Разбеглость сердца со страхами

— Мне не к лицу делать поспешных выводов, но, кажется, вы бы многое сделали ради встречи с ним. — Возможно. Вернутся в день, который нашел свой укромный уголок в моей памяти, трепетно оберегающей воспоминания... По истечению годов, правда, все более затуманенных, словно Химворде тогда. С самого утра настроение хмурой погоды не покидало меня. Сердце нашло свой отклик в этом моменте. Такое же тяжёлое, наполненное пустыми переживаниями. Не выдерживая давление эмоций, готово было излить их слезами. Несмотря на то, что Он нёс в руках скромный букет тюльпанов, способный заменить солнце, даже маленькому лучику не нашлось места в моей душе. Фридрих колебался, насколько сильно это было ощутимо. Перебирал пальцами, мял внутреннюю сторону кармана, непроизвольно прикусывал губы. В один момент даже показалось, что сомнения развеялись, но... Он так и не преподнес букет мне. То ли чувствовал враждебность, то ли... — То ли цветы предназначались не вам. — Из уст интервьюера это звучало ещё более удручающим. Теодора, естественно, допускала и такой вариант. Но слышать это от других не была готова. — Да, наверняка. Насколько позорно корить себя за желание получить внимание того, кого остальные готовы уничтожить собственноручно. — Мадам, коль я осведомлен верно, Фридрих жестокостью не отличался. Недальновидно винить кого-то за место рождения. — Неужели? Мне было бы легче придти к этому, не считая Джон иначе. Со смущением спрятав цветы за спину, Он ушел, даже не попрощавшись. А я, к своему сожалению, стояла, словно парализованная. Тяжело было выдавливать притворно сладкую улыбку, пока в голове мысли были отнюдь не светлые. И тут, словно меня переместили в сюжет бульварного романа, появляется характерный этому жанру принц-спаситель. Джон, будто поджидая меня, заводит легкую беседу, отвлекая от переживаний. Букета, ожидаемо, не было. Ох, сколь сдержанно проявлялись его чувства. Месье Лашанс сменил положение ног и с интересом уточнил: — Вы считаете, у господина были к вам чувства более дружеских? — Могу прозвучать самоуверенной, но никак иначе я не в состоянии объяснить тот необдуманный поступок с его стороны. Интервьюер почти незаметно ухмыльнулся, а девушка продолжила: Мы всю дорогу обсуждали отдаленные, лёгкие темы, пока он не подвёл к причине моего беспокойства: — Как же лицемерно со стороны немецких солдат готовить кому-то букет, будто он способен стереть все совершенные их армией ужасы. Месье Лашанс все с тем же ухмыленным выражением лица наблюдал за Теодорой. Внимательно слушая, в один момент деликатно высказал свое мнение: — Не стоит винить кого-то. С тем же успехом можно сказать, что вам довелось жить не в то время. Вот встретив его до войны, не было бы никаких сомнений. Жили бы счастливо, не так ли? — Было бы в мире все так просто устроено, месье. Знаете же, это отнюдь не правда. В силу своей неопытности я бы, скорее всего, переняла настороженность общества, чем заговорила первая с немцем. О, да, обычным гражданским тоже не особо комфортно чувствовалось на моей родине. Пока устраивалась в ненавистную редакцию "Секреты домохозяек", успела повидать много интересного. Тот диалог казался забавным, а сейчас, вспоминая его, становится дискомфортно: — Я знаю, что далеко не каждая редакция готова пойти на такой отчаянный шаг, но посудите сами: политика - не ваша направленность, какие могут быть причины отказа? — Похвально, что вы готовы доказать мастерство и искреннее влечение к делу. Коль отреклись от позорных корней. Поверьте, в такие смутные времена никто не может себе позволить сотрудничать с немцами. Даже Секреты Домохозяйки, избегающие мужских тем: всяких войн и политики. Поймите нас, вы же явно не располагаете желанием получить позорную репутацию. Слухи о шпионаже нам не, — слово было акцентировано сильнее остальных, — нужны. До свидания. — Находите забавным, что представители титульной нации были вынуждены менять фамилии на менее германские, лишь бы на какую-то долю влиться в общество? — с нескрываемой для такой темы иронией спросила девушка. Лашанс томно вздохнул, подбирая уклончивый ответ: — Доводилось сталкиваться и с более интересными поворотами судьбы. Например, как люди отдавали самое ценное, лишь бы она смиловалась над ними. Вы вряд-ли относитесь к такой категории, мадам. — Месье, каждый по разному трактует понятие ценности. Если говорить откровенно, ради Фридриха я действительно готова на все. — Даже если бы на кону стояла ваша жизнь? Обстановка в помещении становилась все более неприятной. Прелесть инкогнито атмосферы будто сбросила маски, оказалась натянутой, отвратительной. Стены словно сужались, а потолок от давления вот вот готов был рухнуть. Хотелось открыть все окна, избавив себя от духоты, которую даже выраженный приятный аромат чая с бергамотом не перекрывал. — Вам приглянулась моя жизнь, и вы бы хотели узнать, какое место в ней занимает художество? - руководимая подозрением девушка уклонялась от темы, — Я уважаю врачей, они лечат тела, а искусство - души. Пустите ли в свой мир такое лекарство? — Говорят, время способно исцелить. Я убедилась в обратном. Не исключаю, что и предложенный вами вариант не подействует. Конечно, попытаюсь. "Так неприятно здесь находится, была бы возможность - пошла бы подышать свежим воздухом и покурить. Оксюморон, получается." — Мысленно обсуждала обстановку в комнате, пока в слух высказывала совсем другое мнение: — Знаете, насколько приятно мое нахождение здесь. Ненавязчивый, в меру заметный аромат вкусного чая навевает старые, оставленные в уголках души воспоминания. Месье Лашанс как-то неловко откашлялся, показывая, что готов слушать. Теодора сосредоточилась, насколько это возможно: старалась напрячь слух, уловить каждый вздох, и принялась в воспоминания: Мы с друзьями были завсегдатаями той миленькой таверны, поначалу не приглянувшейся никому. Позволяли себе вечерами забываться, избегать окружающего ужаса. Не каждому это далось легко. Йоке, например, первое время переживала, что пока расслабляется здесь, где-то один солдат, или ещё хуже, гражданский нуждается в медицинской помощи. Работа изрядно повлияла на нее. Конечно, пропускать через себя десятки раненых тел ежедневно невыносимо. Лоуренс, ожидаемо, чувствовал себя спокойнее. Он вместе с Джоном обсуждал мои переживания. Высказывались, почему не зазорно отдыхать даже в такой ситуации. В конце концов, журналистика - неотъемлемая часть войны. Отстаивать правду нужно не только на поле боя. С того вечера, когда вместе поговорили по душам и вроде договорились с совестью, мы и зачастили в такое прекрасное место, сформировав потом прелестную традицию. — И, знаете, хоть в нашей компании царила гармония, мне иногда казалось, что есть в идеальной картине недостающий пазл, один, — девушка ненадолго закрыла глаза, держа в голове образ улыбающегося Фридриха, — но такой значимый. Хоть и старалась отгонять такие мысли в другое русло. Этот человек совершенно точно бы влился. О нем и пойдет речь. Вечера в таверне нередко сопровождались встречей с ним. Хоть и не напрямую. Сидя за столиком, каждый из нас ожидал пианиста с музыкой. Джон радовал нас такой уже знакомой мелодией. Хоть всегда она отличалась, было что-то особое, присущее ему - почерк мастера. Кроме этого в мире узнаваемыми были всего две вещи: игра Фридриха и запах смерти. Да, услышала за все время звучание его скрипки лишь однажды, но запомнила навсегда. В таверну он захаживал часто, так что мне приходилось разглядывать исподтишка, сродни маленькой влюбленной девочки за ним. Ни разу Фридрих не играл в присутствии стольких людей, хоть и нетрезвых. А меня воображение раз за разом поглощало в идеальный момент, когда каждый наслаждался его смелой и чувственной мелодией. Все вчетвером праздновали первое выступление, попивая кружку теплого чая. Эрл Грея, обожаемого Джоном. Мечта, которой никогда в этой вселенной не суждено было сбыться. Зато в другой мы тихими летними вечерами счастливо сидели у окна с кружкой такого же чая, но уже с молоком - любимый напиток Фридриха, о котором мне довелось узнать спонтанно. Теплым майским днём наведались в любимое заведение. Как положено, сидел каждый уже за привычными местами. У нас был свой любимый столик, а затем и сиденья - удобные барные стульчики. Мы обсуждали повседневные темы, пока дверь таверны не открылась в сопровождении гробовой тишины. Пьяная публика перестала один за одним провозглашать тосты, только заметив они вошедшего немецкого солдата. Он, прекрасно все понимая, неловко пошел заказывать себе первый попавшийся напиток, как я думала. Но в этот раз все было иначе. — У вас продается ч-чай с мо-молоком? Питер закатил глаза и с неприязнью выпалил: — Попросите у соотечественников, ведь коровы в их распоряжении с недавнего времени. Фридрих разочарованно повернулся и собрался уходить, как тот через зубы процедил: — Мы готовим и другие напитки. Не желаете? Парень почти тихо сказал, что в этот особенный день хотел насладиться именно чаем с молоком и ушел. — Особенный день, его день рождения. Часто я воображаю себя художницей, пишущей картину с ним и любимым напитком на пикнике в нашем кругу... — Да, вас ведь тянет к живописи, это прекрасно. — Каждому свойственно время от времени. Тем более, моя жизнь ведь напрямую всегда была связана с искусством. Не разбираться в этой сфере было бы весьма непростительно, имея профессию, относящуюся к ней и самой по себе являющейся проявлением творчества. — Хм. Естественно, владение словом относится к нему, но, мадам Флеминг, статьи ведь не художественная литература. Лично я немного разделяю эти понятия, — интервьюер подбирал слова, стараясь тактично выразить мнение. — Хоть и имею некоторое, достаточно своеобразное отторжение к этой деятельности, не могу согласиться с вами. — Не хочу быть навязчивым, мадам. Прошу прощение, если лезу не в свое дело, утолите жажду вопроса? — Тяжело отказаться, когда вся специфика интервью в этом и состоит, — с лёгким смешком ответила девушка. — У меня сложилось впечатление, что журналистика - именно ваша сфера. В работах ощущается страсть, которую не подделать одним лишь мастерством, — Лашанс с интересом рассматривал Теодору, ожидая ответа. — Уверена, каждый профессионал своего дела сталкивался с подобным, скорее всего, вы не исключение. Долгий период, названный потом мною простоем, неожиданно, не кишил продуктивностью. Разочарование от того необдуманного поступка, что повлек за собой болезненные стадии осмысления, заставило приостановить на время свою деятельность. Работать было несносно, статьи даже выдавливать не выходило. Из под пера кроме паршивых клякс не получалось ничего. Паралельно терзая себя за невыполнение плана, старалась искать другие сферы, тоже весьма безуспешно. Сильная привязанность к стопке свежих листов, аромат которых никогда не перестанет нравится, будто ограждала меня от искренней заинтересованности другими нишами. Почти все сводилось к одному: я легко могла написать пару-тройку абзацев о какой-то теме, даже если этого не требовалось. Возьмём ту же одежду. Не составляло никакого труда расписать, какая ткань сделает готовое платье более презентабельным, необходимые нити и техника. Когда дело доходило до практики, и смотреть не получалось на материалы, об их использовании речи не шло. Длительное время не написала ни одной необходимой статьи, плюс не нашла себя в другом деле. В те моменты особенно остро ощущала свою уязвимость от журналистики. Казалось, что перегорела к ней окончательно и стала беззащитной, не способной закрепиться за иными занятиями. Тогда часто снилось, что из-за некачественно выполненной работы я потеряла весь стабильный доход, а другой источник конечно не нашла, так и оставшись на улице. Переживания полностью затягивали, о досуге надолго пришлось забыть. Десятки пылящихся непрочитанных книг смотрелись грустно и лишь усугубляли ситуацию, напоминая мне о ничтожности. Именно поэтому перерыв был такой долгий: после окончания войны 3 года прошло, прежде чем я выложила статью. Голос месье Лашанса звучал все мягче, сливаясь с потрескиванием свежих дров в камине. Складывалось впечатление, что он загнанный в угол: — Все же, искусство в вашей жизни имеет место быть именно после встречи с любовью. Теодора закатила глаза, чувствуя нарастающее превосходство. Роли словно поменялись, хотя суть осталась та же. Загадочный интервьюер, личность которого каждому хотелось раскрыть, предстал со всей наготой перед простой журналисткой. Задача которой - добраться до скрываемой за маской тайны, поймать уже подбитую мышку. — На моем пути встречались люди более вовлечённые. Один из них своим мастерством подарил надежду, пусть и ненадолго. Сидя за крохотным столиком в баре, ожидала свой заказ. Очередной коктейль, которых не перечислить этим вечером. Вместо несущего за метры аромата напитка ощутила приятные нотки мужского парфюма. Их носитель присел и легко разговорил меня, — Тео запнулась, добавляя: — не потому что я пьяная, никакому алкоголю не взять верх в поединке с моим состоянием, — мы обсудили отдаленные темы, мужчина подметил, что я неожиданная гостья в таком заведении. Завели тему за одно таинственное место. Дом мадам Розетты, куда эта статная женщина проходимцев не пускает. Все обстоятельства сложились в мою пользу. Журналистка с жаждой интриги материалов, ни разу не светившаяся в городе оказалась быстро принята официанткой. Естественно, пришлось скрыть свой род деятельности, — девушка откашлялась, глядя на силуэт Лашанса с особым интересом, — Месье, как думаете, не жалею ли я об этой затее? Может, мадам удалось разоблачить мою настоящую, — Теодора умолкла, внимательно прислушиваясь к интервьюеру, — личность? Мужчина проигнорировал вопрос, а журналистка с ухмылкой продолжила: В первый же день как назло умудрилась опоздать. Иногда тяжело следить за временем, находясь вне, не так ли? — Не сочтите за грубость, мне просто... Любопытно. Что вы подразумеваете? Теодора, ликуя, будто поймала крупную рыбу на удочку, ответила: — Человек искусства всегда чужд своей эпохе. — Не люблю пустых высказываний, но здесь вынужден согласиться. Продолжайте. Быстро влившись в коллектив, уже собиралась идти к портному - каждому работающему в доме предоставляли индивидуальный наряд, как ко мне обратилась неприятная особа: — А потом мадам наверняка отправит тебя к Блейну, — Фортуна сказала с такой язвительностью, будто идти предстояло не к швее, а рову с акулами. В любом случае, носитель имени вряд-ли был мне знаком, так что я провела где-то с минуты в попытке вспомнить его. Шарлотта, заметив это, улыбнулась: — Наш драгоценный шотландец все время сидит у себя, почти не вылезает. Так что навряд ли вы виделись. Драгоценный шотландец. Тогда и не предала этим словам значения, не ожидала, что его образ в моих глазах навсегда останется связанным с Фридрихом. Наше знакомство лишь с натяжкой можно назвать хорошим, ведь вместо приветствия с его стороны я услышала только звуки швейной машины. — Сама вежливость, — ухмыльнулась, исподтишка глядя на тень интервьюера, — первое впечатление часто обманчиво, как было и в случае с Джоном. Присев за стол, я ждала, когда мастер скажет что-нибудь. Аппарат перестал работать, а он наконец соизволил повернутся ко мне, — Елена, верно? Елена. Звучало так искусственно и натянуто. Тяжело было свыкнуться с новым именем и следующей за ним жизни с чистого листа. Насколько Джон практичен, убил двух зайцев сразу: лишил меня любви и спокойной, достойной смерти. — Верным ли было имя? Не могу сказать. Даже живя по настоящему, свою истинную жизнь, я никогда не ловила себя на мысли узнать его толкование и уж тем более предать этому значение. Забавно, но позже выяснила, что Теодора - божий дар. Тяжело согласиться. Мы формально пообщались, Блейн снял с меня мерки и принялся за карандаш. Искусно проводя ним по чистому листу блокнота, то и дело поднимал взгляд на меня. А мой был задержан на талантливых движениях пальцев. С такой страстью, он мастерски выполнял свою работу. Раненый глаз вновь вовлек меня в воспоминания. Передо мной снова стояла молодая девушка, плачущая от утраты войны. Опять тот стойкий запах, исходивший от обречённого солдата. Обречённый взгляд маленьких детей, не успевших пожить, но уже получивших горькие воспоминания. — Говорят, шрамы украшают мужчин. Знаете, месье, после двух пережитых войн тяжело воспринимать эти раны чем-то красивым. А знаете, я оказалась права: — Угу. Глаз я потерял на войне. Повязку или очки не стал надевать. Считаю, то, что мы носим, отражает нашу сущность. Если я не готов признаться сам себе в ужасном, хоть и давно содеянном, какой смысл? Я не особо поняла, о чем это, пока Блейн сам не рассказал о своей боли. Для него каждый день в зеркало смотреть на напоминающий войну рубец было своеобразным наказанием, уроком. До сих пор не простил себе сказанное своей беременной в результате насилия женщины, видно, никогда не простит. Теодора проглотила ком, — Понимаете, этим он слишком схож со мной. Люди, по собственной глупости потерявшие дорогого человека. Но..., — журналистка запнулась, — больше всего в Блейне Я нашла Фридриха. Все тот же застенчивый, закрытый парень, преданный своему делу. — Неосознанно я пыталась искать его каждом, и тогда, кажется, мне это удалось. В Блейне все было, как у него - завораживал меня также, как Фридрих в свое время. Однако, все мои чувства к нему строились на любви к другому... Я не смогла позволить себе пойти на поводу у боли и причинить ее другому человеку. — Вы не готовы были заменить Блейном Фридриха, настолько сильно не можете его отпустить? — Да, и никогда не буду. "Разве можно отказать в любви тому, кто так отчаянно просит?" Оказывается, можно. Я отказала своему сердцу, Фридрих. Интервьюер в очередной раз сменил положение ног, задавая неисчисляемый вопрос: — И все же, что наводит вас на мысли об обвинении другого человека в собственных решениях? — Ео голос звучал все мягче, сливаясь с потрескиванием свежих дров в камине. Складывалось впечатление, что месье загнанный в угол. — Знаете, что меня наводит на такие выводы? Джон ни разу за все время не сказал слово немец. Всегда из его уст летели обобщения: немцы, оккупанты, нелюди и иные, но никогда немец. Он не давал мне повода отделять Фридриха от остальных, бездушных людей в форме. В нашем обществе, — закуривая сигарету, продолжала Теодора, — демонизация врага привела к его расчеловечиванию, именно поэтому мне было так тяжело судить кого-то вдали от остальных. Признать, что в любой армии, даже принадлежащей врагу, солдаты не клонированные роботы, а люди со своей жизнью. Этим, кажется, и воспользовался мой старый знакомый. Вместо того, чтобы помочь разглядеть в Фридрихе что-то хорошее, он лишь усиливал мою неприязнь. Знаете, в этой истории есть и светлая сторона. Ранним утром, когда мои друзья уже покидали таверну, а количество пьяниц позволяло пересчитать их на пальцах одной руки, случилось кое что особенное. В освещаемом ранними солнечными лучами помещении царила особая атмосфера. Рассвет за окном был нежно красного цвета, придавая уже мягкому воздуху сладких нот влюбленности. Все складывалось так, словно сама судьба смиловалась надо мною и позволила течь все своим чередом. В помещении, кроме милого старичка бармена, не было никого. Лишь Фридрих, окутанный приятным ароматом свежести, разделял великолепную обстановку со мной. Он неловко поглядывал в мою сторону, а я, полна приятного ощущения в груди, вдохновлённая подошла к его столику. Он всегда садился в дальний угол, хоть раньше это доставляло неудобств в моем так называемом подглядывании, то сейчас не могла не благодарить за выбор такого места. Тихо, темно вокруг, ни один человек не заметит происходящего здесь. Аккуратно положив свою разгоряченную руку ему на щеку, стала ждать дальнейших действий. Фридрих замер лишь на секунду, затем его заботливые пальцы с особой нежностью накрыли мои. Я подтянулась к губам, с любовью глядя ему в глаза. Ранее унылые, они обрели счастливый блеск, маня меня все больше. Неспешно проводила кончиками пальцев по улыбающимся губам, наслаждаясь таким родным моментом. Вскоре мои пальцы небрежно оказались сброшены с лица Фридриха, а сам он взял инициативу в свои руки: нежные, немного покусанные губы прильнули к моим. Весь мир обрек блеклые оттенки, лишь на нем был фокус моего внимания. Время, проведенное в воссоединении, не забываемо. Он словно передал все свои чувства, всю накопленную энергию самым приятным и желанным поцелуем. — Розетта , ой, точнее Мадам, хотя какое дело ей сейчас, думаю, могу нарушать субординацию. Месье, не находите ли вы наше общение более неформальным? Ощущается атмосфера здорового общения без натянутого лицемерия, можем ли мы перейти к обращению на ты? Джон, ты был бы в ярости, — добавляла журналистка, ожидая реакции Лашанса, — если бы это было реальностью, а не сном, бережно пройденным через века. Руки месье, сжатые ранее в кулак, расслабились. Он вздохнул, и во вздохе его читалось облегчение. Теодора про себя победно улыбнулась. — Я подарила ему поцелуй , но лишь во сне. Все остальные видения меркли на его фоне. В моих воспоминаниях ничто так четко не отображено, за исключением приятного аромата чая, обожаемого Джоном. Точная копия запаха в вашей квартире, месье. Выдержав небольшую паузу, журналистка вновь принялась заговорить. Голос на этот раз звучал все тише, хриплость окутала связки, а глаза начинали слезиться. — Месье, не стоит скрывать свою личность. Лашанс ничего не отвечал, очевидно понимая, что все сказанное не будет иметь никакого веса. Тяжёлый вздох. Открывая веки, которые от рваного ощущения в груди хотелось захлопнуть навсегда, Теодора тихо монотонно заговорила: — Мне сообщили дату его смерти. Ночь, 23:17 отпечаталась в сердце навсегда, зачеркнув надежды. Вместе с Фридрихом погибли и гнусные предубеждения, помешавшие мне в последние минуты разделять его боль, держа за измученную руку. Помните, я завела тему за значения имён? Так вот, Джон - имя, происходящее от еврейского Йоханаан, переводится как "будет помилован". Судьба не ошиблась, вас, месье, я прощу. Надеюсь, вечность станет менее тяжёлой с этим знанием. Месье Джон, — девушка демонстративно поднялась с сидения и направилась в выходу, — Любовь кардинально изменила не мое отношение к искусству, а взгляды на жизнь.