Otaku

"You will know you’re reborn tonight Must be ragged, but I stay by your side" Call of Silence – Hiroyuki Sawano

Всю ночь его тело ломало. Сон не был прерывистым или тяжелым – он тянулся одним большим кадром, который не смел останавливаться. При этом физическая боль все равно проникала внутрь, напоминая о шрамах даже сквозь призму покинутого сознания. Когда Тэхен ласково потрепал его за русую челку, помогая вырваться из пучины сновидений, Чонгук едва осознавал, где находился. Взгляд был непривычно размытым так, что чернильные кудряшки друга смешивались с серыми стенами в одну большую кляксу; сердце скакало, будто в него бесстыдно стучались снова и снова; обычно кремовая кожа теперь приняла нездоровый оливковый оттенок и покрылась массивной долей испарины. В голове при этом царил сумбурный клубок несвязанных мыслей, которые постепенно преобразовывались в эмоции, все такие же между собой несовместимые: тревога, нежность, агрессия…желание. Он бесцельно ворочался по постели, пытаясь со всем повисшим грузом совладать. «Гуки, мне надо уезжать. У тебя температура?» Его лба коснулись сухие губы. «Я попрошу Чимина позаботиться о тебе. Только не убейте друг друга, прошу». Его по-свойски обняли, нехотя отпуская. «Извини, мне правда нужно идти». И только минутами позже как дверь за Тэхеном закрылась и в комнату проник свежий квартирный воздух, Чонгук вспомнил, что произошло и решился попробовать встать с кровати. Прошагал до коридора, не чувствуя пола, а только колкость и невесомость, будто снежный покров под ногами. Здесь было светло – даже слишком ярко для его и без того слипшихся глаз. Захотелось отвернуться, воротиться в теплую постель и больше не вылезать из нее, пока тело наконец окончательно не согреется и не перестанет дрожать. А затем в его легких начался настоящий пожар, как когда они переполняются водой, затрудняя дыхание. Он ощущал себя в газовой комнате без единого уголочка чистого воздуха. Причину искать долго не понадобилось: Чимин тут же подбежал к нему, предотвращая падение и укладывая на голые коленки. Он вообще сам был едва ли одет: лишь песочные домашние шорты, а в остальном – медовая кожа, грудная клетка под которой вздымалась так часто в унисон дыханию Чона. Парень тут же потянулся к альфе, ведомый незнакомыми инстинктами, обнимая за шею и потягиваясь лицом к пульсирующему комочку на шее. – Я же просил тебя уехать, – шепотом произнес Чимин, от бессилия утыкаясь во впадинку у плеча парня и позволяя тому исследовать себя. – Мне очень больно, – Чонгук будто в бреду водил кончиком носа по чужой коже, вдыхая тот самый мятный вкус, который одновременно вызывал приступы тошноты из-за горькой насыщенности и вместе с тем окутывал сладкой одержимостью. – Мне тоже, зайчонок. У тебя течка. Слышишь меня? – Альфа обратил его взгляд на себя, одной рукой придерживая за влажную щеку, а другой поглаживая талию. Он не мог не касаться Чонгука – это было буквально невыносимо. – Помоги. Мне, – Чонгук обмяк в его объятиях, пахом потираясь о бедра альфы, вызывая желанное трение. Мыслей больше не существовало – он запретил им вмешиваться. Зато впускал Чимина ближе обычного, как никогда доверяя свое тело другому человеку. – Ты пожалеешь, – Чимин проглотил выныривающие из груди слезы: отталкивать течного Чонгука в период своего же гона было физически больно. Внутренняя борьба отягощала и плескалась внутри, захлестывая. – А ты рискни, – он узнавал привычного Чонгука – именно так бы он и ответил ему. И почему-то осознание того, что настоящий парень все еще находится здесь вместе с собственными решениями, окончательно сорвало любые оковы, сдерживающие ранее. Чимин его поцеловал. Он считал своим долгом начать именно с этого, не говоря уже о том, что розоватые губы и так все это время виляли перед его глазами, то и дело провоцируя к действиям. Их привычный насыщенный яркостью оттенок увял, но, соединившись с напористыми движениями альфы, приобретали соблазнительный красный цвет. И если до этого у Чонгука в груди в адском пламени тлело все живое, то теперь там набухали цветы, и бушевали лиловые ураганы. Он заглатывал чужие вдохи, кусал юркий язык и послушно прогибался, когда сильные руки тянули на себя. От оголенной груди альфы жгло ничуть не меньше, чем от распахнутой духовки, но Чонгук все равно смело ее касался, пальчиками проезжаясь по напряженным складкам. Стоило признать, Чимин был сложен хорошо: прикасаться к его гладкой и подтянутой коже было приятно, где ни дотронься, и от этого возбуждение только удваивалось. Но еще более невыносимо стало в тот момент, когда с него стянули пижамные штаны, полностью раскрывая и прикасаясь теперь более нагло. Чимин огладил его ягодицы и провел вдоль, подчерпывая влажные подтеки: Чонгук был таким мокрым и нуждающимся, что это завораживало и подталкивало все ближе к внутреннему удушению. – Я отнесу тебя в комнату, только не дергайся, хорошо? Даже едва осознавая происходящее, Чонгук замечал, как скрипел голос парня на каждом слове: будто они бередили его горло изнутри. Он был на грани не меньше него самого, но все равно изо всех сил старался сохранять разум – вернее, его остатки. Если нужно Чонгука отпустить – он отпустит. Ненадолго, конечно, но с этим он справится. Не дожидаясь ответа, Чимин подхватил его на руки и, зайдя вместе в свою обитель, опустил на кровать. Действовал осторожно, хотя Чонгук и вовсе не был прихотлив – лишь в нетерпении трепетал, ожидая, когда до него наконец снова дотронутся. Поэтому, только почувствовав спиной мягкую обивку, он потянул руки альфы обратно к себе, негласно диктуя: «Трогай. Доставляй удовольствие. Делай, что хочешь». Чимин заново вгрызся в парня поцелуем, проталкивая палец к колечку мышц и параллельно сжимая юношескую шею. Чонгук открылся ему, позволил, а он больше и не мог терпеть; его тело тоже не резиновое: тоже хочет и плавится. Поэтому он брал его так, как повелевала на то природа; как давно рисовалось в фантазиях: жадно и быстро. Чонгук задыхался в поцелуй, но послушно руку не убирал, ощущая, как приятно смешивается растяжка в унисон с застоявшимся на губах воздухом. И когда альфа снова позволил дыханию циркулировать, спустившись к его животу, то былых махинаций тут же начало предательски не хватать. Впрочем, Чимин быстро перенял его внимание: оставил несколько громких поцелуев на внутренней стороне бедра и без лишних предупреждений втянул сочащийся смазкой член в рот. При этом нарочито выпуская зубы и довольно улыбаясь уголками губ, почувствовав легкое сопротивление вместе с протяжными стонами. Ощущения были такими непривычными, но приятными, что Чонгука слегка метало: он пытался выбраться из под власти чужого рта и снова прикоснуться к губам, но Чимин только плотнее насаживался, вставляя пальце глубже с каждым актом неповиновения. И если раньше руки альфы казались довольно миниатюрными, то теперь они выворачивали, царапали и проталкивались с такой мощностью, что выбивали все шаблоны наравне с криками Чонгука. – Я и не думал, что зайчонок может быть таким громким, – Чимин снова опустился на его губы, по очереди вбирая каждую, пока все так же доводил до конца начатое, но теперь уже одной лишь рукой. Чонгук кончил быстро, а потом еще несколько минут без остановки дрожал, поэтому Чимину пришлось дать ему немножко времени на передышку, прежде чем парень сам не потянулся к действиям. Вознесенный только что испытанным оргазмом, он почувствовал прилив энергии, которой так не хватало последние сутки, и опустился сверху на оголенные бедра альфы. Он почти что позвоночником ощущал набухший член позади себя, делая несколько поступательных движений тазом: снова был дико возбужден, а Чимину так вообще рвало крышу от желания поскорее получить разрядку любого рода. Доставлять удовольствие Чонгуку оказалось приятнее некуда, но и его гормоны взрывались один за другим, вспышками напоминая о себе. Чонгук же его слышал и чувствовал: ему и указывать не надо – мальчик способный. Пропустил член меж своих бедер, позволяя тому проехаться меж вспотевшей кожей, придерживая у ствола и слегка проводя рукой по вертикали. И снова незнакомые ощущения: вовсе не противные, даже напротив – Чимин так красиво прикрывал глаза и выгибался ему навстречу, сохраняя грацию в каждом своем движении. И прежде чем приблизить и себя к оргазму, Чимин потянул парня за лопатки на себя и принялся со всем собственничеством покрывать поцелуями его шею, щеки и, конечно же, губы. Быстро-быстро водил ладонью по его члену, снова и снова трахая чужие бедра и глотал стоны своего зайчонка, что так мило стопорился в движениях, приближаясь к очередной разрядке. – Мой прекрасный омега, – простонал Чимин, покусывая мочку покрасневших от жара ушей, и позволил обоим обильно излиться на чистую кожу. Услышал ли его Чонгук? Органы его чувств с самого утра работали едва ли в пол силы. Даже если и слышал, то вряд ли успел пустить сигнал в мозг к осознанию и обработке. Но его тело все равно отреагировало отдельно от него самого: затряслось и покрылось мурашками. А затем и пропиталось болезненной дрожью из-за повторяющейся стимуляции – он с оттяжкой выдохнул, падая на плечо альфы. Чонгук был истощен морально и физически, как, наверное, никогда за все девятнадцать лет. И, несмотря на то, что Чимина все еще захлестывала энергия даже после долгожданного оргазма, он свалился на постель вместе с парнем. Тот, кажется, и вовсе напрочь отрубился у него на руках: продрогший резкой сменой температур и абсолютно вымотанный. Чимин успел лишь единожды поцеловать его взмокший лоб, прежде чем тоже надолго заснуть, зарываясь в череде ярких образов и воспоминаний, подкинутых сознанием.

***

Новое пробуждение – новая тягота. На этот раз Чонгук наконец ощущал себя хотя бы в состоянии здраво мыслить и самостоятельно передвигаться, но это не спасало его от боли внизу живота и кричащих покраснений, мельтешащих по всему телу. Его рука еще эфемерно касалась чужой, но на самом деле все прикосновения постепенно удалялись в прошлое – Чимина рядом не оказалось, зато на прикроватной тумбе в паре стояли рядом: стакан воды и таблетка. Он не стал даже думать, прежде чем залпом проглотить поздний завтрак, отравляющий пустой желудок, но такой спасительный в нынешнем недуге. Нужно было подняться, хотя и очень этого не хотелось. Увидеть Чимина казалось теперь сущим наказанием: если раньше он раздражал, то теперь попросту наводил страх. Чонгук ненавидел ощущение неловкости, потому что оно говорило об уязвимости, слабости, а он не мог позволить себе подобного. Однако, был ли у него выбор? Маловероятно. Парень накинул на себя оставленные на кровати футболку с шортами, принадлежавшими Тэхену, и вынырнул из слабо освещенной комнаты. Он снова оказался в кровати лучшего друга, будто все произошедшее было всего лишь сном, и не было всех этого безумного опыта в спальне альфы. Но надеяться на такой расклад было бы глупо: все тело Чонгука одним большим маяком сигналило о реальных травмах. Они были повсюду и даже на сердце: эйфория прошла и оставила за собой только нещадные следы. И по внезапному стечению обстоятельств залечить их под силу было только их же виновнику. Чонгука тянуло к альфе ровно так же, как навевало страх вообще хоть раз посмотреть в его подведенные карие глаза. Чимин нашелся в гостиной с бутылкой пива в руке и сигаретой в другой. «Типичный рокер» – подумал Чонгук, и при этом не ощутил за этим привычной едкости, скорее лишь забавлялся тому, как альфа идеально вписывался в выдуманный собой же образ. Вписывался ли Чонгук в свой? Кажется, события сегодняшнего утра поставили под сомнение всю личину, которую для него выбрали многими годами раннее. – Как себя чувствуешь? – завидев парня, Чимин убрал все лишнее: сигарету потушил в разведенной водой пепельнице, а бутылку отставил на подлокотник. – Непонятно. – Немногословно, но честно. – Поговорим? Чонгук был готов к этому – сбежать без выяснения не удалось бы в любом случае – кивнул и послушно сел на кожаный диван, при этом придерживаясь комфортной дистанции с собеседником. Альфа пальчиками расчесал нежно-персиковые локоны, открывая взор на отекшие щеки и усталые глаза. Кажется, он выглядел ничуть не лучше него самого. – Я не буду ходить вокруг да около, – позитивное начало – Чонгуку хотелось сбежать уже после него. – Ты теперь – омега. И, я знаю, тебе не хочется этого слышать, но к тому же мой истинный. Чонгук с такого смелого заявления прыснул. Не то чтобы слова альфы и впрямь веселили и были восприняты в качестве неудачной шутки, но скорее смех этот был нервный – стадия отрицания. – А я уверен, что твой гон спровоцировал какой-то сбой в моем организме. И все вообще не так, как ты думаешь. – Не веришь мне? Хорошо, сходи к врачу, спроси профессионалов. Но только это не отменяет того факта, что ты стал омегой. И как раз таки потому, что именно я смог вызвать твое обращение говорит мне о многом. – Не может быть, – Чонгук качал головой в неверии, будто его отказ принимать правду как-то мог повлиять на нее. – Я и не жду того, что ты сейчас же поверишь моим словам. Но это конец, зайчонок. Войне, что ты выдумал между нами уж точно, – Чимин неосознанно потянулся к его ладони, но Чонгук убрал их к лицу, нервно потирая его в попытках закрыться от навязанных фактов. – Между нами ничего не поменялось. – Правда что ли? – Чимин начинал постепенно закипать, и Чон отчетливо чувствовал это всем фибрами души. – То есть все еще ненавидишь меня? – Я не знаю, что чувствую. Но так просто не сдамся. – Тогда и от меня того же не жди. Ты и так слишком долго держал меня на расстоянии, а я позволял. – Чимин поднялся со своего места, в пол оборота продолжая наблюдать за побледневшим парнем. – Может быть, для тебя многое сейчас и потеряло смысл. Но для меня совсем наоборот. – Почему я? – Чонгук сам не понимал, о чем именно спрашивал. Наверное, обо всем сразу: почему именно он стал омегой, хотя его готовили совсем к иному; почему Чимин выбрал его в качестве объекта завоевания; почему все это свалилось именно на него. – Никому другому не под силу занять твое место. Только ты. Прикасаться к Чонгуку в этот момент едва ли было хорошей идеей, но альфу все еще мутило от сильного желания быть рядом и он искренне верил, что его омега чувствует то же самое. Поэтому он опрометчиво склонился над парнем и поцеловал его в щеку, тем самым зализывая оставленные раны. Большего позволить не мог – чувствовал себя в какой-то степени виноватым и испугать юношу вовсе не входило в его рыцарские планы. Чонгук на это никак не отреагировал: прожигал пустым взглядом вазу с ирисами перед собой и пытался унять трепет, вызванный пухлыми губами. Волнение это казалось нездоровым, совсем инородным, и Чонгуку хотелось от него поскорее избавиться. Он размышлял о том, как скорее бы все вернуть на круги своя. Хоть есть процессы в жизни и необратимые. И по стечению обстоятельств обычно мы сожалеем именно по поводу таких вот вещей: на которые не можем повлиять. Не можешь изменить ситуацию? Прими исход и мысли в будущее. Это один из уроков, которому Чонгуку еще предстоит научиться. А Чимин уже знает, что поможет ему.