает голову от ненужных мыслей, умиротворение настигает обоих. За их спинами — череда экзаменов, межличностная драма и почти законченная школа. Остаётся только поступить и переехать. Сущие пустяки по сравнению с тем, что было и что ещё будет. Итэр расслабленно выдыхает, наслаждается ночным воздухом и пытается выудить в небе хоть одну звезду. Из-за светового загрязнения благое дело становится почти невозможным, но он не сдаётся, видит где-то вдалеке горящую белую точку и радуется про себя. В голове рождается параллель со Скарамуччей, который стал таким же ярким лучом света в такой серой жизни. Либо так действует алкоголь, либо Итэр и правда его так сильно любит.       — О чём задумался? — тихо спрашивает Скарамучча, облокотившись на перила.       — Думаю, что было бы, если бы мы не встретились, — отчасти самая настоящая правда.       — Я знаю, что было бы, — уверенно заявляет Скар. — Тебя бы побил Дотторе, потом ты бы продолжил ходить в школу и постоянно загоняться всё сильнее, и никогда бы не познал истинной любви, — говорит с наигранной серьёзностью. Итэр почти верит, потому что так бы всё и было. Хорошо, что у жизни оказались другие планы.       — Ужасно, — усмехается.       — И не говори, — Скарамучча смотрит опять влюблённо-заворожённо.       Перед ними сотня типовых домов, тысяча квартир и примерно столько же разных людей и разных судеб. Горящий в далёком окне свет прогоняет навязчивое чувство одиночества, но даже так кажется, что они одни во всей вселенной. Даже если мир рухнет, они друг от друга никуда не денутся. Даже если жизнь поменяет планы, они заставят её изменить ход и вернуть всё на круги своя. Она познает смирение, потому что они смириться никогда не захотят.       — Ты красивый, — Итэр смотрит прямо в глаза, не понимает он говорит или только думает.       — Есть кое-кто в разы красивее, — Скарамучча придвигается ближе, говорит чуть ли не в губы. — Это ты, — шепчет, надеется, что слова не были съедены ветром.       Итэр не выдерживает первым, целует, задыхается. Скарамучча опускает руки на ему на шею, улыбается в поцелуй и льнёт ближе.       Они вдвоем стоят на балконе, наслаждаются друг другом. Время останавливается, замирает всё вокруг, слышно только, как стучит сердце. Этой ночью оно у них одно на двоих.       А впереди у них поступление, переезд и ещё целая беззаботная вечность под названием жизнь.