salvation of souls

Черная Ford Scorpio остановилась у ворот огромного бежевого особняка с черного отлива крышей, усыпанный остриями. Особняк имел особенность притягивать своей безобидностью, будто бы сам хотел, чтобы в него зашли и удивились его красоте и загадочной красоте его обитателей, что с каждым днем подтверждали свое могущество в маленьком портовом городке, расположенном у реки, что берет свое начало далеко в Альпах. На дворе двадцатое января две тысячи двадцать второго года. Молодая девушка двадцати пяти лет, разглядывая особняк перед собой, наконец, вышла из машины. Поправив бирюзового цвета шляпу с огромным бантом спереди и разгладив невидимые неровности на платье такого же цвета, направилась ко входу в огромный дом. Не сказать, что она была счастлива находится здесь и как-то взаимодействовать с владельцами сего дворца, но ей это необходимо, ей очень важно. Дернув за нить колокола, девушка мысленно начала отсчитывать время до тех пор, пока не услышала «Кто там?». — Бунэ зиуа! У меня назначена встреча с господином Кристофером Балёном. Ей всего лишь нужно попросить помощи у человека, чья слава начала стремительно разрастаться, а фамилия с гордостью и неким восхищением скандироваться в нищих переулках города. Как же волнительно, руки потеют, на платье образовались невидимые неровности, снова нужно все подправить. Ну вот, теперь другое дело, теперь выглядит опрятно и ухожено, волнение сошло на минимум. Услышав громогласное «Войдите, господин Вас ожидает», молодая девушка снова предалась только что остывшим эмоциям. Парадная лестница замка, что бросалась первой в глаза, восхищала своим величием. Статуи детей, стоявшие с двух сторон от лестницы, будто и вовсе были не к месту, но стоило их убрать, как она в тот же миг окажется блеклым интерьером особняка. Стены со строгими узорами и мрачной окраской словно давили, как можно скорее хотелось оказаться на свежем воздухе. Единственной вещью, что приглянулось девушке, оказался потолок, сделанный из мозаичного стекла, который днем переливался разноцветными красками, а ночью — темнотой. Неплохо, — обращается мысленно к себе, — но очень мрачно. Долго разглядывать сие убранство ей не позволили, быстро сопровождая к рабочему кабинету господина, проговаривая, что у того и так полно своих дел. Открыв перед ней дверь, служанка ушла в противоположную сторону от кабинета. — Бунэ зиуа, господин Балён. Благодарю за… — Разве первого моего «нет» недостаточно было? Мужчина, что все это время сидел за деревянным столом, поправил на носу очки и продолжал просматривать один за другим раскрученные пергаменты, отмечая недочеты. Он не был зол, он всего лишь обманчиво спокойно начал диалог. — Госпожа… — Ланку. Крина Ланку. — Так вот. Почему вы и ваша семья не хочет и даже не думает отстать от меня? В Брэиле полно «истинных» румынов из знатного рода. Вам следовало обратиться к ним, госпожа. — Кристофер все так же наблюдает за гостьей, что теперь сидит напротив него, сложив руки на столе. — Да и к тому же, зачем прибегать к столь радикальным мерам и просить взять Вас в жены. Во всех проблемах есть разные виды помощи. Девушка убирает руки со стола и смотрит в темно-карие глаза напротив, проговаривая: — Мы не просим у вас помощи. — голос Крины пропитывается враждебной злостью, ведь как он посмел подумать, что она и ее семья нуждаются в помощи? Ему что, корона голову жмет или что? Даже если Крина действительно нуждается в помощи, она ни за что не признается в этом ему, высокомерному и черствому человеку. Зачем она здесь, зачем пошла на поводу своих родителей… Крина заметно опустила плечи и прикрыла глаза. Не прошло и секунды как её взгляд, острый, как лезвие, вновь был направлен на Криса. — Мы предложили вам выгодные условия, дали время подумать. Но все, что вы смогли сказать — ничего. — Крина горделиво встала с места и, не посмотрев на господина, вышла из кабинета с громко хлопнутой дверью. В такой же манере она покинула особняк. Мужчина, поправив очки, тихо ругнулся себе под нос. Вот же заноза. Вся в своих родителей. До чего тяжело некоторым людям с первого раза принять отказ. Зачем-то они снова и снова напоминают о себе, думая, что отказы — это просто «ну это он щас так говорит, потом передумает». Сложные все, сложное все. Крис решает благополучно забыть об этих людях, ведь впереди его ждет не менее сложные встречи в другой стране.

***

Кристофер рос тихим и спокойным ребенком. Всему учился сам, лишь изредка прибегая к помощи отца. Медея и Александрý не могли не нарадоваться такому покладистому сыну, втайне все же мечтая увидеть хоть какой-нибудь озорной поступок, ведь детские годы для этого и созданы — творить что-то безумное, чтобы потом предаваться воспоминаниям и с теплотой хранить их где-то в районе сердца. Но Кристофер был не по годам серьезен в свои семь лет, а его взгляд будто кричал, что нет никого уравновешеннее, чем их обладатель. К счастью своих родителей, после того, как на свет появился младший брат — Феликс, Кристофера словно подменили — вся его напускная серьезность и собранность улетучилась. Рядом с Феликсом он преображался и становился таким же озорным малышом, как и годовалый карапуз с манящими веснушками на щеках и пшеничными кудрями. Красота этого ребенка неоспоримо дарована его матерью, что неустанно следила за ним и не могла насмотреться на своих детей. Какие же они у нее красивые и восхитительные. Как же сильно она их любит и как же сильно по ним скучает, даже когда они находятся рядом. Медея обожает слышать тихий смех Кристофера, что каждый раз звучит по-новому, по-особенному. Она также обожает смотреть на неуклюжие шаги младшего сына, который необычайно сильно тянется к своему старшему брату, постоянно желая проводить время с ним, а не с кем-либо еще. Их десятилетняя разница в возрасте не отдалила этих двоих, а, наоборот, крепче связала их. Медея хоть и не показывала этого, но где-то внутри себя тревожилась по поводу того, что Кристофер может не принять нового члена семьи. Все оказалось куда проще — эти двое души не чаяли друг в друге, словно бы Кристоферу дали ту самую недостающую часть него, из-за чего он не мог веселиться и резвиться. — Мои лучи солнца, — каждый раз Медея обращалась к сыновьям с новыми нежными словами, не переставая словесно показывать свою безграничную любовь. — Никогда не забывайте, как сильно мы вас любим. Никогда не забывайте, из какой вы семьи и кто ваш отец. — Но мама, — семилетний Феликс Балён смотрит на любимую женщину с недоумением, ища в ее глазах ответы на все свои детские вопросы. — Почему ты не говоришь о себе? Почему не говоришь о том, чтобы мы и тебя помнили, ведь ты наша мама, разве я не прав, братик? Кристофер окидывает худое осунувшееся тело матери взглядом, полным отчаяния, но виду не подает, ведь рядом находится Феликс, который толком ничего еще не понимает. Медея подхватила хворь, что развелась по всей Румынии, в частности передаваясь женскому населению страны. Александру до поздней ночи искал способы спасти свою любимую женщину, но с каждым днем, видя то, как медленно она увядает, он не мог смириться с тем, что не в силах спасти ту, которая когда-то спасла его самого. В день смерти Медеи Балён по всей Брэиле прошелся стремительной силы дождь, после которого в каждом доме зацвел и приумножился урожай. «Госпожа Балён нас снова спасла, — молвил простой народ, восхищенно поднимая свой взор на чистое голубое небо.» — Спи крепко, любовь моя, я буду оберегать твой покой и наших детей, а ты присматривай за нами свысока, — Александрý оставляет небольшой букет розовых мединилл, что так любила Медея. Эти красивые цветы, родом из тропических стран Африки и Азии, не могли прорасти в их стране, но каким-то чудесным образом Медея создала целый сад и умело обращалась с ними, с нежностью оглядывая каждый стебель с ярко-розовыми бутонами, что расцветали всегда в свой срок. Оглядывая в последний раз сад вдоль и поперек, Александрý оставляет это место, полное воспоминаниями о возлюбленной, закрывает его на замок, чтобы никто больше не посмел притронуться к этому месту и этим цветам. Цветам, что подобно своей хозяйке, медленно будут увядать, приближаясь к концу своего цветения.

***

— Кристофер Бан, как я рад встрече с Вами, — мужчина лет пятидесяти крепко пожимает руку молодому парню, что сдержанно улыбается всем присутствующим, мысленно молясь о скором конце. Каждый год одно и то же. Новые люди, новые знакомства, новые лица, новые имена. Адски надоело. Хочется спокойствия, умиротворения. Может махнуть на Мальдивы, — внезапно всплывает в голове Криса. Он достаточно хорошо помнит, как сильно влюблен в эту страну Феликс, а именно в лазурного цвета океан и в прекраснейший остров Рангали, где ночью пляж светится так, будто само ночное небо спустилось на землю, окутывая берег острова собой и звездами. Да, непременно улетит на Мальдивы. Сразу после того, как решит вопрос с людьми, которых видит перед собой впервые в своей жизни. — Чем обязан? — глубокий голос с хрипотцой разносится по светлому кабинету, откуда видна вся людская суета города. Жизнь в Сеуле — роскошь. Но, увы, не для всех. Здесь нечего делать тем, у кого нет за спиной огромного количества денег и связей в определенных кругах. Здесь с самого начала нужно вгрызаться за место под солнцем и показать, на что ты способен. Слабым тут не место, слабые идут в самый низ пищевой цепи. Именно так, десять лет назад, Кристофер Балён официально присвоил себе все морские пути страны, показав себя как человека, которому нет равных. — Мы слышали, что Вы — хозяин портов Кореи, — заискивающе говорит старик, ища в глазах перед собой знак для продолжения. — И хотели бы получить разрешение на провоз товара через порт Кванъян. Разумеется, за хорошую цену. — Я, по-вашему, похож на идиота, бегающего за деньгами? — хрипит Крис, осматривая каждого человека перед собой, задерживая взгляд на старике. В чем-то старик, возможно, прав. Например, в том, что он и правда хозяин портов Кореи. Их не так и много — всего лишь два — сложности никакой, на самом деле. Концепция управления, которой придерживается Крис, предполагает принцип самоокупаемости портов и отсутствие государственной финансовой помощи. Она имеет место быть лишь в том случае, когда требуется разовое крупное вложение, связанное со строительством больших объектов, с большим сроком окупаемости. Помимо нее, он также пользуется другой концепцией, в которой порты рассматривают как звено в едином транспортном процессе, задача которых — удовлетворение потребностей страны в перевозимых грузах. Помощь государства рассматривается, как обязательное условие ценообразования всех портовых сборов. Иными словами, бизнес Криса — кристально чистое и очень прибыльное дело. А значит, ввязываться в незаконные дела и тем более, давать разрешение на перевозки этих дел в Корею — последнее, что он сделает в этой жизни. — Что за товар? Наркотики? Трава? Рабы? Дети? За десять лет ведения бизнеса, Крис не научился доверять никому, кто приходил к нему с такой просьбой, даже если меньшая половина из них действительно привозила легализованные товары. Это могли быть вещи, продукты, животные на убой или наоборот. Но самое главное то, что у них у всех был официальный документ, признающий право на его пользование. А у этого старика нет бумаги, что дала бы ясность его действиям, от того он еще более подозрителен, чем был вначале. — Вы меня огорчаете, Кристофер, — старик наклоняется немного вперед, пристально вглядываясь в глаза напротив. — Неужели я настолько не внушаю Вам доверия? — Мне надоело, что я впустую трачу свое время с Вами, не выслушав ни один разумный ответ, — Крис подпирает щеку рукой, подставляя ту на стол, также наклоняясь вперед. — Третий раз повторять не буду — нет. Дверь закрывается с другой стороны, выход из здания на первом этаже. Всего хорошего. — Мы еще встретимся, Крис-щи, — загадочно выдает старик. И, прежде чем закрыть дверь, добавляет: — Меня зовут Лютер Чжан. Грубо было не спросить моего имени. — Грубо было названивать мне по ночам.

***

Квартира встречает мужчину привычной тишиной. Стены хранят в себе тепло дневного света, от чего кажется, что в доме невозможно душно. Феликс месяц назад улетел куда-то в Южную Америку, сказав на прощание, что хочет вновь посмотреть на прекрасные пейзажи у водопада Каракол. От того вся домашняя волокита прекратилась — никто не убирает пыль со всех поверхностей, никто не ворчит о раскиданных грязных вещах в гостиной, никто не стоит и не перебирает посуду по размеру, цвету и форме. Абсолютная тишина. Крису определенно этого не хватало. За сегодня он успел съездить до Пусанского порта, решить вопросы о строительстве кораблей для перевозок партии новых автомобилей; предельно доступно объяснить одному рабочему, что отлынивание от своих обязанностей влечет за собой унизительное увольнение и плохой отзыв для других работодателей. Как же его надоели эти люди, ну почему нельзя делать все, что тебе говорят и молча получать свои деньги — довольно неплохие, между прочим. Даже если ему не нравятся некоторые личности, он никогда не станет обделять их в том, чего им не хватает. Пусть он и вырос в семье, в которой никто ни в чем не нуждался, Кристофер прекрасно помнит историю отца и его детства и не позволит своим рабочим испытывать бедноту и нищету. Платить больше положенного — единственное, что может сделать для них Крис. Вот бы еще выполняли все свои обязанности безоговорочно, цены бы им не было. Кристофер ложится на большой кожаный диван черного цвета, устремляя свой взгляд в потолок, который усыпан мелкими блестками-звездочками — единственный островок в этой квартире, где есть хоть какой-то намек на что-то светлое. Весь дом отделан в любимом цвете Криса — черном. Вся мебель сделана из черного материала, даже картины, которые он покупает, тоже черные и с черным оттенком. В потоке своих мыслей Крис хватается за всплывшее в памяти лицо Лютера Чжана — человека, который три месяца разрывал его телефон, почтовый ящик, тихо и мирно высасывал все его терпение. Любое игнорирование Криса для этого человека не значило ничего, будто бы он и вовсе не для него это делал. А может, Лютер прекрасно понимал, что про него уже успели рассказать много чего «хорошего», но он решил собственными силами испытать удачу и попробовать наладить контакт с Крисом? Кто его знает. Одно здесь ясно точно… … точно на Мальдивы улетит. Сил его больше нет терпеть это все. Ночной Сеул с высоты тридцать пятого этажа одного из комплексов «Хиперион Тауэрс» выглядит как один большой муравейник, оставшийся без своей королевы. Все куда-то спешат, кому-то звонят, пишут, с кем-то встречаются или ждут кого-то. Ночью Сеул по-особенному оживляется, становится ярким и каким-то вульгарным. Из обычных трудоголиков люди превращаются в сумасшедших, желающих отрываться всю ночь, ведь на утро снова придется надевать на лицо маску безразличия и упорно трудиться. В Румынии люди значительно отличаются от здешних. Здесь, в Корее, время — самый быстротечный ресурс, каждый куда-то спешит, не желая тратить минуты впустую. Для румынцев же время — понятие растяжимое. Пообещав что-то сделать быстро, они этого не сделают. «Быстро» для них означает завтра, послезавтра, через полгода или год. Они никуда не спешат и ни к чему не бегут. Наверное, эта черта характера Криса досталась ему от его прекрасной матери. Он рукой протирает невидимый пот с лица, в последний раз пробегаясь взглядом по ночной жизни города, и уходит в ванную комнату, желая наконец смыть с себя груз этого дня. Лежа уже в ванной, наполненной теплой водой, Крис звонит своему другу, решая некоторые рабочие вопросы и договариваясь о встрече с ним — давно не виделись. — Снова позовешь меня на свой балет? — голос на том конце издевательски ухмыляется, желая подколоть Криса. — Снова уснешь и будешь пускать слюни на свой дорогой пиджак? — Крис привык к таким шуткам от своих знакомых. Даже от Феликса периодически слышит несколько. Многие не понимают, как такой хмурый и строгий человек, может любить… балет? Да еще так сильно, что когда он смотрит на все номера, то лишается дара речи и все его взгляды сфокусированы на выступающих. Словно бы он жадно запоминает все изгибы, все плавные движения, все взлеты и повороты. — Ладно-ладно, я тебя понял, друг. Тут на днях как раз запускают премьеру в театре, говорят, в этот раз будут абсолютно другие артисты. Не те, что в прошлом месяце. — Я тебя услышал. Спасибо. До встречи, Енхун.

***

— Ты снова отказал ему, — темноволосый парень снисходительно смотрит на своего друга, который аккуратно снимал пуанты, массируя после них свои ноги. — Ничего нового, все как обычно. Подумаешь, в пятый раз сказал ему, что ни в спонсорстве, ни в помощи я не нуждаюсь, — Минхо поднимает усталый взгляд на парня напротив, всем своим видом показывая, что этот разговор — последнее, к чему сейчас он настроен. Сегодняшние репетиции полностью выбили из него силы. Казалось бы, обычные дни артистов Национального театра Кореи, но все совсем иначе. Здесь иначе относятся к Минхо за его невероятный талант и периодические отказы всем, кто хоть раз обращал на него внимание. Даже не стараясь этого делать, он выглядит всегда красиво и сдержанно. Небрежно уложенные русые волосы, которые тот периодически поправляет рукой, создавая видимый объем. Глаза, в которых хочется утонуть, всегда полны спокойствия и какого-то превосходства над всеми, словно бы их хозяин знает, что никто в этом театре не стоит наравне с ним. Нос с едва заметной родинкой на левом крыле, идеально подчеркивает утонченную красоту Минхо. Но при этом, все знают о его бескрайней доброте и нежности, а также о дурном языке, что может выдать абсолютно все, что крутится в голове его хозяина. — На его месте я бы старался еще больше, — Минхо видит, как его друг самодовольно хмыкает, будто этими словами задел его чувства. — Как хорошо, что я на своем месте, и что ты по-прежнему мой друг и враг в одном лице. Как хорошо. — Завались, в следующий раз сам с собой разминаться будешь, — устало произносит Минхо. — Я домой, увидимся завтра. Минхо прощается с другом, оставляя его одного в раздевалке и выходит из ненавистного и, в то же время, полюбившегося ему театра. Он восхитительно огромен как внутри, так и снаружи. Весь внешний вид так спокойно напоминает, что это не просто здание — это история, написанная годами. Необычно построенные колонны на секунду переносят тебя в Древнюю Грецию, в то время как внутренняя часть здания вся состоит из современных технологий. Театр словно бы сохраняет в себе золотую середину между прошлым, настоящим и, возможно, будущим. В самом театре имеется несколько залов, но самым вместительным является зал театра Хэорым. Вмещает в себя около полторы тысячи зрителей, и именно здесь, когда-то в детстве, Минхо мечтал выступать. И выступает сейчас. Но уже не с таким восхищением и волнением. Для него это не больше, чем просто работа и желание его покойной бабушки. Ли Минхо рос в семье, в которой родители не думали, зачем и почему заводят ребенка, как дальше его воспитывать, что вообще с ним делать, и, самое главное, на что его кормить и одевать. Эдакая типичная бедная неопытная семья с ребенком на руках и огромным желанием заиметь большое состояние в этой жизни. Чтобы совсем не оставлять Минхо без внимания, родители приняли решение отправить его к бабушке по линии папы, которая души в нем не чаяла и уже давно полюбила своего внука, пусть и нежеланного. Бабуля любила сидеть с Минхо, играть с ним, разговаривать и рассказывать свои истории и нравоучения. Она обожала его за послушание и то, как он на нее смотрел — влюбленно и благодарно. У них была особая связь внука и бабушки, которая с каждым годом крепчала. Она была первым человеком, кто узнал о мечте мальчика — стать выдающимся артистом балета и танцевать для всех, передавать свои чувства через танец. Бабуля его поддерживала и верила, как никто другой. До тех пор, пока не покинула этот мир. В день, когда ее не стало, Минхо пообещал самому себе, что навсегда забудет дорогу к балету, театру и всему, что с этим связано. Но он не учел одного — отец не даст ему спокойной жизни и возможности самому распоряжаться ею. После окончания балетной школы ему дают выбор — либо Минхо соглашается и берет бразды правления над компанией, которой было посвящено все время отца, либо он забывает о том, что у него есть семья. А у него ее и нет. Единственный родной человек, который у него был — его бабушка. А сейчас… … Минхо один во всем этом мире. А это значит, что он сам будет разбираться со своей жизнью, не слушая никого, и назло отцовским планам пойдет туда, куда совсем не хотелось. Но ради любимой бабушки Минхо готов на все. Пусть она этого и не увидит, зато он сам будет спокоен, зная, что хотя бы одно желание бабушки будет исполнено. Поступить в Национальный Университет Искусств не было для Минхо чем-то сложным. Учитывая его талант и упорство, он с легкостью справился со вступительными испытаниями, зарекомендовав себя, как лучшего студента на потоке. Быть в центре внимания, безусловно, приятно. Минхо заходит в квартиру, отмечая отсутствие своего соседа — Джемина. Кажется, он снова помирился со своей девушкой. Плевать. Минхо это не волнует, как и их странные и непонятные отношения. Все, чего хочет Минхо — лечь в горячую ванную и выпить бокал вина. Лежа уже в ванной, он проигрывает в голове сегодняшний день, думая о своем, медленно смакуя вкус испанского красного полусладкого Висконсе де Бегихар — собственный подарок себе на прошлогодний день рождения. Совсем не то, что красное полусладкое Медзакорона Москато Джалло. Минхо не сильно разбирается во всех сортах вин, но именно это вино импонирует ему больше всех. У него выраженный сладко-мускатный вкус, в котором после выражаются ноты экзотических фруктов типа ананаса и гуавы. Просто божественно. И необычно. Для него. Намазавшись ночными кремами для тела, лица и рук, Минхо уютно ложиться в свою кровать, набитую горой плюшевых игрушек — его маленькая слабость, обнимать что-то мягкое и подкладывать под бок. Так удобнее и теплее. Минхо старается скорее успокоить себя и наконец перестать думать, хотя бы до завтрашнего дня. Ведь завтрашний день будет снова наполнен тяжелыми мыслями и не менее тяжелыми тренировками.