Том Реддл и Тайная комната

После победы над смертью, не останется врагов сильнее тебя.

(с) Дневник Тома Реддлов

1943 г. Июнь–Август Приют встретил меня привычно унылым антуражем. Ржавчина подъедала скрипящие ворота, а штукатурка с квадратного здания местами осыпалась, обнажив кирпичи. Время не шло этому месту на пользу, несмотря на появление новых детей. Те, наоборот, лишь заражались общей атмосферой. Старались вести себя тише и редко по-настоящему веселились. Встречать меня никто не вышел, лишь в окнах замаячили тени и тут же исчезли, стоило мне перевести на них взгляд. От моего приезда обитатели приюта были не в восторге, как и я сам. Пообещав себе, что сравняю это место с землей, как только выдастся шанс, я поднялся в свою комнату. Шкаф, защищенный маглоотталкивающими чарами, стоял нетронутым, разумеется. Постель была застелена чистым, но выцветшим от времени бельем, а окно, выходящее на облезлую кирпичную стену, зачем-то было помыто, словно в насмешку. Я поставил чемодан возле стола и сел на, скрипнувшую под моим весом, кровать. Даже спасение Хогвартса от закрытия и «раскрытие» убийства не помогли мне избежать участи возвращения в это Мерлином забытое место. В столовой на меня косились все. И те, кому я подпортил психику так, что им уже никогда не светило оказаться в приемной семье, и те, кто никогда меня не видел, но был наслышан. Миссис Коул распорядилась, чтобы меня обеспечили всем необходимым, сведя к минимумы мои контакты с окружающими, даже выделила мне отдельный стол, чтобы я мог спокойно в одиночестве ковырять ложкой застывшую кашу. Я все еще не мог далеко отходить от дневника. Возможно, все дело было в том, что я убил девчонку не собственными руками, и произошло это не намеренно. Поэтому кусок моей души все еще был привязан к моему телу. Важно было перерезать эту невидимую «пуповину» решительно. Мне нужно было убить кого-то сознательно, желая этого больше всего на свете. У меня было целых два месяца на поиски такой жертвы, и я мог бы выбрать любого обитателя приюта, но случай в Хогвартсе показал все изъяны такого плана. Желательно выбрать кого-то со стороны и обеспечить себе алиби. Лучше даже подставить кого-то другого, как Хагрида, чтобы и вовсе отвести от себя любые подозрения. Ведь один раз это уже сработало. Однажды вечером, дождавшись, когда шаги по коридорам стихнут, и все лягут спать, я открыл свой шкаф. Здесь скопилось множество сокровищ за последние пять лет. Мой надежный тайник, служивший мне верой и правдой всю мою жизнь. Я выудил из него потрепанный «Чистомет», мешочек с золотыми галлеонами, старый фонарь с волшебной негаснущей свечой и еще несколько очень нужных склянок. Окно предательски заскрипело, впуская в комнату холодный ночной воздух. Я насторожился, но не услышал шагов за дверью. Подождав на всякий случай еще пару минут, я откупорил фляжку с перцовой настойкой и сделал несколько обжигающих горло глотков. Тепло тут же разлилось по всему телу. Так и не дождавшись никаких признаков того, что дежурные услышали шум, я оседлал метлу и выскользнул наружу, сразу же набирая высоту. Ветер мгновенно забрался под мантию, но перцовая настойка надежно защищала меня от холода. Добравшись до Лютного переулка, я приземлился возле паба «Белая виверна». На улице ожидаемо никого не было. Спрятав метлу и фонарь в кустах, я накинул на голову капюшон и зашел внутрь. Освещение было только у барной стойки, над которой были прибиты два огромных перепончатых крыла, выкрашенные в белый цвет. Остальное пространство было погружено во мрак. Здешняя публика очень не любила быть на виду. Судя по звукам, народу было предостаточно: где-то громко ругались на гоббледуке, кто-то стучал кинжалом по столу, играя в «Четыре пальца», то и дело в воздухе со свистом пролетали кружки с ромом и зеленым элем. — Не слишком ли ты молод, чтобы здесь ошиваться? — спросил бармен, нахмурив брови, отчего его изуродованное шрамами лицо стало еще суровее. — Я кое-кого ищу, — сказал я, выкладывая на стойку золотую монету. — Марволо Мракса. Чья-то цепкая рука накрыла мою монету и возле самого уха прозвучал визгливый голос: — Зачем тебе сдался этот полоумный старик? Я медленно повернулся к худощавой ведьме, на коже которой трупными пятнами цвело какое-то проклятие. Она насмешливо смотрела на меня, пробуя на зуб мой галлеон. — Я плачу за информацию, а не за вопросы. Если у тебя ее нет, верни деньги, — сказал я и демонстративно потянулся к палочке. — Зачем же так грубо? Конечно я расскажу тебе о Марволо Мраксе, — ухмыльнулась ведьма, присаживаясь на табурет рядом, и обратилась к бармену. — Мне кружку рома, а мальчику… сливочное пиво, шоколадный ликер? — Огненный виски, — сказал я раздраженно, чем заслужил еще одну насмешливую ухмылку от ведьмы. — Мне не нужны проблемы, Орнелла, — предупредил бармен, отдавая нам заказ. — Какие проблемы? Мы просто поболтаем, — Орнелла залпом выпила всю кружку и с наслаждением причмокнула. — Повтори. Так вот, — она повернулась ко мне, когда бармен отошел. — Что ты хочешь знать о Марволо, загадочный незнакомец? — Я хочу знать, где он сейчас находится. Я знаю, что его отпустили из Азкабана и уже очень давно. — О, это просто, но будет тебе стоить еще один галлеон, — хитро прищурившись, сказала Орнелла. Вместо ответа я осушил чарку огненного виски, даже не поморщившись, и мрачно потянулся к палочке. — О, ну хорошо-хорошо, крутой парень, одного галлеона будет достаточно, — разочарованно протянула ведьма. — Тебе нужна деревня Литтл-Хэнглтон.

***

Идея навестить моих чистокровных родственников и раньше посещала меня, но не было серьезного повода ее осуществить. Моя мать умерла сразу после моего рождения. В Лондоне, где она жила с моим отцом, мне удалось узнать от соседей подробности их совместной жизни, не без навыков легилименции разумеется. Отношения моих родителей резко ухудшились после того, как Меропа, моя мать, заявила о своей беременности. Реддл стал ее бить, скандалить, а после и вовсе сбежал. Мой отец был тем еще мудаком, к тому же магглом. Меропа осталась одна, и никто из Мраксов ей не помог, так что зачем мне было их навещать? Они отреклись не только от нее, но и от меня. Но ситуация изменилась. Будучи потомками могущественного волшебника Салазара Слизерина, Мраксы могли хранить у себя весьма ценные артефакты, которые могли бы пригодиться мне в создании новых крестражей. Литтл-Хэнглтон был маленькой деревушкой на севере от Лондона. На следующую же ночь я отправился туда. Домом Мраксов оказалась самая ветхая хибара из всех, наполовину скрытая в густых зарослях крапивы. Она стояла на вершине холма, и тропинка к ней полностью заросла мхом, никто в здравом уме не стал бы здесь жить. Заметив в окне тусклый свет, я с силой постучал в дверь. В доме послышалась возня, но дверь мне никто открывать не торопился. Тогда я пинком открыл ее сам. В доме было пыльно, темно и очень грязно, по углам свисала огромная паутина. Я поднял фонарь повыше и увидел в кресле неопрятного мужчину, заросшего так сильно, что издалека его можно было принять за дикое животное. В течение нескольких секунд мы смотрели друг на друга, затем мужчина вскочил, опрокинув пустые бутылки, которые звеня покатились по полу. — ТЫ! — проревел он и, пьяно шатаясь, ринулся на меня. В руках у него были волшебная палочка и нож. — Стой, — велел я на парселтанге. Мужчина отшатнулся к столу, смахнув заплесневелые горшки, и уставился на меня: — Это ты сказал? — Я. Где Марволо? — Умер. И уже давно. Я нахмурился: — А ты кто такой? — Я — Морфин. Вроде бы… — Сын Марволо? — Кто ж ещё? Морфин откинул волосы с немытого лица и прищурился. — Я поначалу решил, что ты — тот маггл,— прошептал он. — Ты очень похож на того маггла. — Что за маггл? — резко спросил я. — Маггл, в которого втюрилась моя сестра. Он живёт дальше, в большом доме,— Морфин неожиданно сплюнул на пол. — Ты выглядишь совсем как он. Реддл… Представь себе, он вернулся, — добавил он невпопад, опираясь на стол, чтобы не упасть. Я шагнул к нему ближе и переспросил: — Значит, Реддл вернулся? — Да! Бросил ее. Так ей и надо, — Морфин вновь сплюнул на пол. — Ограбила нас! Где медальон, а? Где медальон Слизерина? Морфин вновь разъярился и, размахивая ножом, закричал: — Гнида такая! Мужа ей подавай! Я не надеялся на трепетное воссоединение с родственниками со слезами и объятиями. Но выслушивать едва связную брань дяди с самого порога тоже не было никакого желания. Схватив тяжелый бронзовый подсвечник, я с размаху ударил Морфина по голове. Тот как-то странно крякнул и рухнул на пол, подняв в воздух облако пыли. Убедившись, что он живой — еще одна случайная смерть мне была совершенно не на руку — я наконец огляделся. В тесной комнате все поверхности были покрыты толстым слоем жира, на столе вперемешку с кучей немытых мисок и плошек валялись заплесневелые и гниющие объедки. Вонь, стоящую в доме, я почувствовал еще на улице. Вся мебель, если так можно назвать эти грязные куски древесины, была пропитана этим запахом. Проследовав вглубь дома я нашел еще пару комнат, еще более вонючих и пыльных. В одной из них я задержался чуть дольше. Гора черного от грязи белья, какие-то щетки, покрытые паутиной, и груда самого разного хлама вроде помятых подсвечников и склизких склянок. Это должен был быть чулан, но я заметил в углу тесную кровать. Аккуратно застеленную, с вышитым цветком на покрывале, потемневшим от грязи и времени. Мне не составило труда догадаться, кто здесь спал. От спертого воздуха уже начало щипать в глазах, и я вернулся к валяющемуся без сознания Морфину. В доме не было ни одной вещи, которая бы подошла на роль крестража. Медальон Слизерина пропал вместе с моей матерью. Все более-менее ценные вещи были проданы, книги и фотоальбомы, если и были когда-то, давно сгнили. Но быть может дядя оставил что-то ценное при себе. Карманы его были пусты, но мое внимание привлек неожиданный блеск: черный камень на руке Морфина отразил свет фонаря. Это красовался тот самый перстень, что я видел на фото Корвина Мракса — моего предка, спрятавшего Тайную комнату в туалете для девочек. Я наклонился и снял с пальца дяди последнее фамильное сокровище. Вещь, по праву принадлежащая мне, а не этому мерзкому подобию человека. Даже убивать этого червя не было никакого желания. Но он мог пригодиться мне иначе. Немного подумав, я забрал у Морфина палочку. Пора нанести визит папаше.

***

Перед самым домом Реддлов я остановился. Это был самый большой и красивый особняк в деревне, буквально кричащий о высоком статусе и богатстве владельцев. Вдоль дорожки в ухоженном саду были посажены красивые ароматные цветы, а кусты были фигурно подстрижены. Какой контраст с нищей и грязной лачугой Мраксов. Жизнь, о которой можно только мечтать, находилась всего в нескольких футах от унылого и безрадостного существования. Я бросил взгляд на перстень. В одной из легенд о моих предках говорилось, что с помощью этого черного камня можно было вызвать мертвых обратно к жизни. Это всего лишь глупая сказка, но у меня появилось искушение воспользоваться камнем и поговорить с матерью. Хотя нет, говорить не о чем, все и так ясно. Просто посмотреть ей в глаза. Сказать, что понимаю ее и не держу на нее зла. В конце концов, она просто очень несчастная и очень глупая женщина. На руку упала капля дождя, и я вздрогнул. Погода стремительно портилась, и неизвестно сколько еще будет валяться без сознания Морфин Мракс. У меня не было времени на непрошеные сантименты. Бесшумно войдя в дом через главный вход, я поставил фонарь у двери. Внутри он мне уже был без надобности: позолоченные люстры, свисавшие с потолка, ярко освещали все вокруг. Пол был устлан мягкими коврами, у дверей стояли высокие расписные вазы с пышными зелеными растениями, а на стенах висели портреты хозяев дома. Я вгляделся в них и вздрогнул: мой отец в молодости действительно был очень похож на меня, вот только я не припомню такого глупого и самодовольного выражения на своем лице. Из-за самой широкой двустворчатой двери послышались голоса, и я приоткрыл ее. В просторной гостиной мягко потрескивал камин из белого камня. В креслах с высокими спинками сидели двое мужчин и о чем-то громко спорили. На столике между ними стояли два граненных стакана и наполовину распитая бутылка с янтарной жидкостью. — Прекращайте вашу болтовню, время уже позднее, — скрипуче заворчала тучная старуха, нависая над мужчинами. Ее тяжелое платье с меховым воротом, смахивающее на халаты, которые носят восточные маги, явно было очень дорогим. Но совершенно ей не шло, лишь еще больше увеличивало ее в размерах. На свои портреты миссис Реддл была похожа лишь высокой прической. — Мы же не просто так языками мелем, — гнусаво отозвался пожилой хозяин дома. — Мы обсуждаем нашу победу над фашистской Италией. — Какую победу? Она же еще не случилась. Кресло затрещало под мистером Реддлом, пока он возмущенно разворачивался к жене. Его лысый череп блеснул на свету, а козлиная бородка нервно дрогнула, когда он завопил: — Не сглазь, дура! Миссис Реддл обиженно поджала губы. Их сын сидел в тени и не вмешивался, лишь изредка хмыкая. — Какая трогательная встреча у семейного очага, — едко сказал я в возникшую паузу, переступая порог комнаты. Все трое Реддлов тотчас подскочили и обернулись ко мне испуганно. — Ты кто такой и как сюда попал? — грозно взревел мистер Реддл, поднимаясь с места. — О Господи Иисусе, — пролепетала миссис Реддл и закрыла рот руками. Мой отец, Том, тоже встал с кресла, и теперь я мог его рассмотреть. Короткие темные волосы его были зализаны назад, в осоловевших от алкоголя глазах читался сильный испуг. Рубашка тесно обтягивала его дряблое тело, а подтяжки напряженно удерживали штаны, сползающие с округлого брюшка. До размеров своих родителей ему было еще очень далеко, но процесс деградации от безмятежного существования шел полным ходом. Даже при виде своего гнилого трупа я не испытывал такого сильного отвращения. — Думаю, вам прекрасно известно, кто я. А если нет, вы уже должны были догадаться. Мистер Реддл переглянулся с женой и сыном. — И что тебе нужно? — мрачно поинтересовался глава семейства. Я молча оглядел богатое убранство помещения: лепку на потолке, тяжелые атласные шторы, стол из красного дерева с чайным сервизом из тонкого фарфора. Пауза затягивалась. — Ты ничего от нас не получишь! — не выдержала миссис Реддл, срываясь на визгливые нотки. — Я получу от вас всё, что мне нужно, — резко оборвал ее я. — Ах ты наглец! — рявкнул мистер Реддл и указал мне на дверь. — Убирайся отсюда сейчас же вон! Иначе я вызову констебля, и пусть он с тобой разбирается! — Констебля? — переспросил я с издевкой, это почему-то рассмешило меня. — А то! Отправят тебя на фронт, как миленького! Чтоб не повадно было шастать по чужим домам от безделья! — Ну хватит, — сказал я и взмахнул палочкой. Все трое Реддлов рухнули на колени под тяжестью неведомой им силы. — Убери это! — трусливо взвыл Том, корчась. Даже представить себе не могу, о чем мне разговаривать с таким слизняком. — Отче наш, — неожиданно запричитала бабка. — Защити нас от силков дьявола! — Что это такое? Как ты это делаешь? — потрясенно охнул мистер Реддл. Кажется лишь мой отец понимал, что происходит. Под моим пристальным взглядом они прекратили выть, но старуха все равно продолжила шевелить губами, повторяя молитвы. — Уверен, за исключением пары моментов, как этот, вы считаете, что жизнь обошлась с вами справедливо, — презрительно сказал я. Справедливость — удивительная вещь. У каждого она своя. Чистокровные волшебники считают, что заслуживают привилегий. Магглорожденные заявляют, что они ничем не хуже. Влюбленные уверены в том, что достойны ответных чувств. Униженные ищут мести. А глупые и мерзкие магглы пользуются всеми благами и богатствами мира только потому, что законы магического мира позволяют им это. В то время, как потомки великих волшебников прозябают в бедности и забвении, а то и вовсе в жалком приюте. — Пожалуй, мне придется донести до мира свое понимание справедливости, — сказал я задумчиво и встретился взглядом с миссис Реддл, которая все еще шевелила губами. — Кого вы просите о милости? Вам следует обращаться ко мне. Внезапно разозлившись я поднял палочку Марволо. Зеленые вспышки озарили застывшие в ужасе лица, и тела старших Реддлов глухо повалились на ковер. Мой отец заскулил и попытался отвернуться. Я шагнул вперед и с силой сжал его челюсть, вынуждая поднять голову и посмотреть мне в глаза. Ненависть к этому ублюдку горела внутри меня. Я страстно желал увидеть, как жизнь уходит из этих карих глаз. — Во всем этом есть только твоя вина, — процедил я сквозь зубы. — Скажешь что-нибудь напоследок? Реддл-старший действительно попытался открыть рот, каков наглец. Я не собирался выслушивать этого говнюка. Ткнув палочкой в грудь Реддла-старшего, я вложил в заклинание весь свой гнев: — Авада Кедавра! Тело в моих руках обмякло, и я разжал пальцы, позволив ему упасть на пол. Создание второго крестража прошло менее болезненно и без потери сознания. Перстень Мраксов потерял свои прежние свойства, но стал куда более ценным артефактом, приняв в себя осколок моей души. Пламя ненависти внутри меня сменило температуру. Легкие больше не обжигало, и голова более не разрывалась от жара. Приятный холод разливался по венам. Никогда раннее я не был столь спокоен и собран. Гнев все еще жил внутри меня, но больше не причинял неудобств, нет, мне было очень легко. Достав дневник из-за пазухи, я понял, что и нить между нами наконец оборвана. Я держал в руках два осколка своей души над трупом своего отца и ликовал: сейчас я был самым могущественным волшебником на свете. Теперь мне дозволено всё.