Кружева

      Три месяца спустя…       Серое тяжелое небо с нависшими сизыми облаками окутывало белокаменные своды и круглые крыши Топкапы. Прозрачные лучи по-зимнему неяркого солнца просвечивали сквозь них и отражались на окнах Башни Справедливости. За ними, облаченные в дорогие меха и яркие платья, украшенные прекрасной вышивкой, стояли четыре госпожи, Гюльфем-хатун и верные служанки Дерья-хатун и Фидан-хатун — теперь калфы в гареме нового султана. Все они внимательно следили за церемонией, проходившей на мраморной площади позади дворца.       Огромные тяжелые двери, украшенные фигурной резьбой, алый ковер из персидского бархата, трон, инкрустированный золотом и перламутром. По обе стороны от него стоят паши и беи, среди которых главное место занимают Ибрагим-паша, вновь ставший великим визирем, и Ташлыджалы с Атмаджой, назначенные хранителем покоев и главой корпуса янычар. Чуть поодаль от них стоит Бехрам-ага, назначенный повелителем старшим слугой во дворце.       Но счастливые глаза госпожей прикованы вовсе не к ним, а к их главной драгоценности — к новому падишаху. Мустафа сидит на троне и кивает пашам и беям, которые по-очереди подходят к нему и выражают свое почтение и уважение. Из-за холодной погоды на плечах падишаха накинута парчовая мантия, расшитая золотистыми узорами и подбитая снизу соболиным мехом. Он почти недвижим, лишь голова с устремленным вперед взором кивает в ответ на приветствия визирей. Но редкие снежинки, приседающие на плечи султана и темный мех мантии, не покрывают его белым полотном, а тают, превращаясь в кристальные дрожащие капли.       Азур с улыбкой смотрела на Мустафу. Она восхищалась им и радовалась, что все наконец-то закончилось. Однако то, что случилось три месяца назад, до сих пор не отпускало ее, вызывая колючие, как иглы, мурашки. Ибрагим-паша по ее просьбе все-таки приехал к шехзаде Мустафе и поговорил с ним, однако он оставался непреклонен… до одного момента…       Повелитель отправился в поход на Восточную Венгрию. Несмотря на то, что его здоровье, ослабленное переживаниями из-за вражды сыновей и возрастом, внушало лекарям опасения, падишах все же решил сам возглавлять войско. Шехзаде Селима и Баязеда он оставил в их санджаках… А через несколько недель в столицу пришла весть о том, что повелитель скончался.       Госпожи были в отчаянии. Но впереди был новый удар — шехзаде Селим и Баязед. Все надеялись, что кончина отца помирит их, но вышло иначе… И однажды утром шехзаде Баязеда нашли отравленным в его постели, а шехзаде Селим получил ранение в лесу на охоте, от которого так и не смог оправиться.       Столица бурлила и кипела. Бессмысленная вражда братьев, не принесшая ничего, кроме горя, разом лишила империю двух наследников. А в народе еще были живы рассказы о храбрости и мужестве старшего шехзаде… И каково же было изумление всех, когда он объявился недалеко от Коньи живой и здоровый.       Народ столицы не сразу поверил, что шехзаде, считавшийся умершим уже более года, был жив, но янычары, паши и члены султанской семьи, увидевшие его по приезде в столицу, подтвердили, что это и правда Мустафа.       Радости жителей столицы, а затем и всей империи, не было предела. Они ликовали, возносили молитвы Всевышнему. Шехзаде казался им ангелом, пришедшим спасти всех от разрухи и гибели…       Азур поправила соболиную накидку и тряхнула каштановыми кудрями, ниспадавшими на плечи. Госпожа повернулась к Михримах, и складки ее изумрудно-зеленого платья тихо зашуршали.       Луноликая принцесса улыбнулась ей и перевела взгляд на площадь. Брат Мустафа. Михримах долгое время корила себя, что все же послушала мать и стала участвовать в интригах против старшего наследника, которые, как оказалось позднее, привели к страшным последствиям. Сначала она не поверила, что он жив, но после его приезда… Михримах помнила все будто через туманную завесу. Поцелуи, объятия, слезы радости и раскаяния…       Его возвращение стало искуплением. Судьба подарила Михримах возможность многое исправить. И вина ее растворилась в холодном воздухе, была унесена северными ветрами далеко-далеко.       Не желавший более видеть войну между своими потомками, как это было ранее, Мустафа, став падишахом, решил изменить закон предка, султана Мехмеда Фатиха, и сделал шехзаде Джихангира своим соправителем. Так же надлежало поступать и всем следующим падишахам.       Шехзаде Джихангира несказанно обрадовало, что его любимый брат жив. После въезда Мустафы в столицу здоровье шехзаде стало улучшаться, и вскоре он выздоровел. Он еще скорбел о Баязеде и Селиме, но, стоя рядом с Мустафой, чувствовал, как по сердцу разливается умиротворение. Вместе с тем его посещали и мысли о будущем: их с Мустафой путь только начинался, и им предстояло много работы. На пути их будут ждать и трудности, и опасности, и слава, и величие…       Михримах повернулась к Хатидже Султан и проговорила:       — Госпожа, с вашего позволения, я посмотрю, как чувствуют себя дети.       — Конечно, дорогая, иди. И зайди также к Осману и Хуриджихан, — кивнула она.       Принцесса сделала учтивый поклон и вышла из башни.       Азур посмотрела ей вслед. После гибели Селима и Баязеда остались их маленькие сыновья и дочери, нуждавшиеся в опеке и помощи. Мустафа приказал привезти племянников во дворец, чтобы они воспитывались вместе с его шехзаде. Михримах, не имевшая своих детей, взяла на себя заботу о племянниках, помогая их матерям — Нурбану Султан и Ране Султан.       Несмотря на то, что отцы вели непримиримую вражду, дети, ко всеобщему облегчению, быстро подружились. Мальчики проводили свободное время вместе в играх и упражнениях на саблях, а девочки — за вышиванием и прогулками в саду. Иншаллах, это станет знаком того, что такого кровопролития больше не будет.       Махидевран Султан, стоявшая рядом с Азур и Хатидже Султан, прошептала короткую молитву и, закрыв глаза, прерывисто вздохнула.       — О Всевышний, храни моего сына от всех напастей! — шепнула она, открыв глаза.       Азур положила руку на ее плечо и улыбнулась:       — Не волнуйтесь, госпожа. Все теперь будет хорошо.       — Аминь, — ответила Махидевран.       В ее памяти еще были живы воспоминания о встрече с сыном. Шехзаде Мустафа и Ибрагим-паша сначала отправились в Бурсу, а затем поехали в столицу. Махидевран, увидев сына после столь долгой разлуки, не смогла устоять на ногах и лишилась чувств, но вскоре пришла в себя. На ее глазах выступали слезы, когда она обнимала шехзаде и смотрела на него. Ей казалось, что она видит его впервые, что это видение, которое вот-вот испарится, как легкий туман перед золотистыми лучами рассвета.       Но он был настоящим! Живым! О таком подарке свыше госпожа даже не могла и помыслить. И каждый день возносила молитвы Всевышнему в благодарность за это.       Султанша перевела взгляд на Азур и улыбнулась. До чего ей повезло с невесткой! Столь же красива, сколь и добра. И так же считали все жители столицы, хотя для них она, как и прежде, оставалась Румейсой Султан.       Махидевран окинула взглядом полутемное помещение башни и злорадно улыбнулась:       — Хотела бы я сейчас посмотреть на лицо Хюррем.       — Не вините ее, госпожа, — вздохнула Азур. — Хюррем Султан… сложная женщина. Она не хорошая, не плохая. Госпожа пыталась защитить себя и своих детей все это время. Да, она не гнушалась ради этого интригами и даже убийствами… Но когда дело касается тех, кого мы любим и кем дорожим больше собственной жизни, все мы становимся похожи на Хюррем Султан, — с этими словами она повернулась к Махидевран и взглянула в ее темно-зеленые глаза.       — Не могу не признать твою правоту, — ответила султанша и снова устремила взгляд на окно, за которым церемония восшествия нового падишаха на престол стала подходить к концу.

***

      В воздухе витал легкий аромат иланг-иланга и топленого воска. Покои освещались множеством ярких свечей. Большие и маленькие, плотные и тоненькие, они слились в сотни золотистых огней, заливая комнату мягким и теплым светом.       Азур сидела на кровати и качала стоявшую рядом резную колыбель, в которой спал шехзаде Мехмед. Она с улыбкой взглянула на сына и поцеловала его в румяную пухленькую щечку.       Поправив одеяло, украшенное вышивкой из мелкого речного жемчуга, госпожа перевела взгляд на мужа. Мустафа сидел на подушке перед камином, и отблески огня бросали на его лицо и темные волосы золотистые блики.       Почувствовав на себе ее взгляд, падишах обернулся и улыбнулся жене. Ее каштановые локоны струились по спине и покатым плечам, которые покрывал алый атласный халат, расшитый по бокам рукавов и внизу темным блестящим мехом. Азур смотрела него, не отрываясь, и ее глаза сияли, словно звезды.       Мустафа протянул руку и произнес:       — Иди ко мне.       Азур поправила халат и слезла с кровати. Подойдя к повелителю, она подала ему руки и села рядом на подушку. Мустафа обнял ее за плечи и притянул ближе к себе. Азур положила голову ему на грудь и закрыла глаза.       За окном шел снег, но здесь, в покоях, где горел камин и потрескивали дрова, светящиеся изнутри оранжевым цветом, было тепло и спокойно.       Азур подняла голову и взглянула на Мустафу.       — Вчера я получила письмо от Михришах. Она едет вместе с Долунай и Нергисшах. Скоро они должны быть здесь. Бейхан Султан, Шах Султан и Фатьма Султан тоже собираются приехать. Махидевран Султан готовит для них покои. И мой отец тоже скоро будет здесь. Он очень хочет повидаться.       Обняв Мустафу за тонкий стан, Азур добавила:       — Я так давно не видела его и дочерей. Очень скучаю по ним. Иншаллах, дорога будет легкой, и они быстро доберутся до нас.       — Аминь, моя госпожа, — ответил повелитель.       Он взглянул в светлые глаза Азур и утонул в них, как в пору молодости.       Коснувшись рукой ее щеки, Мустафа произнес:       — Эй, возлюбленная моя, смеющийся лик,       Молва о твоей прелести обошла весь мир!       Что за красота? Что за лик? Что за улыбка?       Я спрошу: «Как может аромат волос быть столь пленительным? Этот цвет, этот блеск, эти локоны?»       Дивный аромат этот заполонил мой разум… Есть ли равный ему? Столь же нежный, столь же томящий?       В моих глазах не хватит слез, чтобы вместили твою красоту. Ни в реке, ни в горном потоке, ни в целом море…       Наклонившись, повелитель поцеловал Азур и крепче прижал ее к себе.       — Как красиво! — восхитилась госпожа. — Мухлиси написал это?       — Нет. Это стихи Мухибби, отца Мухлиси, — ответил Мустафа.       — Ты скучаешь по нему? — помедлив, спросила Азур.       Нахмурившись, Мустафа кивнул:       — Да, скучаю. Я хотел бы еще раз увидеть отца, успокоить и свое сердце, и его. Что бы он тогда сказал мне?       — Уверена, он бы очень обрадовался, что ты жив, — улыбнулась Азур.       — Может быть… — ответил Мустафа. — Мне жаль моих братьев. Безмерно жаль, — добавил он через несколько мгновений. — Ты была права, мне стоило прислушаться к тебе. Я бы остановил эту вражду.       Азур покачала головой:       — Нет, я не была права. Ведь даже смерть повелителя не повлияла на них. Это были лишь мои надежды и надежды Ибрагима-паши. Но сделанного не вернуть. Всевышний да пошлет им вечный покой.       — Аминь. Надеюсь, мои племянники не вступят, повзрослев, в войну за трон, — проговорил падишах.       — Они дружны между собой, да и не раз видели, к чему приводит вражда. Не думаю, что они станут повторять те же ошибки, — произнесла Азур.       — Иншаллах.       Мустафа вновь посмотрел в глаза жены. Долгие годы она была рядом с ним, и с каждым днем он любил ее сильнее и сильнее. Равной ей не было в целом свете. Она дарила покой, вселяла надежду, была самым лучшим утешением и самой высшей наградой. Глядя на нее, он чувствовал, что его душа наполняется долгожданным покоем.       Азур, не отрывая взор, смотрела на него. Ее сердце трепетало так же сильно, как в молодости, когда он говорил с ней, когда касался ее.       Любовь окутывала их белоснежным кружевом *, связывала воедино, и ее нитей нельзя было ни разорвать, ни распустить. Она прошла сквозь годы, выдержала испытания и стала крепче.       Теперь, пройдя испытания, трудности, они сидят друг против друга. Что их ждет впереди — никто не в силах предугадать. Но одно оба знали точно: они будут вместе всегда. Отныне и навеки.       Азур ощутила, как нежное тепло волной разливается по ее телу и, крепче обняв Мустафу, закрыла глаза.