holy things

      Изуку пару раз неуверенно стучит в дверь.       О, сейчас он точно совершает ошибку. Возможно, величайшую ошибку с самого того дня, как поцеловал Бакуго Катсуки в губы под дождём. Похоже, у Мидории вообще входит в привычку совершать ошибки, потому что с той самой пятницы прошло всего три дня. И, поверьте мне, Изуку старательно пытался отговорить самого себя от похода к Бакуго домой, но с тех самых пор, как сегодня утром Катсуки не забрал его у дома, чтобы вместе пойти в ЮЭЙ, а потом не появился на занятиях в академии, Мидория не мог отделаться от мысли, что это всё из-за него. Может, у Бакуго отказало сердце после поцелуя? Или того хуже, он вдруг понял, что разлюбил Изуку? Мидория знает, что должен бы радоваться такому исходу, но единственное, что он чувствует – это волнение. Что-то неправильно, что-то точно неправильно, и он должен узнать, что именно.       Поэтому Изуку стоит у входа, нервно отбивая ритм ногой, ожидая, когда же дверь распахнётся и в проходе предстанет Бакуго собственной персоной. В идеале в добром здравии. И тогда Мидория просто уйдёт. Он убедится, что всё нормально, и уйдёт. Это ведь несложно, так ведь? Ведь так? Ему просто нужно знать, что Катсуки жив.       Изуку уже тяжело вздыхает, решив, что Бакуго ему не откроет, как дверь медленно открывается, и на пороге предстает Катсуки. Правда он выглядит совсем не так идеально, как обычно: круги под глазами, бледное лицо, сухие губы и большой свитер, кажется, домашний, потому что выглядит он совсем не презентабельно. Что случилось с вечно идеальным Бакуго Катсуки?       — Что надо, ботан? — Его голос хриплый и уставший, он говорит это и тут же начинает кашлять. Правда, сколько Изуку не пытается заглянуть в руки Бакуго, он не видит там ромашек. Это самый обычный сухой кашель.       — Ты не пришёл за мной сегодня и в академии не появился. Я волновался, — Мидория сам удивляется своему признанию, но это правда, а врать Изуку не привык. — Что случилось?       — Ты! Со мной случился ты! — Катсуки злобно огрызается, а потом зажмуривается, словно потратил последние силы на эту вспышку гнева. — И твой тупой танец под дождём. Угораздило же меня влюбиться именно в тебя…       Мидория медлит, не зная, что сказать. Он не уверен, в чем именно провинился, но, похоже, целовать Бакуго в ту пятницу было плохой идеей. Теперь Катсуки зол на него, а Изуку не знает, что делать.       — Прости меня, я не хотел…       — Как ты вообще не заболел?! — Бакуго вновь огрызается, облокачиваясь головой о косяк двери. — Твоя причуда что, включает какой-то повышенный иммунитет?!       — Что?! — Мидория непонятливо пучит глаза. Он был уверен, что проблема в поцелуе, а проблема в том, что Катсуки заболел? Да не может такого быть! А как же их поцелуй? Неужели он совсем ничего не значил для Бакуго?! — Ты заболел?       — Ну да. А ты что подумал, идиот?       Изуку молчит. Стыдно признаться, что он переоценил значение произошедшего. Он ведь правда думал, что поцелуй будет что-то значить для Катсуки. Похоже, это не так. Похоже, Мидории просто нравилось думать, что он значит так много для кого-то. Похоже, он просто надеялся, что Бакуго тут ворочается, вспоминая произошедшее. А Катсуки просто заболел. По вине Изуку. Ну не смешно ли это?       — Неважно, — он отмахивается от вопросов Бакуго и, распахнув дверь, проходит внутрь. — Я позабочусь о тебе, раз я во всём виноват!       — Не дури, Деку, ты можешь заразиться, — Катсуки говорит это скорее устало. Похоже, он и впрямь сильно заболел, если у него не было даже сил злиться.       — Я это устроил, мне и разгребать!       — Но…       — Никаких "но"! — Мидория кладёт палец на губы Бакуго, что совсем ему не нравится, и он тут же скидывает его с себя.       — Ладно, — он бубнит себе это под нос, закатывая глаза.       — Ура! — Изуку радостно прыгает на месте.       — Но одно правило!       — Какое? — Мидория согласен в буквальном смысле на всё.       — В мою комнату не заходить.       Какое странное правило. Изуку даже опешивает поначалу, испуганно хлопая ресницами. Что такого может быть в комнате Бакуго, что он не хочет, чтобы об этом кто-то знал? Мидория по натуре паникер, поэтому в его голову моментально лезут ужасающие картинки трупов и пентаграмм на всю стену. Хотя скорее всего это что-то глупое и неважное. Казалось бы, чего бы Катсуки стесняться перед самым странным парнем на планете? Вся комната Изуку – это плакаты Всемогущего, и он этого не стесняется. Если Бакуго и стоит кого-то бояться, то точно не Изуку Мидорию. Как минимум потому, что он просто не решится кому-то рассказать об увиденном, ведь при таком раскладе придётся объяснять, что он делал в доме Катсуки, а этого он делать совсем не хочет.       — П-почему? — Изуку пару раз испуганно моргает, пытаясь избавиться от ужасающих картинок в голове.       — Будешь задавать вопросы, я вышвырну тебя отсюда к чертовой матери!       Мидория обиженно хмурится.       Что же такого Бакуго скрывает? Что же такого страшного может скрываться за дверью комнаты Катсуки? Что именно, как Бакуго считает, он должен спрятать от Изуку? Разве это не странно? Окажись вы на месте Мидории, разве не захотели бы узнать правду? Это естественное желание любого адекватного человека. Любопытство присуще людям. Но Изуку придётся поступиться со своим желанием, со своим любопытством, потому что это и правда глупо. Катсуки имеет право хранить секреты, иметь что-то, чем он не хочет делиться ни с кем.       Обидно ли Мидории, что Бакуго недостаточно честен с ним? Да, Изуку безусловно обидно. Разве смысл отношений не в том, чтобы быть абсолютно, кристально честным с одним-единственным человеком? Мидория знает, что ему должно быть всё равно, ведь ему абсолютно точно совсем не нравится Бакуго, мать его, Катсуки, но он, черт возьми, чувствует что-то, что ему совершенно не нравится чувствовать! Он чувствует, что его так нагло предал человек, который никогда не должен был бы его предать. Что-то внутри Изуку противится такому положению вещей, словно Бакуго нарушает правила игры, которую сам начал. Если Катсуки хочет влюбить в себя Мидорию, то пусть показывает себя всего целиком, каким является на самом деле, потому что иначе это уже не отношения, а шутка какая-то, а никому не нравится, когда над ним смеются.       Изуку искренне хочет высказать всё это, пока вдруг не понимает, что это даже не настоящие отношения. Мидории не должно быть дела до секретов Катсуки. Если Бакуго и впрямь хочет хранить секреты, то Изуку обязан принять это, как данность, хочет он того или нет. Да и тем более, давайте просто на минуту предположим, что он выскажет всё своё недовольство. Что произойдёт дальше? Катсуки просто выкинет его из своего дома, и на этом разговор закончится. Мидория не получит ни ответов, ни желаемого результата. И этого нельзя допустить, потому что Изуку должен позаботиться о больном Бакуго. Зачем ему это? Ну, зная Мидорию, вы также знаете, что он никогда в жизни не бросит кого-то, кто оказался в беде, а Катсуки прямо сейчас оказался в беде по его вине. Неважно, как сильно прямо сейчас Изуку хочет накричать на Бакуго, он знает, что он должен сделать – позаботиться о больном.       Поэтому Мидория лишь согласно кивает в ответ.       Катсуки, кажется, не слишком доволен ответом, словно ожидал, что по итогу Изуку сдастся и просто уйдёт. Но только глупец мог подумать, что он и впрямь может сдаться. Этого просто нет в его крови. В любом случае, Бакуго запирает дверь на ключ и, минуя Мидорию, направляется в гостиную. Изуку несколько секунд стоит на месте, потому что не слышит привычного приказа, что ему можно следовать за Катсуки, но, подождав пару секунд, так и не услышав ничего, он логично заключает, что может идти, потому что при ином раскладе его уже давно выкинули бы из дома. Они вместе проходят в гостиную, где Бакуго тут же мешком падает на диван, прикрывая рукой глаза.       Мидория стоит у самого входа в комнату, разглядывая интерьер. Он не был в стенах этого дома, в этой комнате так давно. Не сказать, что это место как-то сильно изменилось, но оно точно изменилось. Телевизор, который они с Катсуки любили смотреть в детстве, теперь не стоит в углу. Теперь там стоит совсем другой телевизор, новенький и крутой. Ковёр, на который в их совместном далёком детстве пописал щенок, которого они без разрешения притащили с улицы, теперь скорее всего валяется где-то на помойке, а на полу гостиной читы Бакуго теперь лежит пушистый, мягкий, совершенно новый ковер. А на тумбочке у окна теперь не стоят их совместные детские фотографии. Теперь там стоят совершенно другие фотки, где Катсуки совсем один или в крайнем случае с семьёй.       Изуку ощущает себя странно, оказавшись здесь снова, но вовсе не потому, что успел забыть это место, стереть его из своей памяти, а потому что ему не нравятся эти изменения. Все эти вещи, которые семейство Бакуго так бесцеремонно выкинуло, словно они ничего не значили, кое-что значили для Мидории. Они были важны для него! У него создаётся четкое впечатление, что его детство просто выкинули на помойку, словно это простая безделушка, которую можно и нужно переработать или даже отдать нуждающимся. Такое ощущение, что его детство ничто ни для кого не значит, даже для Катсуки. Казалось бы, он-то должен ценить эти воспоминания, дорожить ими, но он не дорожит. Ему вообще плевать, а Мидории нет. Глупец ли он или просто нюня, если ему обидно от мысли об этом?       — Чего застрял на месте, ботан? — Голос Бакуго совершенно неожиданно вырывает Изуку из мыслей, от чего он дергается. А Катсуки просто продолжает лежать на месте, прикрыв глаза. Кажется, его охватила сильная головная боль, с которой он никак не мог справиться.       — Я… эм… просто всё тут так изменилось…       — Да, старуха устроила ремонт год назад. Повыбрасывала всё старьё, — Бакуго не придаёт никакого значения сказанному, и его безразличие больно бьёт по Мидории.       — Даже наши детские фотографии? — Голос Изуку звучит болезненно. Он боится услышать ответ.       Катсуки так шокирован услышанным, что даже открывает глаза, устремляя непонятливый взгляд на Мидорию. Он долго, очень долго просто смотрит, пытаясь сложить паззл в голове, пытаясь сопоставить грусть Изуку и выброшенные фотографии, но это даётся ему тяжело из-за плохого физического состояния. И Мидория даже начинает бояться неизвестно чего и хочет забрать свои слова назад, но Бакуго вдруг нарушает тишину:       — Нет, старуха сохранила фотки. А что?       — Разве тебе не было бы обидно терять наше общее прошлое? — Он делает несколько неуверенных шагов внутрь комнаты и падает на одно из кресел.       Катсуки в ответ громко фыркает.       — Есть парочка вещей, которые я с радостью забыл бы.       — А хорошее? Разве ты хотел бы забыть всё хорошее?       — А ты? — Бакуго умело парирует. — Ты бы хотел забыть всё хорошее, чтобы наконец возненавидеть меня?       Изуку в ответ устало закатывает глаза.       — Я тебя не ненавижу.       — Но хотел бы!       — Ничего подобного!       — Почему?!       Мидория испуганно хлопает ресницами. Такого вопроса он никак не ожидал.       — Что?       — Почему ты не ненавидишь меня? Почему даже не хочешь ненавидеть? — Катсуки пристыженно отводит глаза в сторону, и его голос звучит очень уж разбито. Он лежит на этом диване, почти спрятав лицо в подушку, и, может, так на него влияет болезнь, но он выглядит очень устало. — Ведь любой нормальный человек возненавидел бы меня после всего, что я сделал.       А Изуку в ответ на это только улыбается. Бакуго не плохой человек как минимум потому, что прямо сейчас ему стыдно за всё, что он делал когда-то давно и недавно. И Мидории греет душу тот факт, что теперь он знает, если бы Катсуки мог вернуться назад во времени, он бы всё исправил. Может быть, этот факт не изменит прошлого, но он вполне может изменить будущее.       Поэтому Изуку садится на пол прямо напротив лица Бакуго, который лежит на подушке, и Мидория гладит голову Катсуки, перебирая его острые волосы, и улыбается.       — Каччан, ты хороший человек.       — Ты так в этом уверен? — Бакуго громко фыркает.       — Я знаю тебя столько лет. Думаю, местами я знаю тебя лучше, чем ты сам. И единственная вещь, в которой я по-настоящему уверен, это то, что Каччан – хороший человек.       А дальше Изуку совершает третью по счету ошибку: он наклоняется ближе и целует лоб Катсуки. Этот поцелуй другой по сравнению с тем, что был три дня назад. В пятницу поцелуй был благодарностью за хороший день, наградой, которую Бакуго заслужил. В этот раз поцелуй – это олицетворение нежности, подтверждение слов, ведь никто не стал бы целовать плохого человека, и обещание, которое Мидория даёт Катсуки, хотя и сам не знает, на что именно подписывается. И пусть этот поцелуй всего лишь в лоб, он имеет гораздо большее значение, потому что он длится дольше, потому что Изуку дарит его не из чувства долга, а из самого чистого желания, которое просыпается где-то глубоко в его груди. Мидория не задумывается над тем, что чувствует, когда целует Бакуго. Он делает это, потому что просто хочет. И да, он прекрасно осведомлён о том, что не должен бы хотеть именно этого, но желание само просыпается в его груди. Разве может он отказать собственной маленькой прихоти?       Если вы спросите, какого черта Изуку вообще творит, он не сможет дать ответа на этот вопрос. Ещё пару дней назад он был абсолютно точно уверен, что не любит Бакуго Катсуки и, более того, никогда не полюбит. Мидория был уверен, что никогда не поцелует Катсуки, а если и поцелует, то будет испытывать лишь отвращение. Но посмотрите на Изуку в ту пятницу: он поцеловал Бакуго и его даже не вырвало после этого! Пару дней назад Мидория считал проклятием то, что ему нужно каждый день видеться с Катсуки, и мечтал, буквально грезил наяву, чтобы дойти до академии в полном одиночестве. Но посмотрите на Изуку сегодня: когда ему выдалась возможность провести день без Бакуго, он тут же побежал к своему фальшивому парню домой и даже остался, чтобы позаботиться о больном! Ещё несколько дней назад Мидория был уверен, что никогда не сможет испытать к Катсуки ни одного теплого чувства. Но только посмотрите на Изуку теперь: сейчас в нём так много теплых чувств к Бакуго, что он поцеловал его в лоб! Разве всё это не странно?       Значит ли это, что Мидория любит Катсуки? Нет, совсем нет. Есть что-то другое во всём происходящем. Возможно, старые чувства разыгрались в Изуку, когда он бесконечно сильно восхищался своим другом детства с этой его такой удивительной причудой. А, может, у Мидории просто синдром спасателя, и он просто так отчаянно сильно хочет спасти Катсуки, что готов пойти в буквальном смысле на всё, даже на самообман, будто бы он любит Бакуго. Но правда тут только одна: Изуку Мидория не любит Бакуго Катсуки, и ему стоит напоминать самому себе об этом почаще, чтобы больше не совершать ошибок.       Поэтому Изуку неуверенно отстраняется, с тяжелым сердцем осознавая, что именно только что сделал. Он неуверенно смотрит на Бакуго, теребя край своего пиджака.       — Наверное, тебе стоит поспать, — говорит Мидория, избегая взглядом глаза Катсуки. — Отдыхай, а я пока что-нибудь приготовлю.       Изуку встаёт с пола, не слушая всех возражений Бакуго, который пытается его остановить, и удаляется на кухню, пытаясь привести чувства в норму. Он должен немедленно прекратить попадать в сети этого идеального тела и взять себя в руки. Животный магнетизм Катсуки не сработает на нём. Они никогда не будут вместе.

***

      — Что ты там делаешь?       Голос Бакуго разрезает тишину так резко, что Изуку испуганно дергается, почти роняя на пол половник, которым помешивал еду. Он резко разворачивается на пятках и тут же встречается взглядом с сонным Катсуки. Тот по-прежнему выглядит очень уставшим, хотя проспал последние два часа, но при этом его лицо уже не такое бледное. Мидория аккуратно кладёт половник на положенное ему место и медленно вытирает руки о передник.       — Я готовлю, — он улыбается, начиная нарезать зелень.       Бакуго вдруг начинает принюхиваться, словно пёс, и Изуку, глядя на это, непонятливо хмурится.       — Что ты делаешь?       — Пытаюсь унюхать пожар, — Катсуки противно усмехается.       — Ой, заткнись! — Мидория обиженно кидается в него петрушкой.       — Эй! Нельзя так обращаться с больным! — Бакуго плюхается на стул напротив Изуку и тут же хватает немного зелёного лука, который моментально закидывает себе в рот.       — А больному нельзя быть такой задницей, — Мидория обиженно отодвигает тарелку с ингредиентами для салата от своего пациента.       — Если нельзя быть задницей, когда ты болеешь, то когда вообще тогда можно?       — Никогда, — Изуку говорит это, не отвлекаясь от нарезки зелени. — Хорошие люди вообще никогда не ведут себя так.       Катсуки в ответ громко фыркает, избегая взглядом Мидорию.       — Что это? — Он кивает головой на книжки на столе.       — Один день не был в ЮЭЙ и уже забыл, как выглядят учебники? — Изуку смеётся, добавляя зелень в салат. — Это физика. Я делаю домашнее задание.       — Ты делаешь домашнее задание, когда готовишь? — Глаза Бакуго почти вылезают из глазниц от шока. — Нет, у нас точно будет пожар!       — Если ты не прекратишь, я подсыплю тебе в еду яд, — Изуку злобно зыркает на Катсуки.       — Не стоит так стараться. Я почти уверен, твоя стряпня сделает всё и без всякого яда, — он противно усмехается, кутаясь в свитер.       — Ты просто невыносим, — Мидория закатывает глаза, но, сколько не пытается, сдержать улыбки не получается.       — Ты правда надеешься, что мне понравится? — Бакуго презрительно поднимает одну бровь, словно он критик, пришедший в ресторан.       — Нет, я надеюсь, еда будет так ужасна, что ты проведёшь у туалета весь завтрашний день.       — Не забывай, что при таком раскладе тебе тоже придётся провести завтрашний день у меня дома, — Катсуки победно улыбается.       — О нет, даже не надейся! Я не переступлю порог этого дома вновь!       Изуку усмехается, считая, что это хорошая шутка, но Бакуго на это громко фыркает и обиженно смотрит в бок, скрещивая руки на груди. Мидория понимает, что именно сказал, слишком поздно.       — П-прости меня, Каччан. Я не это имел ввиду. Это просто шутка…       Катсуки бесцеремонно перебивает все его оправдания:       — Заткнись, — он продолжает игнорировать присутствие Изуку тем, что избегает смотреть на него. — Неси, что ты там накашеварил, и, надеюсь, я не сдохну от этого.       Мидория моментально кивает и спешит разлить по плошкам бульон. Он старательно украшает блюдо зеленью, пока еда остывает, и быстренько убирает лишнее со стола. К тому моменту, как Изуку ставит перед Бакуго еду, тот слегка успокаивается и удостаивает своего фальшивого парня взглядом. Правда этот взгляд короткий. Гораздо дольше Катсуки смотрит на еду перед собой, чем на Мидорию. Изуку садится на стул и нервно вздыхает, ожидая, когда же Бакуго решится попробовать блюдо.       — Что это? — Катсуки презрительно помешивает бульон ложкой.       — Это куриный бульон, — Мидория говорит неуверенно, проверяя, можно ли ему вообще это делать. — Я прочитал, что он полезен во время болезни.       Бакуго только хмыкает в ответ. Он набирает немного бульона ложкой и, не задумываясь лишний раз, сует его себе в рот. Изуку задерживает дыхание, боясь узнать мнение Катсуки. Когда тот глотает, сердце в груди Мидории останавливается. Кажется, время замирает, не двигается дальше, потому что сами Бакуго и Изуку не двигаются. Мидории тут же кажется, что это самый важный экзамен в его жизни. Когда Катсуки вдруг сдержано кивает, Изуку моментально расслабляется, выдыхая весь задержанный в груди воздух, и откидывается на спинку стула назад.       — Неплохо, — задумчиво кивает Бакуго.       — Каччан! — Мидория обиженно закатывает глаза. — Я же сказал, что знаю тебя лучше других! Неужели ты правда думаешь, что сможешь обмануть меня?       — Я не вру.       — Ну вот! Теперь ты врёшь мне, что не врешь мне!       — Ты сам-то понял, что сказал? — Катсуки презрительно поднимает бровь.       — Я… не уверен, — Мидория задумчиво закусывает губу, пытаясь вспомнить, что вообще хотел сказать тем странным предложением. — Это неважно! Скажи правду, Каччан!       Бакуго устало закатывает глаза.       — Если ты и так её знаешь, зачем мне говорить это вслух?       — За тем, чтобы ты был абсолютно честен со мной! — Изуку злится, что должен объяснять такие очевидные вещи. — Так ведь и поступают в отношениях.       — Грубят, опуская старания другого человека ради себя?       — Эм… нет, я не это имел ввиду…       — Честность переоценивают, Деку, — Катсуки говорит очень серьёзно, откинувшись на спинку стула позади себя и вперев взгляд янтарных глаз в Мидорию. — Отец научил меня немногим вещам, но одну вещь я хорошо усвоил – старания другого человека надо вознаграждать, а не ругать за них. Моя мамаша работает точно так же, как и мой отец, а после этого приходит домой и готовит ужин на нас троих, пока папаша сидит в кресле, попивая пиво. Но он никогда не жалуется, когда еда старухи не так хороша, как обычно. Один раз он съел подгоревший кусок пирога и попросил добавки, чтобы не расстраивать её. Потому что он непонятно за что любит эту стерву.       — Каччан…       — Я не договорил, Деку, — он перебивает Изуку, подняв руку вверх. — А я люблю тебя. И я не буду тем мудаком, который плюёт на то, что ты корпел над этой отравой два часа к ряду, пока я спокойно спал. Я возьму ложку и съем этот чертов бульон, улыбаясь и благодаря тебя, потому что вот как поступают партнёры на самом деле. Всё ясно?       Бакуго хватает ложку и начинает так жадно есть бульон, словно его морили голодом всю неделю.       А Изуку, смотря на всё это, только улыбается, потому что знает, ради этой вот улыбки Катсуки ест совершенно отвратительную еду. И Мидории приятно, потому что он также знает, будь здесь кто-то ещё, друзья Бакуго или его семья, Катсуки заставил бы и их съесть всю тарелку, благодарно улыбаясь. Это так глупо. Всё происходящее по истине тупо. Где-то глубоко внутри Изуку знает, что он не должен улыбаться, потому что ему врут, но это такая сладкая ложь. Обычно Мидория, поборник справедливости, не терпел лжи, которая, по его собственному мнению, всегда портила отношения. Но сегодня ему объяснили, что ложь бывает хорошей, бывает полезной. И Изуку соврал, если бы сказал, ему не приятен тот факт, что Бакуго заметил его старания. Пожалуй, это одна-единственная ложь, на которую Мидория согласен.       Изуку неуверенно берёт ложку, решая, что Бакуго не будет страдать один, и сует немного бульона себе в рот. Всего пара секунд осознания, и вот правда уже прорезает его разум – Мидория ужасный повар. Он выплёвывает еду обратно в тарелку, вытирая губы салфеткой (если честно, ею же хочется вытереть язык, лишь бы избавиться от этого вкуса). Похоже, курица, которую он нашел в холодильнике, не самой первой свежести, а ещё он совершенно забыл про соль. В итоге получилось сомнительное блюдо. Изуку поднимает пристыженный взгляд на Катсуки, который заливается хохотом.       — Ну всё, мы не будем это есть, — Мидория поднимается со своего места, забирая тарелки со стола и выливая бульон в раковину. После чего наливает воды в стакан и выпивает её залпом.       — Всё было совсем не так плохо, — Катсуки не может перестать смеяться, поглядывая на своего фальшивого парня.       — Да. Всё было в разы хуже! — Изуку не может смотреть на Бакуго, поэтому облокачивается о стол, стоя спиной к блондину. Ему стыдно. Он не смог сделать такую элементарную вещь, как приготовить обед. Да он просто смешон. И почему только Катсуки влюбился в него? Он же просто бесполезен. Вчера он постирал красную блузку матери со своими белыми трусами, из-за чего сегодня стоял в розовом исподнем. Хорошо только то, что трусы его никому не приходится видеть.       — Не вини себя так сильно. Не всем дано готовить.       — Но ты это умеешь, — Мидория тяжело вздыхает, прикрывая глаза.       — Да, причем неплохо.       — Так чем я хуже тебя?! Почему я не могу элементарно приготовить бульон?! — Изуку кричит, ненавидя сам себя.       — У меня есть предположение, что тебе не стоит параллельно учиться.       — Я серьезно, Каччан.       — Успокойся, это просто бульон.       — Вот именно! — Мидория резко разворачивается на пятках, вперев яростный взгляд в Катсуки. — Меня победил простой бульон!       — А ты с ним сражался? Тогда понятно, почему еда вышла так плохо, — Бакуго усмехается.       — Каччан… — Изуку стонет эти слова. Ему сейчас не до шуток.       Катсуки тяжело вздыхает и, встав со стула, подходит к Мидории. Он облокачивается о стойку, разведя руки в разные стороны, и Изуку падает в его объятия, всеми силами пытаясь сдержать слёзы обиды. Он тяжело дышит, пока Бакуго гладит его по голове, целуя в макушку. Они стоят так какое-то время, пока Катсуки не заключает, что Мидория достаточно успокоился, чтобы воспринимать информацию.       — Если для тебя это так важно, в следующий раз мы можем приготовить бульон вместе, — шепчет Бакуго прямо на ухо Изуку.       — Ты правда сделаешь это для меня? — Он шепчет это, чувствуя, как мурашки пробегают по спине от томного голоса Катсуки.       — Ну да, — он пытается пожать плечами, но в этом положении это даётся сложно. — Если ты, конечно, решишься вновь переступить порог моего дома, — усмехается прямо в чужую макушку.       — Ой, прекрати! — Мидория играючи ударяет Бакуго в плечо. — Я же сказал, это была просто шутка.       — Как скажешь, — Катсуки продолжает улыбаться, поглаживая Изуку по голове. — Мы можем уже перестать обниматься, если хочешь.       Мидория недовольно качает головой, зарываясь носом в чужую большую грудь.       — Ещё минутку, пожалуйста.       — Хорошо, — голос Бакуго сладок, а его объятия тёплые.       И они продолжают стоять так, пока объятия из дружеских не становятся романтическими. И даже после этого они продолжают стоять, вдыхая аромат друг друга.       И Изуку понятия не имеет, что он творит. Он пообещал самому себе, что больше не купится на животный магнетизм Бакуго, но его тянет к нему. Мидория убеждает самого себя, что дело в том, что прямо сейчас ему просто нужна поддержка, человек рядом, и неважно, если им окажется сам Бакуго Катсуки, но он также знает где-то глубоко внутри, что это не так. Что есть что-то такое в Катсуки, что заставляет ему довериться. Может, проблема тому, что Изуку просто привык к нему, или, может, так повлияли события последних дней, но что-то внутри Мидории точно происходит, когда он вдыхает этот аромат, и теперь это уже не просто похоть, с которой всё началось пару дней назад. Это чувство глубже, оно всеобъемлющее. И это так странно, что Изуку чувствует нечто подобное к Бакуго. Если бы он мог выбрать, он бы точно не испытывал это, но чувства внутри него просыпаются сами, и ему хочется кричать от того, как много он чувствует. Теперь-то он ясно осознает, что тот поцелуй в лоб был лишь началом. Что-то большое и страшное началось в ту пятницу, три дня назад, когда Мидория поцеловал Катсуки. А, может, это началось гораздо раньше. Может, когда они спасли вместе кошку, или когда пообедали вместе, когда начали всё это. А, может, всё это произошло тогда, когда Изуку влюбился в Бакуго в средней школе, но получал лишь пинки под зад в ответ на свои самые теплые чувства. Может быть, Мидория никогда не переставал любить Катсуки, а лишь убедил себя в этом, чтобы не страдать.       И, думая об этом, Изуку знает, что должен отстраниться, вылезти из объятий. Более того, он знает, что должен сейчас же прекратить эти отношения, чтобы ему больше не было больно, когда Бакуго поймёт, какую большую ошибку совершил, влюбившись в это убожество. Потому что ему будет больно, когда Катсуки вновь посмотрит на него так, как смотрел в средней школе, словно Мидория не стоит даже его взгляда, испытывая лишь отвращение и немного презрения. А Изуку будет тянуться к человеку, которого полюбил раньше всех. Бакуго всегда восхищались, но только Мидория любил его по-настоящему, зная всё, на что Катсуки способен.       Именно поэтому вместо того, чтобы отстраниться, он решает сделать отчаянный шаг:       — Каччан, что ты думаешь о нашем поцелуе? — Он шепчет это, обвивая руки сильнее вокруг сильного торса, словно Бакуго может сбежать.       Этим вопросом Изуку задавался все эти три дня. В тот день, после поцелуя, Катсуки ничего не сделал, ничего не сказал. Он просто развернулся на пятках и сказал, что автобус скоро приедет. Они так и не поговорили. Мидория думал, он был уверен, что это ничего для него не значит, потому что для него ничего не значит Бакуго, но сегодня он понимает, что это не так. Изуку, хочет он того или нет, проваливается в любовь, которая когда-то давно уже обожгла его. И он лишь хочет убедиться, что Катсуки чувствует то, о чем говорит, а не играется с ним, как это было в детстве. Он лишь хочет убедиться, что у них и впрямь есть шанс.       Повисает тишина. Бакуго молчит, Изуку может слышать лишь беспокойное биение его сердца, которое кажется оглушающим в тишине комнаты. Но так не длится вечность. Катсуки нарушает тишину своим строгим, жестоким голосом:       — Я не хочу об этом говорить.       — Но мы должны об этом поговорить! — Изуку поднимает обеспокоенный взгляд на Катсуки. — Это что-то значило или…       Бакуго так зол, что скидывает с себя руки Мидории и вылезает из объятий, уходя на безопасное расстояние, вставая спиной к своему фальшивому парню, и Изуку вдруг чувствует, как его охватывает холод, как он теряет что-то очень важное.       — Это ничего не значило. Ты знаешь это лучше меня.       Мидория чувствует, как слова Катсуки пронзают его сердце насквозь.       — Но что, если я скажу, что для меня это кое-что значило?       — Не ври мне, Изуку! — Бакуго яростно ударяет кулаком о стол. — Прошу, не давай мне надежды. Я знаю, ты не настолько жесток.       Мидория отступил бы испуганно назад, но позади него уже стоит стол. Он зажмуривается, зная, что Катсуки прав. Он придумал себе всю эту влюбленность. Возможно, ему просто хочется любви, поэтому он делает всё это. Но любви нет. Возможно, она была, и теперь Изуку кажется, что она просыпается вновь, но это не так. Он не любит Бакуго. Он просто сошел с ума, если любит Бакуго, но Мидория не сумасшедший. Это всё просто глупо. Изуку глуп.       — Да-да, ты прав. Это ничего не значило, — Мидория быстро собирает свои вещи, всеми силами пытаясь избежать взгляда Катсуки. — Мне пора. Прости меня.       И выскакивает за дверь. В этот раз, как ни странно, Бакуго не пытается остановить его.