Птичка в змеином логове

      Он осторожно толкает дверь в комнату, выглядывая из-за косяка, чтобы рассмотреть происходящее в комнате. Девушка сидящая на кровати поднимает усталый, но добрый взгляд замечая младшего. — И чего ты там встал? — Она улыбается, хотя этого и не видно через белую маску, что закрывает половину ее лица. Но можно понять по морщинкам, что собираются на уголках глаз. — Мама сказала, что я не должен ходить к тебе. Ты болеешь и можешь меня заразить. Наверное. — Мальчишка как-то грустно вздыхает, явно борясь с желанием пробраться в обитель сестры. — То чем я болею — совершенно не заразно. Так что ты можешь войти, — Ло Йи тянет тонкую бледную руку к брату, но спустя секунду медленно опускает ее, замечая, что младший все ещё колеблется. От этого грустно, и непрощённый слезы успевают навернуться на глаза, и их сразу же замечают. — Ло! — Младший моментально кинулся к сестре, повисая у нее на шее, цепляясь подобно маленькому клещу, отодрать которого будет крайне проблематично, ведь он уже вонзил свои зубы глубоко под кожу.       Тонкие длинные руки обвиваются вокруг детского тела, чтобы затащить на кровать и усадить удобнее, но ребенок все никак не хочет отпускать сестру, ругая себя за ее слезы. — Прости меня. Я не хотел, чтобы тебе было грустно. — Голос младшего стал тише, в нем четко прослеживались нотки вины, которую он успел прочувствовать. — Ничего страшного. Почитать тебе? Он не ответил, лишь быстро закивал, наблюдая за тем, как сестра поднялась и направилась к широкому шкафу из темного дерева. Корешки книг пестрели самыми разными названиями, привлекая внимание к себе, но Ло Йи остановилась на любимой, которую ей когда-то давно подарила мать.       Это был сборник японских сказок и старинных колыбельных. На последней странице была аккуратно вклеена записка с признанием в любви и просьбой простить дочь за содеянное.       Ло Йи прижала книгу к груди и подошла к окну. Гнетущее чувство одолевало ее, а мысли становились все навязчивее, заставляя жмуриться и тяжело вздыхать.       Снаружи, на улице, все было как всегда — солнечный день с едва заметным приятным ветерком. В доме же царила совершенно другая — мрачная и неспокойная атмосфера. Что-то близилось. Но, казалось, что никто этого не замечает. Возможно, только ее любимый младший брат, что требовал внимания сестры все больше.       Ло первый раз за последние несколько лет почувствовала, что ей не хочется быть одной. Ее мысли были запутаны и все больше напоминали неясный бред, от которого ей было очень страшно.       Ей не хотелось находиться одной, ведь компания другого человека избавляла от навязчивых идей звучащих у нее в голове. Поэтому брат был ей очень нужен. Словно воздух. А ему было нужно внимание, которое он никогда не сможет получить от матери в полной мере.       Все знают, что она выскочила замуж за отца Ло Йи только ради денег. Все, кроме маленького глупого ребенка, который ещё не дорос до осознания, что почти никому не сдался в этом мире. Как и она сама. — Почему летняя звезда потеряла свой путь? — Голос ее тихий и мелодичный, Ло касается головы младшего, что покоится у нее на коленях, — Я ищу ребенка, который ушел, вот почему мне снятся грустные сны.       Тревога все больше одолевает ее, но притупляется, стоит только взглянуть на умиротворенное лицо брата, который тихо посапывает, удобно устроившись на худых коленях.       Она медленно перебирает его по-детски мягкие волосы, после зарываясь в них пальцами, едва сжимая, чтобы услышать довольный вздох, и увидеть улыбку на его лице.       И всё-таки он не похож на своих родителей — жёсткого, вечно занятого отца, или самовлюблённую мать. А вот она — Ло, переняла от своей матери помимо красоты, всю болезненную грязь, которую та хранила в себе. Все отклонения и слабый иммунитет, почти не позволяющий Ло вести нормальную жизнь.       Колючие жуткие мысли делают больно все чаще, и в глубине своей души, девушка прекрасно понимает мать, что однажды взяла в руки тонкий до безумия острый нож. Так было проще, так можно было заставить «их» заткнуться. Темнота сгущалась, кажется заполонив собой все сознание, всю комнату, весь мир. Ло, слишком глубоко ушедшая в себя не заметила, то как младший начал ёрзать у нее на руках, напуганный страшным сновидением.       Громкий вопль заставляет ее очнуться и кинуться к брату, что оказался лежащим на полу. Низкий табурет стоящий рядом с кроватью стал причиной в кровь рассечённого лба.

***

      Он ещё долго плакал, слушая то, как ругаются родители, обвиняя во всем его старшую сестру. Он конечно же пытался влезть в разговор, и рассказать о том, что она совершенно не виновата, а что он сам жуткий растяпа умудрившийся упасть с кровати во сне. Его конечно же никто не слушал.       Ло Йи, даже не стала оправдываться, посмотрела грустным взглядом из-под тяжёлых век и качнула головой, молчаливо прося брата успокоиться. Возможно, она уже привыкла быть козлом отпущения. Возможно, так действительно было бы легче для всех.       Мачеха, вдруг вспомнившая о собственном ребенке — закатила неистовый скандал, обвиняя падчерицу чуть ли не в попытке убийства наследника. Она так угрожала и требовала, чтобы Ло изолировали, что отцу ничего не оставалось делать, как послушаться ее.       Терять обоих детей было слишком дорого. Слишком шумно. А лишние разговоры им были совершенно ни к чему.       Только после согласия скандалы прекратились. Старшую как и всегда отправили в ее комнату, а младшего оградили невероятным количеством нянек, строго следящим за каждым его шагом. Никакой сестры, пока он не вырастет.       Так прошла неделя, отец сам вызвался искать жилье для дочери, чтобы можно было поселить ее отдельно, но под должным присмотром сиделок, врачей и телохранителей. Когда же квартира была найдена, случилось то, что уже происходило в стенах этого дома.       В дверь постучала одна из гувернанток, но никто не ответил. Тогда же, она воспользовалась своим ключом, чтобы открыть комнато Ло и пройти внутрь, но только открыв дверь, она сразу же вскрикнула стоя на пороге, замечая, так девушка занесла лезвие над тонким запястьем.       Быстро реагирующие охранники успели добраться до комнаты вовремя, чтобы предотвратить, то что другие когда-то не смогли. Порез на руке был достаточно глубоким, чтобы кровь красным ручейком сочилась по бедной коже, но не достаточно глубоким, чтобы умереть. Их бы потребовалось два на обоих руках, но Ло Йи смогли остановить. Ее мать — нет.       Он помнит, как всполошились высоковозрастные няньки, как начали кричать и хвататься за сердце, все больше и больше напоминая напуганных кричащих кур.       Он успел прошмыгнуть мимо них, сталкиваясь в дверях со странной жуткой процессией, где главным действующим лицом была его любимая сестра.       Ее забирали на носилках, пугающие люди в белых халатах от которых веяло чем-то недобрым. Он помнит стойкий медный запах свежей крови и алеющий бинт на тянущейся к нему руке. Среди множества тел, Ло смогла разглядеть того, кто действительно был ей дорог и нужен. — Солнышко… — Она попыталась приподняться, но ее с силой уложили обратно на неудобные носилки, не позволяя встать. — Ло! — Он кинулся ближе, но оказался пойманным одним из телохранителей.       Его истерику сочли реакцией на кровь и посторонних людей, но твердо пообещали, что как только сестре станет чуточку лучше, его обязательно сводят к ней. Он верил в эти сказки на протяжении нескольких долгих лет. И когда наконец понял, что все это было ложью — вбил себе в голову одну только мысль — найти сестру.       Спустя много лет роясь в вещах уже покойного отца, юноша смог найти нужные документы, где четко виднелся адрес закрытой клиники. В бумагах было сказано, что Ло Йи строго запрещены практически все посещения — какие-либо родственники или друзья. Никто кроме отца. Именно тогда у него созрел план. Бросив все силы на учебу, юноша смог добиться поступления на медицинский факультет.

***

— Почему летняя звезда потеряла свой путь?.. — Линг коснулся пыльного окна, пытаясь вглядеться в происходящее на улице, но безрезультатно, — Я ищу ребенка, который ушел, вот почему мне снятся грустные сны.       Иксборг пристально следил за каждым движением юноши, все ещё чувствуя неясную тревогу. На мгновение ему показалось, что лицо Линга переменилось, будто стало немного озадаченным. — Что-то случилось, Птенчик? Забыл слова своей песни? — Пение Линга странно действовало на Иксборга, будто в самом деле усыпляя его. Юноша рассеянно моргнул и подпер голову рукой, ведь та казалось ужасно тяжёлой. — Нет, мне просто показалось… Впрочем не важно. — Линг едва дёрнул уголком красивых губ в неком подобие улыбки, что почти сразу сникла. — Здесь никогда ничего не кажется. Будь осторожнее и всегда держись за моей спиной, Птичка. — Выражение чужого лица стало максимально серьёзным. Икс знал, что это место таит в себе много тайн и опасностей. Оно легко дурманит разум, заставляя верить в то, чего нет. В то, о чем не хочется думать или же наоборот очень хочется.       Иксборг медленно встал, стараясь ступать бесшумно, как он это умел. Но все равно с каждой минутой, он все больше замечал, как Линг сжимается в какой-то нервный напряжённый комок. — Все будет хорошо. Мы уже скоро выберемся отсюда. Восточное крыло, нам осталось совсем немного до выхода. — Иксборг обнял чужую по-девичье тонкую талию, прижал юношу к себе в надежде «передать» неясно откуда взявшуюся веру в лучшее.       Линг тяжело дышал, но впервые за долго время не плакал день напролет. Кажется, шаткая психика немного адаптировалось к происходящему, либо же, у него просто больше не было слез. Звук чужого шумного дыхания поутих, заглушенный мягким шуршанием дождевых капель по крыше и прочному стеклу. За стенами лился первый весенний дождь.       Кажется, все вокруг затихло, слушая тягучие мерные раскаты грома, даже тьма перестала завывать по пыльным углам. Иксборг перевел взгляд на еду, что принес несколько часов назад — этого было достаточно, чтобы выжить минимум три дня. Как раз к концу третьего, они должны добраться до долгожданного выхода из этого мерзкого места.       Чувство эйфории, от того, что неприятностей не происходит вот уже большую половину дня — начало притупляться, когда он заметил, что Линг то и дело крутит головой, словно прислушиваясь к чему-то. — Садись. Ешь. — Вышло чуть грубее, чем он рассчитывал, но Линг как-то покорно опустился на шаткий стул, складывая руки на худых коленях.       Он уже давно не видел такого количества продуктов и растерялся, не зная, что конкретно он хочется съесть. Хотелось сгребсти буквально все, ведь от голода частенько сводило желудок, но так же он понимал, что это будет не лучшей идеей.       Мясо он демонстративно обошел стороной, будто боясь после трапезы узнать жуткую правду его происхождения, выбирая большую запеченную картошку с едва подгоревший кожурой. — Это птица. Или ты своих не ешь? — Иксборг усмехнулся, переводя взгляд на Линга.       Он ел осторожно, боясь, что его сморит сон, как только он набъёт желудок под завязку. Линг бросил короткий взгляд на Иксборга, замечая то, как устало выглядит юноша. Практически бессонные ночи не идут на пользу молодому организму, лишая его сил. А это значит, что Линг может остаться полностью беззащитным перед местными обитателями. — Можно… Я уложу тебя спать? — Он делал это и для своей выгоды, конечно, но нотки какой-то заботы вдруг прорезались в голосе Линга. Иксборг удивленно вскинул брови, аккуратно вытирая пальцы после незамысловатой трапезы. — Я не могу спать. Вдруг ты попадешь в беду? У птичек очень маленький мозг, как показывает практика. — Он коротко усмехнулся, намекая на их незамысловатое знакомство, когда Иксборг чуть не прирезал Линга.       Линг недовольство поджимает губы, будто его только что улучили в каком-то вранье, но после вновь принимается за уговоры, пропуская издевку мимо ушей. Ему правда нужно чтобы Иксборг отдохнул. В первую очередь для безопасности обоих. — Икс, сейчас день, а значит почти безопасно. Я успею разбудить тебя до захода солнца. К тому же, дверь заперта и я не похож на самоубийцу, чтобы пытаться куда-то выйти.       Уговорить его удается с трудом. Иксборг вертится до последнего, пока Линг не укладывается рядом. Чувствуя под боком уже успевшее стать родным тепло, Икс наконец начинает проваливаться в некое подобие сна, а Линг в свою очередь начинает предпринимать попытки выбраться из чужих объятий. В первую очередь он пообещал «охранять» Иксборга пока тот спит, значит и должен этот делать.       Через пятнадцать беспокойных минут, он наконец справляется с крепкой хваткой Иксборга и перебирается на стул. Поставив его поближе к окну, Линг вновь пробует стереть слой пыли и ещё чего-то темного и мерзкого с окон, но кажется, грязь въелась на мертво. Он почти бросается свое занятие, когда тонкий слух улавливает нечто знакомое.       Сначала Линг неосознанно не обращает внимание на до боли знакомую мелодию, но спустя пару мгновений до уставшего мозга наконец доходит.       Он подскакивает, чудом не роняя стул на пол. Бросает быстрый взгляд на все ещё спящего Икса, раздумывая несколько тягучих секунд, а после пускается в бегство, совершенно не замечая тень, нависающую над коматозно спящим Иксборгом. — Ло Йи! — Линг бежит по коридору за отчаянно зовущим его голосом, что скрывается где-то за поворотом, и когда до туда остаётся лишь пара быстрых шагов, все наконец встаёт на свои места.

«— Здесь никогда ничего не кажется».

      Инерция все ещё несёт его вперёд, и Линг хватается за угол стены, отчаянно пытаясь затормозить, но слишком поздно. — Птенчик… — Голос сестры меняется на что-то странное и совсем незнакомое. Линг запоздало понимает, что его просто выманили наружу, вырывая из рук защитника. — Нет! — Он разворачивается чтобы сбежать, но будто попадает во что-то тягучее, похожее на вязкую патоку.       Ноги наливаются свинцовой тяжестью, пока нечто позади подбирается все ближе. Знакомый холодок окутывает все тело, будто впивается в талию, чтобы через секунду дёрнуть юношу на себя, утаскивая в недра темного коридора.