Полимерный роман

      Ситуация была безвыходной, очевидно, что товарищ Молотов не собирался притворяться, что ничего не было. Партийный функционер с отвращением поджал губы и скрестил руки на груди. Казалось, прошла вечность, прежде чем тишину наконец решили нарушить. Хотя, откровенно говоря, Сеченов в глубине души надеялся, что время просто напросто остановилось и есть шанс подумать. — Товарищ Молотов, — Петров сделал шаг вперёд, понимая, что надо действовать. — Товарищ Петров, покиньте кабинет, нам надо поговорить с Дмитрием Сергеевичем наедине, — аппаратчик холодно прервал программиста.       Виктор быстро посмотрел на Сеченова, который кратко кивнул. Он направился к выходу, иногда оглядываясь. Петров не хотел уходить, он считал, что они вдвоём должны выслушать обвинения. Казалось нечестным то, что всё выльется на академика. В дверях он обернулся назад, взглянуть на две фигуры, на секунду возникло ощущение, что в кабинете почему-то потемнело, а затем вышел. Молотов усмехнулся, глядя на учёного. — Я могу всё объяснить, — Дмитрий попытался слегка улыбнуться, вскидывая руки. — Не думаю, что тут требуется объяснение, — тот хмыкнул, прищуриваясь. — Вы не так поняли, я могу объяснить, — настойчиво продолжил академик, стараясь скрыть невроз. — Что вы так тестировали что-то? Не надо только чуши, вы ведь умный человек, товарищ Сеченов, — Молотов закатил глаза, снимая очки.       Дмитрий не отрываясь смотрел на того, внезапно понимая, что у него самого немного дрожат руки. Учёный плавно убрал их за спину, чтобы скрыть факт волнения. Чем спокойнее он будет казаться — тем больше шансов у него выйти из этой ситуации. Конечно, без последствий вряд ли, но он надеялся свести ущерб к минимуму. Точнее, верил в призрачную возможность, которой как таковой не было.       Молотов же протирал очки, рассуждая про себя: "Сеченов ещё нужен, хотя это идеальный шанс убрать его, чтобы присвоить Коллектив, поставив на место академика своего человека". Повод смещения прекрасен, ведь он пойман с поличным, но ещё слишком рано. Коллектив не закончен и без Сеченова его не завершить — это и дураку было ясно. Как бы самолюбие не играло, а искушение убрать учёного к чертям не рвалось наружу — надо было подождать. Сеченов всегда раздражал Молотова, что идеями, что рассуждениями. Он не внушал доверия, хотя и был популярен в обществе. Сместить Сеченова он хотел давно, причину Молотов планировал найти ближе к дате запуска, но теперь необходимость в этом отпала. — По-хорошему, вас бы сразу в тюрьму, ну, или в психиатрическую клинику, но вы, товарищ Сеченов, ещё должны закончить Коллектив и остальные проекты. У меня есть для вас альтернатива. Вы можете остаться на своей должности: никто ничего не узнает пока что и продолжите трудиться над своим творением, ваша репутация на некоторый период будет в безопасности. Вы ценный кадр. Петров же не настолько… — аппаратчик сложил руки за спину и посмотрел на академика, который не двигался.       Прежде чем Молотов успел продолжить мысль, Дмитрий, чувствуя сильную тревогу, тихо и с расстановкой заметил: — Без Виктора, то есть, товарища Петрова, я не могу работать — только он разбирается во всех этих алгоритмах. Тем более другому его работу не передать, уйдут месяца, чтобы кто-либо понял, что он делал и смог продолжить это. — Товарища Петрова объявите предателем Родины, мол, хотел продать информацию на Запад, будет работать заключенным номер каким-то там. У вас же есть список? В конце концов, его репутация никому не интересна, — мужчина пожал плечами и с нескрываемой скукой окинул взглядом всё вокруг. — За что его так? Он не виноват ни в чём, товарищ Петров талантливый специалист, товарищ Молотов, это не гуманно рушить ему всю жизнь… — начал было Сеченов, понимая, что нужно любым способом оправдать программиста. — Всю жизнь разрушили ему и себе только вы сами, просто для вас ещё есть лазейки, а он должен быть отстранён от вас, иначе придётся прибегнуть к другому развитию событий, — теперь Молотов был раздражён, очевидно, разговор его уже утомил. — К какому? — хрипло спросил Дмитрий, чувствуя бессильную закипающую злобу и боль. — У вас есть два варианта: вы продолжаете работать над Коллективом, а Петров предатель, либо и вы и Петров сядете в тюрьму за мужеложство. Конечно, всего пару лет, но не думаю, что вы сможете вернуться к работе учёного, Дмитрий Сергеевич, — аппаратчик расплылся в мерзкой усмешке.       Совершенно внезапно в кабинет ввалился Штокхаузен с членами комиссии, Петров же возмущённо пытался сказать что-то о том, что товарищ Сеченов просил тех подождать, но Михаэль не послушал его. Ведь наверняка «Дмитрий Сергеевич и Егор Тимофеевич ждут остальных для проверки отчёта» и он «приносит извинения, что задержался, ведь товарищ Молотов попросил приехать всех быстрее». Виктор метнул взгляд на академика, который казалось, побелел. Штокхаузен тоже заметил, что что-то не так и озабоченно посмотрел на Сеченова, в то время как Молотов с холодной улыбкой спросил: — Вы им скажете или я?       Петров непонимающе посмотрел на академика, который, еле сдерживая все эмоции, попытался фальшиво улыбнуться, но после неудачной попытки наконец тихо и серьёзно произнёс: — Господа, к своему сожалению я вынужден вам объявить о том, что товарищ Петров обвиняется в предательстве и попытке продажи данных о будущем Коллективе 2.0 на Запад. Мы с товарищем Молотовым только что обсуждали как лучше поступить…       Боль только усилилась, казалось, что лучше было бы умереть, но у Сеченова не было на это права. — И мы решили.       Он впервые был готов поклясться, что сердце надрывается, а ведь больше полугода назад, он бы счёл такую метафору глупой и недальновидной. Тем не менее, теперь он жалел о многом. — Что товарищ Петров отправится трудиться на Предприятие в качестве заключённого, чтобы продолжить работу, ведь он незаменимый специалист, — тихо закончил он, с болью глядя на Виктора.       Программист был ошеломлён, видно, что он не верит, не понимает и искренне в ужасе от того, что только что было произнесено. Он уже напрочь забыл о том, что их поймали на неподобающем, на момент этой речи он даже не подумал, что дело в этом. Потому что у него и в мыслях не было, что его могут так подло обвинить. Больше всего пугало то, как резко учёный изменился. Виктор помнил того ещё минут пятнадцать назад с весёлой искренней улыбкой и огоньками в глазах, сейчас же ничего этого не осталось. Дмитрий выглядел странно, никак было не прочитать, что он чувствует. Просто было его не узнать. Петров сделал несколько шагов вперёд, стараясь понять, как обратиться лично к Сеченову, но незаметно для остальных. Виктор был сбит с толку и, в отличие от учёного, не скрывал свои эмоции и панику. Подобные слова в присутствии членов Коммисии — опасно. — Это какая-то ошибка, Дмитрий Сергеевич, вы же знаете, что ошибка, — близняшки по тихой команде Сеченов хватают Петрова под мышки. — Дмитрий Сергеевич!       Крики Петрова ранят сильнее чего-либо, Сеченов незаметно хватается за край собственного стола: он чувствует как его мутит. Однако, он не имеет права показать всё это на людях, нужно перетерпеть. — Вы не можете так со мной поступить, я не виноват, Дима! — Виктор предпринял последний вскрик в дверях, упираясь всеми силами, тихо матеря близняшек, которым было всё нипочём.       Штокхаузен, который пребывал в шоке до этого, очнулся и громко возмущённо заметил Виктору в лицо, когда того протаскивали мимо: — Имей совесть, Виктор, и молчи, чтобы не сделать себе же хуже. С чего это Дмитрий Сергеевич мог стать для тебя «Димой»?       Петров почувствовал, как накатывают слёзы: бешенство, боль, гнев. Он не знал за что эта сцена была устроена ему. Где-то в глубине он догадывался, что из-за того, что Молотов их застукал. Но программист не понимал, почему именно его оклеветали и почему Дима такой. Почему тот так изменился: особенно холоден, сдержан и взгляд такой пустой, как будто ничего нет. Виктор, когда его закинули в какую-то запертую комнату, сел на полу с потерянным видом. Потом он вскочил и с гневом бросил стул об стену, затем перевернул стол и гневно пнул горшок с каким-то растением. Желание сломать всё вокруг было велико, но Петров понимал, что нужно попытаться успокоиться хоть немного.       Программист был натурой вспыльчивой поэтому он пнул ещё несколько раз дверь, а потом стал ходить кругами. Постепенно в голове начали возникать сомнения о настоящих намерениях Сеченова: может его использовали? Не может же любящий человек так подставить? Или это хитроумный план… Петров громко застонал, схватившись за голову: слишком тяжело и внезапно. Он с болью вспомнил безразличие Дмитрия, не догадываясь, насколько глубоко этот инцидент посеял в нём зерно сомнения ко всему, что касалось академика.

***