Детективное агентство "Анна и её духи". Новое поколение. История шестая.

Минут пять после того, как Трегубов вылетел из кабинете Ребушинского, ревность подогревала Юру, заставляя ехать по Фруктовой улице с бешеной скоростью. Ровно через пять минут острая иголка, упирающаяся прямо в уязвленное мужское самолюбие, исчезла, и разум вернулся обратно, заставив майора затормозить, встать у обочины и со злостью уткнуться лбом в руль. Ну что он за дурак-то?! Чего он ждал? Что он поведет себя, как свинья, устроит истеричную цыганочку с выходом, свалит из дома на всю ночь, а потом — в Москву, а Маша будет и дальше ему доверять, собирать слёзы в ладошку и ждать? Так что удивительного, что она позвонила Ребушинскому? Он-то ей ничего плохого не сделал! И опять-таки, позвонила и попросила помочь со Львовым и дальше. И брата попросила. Так какого хрена он кобенится-то? Снова бесится, бьет копытом и неуравновешенно хлопает дверью! А еще на Юлю что-то говорит, сам такой же! Юра вытащил телефон и снова набрал знакомый номер. Приятный женский голос в очередной раз ответил, что абонент недоступен. Трегубов нажал отбой и вздохнул, окончательно избавляясь от злости. Да понятно, почему он кобенится, это он только так, риторически, спрашивает, чтобы потянуть время. Всё внутри ныло так, что хотелось лезть на стенку. И уже не было разницы, наколдовала эти чувства лесная фея или нет, были они наваждением или реальны. Они были подозрительно сильны для обычных человеческих и слишком перемешаны с примитивными и низменными эмоциями для подаренных свыше. Но внутри все перекручивалось при одной мысли о том, что он больше никогда Машу не увидит, а еще больше от того, что она уедет, обиженная на него. Это было дополнительным источником угрызений совести и разъедающей внутренности тоски. Трегубов откинулся на подголовник. Почему он так въелся на Машу? Он потом долго по этому поводу размышлял и пришел к выводу, что причин на то было три. Во-первых, и он признавал это открыто, он струсил. Струсил, потому что никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Любовь затопила его с головой, не давала вздохнуть, кружила голову и так стучала в венах, что казалось, что кровь в них пенится и закручивается в крошечные водовороты. Что бы с ним ни происходило, как бы сильно в эти дни жизнь ни подкидывала сюрпризы, его мысли все равно возвращались к Маше. Она стала для него слишком значима, слишком близка, слишком важна. Трегубов испугался. Он не понимал, почему ему так легко ей верить, почему он не чувствовал в ней возможности предательства или лжи. И это было его второй ошибкой. Юра нарисовал для себя образ, который в конечном итоге не совпал с действительностью, и ему было очень просто с облегчением разочароваться в своем идеале, втайне получая подтверждение, что такого не может быть в реальной жизни. Это было следствием его трусости и того, что однажды такое уже случалось. Третья причина главенствовала в Юрином рейтинге. Подсознательно он сравнивал то, что происходило между ним и Машей, со своей историей с Ларисой. Ему на тот период почему-то казалось, что оба случая одинаковые. Яркие девушки, красивые и необычные, к которым у него почти моментально возник интерес, которые изначально казались чуть ли не ангелами, а оказывались умелыми манипуляторшами и лгуньями. Такая мысль упорно билась в голове, и он страшился того, что все закончится так же, как с Ларой. Что Машино нежное и красивое лицо в одночасье исказится, станет резким и немного похабным, и она станет говорить какие-нибудь ужасные слова, которые навсегда испортят то, что между ними было. Он не мог допустить, чтобы и она крикнула ему что-то вроде «Ты сдохнешь под забором!». Он бы этого не пережил. Это потом он понял, что, обжегшись на молоке, дул на воду. Никогда Лара не значила для него столько (колдовство?), никогда не была такой порывистой, такой открытой, такой настоящей, никогда в его душе не сплетался клубок из стольких чувств (своих собственных, не наколдованных?). Маша была другая. Он был виноват, он повел себя неправильно, он не выдержал испытания, потому что позволил прошлому (и в случае с феей, и в случае с Ларой) затмить настоящее, потому что не дал отпор страху, точнее не сделал это сразу. Ведь Маша была уязвима, он прекрасно знал про Себястьяна, про их отношения, про неуверенность, которая поселилась после жизни с ним внутри Маши. Юра, выйдя из себя, надавил на больное, содрал тонкий слой зажившей плоти и попал прямо в рану. Попал и пропал, не дав возможности что-то сказать, не извинившись. И сейчас он опять прикрывается своим страхом, своей трусостью, да даже уязвленной гордостью и вместо того, чтобы расспросить Ребушинского и получить возможность связаться с Машей, хлопает дверьми, как восьмиклассник, которому отказала девочка, которая ему нравилась. Нет, хватит. Так больше нельзя! Трегубов повернул ключ и собрался уже развернуться, чтобы вернуться в редакцию, когда передняя дверь его Форда распахнулась и на сиденье опустилась взвинченная и плохо скрывающая раздражение Лара с перемотанным бинтом пальцем. — Здравствуй, Юрочка! — пропела она, вызывая диссонанс между её настоящим настроением и голосом. — Нам нужно поговорить! В голове Трегубова что-то щелкнуло. Лживая натура бывшей жены снова проявилась во всей красе и слепила глаза так, что он только диву давался, как раньше он мог не видеть этого. И вот такой же он считал Машу?! Злость кипела и переливалась через край, и Юра очень медленно, стараясь не убить Ларису прямо здесь, повернулся ней. — Ну давай поговорим! — процедил он, испугав бывшую жену до невозможности и пальцем пошевелить.