Вне себя

Долго ждать действий от Юрия не пришлось. Тот, пока я в коме, переводил на левые счета мои честно заработанные деньги, просматривая их каждый божий день по сто раз. Хорошо быть невидимкой, я запомнил всё, что мне было нужно, и много ещё чего. Как оказалось, Марина далеко не единственная дурочка в его жизни. Крылов обдирал ещё двух жён олигархов. А те с удовольствием давали ему деньги и дарили дорогие подарки. И всех их я знал лично. По разговорам и обрывкам фраз я понял, что вскоре Юрий хотел исчезнуть. Далеко, надолго и один. Надо было ему помешать, но КАК? Я сейчас ничего не могу. И за эту неделю никаких изменений в моём состоянии не наблюдалось. Помог мой новый друг — Григорий Леонидович. В ресторан я заявился с утра пораньше. И с ходу спросил: — А вы умеете двигать предметы? Я фильм смотрел, там призрак умел. — Кое-что могу. — Научите! — У тебя не выйдет, ты же на распутье. — Тогда помогите мне проучить моего несостоявшегося убийцу, — попросил я. Глаза у шеф-повара загорелись азартным огнём. Видимо, соскучился он по шалостям за сорок лет-то, а тут такое развлечение. В итоге за следующие пять дней мы довели Крылова почти до инфаркта. То кружка с кофе упадёт, то листы со стола улетят, то кнопку на компе «заест», то свет сам включится или выключится… И не только в рабочем кабинете, но ещё и у него дома! Короче, Юра стал нервным и беспокойным. А мы с Леонидовичем угорали со смеху. Чуть животы не порвали. Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Я, как обычно, сидел в кабинете своего юриста. Тот опять перекинул немаленькую сумму на свой счёт. Вдруг я почувствовал, что мне не хватает воздуха, а седце колотится, как сумасшедшее. Я поднял руку, чтобы коснуться груди, и с ужасом обнаружил, что она полупрозрачная. Какая паника на меня накатила! Я, что, умираю? Или, наоборот, прихожу в себя? Подумал про больницу и в мгновение ока оказался у себя в палате. То, что там творилось, повергло меня в величайший ужас. Вокруг моего тела суетилось несколько врачей и медсестёр. — Давление падает! — Адреналин внутривенно! — Дефибриллятор! Кричали люди в белых халатах. Кто-то делал мне непрямой массаж сердца пока другой готовил аппарат. Проходили долгие секунды, что для меня показались вечностью. — Разряд! Бам! Меня прошибло током. Больно. — Ещё разряд! Бам! И снова боль. — Восстановился синусовый ритм. Давление 70 мм рт столба. ЧСС в пределах нормы, — сказал один. — Зрачок реагирует! — вторил ему второй. Дальше я уже плохо слушал. Паника отступала, меня начало лихорадить. Страшно. Чертовски страшно. Я чуть не погиб. Сутки у моей кровати дежурила медсестра. Отходила только тогда, когда кто-то приходил ко мне. Валентин появился утром следующего дня. — Клиническая смерть имеет неблагоприятный прогноз, — просвещал друга доктор. — Высок риск поражения центральной нервной системы. — Доктор, а можно нормальными словами? — попросил Валька. — Ваш друг может никогда не очнуться. Высока вероятность, что он умрёт. Соболезную. Но готовтесь к худшему. Доктор покинул палату, оставив нас одних. Валька сидел хмурый и задумчивый. По его щекам катились слёзы. — Миша… Мишка, не оставляй меня. Что ты думаешь, а? У меня ведь никого нет, кроме тебя. Риа скучает, постоянно спит у меня и скулит. Тётя Аня грустит, каждый день о тебе спрашивает. Миш, не смей умирать, слышишь! «Я слышу, Валь, слышу тебя. Всё слышу и вижу, мой друг!» — кричал я, но напрасно. Я бился головой о стену, но она проходила сквозь, я пытался коснулся друга, но не получалось, я действительно не хотел умирать. Но не знал, что сделать. Так прошли долгие четыре дня. Вой сирены нарушил тишину, и суета персонала больницы настигла меня, когда я сидел у порога приёмного покоя. — Парень лет двадцати, ДТП, черепно-мозговая… Как знакомо. Я бы и не обратил на этот инцидент внимания, если бы не парень, что стоял и смотрел сам на себя, пребывая в шоковом состоянии, как я когда-то. — Привет, — обратился я к нему. — Привет, — ответил скорее машинально парень, а потом спохватился, — ты меня видишь? — Ага. — Я ведь не сумасшедший? — Ну, этого я не знаю, — улыбнулся я. — А ты?.. — О, я тоже в ДТП попал. Лежу в нейрохирургии в коме. — Оу. — Ага. Я — Михаил. — И я — Миша. — Тёзка, значит? Будем знакомы. Хоть не скучно одному станет. Его тело уже давно увезли в операционную, а мы расположились напротив дверей и болтали обо всём. Я поведал немного о себе, а после и Миша разговорился. Михаил Анатольевич Сизов, двадцать лет, студент местного института. Чем-то меня в молодости напомнил. Такой же решительный, твердолобый и серьёзный, наверное. Признался родителям, что женский пол его не привлекает, и отец — военный офицер, выгнал его из дома, не смог смириться с ориентацией сына. Правда с матерью изредка Миша общался, та иногда помогала финансово. Вот уже два года парень живёт самостоятельно. Переехал в наш город, снимает на окраине однушку, кстати недалеко от Валькиной квартиры, подрабатывает в кафе, а по выходным в кинотеатре, и параллельно учится на бухгалтера. В институте познакомился с Арсением, влюбился и забрал мальчишку у отчима-алкоголика. Так и живут они вместе в любви и согласии… почти согласии. Наш разговор был прерван появлением растрёпанного, в кроссовках на босую ногу, но симпатичного паренька. Слёзы застилали его глаза, нос уже опух, а лицо покраснело. Парень заламывал трясущиеся руки, тихо всхлипывая. — Миша, не умирай… только не умирай, прошу… не оставляй меня одного… — шептал он себе под нос. — Это Арсений, мой парень, — просветил меня Миша. Я только понимающе качнул головой в ответ. Гомофобом я никогда не был. Илья, мой зам, был нетрадиционной ориентации. И я догадывался, что и Валька тоже. — Мы поссорились, и я психанул. Рванул на байке, остыть и проветриться, даже шлем не взял. И вот, что из этого вышло. Какой же я дурак! Миша нежно обнял Арсения, шептал тому слова любви и утешения… Только никто его, кроме меня, не слышал. Жалко их стало. Я сидел тихонечко в сторонке и не мешал. Арсений был довольно миловидным. Тонкое и бледное лицо, светлые волосы с модной причёской, которая закрывала проколотые уши, но давала хороший обзор на длинную и тонкую шею. Даже сейчас, с опухшим лицом, неопрятный, в старенькой одежде парень был красивым. Чем-то напоминал побитого щенка. Его хотелось утешить, приласкать, защитить. Операция Сизова длилась уже больше двух часов. Арсений перестал плакать, но всхлипывал время от времени. — Знаешь, — вдруг начал Миша, — я не переживу операцию. — Почему ты так решил? — спросил я. — Чувствую. Парень поднял одну руку, и я увидел, что она полупрозрачная. Такая, как была у меня во время остановки сердца. — Можешь выполнить мою последнюю просьбу? — взволнованно произнёс Миша. — Если смогу, конечно. — Позаботишься об Арсении, когда меня не станет? — Да я сам не уверен, что выживу. Я же тебе говорил — прогнозы неутешительные. Я уже перенёс одну клиническую смерть… — тихо вздохнув, ответил я и отвёл глаза. — Да, я помню. Я… я хочу, чтобы ты забрал моё тело, — закончил юноша на одном дыхании. Меня поразили его слова. Он отдаёт мне своё тело? А так разве можно? Я молча обдумывал предложение. Честно, не знаю, как поступить. С одной стороны — новая жизнь, молодое привлекательное тело… С другой — моя прошлая, Валька, Риа, фирма… — Арсений хороший, я люблю его, пойми. У него ведь кроме меня нету никого. Я должен позаботиться об Арсике после моей смерти. Он… он не переживёт, Миш. Блин, какое заманчивое предложение. И Арсения мне очень жаль. Видимо, на моём лице что-то такое отразилось. — У тебя будет новая жизнь, новое тело, но твой жизненный опыт, — не переставал уговаривать меня Миша. — Ты ничего не теряешь. Соглашайся, времени совсем мало. Руки Сизова были еле видны, и уже начали пропадать очертания ног. Да, времени и впрям осталось немного. — Я сейчас вернусь! — воскликнул я и исчез, чтобы через минуту появиться перед юношей с Григорием Леонидовичем. Мужчина выслушал всё спокойно и внимательно. Подумал и выдал: — А что, я думаю, затея вполне возможна. Только надо всё провернуть на последнем дыхании. — Так ты согласен? — радостно уточнил Миша у меня. — Да. — Только пообещай, что не бросишь Арса! Дай слово. — Даю тебе слово, я не брошу твоего Арсения до конца его жизни. — Уже не моего, — печально произнёс парень и влюблёнными глазами посмотрел на свою пару. — Пора, — поторопил нас Григорий Леонидович. И правда, у Михаила была чётко видна только одна голова. Времени не осталось. В операционной доктора боролись за жизнь молодого пациента. Давление падало, сердечный ритм постоянно сбивался, жизнь постепенно утекала из тела. — Вы должны соеденить свои души, — сказал шеф-повар, — а после остановки сердца вместе войти в тело. Ждать пришлось минут десять. Когда оповестили об остановке жизненно важного органа и дыхания, мы с Мишей слились в единое целое. — Как только разряд ударит по телу, вселяйся, — давал чёткие указания мой друг. Бам! Я мигом проник в чужое тело. Бам! Разряды тока и адская боль везде. Бам! «Ты обещал. Не забудь. Спасибо. Прощай, друг.» Последние слова счастливого Михаила. Добродушная улыбка Леонидовича. Ободряющие слова врачей, что опасность миновала… А дальше — темнота.