Дом для сердца

«До чего же здорово, когда можно позволить словам сорваться с языка». (Лиана Мориарти. Большая маленькая ложь)

Максим рассматривал номер телефона, и даже цифры его раздражали. Кем нужно было быть, чтобы писать Тимуру? Кем нужно было быть, чтобы требовать от него уйти от Макса? Макс не хотел, чтобы Тимур уходил, его трясло от одной мысли. А тут какая-то безродная шавка смела указывать ему и Тимуру, как жить? Не много ли брал на себя этот неизвестный человек? Тимур написал заявление в полицию, и Максим добросил его до дома, а сам поехал к родителям. Он очень хотел пообщаться с ними по поводу телефонных номеров, Марин и прочего. Мать была дома, а отца не было. Увидев сына, явившегося без лишних просьб и приглашения, Инна Орлова удивленно охнула, и ее глаза округлились. Она держала в руках горшок с увядшим цветком и, видимо, собиралась либо реанимировать его, либо бросить в мусорное ведро. Максим не сомневался в последнем: некоторые люди не умели спасать то, что умирало. - Добрый день. Где отец? - спросил Максим, снимая ботинки. - Он уехал с твоим дедом и Лией в музей восковых фигур. - Кто пишет моему Тимуру сообщения, мам? - спросил Максим прямо в лоб. Инна удивилась еще больше. Она отошла, давая Максиму пройти в квартиру, и Максим мимо нее дошел до кресла и сел в него, наклонившись вперед и сжав руки. Инна держала горшок и смотрела на Максима непонимающими глазами. - Какие сообщения? - Моему Тимуру пишут... - Можешь, пожалуйста, бога ради, не называть его так! - воскликнула Инна. - Нет, не могу. Надоели вы мне все, - отмахнулся Максим беззлобно. - В каком смысле? - Почему я должен думать о твоих нервах, о твоем ментальном здоровье, если ты не думаешь обо мне, ма? - спросил Максим. - Если вы ненавидите меня, зачем зовете? Что бы – что, фильтровал каждое слово? Не дай боже раню ваши трепетные души! Инна поставила горшок на стол, и с несчастного завядшего куста упало несколько листьев. - Что ты такое несешь, дорогой? Кто тебя ненавидит? Я желаю тебе лишь счастья, но ты не получишь его, кувыркаясь со своими... своими... вот этими самыми! Мальчишками! Боже, ты хоть сам понимаешь, как это звучит? Почему все должно заходить так далеко? Ты уже взрослый, пора думать о семье и детях! - Мам, если бы Тим был девчонкой, мы уже были бы женаты. Он парень. Я не могу привязать его к себе штампом, одинаковой фамилией и прочим. Я неполноценный в этом плане, признаю. Но мне не нужен никто другой. Плевать, что вы думаете. Я с ним счастлив. Счастлив. Слышишь меня? - Как ты можешь быть счастлив?! Он же мужчина! - И я тоже! Он готовит дома гороховый суп прямо сейчас. Для меня, мам. Он покупает мне пиво, наливает кофе по утрам, приносит завтраки, заботится, чтобы я надевал чистые носки и всегда носил с собой капли для глаз. Я делаю для него похожие вещи. Мне нравится, когда он улыбается. Мне жаль, что ты не можешь это принять, но он верно сказал вчера: я не могу подстраиваться под твои хотелки, а сам сидеть оплеванный. Инна сжала челюсти так, что у нее могли бы раскрошиться зубы. - Он настраивает тебя против меня? - проговорила она. - Вот же гаденыш такой, я знала! Максим улыбнулся. Его мать в очередной раз услышала то, что хотела. - Мам, ты сейчас говоришь про Тимура. Я запрещаю тебе называть его иными словами, кроме его собственного имени. Никаких оскорблений. - Господи! Да что не так с тобой! Мариночка — удивительной красоты девушка. Она скромная, милая, добрая. Она... - Она не Тимур, - перебил Максим. - Зачем он тебе? Что он тебе даст? - Он дает мне все, что нужно. Максим подумал о втором значении слова «дает» и едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Его сексуальная жизнь и его партнер удовлетворял его на двести процентов. На триста процентов. Порой, конечно, бывали скучные дни, но некоторые олицетворяли собой слово «волшебство». Вчера, к примеру. После кухни Тимур потащил Максима в постель. Обои они пошли клеить только в час дня. - Максик, послушай, это сейчас тебе кажется, что он — твое все. На самом деле, я как мать тебе говорю, ты изменишь свое мнение, если попробуешь с Мариночкой. Ты даже возвращаться к нему не захочешь. Стоит только попробовать с девочкой! Что тебе мешает? Почему ты даже мысли такой допустить не можешь? Максим научился не закатывать глаза уже давно, но до сих пор некоторые предложения родителей ставили его в тупик. Решив не продолжать тему гетеросексуальных отношений, Максим спросил: - Ясно, мам, я понял. Так кто пишет ему сообщения? Ты не в курсе? - Какие сообщения? Я не пишу ему, уж точно не я. Мне это ни к чему. Так ты подумаешь о Мариночке? Вместо ответа Максим достал телефон и снова набрал номер, прислушиваясь к звукам дома. Ответом послужила тишина. Максим чертыхнулся. Он был уверен, что сейчас все эти нелепые, никчемные загадки разрешатся. - Может, ему Марина пишет? - Она даже не знает о нем, - воспротивилась такой мысли Инна. – Боже, Макс, да прекрати ты свое расследование! Пишут – и пусть пишут. - Ему угрожают, портят настроение. Портят ему – портят мне. - Мариночка придет сегодня на обед. Ты останешься? Максим посмотрел на мать, внимательно ее рассматривая, ища признаки невменяемости. Мать выглядела совершенно нормально. Наверно, это было стандартное родительское состояние – считать, что ты знаешь все лучше: что человек чувствует, чего он хочет, к чему стремится. Это вполне работало с подростками, с детьми, которые и впрямь заблуждались в половине своих эмоций и порывов, но со взрослыми людьми такой фокус мог и не пройти, особенно с людьми состоявшимися, уверенными в себе, имеющими цель, знающими путь к ней. Максим причислял себя к последним. - Когда-нибудь ты поймешь, что мне не пятнадцать, мам, - сказал Максим тихо. Споры с матерью не вели ни к чему, кроме расстройства. - Ты не знаешь, от чего отказываешься. Я уверена. - А я уверен, что ты ошибаешься. Как поступим? Сама скажешь Марине, что я не подхожу ей, или мне выдать все в лицо? Инна побелела, ее подбородок дрогнул. Конечно, она выбирала сказать самой. Тогда она могла бы наплести с три короба о девушке, захватившей сердце ее сына, извиниться, пожелать удачи. Тогда она могла сохранить грязные тайны своего сына в кругу семьи, не выносить их за порог. Это было ее право, Максим не возражал. - Я сама скажу, - заявила Инна. По-другому и быть не могло.

***

Максим написал Тимуру, что задерживался. В ответ пришло фото готового супа в кастрюле, и Максим улыбнулся телефону. За спокойную семейную жизнь Максим много был готов отдать, и он собирался расплатиться прямо сегодня. В ожидании деда прошло три с лишним часа. Инна налила им чай. Она была поникшая, расстроенная. В ее представлении родной сын прыгал с крыши небоскреба вместо того, чтобы вернуться в номер-люкс. Совершалась непоправимая ошибка, и Инна была в стрессе. Максим ее не переубеждал. Что толку? Говорить он пробовал. Разговоры не помогали там, где существовали твердые убеждения и маниакальная уверенность в собственной правоте. И ладно бы правота шла от головы. В случае Инны ее уверенность в правоте шла только от сердца. Она пыталась применить жизненные установки на сыне: все равно, что убеждать человека, которого тошнило от моркови, что морковь — это хорошо, и он просто притворяется, будто не любит ее. Были люди, которые не любили горький шоколад, которые не могли есть острую пищу, которые наоборот обожали острую пищу и горький шоколад. Инна, которая любила только молочный шоколад, не могла взять в толк, что чьи-то вкусовые рецепторы работали иначе, чем у нее. - Ты ошибаешься. Твой дедушка — хороший человек. Он точно не стал бы написывать твоему... - Его зовут Тимур, черт подери, - напомнил Максим в десятый раз. - Его внешность однажды претерпит изменения. Он не всегда будет таким. - Ты мне о старости? Так все люди постареют. Ты не знала? - Не хами матери! - Не трогай Тимура! - Назаводил себе шлюх, а я теперь должна выслушивать, - Инна швырнула недоеденное печенье в раковину. - Обалдеть. - Максим вздохнул. - Мама, не трогай Тимура. В двери позвонили. Инна пошла открывать, и Максим, выглянув из зала, увидел своих родственников во главе деда, одетого в свое старое военное обмундирование. - У нас Максим, - сообщила Инна хмуро. Алексей Петрович Орлов нашел глазами Максима и довольно поприветствовал его. Лия громко поздоровалась. Максим собирался жечь мосты и уже энергично чиркал спичкой. Он набрал номер, который слал сообщения Тимуру, и телефон предсказуемо зазвонил у деда в кармане. Тот поджал губы, но самодовольства не утратил. - Ты писал Тимуру? - спросил Максим. - Хватит! - прошипела Инна. - Это его телефон! - рявкнул на мать Максим, чтобы та перестала лезть в разговор. Инна отпрянула от резкого тона. Дед подобрался и посмотрел на Лию. - Дорогая моя, ты не могла бы помочь Инне? Мой внук хочет мне что-то сказать. - О, очень сильно хочет, - согласился Максим. Наверно, дед ожидал иного. Но Максим, дождавшись, пока они останутся одни, подошел к Алексею и произнес: - Ты мне никто. Ноль без палочки, который никогда не интересовался моей жизнью и приперся с идеей женить меня на какой-то девчонке. Не смей лезть в мою семью. - Твой отец рассказал мне о твоих причудах. Дом купил вместе с каким-то мужиком! Ты тут совсем от рук отбился, как я посмотрю! - Я неясно выразился? Ты думаешь, мне сложно будет заставить тебя пересмотреть свои взгляды? Я не младенец. Максим знал, что был на грани. Руки чесались от желания разбить собственному деду нос. - Ты как разговариваешь? Я знал, что ты идиот, но не думал, что такой капитальный! Я твоим воспитанием-то займусь, не посмотрю, что внук. Ты у меня мигом эту дурь из головы выбросишь и женишься на хорошей девочке. Максим рассмеялся, не веря в то, что слышали его уши. - Тебе бы в дурдом не мешало сходить на консультацию. Вали в свою Грузию, из которой ты приехал, и никогда мне не звони. Эй, родственники! Последнее Максим выкрикнул в квартиру. Из кухни и зала выглянули отец и мать. Инна прижимала к груди столовую ложку. - Знаете, что я подумал? Я отказываюсь быть частью вашей семейки. Вы ни капли не уважаете меня, вы цедите яд в сторону Тимура. Я дьявольски устал от вашего сарказма, хамства и прочего. В гости я вас не жду, писать мне не нужно. Пишите вот этому вашему любимому родственнику. Попытаетесь обидеть Тимура... Ну я бы посмотрел на это. А в полицию мы уже написали заявление. И если полиция не поможет, я самолично засуну старика в такси и отправлю срочной посылкой до Грузии. У Геннадия Орлова вытянулось лицо. Он неверяще помотал головой. - Стой-стой, ты чего взбесился? Макс, я… - Я не взбесился, я хочу пропасть из вашей жизни. Меня достало все это. Вы унижаете меня, Тимура, а твой драгоценный отец пишет ему угрозы, как в детском саду. Вы даже не понимаете своими головами, что делаете с моей жизнью. - Какие угрозы? – Геннадий уставился на Алексея Орлова. - Папа? Максим больше не хотел участвовать в этом цирке. Отец и мать принялись допрашивать Алексея, который полыхал праведным гневом, а Максим надел ботинки, пальто и выскользнул за дверь. На улице он вдохнул полной грудью и ощутил необыкновенную легкость. Если сбросить балласт, и плечам свободней, и голове проще. Решение, вероятно, было радикальным. Но Максим устал от постоянного напряжения, которое неизменно сопровождало общение. Может быть, через месяц он согласится созваниваться с родителями с определенной периодичностью. Но точно не сегодня и не завтра. Ноги донесли Максима до автомобиля, автомобиль понес его домой. Максим слышал, как вибрировал телефон. Звук утомлял, и он поднял трубку. - Максим! Ты не серьезно! - закричала мать. - Немедленно возвращайся и мы поговорим. Ну что ты в самом деле? - Я все сказал. Дайте мне спокойно жить, или я кину всех в черный список. - Ты сошел с ума? Максик, ну правда, мне очень жаль, что ты расстроился. - На ваши обеды я ходить не буду, ну-ка их на хрен. - Макс! Максим сбросил вызов.

***

Дома пахло супом. Тимур прыгал по гостиной и вешал шторы. Увидев Максима, он расплылся в улыбке. - Привет, солнце, - поздоровался Максим. - Только не говори, что меня запугивал старик, - попросил Тимур, вставая в дверях. Максим истерично рассмеялся, вспомнив, что дед, приехавший из Грузии и не видевший его долгие и долгие годы смел разговаривать со взрослым мужчиной, как с нашкодившим школьником. Это было так дико, что казалось сном. Тимур приподнял брови в ответ на смех и поинтересовался: - Так я могу если что ответить на сообщение что-то вроде: «Подите прочь, старый хмырь»? - Нет, если он тебе напишет, я сниму видео, как мы целуемся. Пусть блюет. Тимур рассмеялся вслед за Максимом. Максим не выдержал и поцеловал его в самые притягательные губы на планете. - Матушка пыталась убедить меня, что ты постареешь и станешь морщинистым, - прошептал он. Тимур снова прыснул. - Ты постареешь раньше, ты старше. Забьемся на сто рублей? - Я супа хочу. - Я все сварил, - воодушевился Тимур. - Тебе наложить? Пошли. А хлеба нарезать? Зерновой или обычный? - Обычный. И сала сверху, если есть. - Ой, началось. Суп ему свари, сала нарежь. Я вообще-то уже нарезал. - Тогда двигай на кухню. Максим подтолкнул Тимура в сторону кухни, и тот пошел впереди, подгоняемый руками, упирающимися ему в спину. Дома было тепло и царил мир. Сквозь окно на кухню пробивался апрельский солнечный свет. Так и должно было быть.