Ya'aburnee | Ты меня похоронишь

      Тэхён нервно поглядывает на наручные электронные часы, периодически постукивая ручкой по столу. Он стоит возле своего рабочего места у окна в тени и всё время вглядывается в тёмный двор, куда вот-вот должны въехать люди во главе с Ким Намджуном. В эту страшную ночь, когда даже луна не светит и единственным источником света служат жёлтые уличные лампы, соберётся Совет Высших.       Чонгук уедет вместе с Намджуном, чтобы привести в исполнение план за три часа до начала собрания. Тэхён останется здесь.       И это так невыносимо, что омега не может усидеть на месте. Ему рвёт душу последние три недели, пока они находятся в этом тайно купленном через посредника особняке. Место скрыто от любопытных глаз в пригороде и служит точкой отправления в их безумной стратегии по свержению Пак Совона. Последние месяцы Намджун и Чонгук встречались здесь и обсуждали детали дела, на публике притворяясь неприятелями и даже устраивая ложные потасовки для отвода глаз.       Сегодня, когда Пак Совон испустит свой последний вздох и прямо на Совете будет переизбран его наследник, многолетняя вражда закончится. Чонгук закроет давний счёт и отомстит за убитого отца, но что более важно — он получит гарантию безопасного будущего со своим омегой. Это были идеальные перспективы только в том случае, если всё пойдёт чётко по плану.       В эту секунду Тэхёну не давал покоя и иной исход. Он может потерять своего человека и навеки ступить на тропу войны, ведь все последователи павшего клана подлежат уничтожению. Это главный закон их мира.       Чонгук, тихо закрывший за собой дверь и прислонившийся к косяку плечом, впервые видит в омеге такую пучину отчаяния, рвущуюся наружу. В любой другой момент Тэхён спокоен и рассудителен, ему не свойственна нервозность. Ручка тихо опускается на стол вместе с поникшими плечами.       — Может, я всё же должен пойти с тобой. У меня дурное предчувствие, — глухим голосом делится своими переживаниями, чувствуя движение за спиной.       — Мы ведь договорились, — увещевательно нашёптывает Чонгук, подходя ближе и укладывая руки на плечи, чтобы притянуть к себе. — Ты знаешь, что так будет лучше.       — Если только тебе хочется довести меня до помутнения рассудка, — не сдерживаясь, ворчит Ким. Его тело ощущается огромным комком, целиком состоящим из напряжения, и смешок вырывается непроизвольно.       Гук целует его в висок, утыкаясь носом в шею. Сердце замирает от ощущения родного, любимого, изученного до мелочей. Хочется остаться, лишь бы уничтожить страх, поселившийся в кабинете и осевший на языке горьким дурным предчувствием.       — Согласен на любого тебя, — звучит едва слышно из-за позы.       Тэхён слабо тянет уголок губ. Этот мерзавец так безжалостно играет с его сердцем, что стоит разозлиться, но в такую минуту нельзя. Не хочется ругаться и кричать. Чонгук же вдруг становится серьёзным, зная, что этот омега может двинуться вслед за ними и подобное следует учитывать.       — Если ты тоже будешь там, я не смогу оставаться собранным и действовать на трезвую голову, Тэхён-а, — Чонгук шепчет то же, что говорил недавно в звёздной ночи, когда наматывал на палец чужие кудряшки и целовал везде, куда мог дотянуться. Та маленькая вечность вышла какой-то отчаянной, полной жажды до прикосновений и тоски, от которой оба бежали как от огня.— Я буду каждую минуту волноваться о тебе. Будь здесь, в безопасном месте. Останься. Я прошу тебя.       Противный комок в горле не позволяет выдавить ни слова. Омега знает, что сегодня точно не уснёт, попросту не сумеет. В детстве у Ким Тэхёна в доме дяди было множество долгих ночей во главе с кошмарами о ранней смерти родителей, но ещё никогда он не ощущал себя настолько разорванным на части.       Диалог прерывается вместе со звуком рычащих двигателей автомобилей, оставаясь незавершённым. Вереница из машин въезжает в открывшиеся высокие ворота, украшенные острыми наконечниками и блестящими в свете фонарей. Намджун покидает салон и набирает номер телефона, и это действие тут же отзывается вибрацией в кармане брюк Чонгука.       Пришла пора. Собирающий себя по частям Тэхён понимает это и сглатывает, поворачиваясь лицом к альфе. У того тоже нет желания прощаться, но Джун полон предвкушения и ждёт внизу.        Чонгук тянется руками, чтобы обнять.       Тэхён мотает головой, отступая на шаг к самому окну, частично попадая под желтоватый свет.       — Я не собираюсь прощаться с тобой, — уверенным тоном убеждает обоих, оставаясь сильным. — Ты вернёшься, — жёстко, остервенело, без всяких сомнений.       Чон узнаёт своего омегу. Таким его и полюбил — волевым, стойким, холодным.       — Я увижу тебя утром, Тэхён-а, — тянет альфа, мягко усмехаясь. — И тогда у тебя уже не будет причин отказать мне, верно?       — Посмотрим на твоё поведение, — пожимает тот плечами в ответ.       Тэхён остаётся в темноте, когда его начальник покидает комнату. Он мысленно приковывает себя цепями к месту, борясь с тем, чтобы не сорваться и не побежать, не сесть рядом в машину. Чонгук не сможет воспротивиться, слишком многое поставлено на кон. Намджун больше не проявит ни капли терпения, а его распалённый гнев чреват новой войной за нарушение соглашения. Гук не устоит, но омега откидывает голову и вспоминает их недавний ожесточённый диалог.       "Останься. Я прошу тебя".       "Чтобы в случае чего ты смог убежать так далеко, как только возможно, и начать новую жизнь, которую я тебе уже обеспечил", — это альфа так и не произнёс, но ему и не нужно было. Тэхён и без того понял.       Чонгук никогда и ни о чём никого не просил. Глава преступной организации не умоляет даже под страхом смерти. Но он был готов пойти на всё, лишь бы удержать омегу подальше от очага действий.       Единственный оставшийся в комнате человек отмирает, когда ворота снаружи автоматически захлопываются. Самые верные члены организации размещены по периметру и готовы к любой чрезвычайной ситуации, будучи тщательно подготовленными и проинструктированными. Несколько идентичных машин с разными номерами выстроены в ряд у гаража. Щёлкнув настольной лампой, Тэхён садится за стол и смотрит на документы, что бесшумно опустились на поверхность десять минут назад с приходом Чона.       Мир будто бы поглотили, настолько в нём стало тихо.        Смешок вырывается с задушенным хрипом. Паспорт на новое имя, виза, банковские счета, список имён доверенных лиц и многое другое, что может понадобиться человеку, скрывающемуся от розыска. Этого хватит, чтобы прожить тихую, долгую жизнь в самом сокровенном уголке земного шара.       — Чёртов безумец продумал всё до мелочей, — шепчет омега в гробовой тишине.       Чонгук не учёл только одного факта. Его не менее безумный человек, сверкнувший холодными глазами, не станет спасаться бегством. Ни при каких обстоятельствах.

***

      Поправив удушающую чёрную бабочку, Намджун неторопливо входит в банкетный зал к крайнему левому столику, присаживаясь за него вместе с другим человеком. Глазами он аккуратно высматривает цель и, находя, обнаруживает, что Совон сидит к нему спиной вместе с очень хорошо знакомым Киму парнем. Чонгук появляется в помещении спустя двадцать минут и садится отдельно, подзывая официанта и для вида заказывая пару мясных блюд с красным вином.        Пока всё движется по чётко заготовленному плану. Они все заняли позиции согласно установленному времени, и пока остаётся ждать. Совсем немного.       Намджун ощущает, как внутри него тикает бомба замедленного действия. Уже скоро он сумеет вернуть то, что принадлежит ему по праву, и кровь кипит в венах от одной только мысли. Всё тело прошибает желанием встать, но приходится сидеть и наслаждаться картиной, что перед ними развернётся.       Людей в элегантных одеждах вокруг не так уж и много. Только центральные столы, укрытые дорогими белоснежными скатертями и украшенные хрупкими приборами, заняты беседующими посетителями. Разговоры стекаются в один общий фоновый шум. Однако в сравнении с другими днями можно с удивлением отметить, что известный ресторан города сегодня необычайно пустоват для своего статуса.        Чонгук, сидящий неподалёку, смотрит на часы, лениво крутя бокал в руке. В отличие от бизнес-партнёра внутри его изводит напряжение, вероятно, передавшееся от Тэхёна. Чутьё подсказывает, что следует придержать ликование и оставаться начеку. Если бы омега был здесь, то мог бы успокоить начальника незаметным прикосновением под столом или взглядом спокойных глаз, как это часто случалось ранее. Но Гук всё равно рад, что победил в их маленьком споре.       Чон отвлекается на посетителей, со скрытым недоумением отмечая, что мужчин в зале существенно больше. Практически ни одной женщины. Даже среди работников ресторана. Тревога, вспыхнувшая с этой мыслью, не успевает укрепиться, ведь нужный для дела официант появляется в поле зрения.       Стеклянные двери, ведущие в кухню, в который раз распахиваются и наконец являют человека с бутылкой дорогого алкоголя на подносе. Юноша шествует прямо к столу, где сидит Пак Совон и его повзрослевший сын Чимин. Пространство между ними заставлено многочисленными дорогими блюдами, это пир по случаю возвращения Пака-младшего в страну.       — По какому поводу такой размах? — с ноткой удивления в голосе интересуется Высший. — У меня скоро собрание, мне пить нежелательно.       Чимин своими руками умело разливает любимый напиток родителя по бокалам и расставляет. Один для отца, один для сына. Красивый бордовый цвет настоявшегося алкоголя притягивает взгляд, манит к себе.       — Просто захотелось отметить своё возвращение чем-то покрепче, я ведь уже не маленький, — отвечает Чимин, легко и непринуждённо улыбаясь. — Не сок же нам пить, верно, отец?       Совон, приподняв брови в неверии, не узнаёт родную кровь. Шесть лет назад Чимин покинул отчий дом, чтобы отправиться учиться в лучшем университете мира. Он был зол, потому как следовал приказу, и совсем не желал оставлять тяжело заболевшую мать. Пак Соджин обещала выздороветь, ласково гладила щёки своего единственного ребёнка и умоляла последовать воле отца.       — Давай выпьем, папа, — предлагает Чимин, поднимая бокал. — Как одна семья.       Совон усмехается, с гордостью глядя на щенка, которого всё-таки удалось вырастить послушным. Он сумел очистить грязную кровь жены с помощью их долгой разлуки, ибо Чимин послушно жил и выполнял все требования. О таком наследнике, не обладающем никакими слабостями, нельзя было и мечтать.             Слышится звон хрусталя. Сын опустошает свою порцию и зорко следит за действиями Совона. Тот довольно утирает губы салфеткой и оставляет пустой бокал на поверхности стола.       — Хороший алкоголь, — комментирует Совон, ощущая кислый привкус на языке.       Чимин откидывается на спинку стула, сгорая в ожидании. Складывает руки на груди, чтобы скрыть дрожь пальцев, и внимательно слушает слова разговорившегося отца.       — Когда-нибудь ты займёшь моё место, Чимин, — начинает тот, принимаясь за обжаренный стейк и усердно орудуя ножом с вилкой. — Не скоро, конечно, но это случится. Я вырастил тебя под себя и теперь, спустя много лет, наконец признаю: ты стал достойным.       Пак-младший кивает, его глаза застилает туман воспоминаний. Он помнит все "методы воспитания". Помнит и тёмный нулевой этаж в их доме, о котором не подозревала мать. Помнит жгучую боль во всём теле после изнуряющих тренировок. Страх за маму, что умер вместе с ней два года тому назад. Чимина по приказу отца не впустили в страну на её похороны, ведь учебный год был в самом разгаре. Ни прощания, ни последнего взгляда на уставшее, измученное лицо. Помнит и убитую горем сестру, выданную замуж из политических соображений за морального урода. Её повесившийся труп он, конечно, никогда не забудет.       Человек за столом напротив никогда не называл своих детей "сыном" или "дочкой". И больше не назовёт.       Потому что Совон роняет вилку и прикладывает руку к грудной клетке, ощущая сдавливание. Затем чувствует онемение пальцев и странные ощущения во рту.       — Что-то не так...       Охваченные болью глаза поднимаются на сына, что равнодушно спокойно берёт в руки стакан и залпом выпивает. Нервничавший на протяжении всей трапезы Чимин впервые так рад воде, что содержит в себе подготовленное противоядие от страшных мук.       — Бутылка была отравлена, — спокойным тоном констатирует факт молодой альфа.       — Тогда нас с тобой... — Совон тянется к телефону на краю стола, но только неловко взмахивает конечностью и поднимает на Чимина взгляд с просьбой немедленно вызвать врача.       Его губы не успевают озвучить мольбу.       — И я был отравителем.       Глаза Совона расширяются, а рука хватается за горло, в котором резко стало сухо.       — Я знал, что Чон... — страшный кашель вырывается из глубин умирающего тела. — Но чтобы ты...       Чимин знает, что симптомы от отравления этим ядом схожи с ощущением удушения. Хватает менее десяти минут, чтобы убить человека. Провернуть это незаметно очень сложно, но Чимин сделает всё, чтобы при проведении медэкспертизы в крови не нашли никаких препаратов. Человек перед ним заслужил этой страшной и невыносимо болезненной смерти.       — За что? — звучат последние слова Совона, обо всём догадавшегося.       — За кого. За меня. За маму, что ты убил, запретив её лечить. За сестру, что из-за тебя сошла с ума, — Чимин улыбается уголком губ, искренне наслаждаясь чужой агонией. — Это за всех нас.       Умирающий Высший валится со стула на пол, привлекая внимание других посетителей. Некоторые люди в спешке поднимаются с мест и принимаются кричать, видя бьющееся в судорогах тело. Однако большинство мужчин спокойны, будто ожидали происходящего, они тянутся к своим поясам.       Намджун торжествует, оставаясь сидеть на месте.       Чонгук благодарит самого себя, что заставил Тэхёна остаться в безопасном месте.       Но в момент, когда кажется, что всё кончено и самое страшное позади, оба чувствуют, как в плечо рабочей руки вонзают нож, оставляя в беспомощности.       Одновременно склонившиеся над главами организаций официанты отточенным движением выхватывают специальные куски лески из штанов и, накинув на чужие шеи, с небывалой силой принимаются душить. У них один чёткий приказ: "Уничтожить всех". Намджун хватается пальцами, пытаясь оторвать от себя убийцу и чувствует жгучую боль в месте, где в коже остался нож для мяса.       Чонгук, пытаясь спастись, дёргается, хочет вырваться из рук смерти, но противник ничуть не уступает в силе       Значит, Совон всё-таки подозревал о покушении, просто не рассчитывал, что будет отравлен. Только так он мог отдать приказ своим людям начать убивать всех без разбору в ресторане, надеясь утащить убийцу за собой в Ад.       Гук из последних сил цепляется руками за душащие его ладони, всё ещё царапаясь даже при понимании, что прямо сейчас он умрёт. Воздуха становится катастрофически мало, энергия уходит на бессмысленные движения. По крайней мере, Тэхён будет жить, не увидит собственными глазами эту жуткую смерть, не услышит последний хрип. Он справится, ведь именно Ким из них двоих сильнее духом. "Ты меня похоронишь", — это жуткое признание в любви станет их действительностью, и осознание этого выворачивает душу.       И в это мгновение слышится первый выстрел. Кровь обагривает скатерти, ознаменуя начало расправы.

***

      Одетый в полностью чёрный наряд Тэхён сходит с самолёта с одним только чемоданом, вдыхая в лёгкие запах родного города. В небе горит весеннее солнце. Погода ни капельки не греет в начале марта и только дразнится теплом, нагоняя прохладный ветер. В аэропорту происходит постоянное движение за счёт встречающих и провожающих, счастливые и грустные парочки прощаются или наоборот обнимаются безо всяких стеснений. Омегу встречает секретарь, уже подогнавший машину ко входу, и выхватывает багаж, тараторя о делах в компании, о новостях, о сотрудниках.       — Желаете проехать в офис или же примите для начала душ в квартире? Отдохнёте после перелёта, пообедаете нормально, — спрашивает Ёну, покидая парковку.       Просматривающий на заднем сидении документы Тэхён, не отрываясь от сделок по поставкам продукции, отвечает кратко:       — Домой.       Остаток пути проходит в шелесте бумаг, в тихих вздохах Ёну. Задумчивый Тэхён не замечает, как быстро пролетает время поездки. Он оглядывает многоэтажное здание, ощущая ветер, гуляющий в кудрях, и поднимается в опустевшую за пару лет квартиру. Ёну уносит чемодан в спальню, попутно щёлкая выключателями и заставляя комнаты озариться мягким светом ламп. Он поливал тут цветы и руководил постоянной уборкой, поэтому успел выучить расположение всех предметов интерьера.       Ёну застывает, глядя на картину во всю стену, что ещё две недели назад, во время его последнего визита, здесь не было.       — Господин, это откуда? — спрашивает, оборачиваясь к босому Тэхёну.       Омега бросает взгляд на указанный предмет.       На полотне он позирует с обнажённым торсом, прикрываясь букетом роскошных цветов с пышными бутонами. Взгляд устремлён в объектив. Холодный, расчётливый, уверенный. Как и всегда. С годами ничего не изменилось. Чёрно-белая фотография раскинулась во всю стену, моментально притянув внимание.        — Муж подарил, — отвечает Тэхён, проходя в кухню и наливая себе воды. — Он, кстати, скоро сюда приедет.       — Что? — едва не подпрыгивает на месте Ёну и тут же начинает суетиться. — Тогда я поеду в офис с Вашего разрешения. У меня так много дел там, я говорил в машине, да?       Начальник кивает, прекрасно зная, что секретарь ненавидит встречаться с его супругом. Многие говорят, что того постоянно сопровождает тёмная аура, заставляющая чувствовать себя максимально неуютно и испытывать желание сбежать. Тэхёна это только смешит.       Оставшись в одиночестве, он встаёт с высокого стула и подходит к большому затемнённому окну, из которого открывается вид на город. Здесь построили множество новых офисных и жилых высоток, заполнивших пространство своей громоздкостью. Небо позади них постепенно окрашивается в светло-оранжевые оттенки. Близится конец дня. Макушки недавно посаженных деревьев качаются от ветра.        Тэхён знает: впереди будет долгая ночь.        До чуткого слуха доносятся шаги возле входа снаружи. Омега расслаблен, только и ждёт, пока другой человек закроет за собой дверь на все замки. Слышно только шелест одежды и прерывистое дыхание. Снова раздаются шаги, и Тэхён силой удерживает себя на месте, закрывая глаза. Он ждал этого момента очень долго, и тот наступил, будучи купленным чужой кровью в том злополучном ресторане.       На плечи Кима ложатся родные ладони, чтобы притянуть к крепкой и надёжной груди.       — Я успел соскучиться по тебе, Тэхён-а, — тянет хриплый голос, обычно пугающий окружающих. — Я рад, что ты вернулся домой.       Чонгук стягивает с него тонкие перчатки, отбрасывает их в сторону. Затем утыкается носом в шею своего человека, вдыхая запах и застывая в таком положении. Лишь Господь знает, каким невыносимым и изнуряющим было двухлетнее ожидание. Сердце тянется, дух жаждет, тело не может оставаться в стороне. Гук мажет губами по чужой щеке, прекрасно понимая, каково его мужу в данный момент. Нужна минутка для осознания, что теперь всё действительно кончено.       Обернувшись, Тэхён расправляет воротник рубашки Чонгука и касается полоски шрама, ласково проводя  по горлу рукой с давно зажившим ранением, ныне не скрытым искусственной чёрной кожей. Отметки на их телах до конца жизни будут служить напоминанием о том, через что им пришлось пройти ради друг друга.       Когда два года назад омега, следуя внутреннему предчувствию, привёл подкрепление прямо к дверям заведения, он не знал, что этим уберёг себя от страшнейшей в мире боли. В ту же минуту Ким встретил и подчинённых Намджуна, что, получив от босса приказ быть начеку, незамедлительно покинули свои позиции и поспешили на помощь.       Чонгук осел на пол, когда услышал первый выстрел, и сквозь пелену боли оглянулся. Шею больше не стягивало. Его несостоявшийся убийца рухнул с пулей в голове и выбитыми мозгами. Плечо ныло так, что хотелось кричать во всю глотку, но альфа стиснул зубы и практически облокотился на труп, прикрывая глаза. Нужно вставать, бороться за жизнь под градом начавшейся перестрелки, и совсем скоро Чон это сделает. Надо только перевести дух. Всего минуту.       Кто-то в спешке присел на корточки рядом с ним, но явно не с целью добить. Запах этого омеги до боли знаком. Выучен наизусть.       Его драгоценного человека здесь не должно быть, но если дело действительно обстояло так, то Чонгуку следовало немедленно подняться и начать прикрывать спину партнёра, увести его в безопасное место. Тэхён, а это именно он, не церемонясь, замахнулся и слабо ударил Чона по щеке.       — Очнись, чёртов безумец!       Нужно срочно уходить, и сейчас не место для проявления нежностей.       Один из людей Пак Совона двинулся прямо на них, но его на полпути сбил один из союзников. Кивнув этому человеку, Тэхён заставил открывшего глаза Чона выслушать его внимательно:       — Если ты умрёшь, я стану ищущим смерти. Я буду одержим местью каждому ублюдку, причастному к твоему убийству, до тех пор пока один из них наконец не прикончит меня. Поэтому вставай, Чонгук. Немедленно, чёрт тебя раздери, поднимайся, потому что я не собираюсь тебя хоронить.       Наплевав на свой панический страх увидеть чужую кровь на своём теле, Тэхён прижал руки к плечу альфы, оценивая ранение, а затем перекинул его здоровую руку через свою голову и потащил к выходу, пока их прикрывали подчинённые.       Пули свистели в воздухе, и видит Бог, эта ночь стала воплощением дьявольского правосудия.       Совон тогда всё же узнал, что на него планируется покушение и рассадил своих людей в ресторане. Однако Высший не смог предположить, что восстанием будет руководить его собственный сын. Многие подставные официанты и посетители ринулись убивать Чимина, Чонгука и Намджуна, думая, что их начальника ещё можно спасти, но довести дело до конца им не удалось. Пришёл Тэхён, а вместе с ним – около полусотни натренированных солдат, следующих приказу защищать до последней пули в магазине.       Тэхён практически вынес начальника на себе. Прикрывший от боли глаза Чонгук сжимал его руку до самой больницы, а затем потерял сознание на операционном столе.       Началась изнуряющая мука с нескончаемыми операциями. Тэхён практически поселился в больничном коридоре, оставаясь рядом день и ночь. Плечо альфы получилось восстановить полностью, а с горлом так не повезло. Речевые связки были сильно повреждены в результате насильственной асфиксии. Вернуть прежний голос Гука не удалось, теперь он говорил с хрипами и порой до сих пор испытывал боль. Ради восстановления Чонгук и Тэхён отправились в специальный зарубежный оздоровительный центр, оставив дела на выжившего Намджуна. Он воткнул попавшийся под руку нож в бок официанта и получил менее серьёзные раны, хотя навсегда обрёл паранойю. Именно его человек раскрыл основы плана Совону.       Тэхён думал, что теперь они выдохнут, возьмут паузу.       Но этого не случилось.       Некоторые из людей Паков взбунтовались. Чимин выставил отца обезумевшим стариком, что умер от сердечного приступа и отдал приказ после смерти убить его единственного наследника из ревности за место в Совете. Медицинская экспертиза подтвердила факт естественной смерти Совона. Той же ночью, после кровавой бойни, Чимин был избран новым Высшим. Подобные случаи могли встряхнуть преступный мир и послужить причиной волнений, поэтому дело замяли. План всё-таки сработал, пусть и с большими жертвами.       Однако не все обрадовались смерти Пака-старшего. Некоторые особо преданные Совону люди стали устраивать резню на улицах. К ним присоединились малые группировки, не имевшие личных земель и желавшие полного переворота власти. Большое количество жертв среди простых гражданских могло привести к тому, что у обычных людей возникнут вопросы о происходящем. Тогда вся деятельность организаций была бы поставлена под угрозу. И Чимин за неимением другого выбора попросил Чонгука и Намджуна о помощи.       Гук молча оставил Кима в безопасном месте и вернулся в страну, чтобы лично руководить подавлением. Такой жест помощи с тактической точки зрения гарантировал благосклонность со стороны Высших. Объяснением для Тэхёна послужило простое письмо с подробным изложением обстоящих дел и просьбой простить. Омега прекратил с ним разговаривать на несколько месяцев, будучи взбешенным до невозможности, и остался на берегу моря. Если бы он последовал за Чонгуком, то точно бы его прикончил к чёртовой матери за вечную самодеятельность.              Разрешение вопросов с бунтовщиками заняло почти год.       По окончании чистки предателей Чон отправился на повинную, сев в самолёт. Он знал, что страшно виноват, но ничуть не сожалел о содеянном. Его человек жил, дышал, а значит ничего не было зря. Тэхён же, чей гнев утих, смотрел обжигающими глазами прямо в душу. Войдя в просторный дом, Чонгук встал на колени, готовый вымаливать прощение перед омегой, сидящим в кресле на террасе. Утренние волны набегали на берег, шумом лаская слух через распахнутые окна на террасе. Кричали чайки, кружась над морем.       Тэхён выглядел лучше, чем в их последнюю встречу. Изнемождённость, появившася на лице и в жестах за год в больницах и медицинских центрах, ушла благодаря контакту с солнцем и солёным влажным воздухом вдали от убийств, резни и всякой борьбы.       Омега положил руку на горло Чона, склонившись над ним. Не надавливал, не причинял страдания, только держал.       — В ту ночь я отправился за тобой и вытащил тебя на себе, Чонгук, — заговорил впервые за всю встречу, заставив Гука моментально умолкнуть, и голос звучал непоколебимо. — Ты запомнил мои слова? Если тебя не станет, не надейся легко отделаться глупыми мечтами о моём благополучии без тебя. Я поприветствую смерть и приму её с благодарностью, чтобы достать тебя даже в Аду. Если ты ещё хоть раз посмеешь сделать подобное...       Чонгук прислонился щекой к его ладони, сверху кладя собственную и сжимая этот своеобразный замок, показывая своё полное и безоговорочное подчинение.       —... в таком случае ты волен делать со мной всё, что захочешь, — прохрипел альфа. — Но такого больше не повторится. Клянусь.       Злой и пылающий эмоциями Тэхён в белых одеждах походил на архангела, спустившийся с небес карать за грехи. Разлука, полное отсутствие общения и тоска по голосу, прикосновениям показались альфе настоящим Адом на Земле, и Чон зарёкся злить свою пару до конца жизни.       — Тогда ты примешь это? — достав коробочку из кармана, на свой страх и риск спросил Гук, вспомнив их разговор в далёком прошлом. — Куда иду я, туда же ты последуешь за мной.       Тэхён распахнул крышку и достал украшение. Затем расстегнул на себе цепочку, что бережно хранил под футболкой, и снял с неё кольцо, купленное во время прогулки по местному рынку. Тонкая простая полоска золота блеснула на солнце. Внутри обоих колец было выгравировано: "Ya'aburnee". Но этого не случится ни сегодня, ни завтра, ни через год, ни через двадцать лет.       Омега, ощутив тяжесть на безымянном пальце, коснулся своим лбом лба будущего супруга, ощутив, что покой к нему вернулся.       Теперь, стоя в их квартире, где всё когда-то начиналось и теперь продолжится, Тэхён чувствует уверенность. Они вернулись домой. Омега целует мужа с неистовой страстью и тянет к себе, упираясь спиной в окно, где догорает ярким красным светом день, длинный и насыщенный.       Чонгук подхватывает любимого человека на руки, прижимая к себе крепко-крепко, и несёт к дивану, чтобы сделать ещё одну попытку врасти друг в друга, а утром вновь продолжить жизнь.       Лишь сердце в тишине отзывается на родное. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.       Все счета закрыты, а порочные круги разорваны. Пришло время ночи.