Солдатская доля

      Не знаю, хорошо или плохо то, что мне заменили смертную казнь на шахты Кесселя. Думаю, это всего лишь вопрос времени, когда меня не станет и я сгину в забое от очередного обвала, которые случаются то тут, то там почти каждый день.       Как я угодил сюда? Ну… вопросик нетривиальный. И, как и все в нашем мире, имеет несколько объяснений, в зависимости от точки зрения. Вот например судья, что зачитывал мне и моим людям приговор с откровенно глумливым выражением лица, вполне искренне считает, что отправил на медленную смерть очередного военного преступника. Где-нибудь на Бастионе, где заправляет Гранд-адмирал Пеллеон, мне, может быть и посочувствовали бы, но вряд ли они впрягутся за мое освобождение, даже если и узнают, во что я не очень верю. Что разным там моффам, генералам и адмиралам простой капитанишка, пускай и фанатично преданный Империи? Пыль под сапогами, больше ничего.       И не надо тут задвигать про Договор Пеллеон-Гаврисома! Про обмен пленными там не было и речи! Да даже если бы и было, меня осудили по обычной уголовной статье, так что что тут, что там меня бы ждала смерть. Ну… может быть там бы меня отправили на расстрел, хотя… кто же знает, что наши имперские живодеры придумают? Могли бы и в местечко похуже Кесселя сослать, хотя я слабо представляю, что это за место такое, хуже Кесселя. — За работу, банта пуду! За работу!       Хм… из недельного запоя вышел наш «любимый» надзиратель, здоровенный бесалиск, в каждой руке которого по плетке. Не хочу снова попасть ему под руку, так что быстренько шурую в сторону разработки. Беру кирку и начинаю долбить породу. Как любил шутить наш шеф-инструктор на Кариде? Отсюда и до обеда? Вот и я сейчас долблю спайсовые залежи именно так, как он и учил.       Эх, наш старый мастер-сержант Пол Гван. Тот еще тип был, но по своему родной. Что же с тобой стало? Пережил ли ты уничтожение Кариды этим психованным джедаем или сгинул вместе со всеми нашими преподами? Уже и не узнаешь!       Раз, два, три…       Чего-то легко сегодня идет. Может дошел до новой жилы? А если дойду, дадут ли мне доппаек?       Сила Великая! О чем я думаю? О пайке?! О, мать его, пайке?! До чего же я дошел?!       Раз, два, три…       Не, снова твердая порода пошла. Новой жилы нет. Вот не поймешь этих минералогов! Сюда копай, туда капай! Никакой конкретики! Согнали пару тысяч зэков в условный сектор и давай долбить. И к ситху то, что половина из них подохнет. Даже если мелкую жилу найдут, уже круто, инвестиция уже отбита.       Раз, два, три…       Ну хоть есть с кем поговорить. Не я один тут такой весь из себя офицер. Тут таких много. Кто-то служил у Зинджа, кто-то Терадока, кто-то Деррикота. А некоторые, вот как я, смогли дотянуть до Даалы. Как не трудно догадаться, на одного толкового генерала приходилось минимум три моральных урода или пафосного идиота. А то и больше. Причем не важно, о ком идет речь. Все они в равной степени виноваты в том, что я и куча хороших солдат оказались здесь, на Кесселе.       Подавить восстание на какой-нибудь планете? Да без проблем и по боку, что среди демонстрантов и бунтарей у многих штурмовиков и флотских, из местных сил обороны, есть родственники. Охренеть, насколько правильное решение! В начале развалить работу контрразведки на планете, а затем отправить тыловые части давить бунт из-за массового саботажа с провиантом. А потом еще и свалить всю вину на рядовых исполнителей. Вроде меня.       А все почему? А потому что десантная партия на моем разрушителе, «Джаггернауте», оказалась самой боеспособной частью на весь сектор. Всего-то один легион, десять тысяч с хвостиком штурмовиков, но лучше нас просто не нашлось. Местные тупо не хотели заниматься грязной работой. Вот и пришел приказ непосредственно от Терадока, высадить десант, а если ничего не выйдет, то База-Дельта-Ноль. Благо появление штурмовиков подстегнуло местных и им пришлось начать-таки наводить порядок. — Обед! Все на обед! — слышу хриплый голос старлея Карта, по нашим, офицерским меркам, молодого пацана, из последнего выпуска Кариды. Наверное, потому и принял его на корабле. Пацану в условиях гражданской войны некуда было деваться, а так хоть у меня адъютант появился, несмотря на то, что до этого как-то обходился.       Подхожу к грязной бодяге, в которой нам доставляли то ли кашу, то ли похлебку, то ли еще что-то… во всяком случае, с голодухи «это» шло на ура. Старлей наливает мне полную миску, используя целую руку и улыбается. Он всегда мне улыбается, как и другим офицерам с «Джагггернаута».       Нахожу неприметную нишу и начинаю есть, краем глаза замечая, что рядом садятся все те, кто остался жив и находится поблизости. Мой старпом, в прошлом старший коммандер Фелен, начальник реакторного отсека, младший командер Боди, единственный выживший оттуда, кстати, лейтенант десанта Мори, вместо ноги которого кривой протез из какой-то железяки, ну и закончивший раздачу, однорукий и одноглазый старлей Карт. Сколько трудов мне стоило не дать его убить, когда во время одного из завалов он потерял руку. Пришлось делить его норму выработки на всех оставшихся в живых офицеров «Джаггернаута», но вот что странно или, если сказать правильнее, радостно. Никто не роптал. Все восприняли это как должное. И, наверное, это и спасло Империю от окончательного поражения.       Да, мы здесь, на Кесселе, жрем эту отвратительную баланду и копаем спайсовую руду, но там, среди звезд, все еще есть Империя. Да, повстанцы все еще называют Бастион Осколком, который не стоит их усилий, но я то знаю, что они банально боятся. Как же мы радовались, когда появился Траун. И каким же было разочарование, после Билбринджи. Помню, после уничтожения Кариды я впервые с поражения под Эндором напился. Тогда-то я понял что все! Как было уже не будет. — Капитан, почему вы не едите? — вдруг слышу голос моего старпома. Он прав. Времени мало. Сейчас надзиратель вновь проснется и погонит нас в забой. — Задумался, коммандер. Задумался, — киваю ему и начинаю быстро доедать эту… смесь.       Сейчас мы, конечно, не образцово-показательная часть на императорском смотре или военном параде, но и не опустившиеся уголовники. Мы-военнослужащие имперских вооруженных сил. Мы присягали Империи и служим ей даже здесь, даже если повстанцы осудили нас как простых уголовников.       Во всяком случае, проговаривая это про себя, легче переносить все те беды, что свалились на наши головы. Мы называем друг друга по званиям, стараемся вести себя согласно уставу по внутренней службе Имперского флота и кое-как сохранять субординацию. Благодаря этому нам уже восьмой год удается отбиваться от местных бандитов, реальных уголовников, которых свозят на Кессель со всего известного пространства, что имперского, что повстанческого.       Вот только чем дальше, тем меньше нас остается. Нас было больше двухсот разумных, когда реблы кинули нас сюда, но теперь осталось лишь пятьдесят шесть. Неделю назад от истощения умер командир 15-й турболазерной батареи, веселый и улыбчивый парень, который старался подбадривать оставшихся вместе с ним бойцов до самого конца. Сейчас три последних батарейца находятся под руководством старпома Фелена, как и еще пара десятков нижних чинов. — Сегодня во сне видел Набу. Когда выберемся, обязательно слетаем туда! — мечтательно говорит старлей, вспоминая родную планету, на что остальные печально улыбаются. Без глаза и без руки, но Карт все еще верит, что он выберется отсюда. И даже кремирование погибших сослуживцев не меняет его отношения. Мы же молчим.       Наша служба закончилась после неудачной атаки на один из повстанческих миров. Рутинная операция по экспроприации горючего и запчастей для продолжения службы в условиях нарушенного снабжения, как и указано в уставе, закончилось бойней. Эскадра реблов зажала нас к атмосфере и просто лишила корабль хода, с помощью протонных торпед в двигатели.       Видимо, наш «Джаггернаут» уже порядочно достал командование реблов, так что на наше уничтожение они отрядили «Разбойную эскадрилью». Бой шел с переменным успехом, и казалось, что вот-вот электрики устранят неполадки в двигателях и мы наконец-то уйдем с орбиты, как вдруг из гипера вынырнул одинокий X-wing, который сразу, с ходу, вклинился в бой. Тогда-то я понял, что нам всем крышка. За кабиной пилотов явно был одаренный. Крифов джедай!       Я помню джедайский переворот. Я тогда был совсем мелким, но отлично помню страшные кадры того, как горит корусантский храм. А еще я помню невольное облегчение от того, что императору удалось подавить его в зародыше. Джедаи были чем-то странным и непонятным, так что их уничтожение многие, как мои родители, а вместе с ними и я, за компанию, восприняли с облегчением.       Но в то же время я помнил, с какой скурпулезностью мы изучали одаренных и их тактику боя на Кариде. В других академиях этому не очень уделяли внимание, но вот у нас, по требованию лорда Вейдера, ввели спецкурс «противодействие и борьба с одаренными». Причина этого прозаична. 501-му легиону и тем частям, которые взаимодействовали с милордом Вейдером, который рыскал по галактике в поисках выживших джедаев, нужно было понимать, откуда ждать удара. Да, инициативу очень быстро свернули по приказу Императора, но полученные во время этих занятий знания я про себя считал бесценными. Два раза они спасали жизнь мне и экипажу. В третий же раз нам не дали шанса.       Одаренный просто проскальзывал через наш заградительный огонь, словно это были капли дождя. Он точечными выстрелами выводил из строя турболазерные батареи, пока техники спешно пытались восстановить подачу энергии в двигатели, чтобы наконец-то уйти отсюда. Но сделать этого нам было не суждено. — Перерыв окончен! За работу! За работу, грязные барвы*! — кричит наш надзиратель, для острастки махая одной из своих четырех плеток. Сдаем миски, берем кирки и возвращаемся к своим местам.       Раз, два, три…       Я помню тот взрыв, который вырубил меня. Одно из шальных попаданий стало катализатором каскадного сбоя в энергосистеме и резкому скачку напряжения. На доли секунды мостик корабля остался без щитов, но джедаю и этого хватило. Всего один залп и я потерял сознание.       Проснулся уже в повстанческом госпитале. Прикованный наручниками к постели и с повязкой на лице. Увы, но бакты не хватило, так что на всю мою оставшуюся жалкую жизнь, я остался уродом. Как-только я более менее пришел в себя, повстанческий прокурор зачитал длинный список обвинений, выдвинутых команде «Джаггернаута» и лично мне. Но главным из них было как раз-таки подавление того самого бунта. Именно за него, формально, конечно, мы все были отправлены на Кессель.       В принципе, ничего удивительного. Обычная практика. Империя судила повстанцев, повстанцы судили имперцев. Особенно, если имперцы или повстанцы были военными профессионалами. Так уменьшалось количество обменного фонда. Ведь если ты осужденный уголовник, то о каком обмене идет речь? Тем более, когда таких сотни и тысячи и, если случались обмены, пленных хватало что с той, что с другой стороны. А так ты гарантированно лишал противника важнейшего ресурса в этой войне: кадров.       Наверное, для повстанцев это было более актуально, потому что они как были сбродом, с редким вкраплением регулярных сил, так и остались таковыми. Только недавно они обзавелись более-менее нормальным флотом и то, за это они должны сказать спасибо Акбару. Мы же по прежнему оставались армией, хоть и лишились нормального центрального командования.       Раз, два, три…       Нет, уверен, кого-то из осужденных тоже меняли, но это капля в море и, скорее всего, в таких случаях имелись некие адрессные договоренности по поводу конкретных разумных. Наша же команда… мы слишком долго пробыли на роли «пожарных». «Джаггернаут» был кораблем, который военначальники использовали в качестве последнего довода и такой своеобразной «затычки». Появление «Джаггернаута» в большинстве случаев склоняло чашу весов в сторону империи, ну, или давало возможность имперским силам отступить, если победа была невозможна. Причем не важно, космический бой или наземная операция. Мы были лучшими и за это нас ненавидели, что свои, что чужие.       Раз, два, три…       Кирка вонзается в породу и очередная груда камня, вперемешку с землёй, падает к моим ногам. Я уверен, что судили нас не столько за подавление восстания на той планете, имени которой я даже и не помню, а за все те поражения, которые мы нанесли реблам. Начиная с самого Эндора, в те времена, когда я сам все еще был старпомом на Джаггернауте, мы боролись за Империю. Мы боролись не столько за идею, сколько за мир в Галактике, понимая, что реблы не смогут создать ничего путного. Вот только немногие из наших командиров хотели того же, что и мы. Вот и пришлось после того инцидента с подавлением восстания, просто послать Деррикота и стать самостоятельным игроком. Не он первый, не он последний. Мы и раньше проворачивали такие финты, уж слишком важной боевой единицей был звездный разрушитель типа Имперский II «Джаггернаут» и его десантная партия.       Благо, это не продлилось долго. Адмирал Даала объединила все имперские силы и мы очень быстро вернулись в иерархию, надеясь, что с политическими реверансами покончено. А когда командование перешло к адмиралу Пеллеону, то нам и вовсе показалось, что все худшее уже позади. Эх, как же мы ошибались!       Раз, два, три…       Наверное именно за то, что мы покинули Деррикота, за нас и не вступились. Уж слишком много у этой сволочи было знакомых, особенно в Имперском правящем совете. И плевать, что правит он буквально ничем, формально — это высший исполнительный орган власти с кучей полномочий. Под их контролем, что тогда, что сейчас, находится вся бюрократическая машина империи и информация о таких вот слишком инициативных военнослужащих могла банально не дойти до гранд-адмирала Пеллеона. Вот и пришлось выжившим офицерам моего корабля долбить спайсовую породу.       И «повезло» же нам нарваться на «Проныр» с джедаем? Увы, но в этот раз тактика, что спасала нас, избегание прямого боя и неожиданные контратаки, дала сбой.       Кто-то скажет, что это трусость, но я отвечу, что именно благодаря этой «трусости» мы и дотянули до 18 ПБЯ. Командир обязан думать! Думать! А не просто саблей махать! Эти истину мне крепко вбили в уже несуществующей Каридской академии. Особенно когда на твоем попечении ни много ни мало пятьдесят тысяч разумных, начиная от высших офицеров, заканчивая обычными рядовыми звездолетчиками.       Но увы. Уже потом я узнал, что с корабля спаслось лишь несколько сотен разумных, которых взяли в плен, когда на корабль высадился десант Альянса. Остальные же, понимая, что реблы хотят не уничтожить, а захватить корабль, подорвали реакторные отсеки. Сорок тысяч моих бойцов пожертвовали собой, не желая попадать в плен. Я же, вместе с вахтой и немногими выжившими офицерами, вместе с рядовыми, был препровожден для суда.       И вот, уже восемь лет мы здесь. И никому до нас нет дела.       От мыслей меня отвлекает странный запах. Что-то похожее на тухлые… яйца? Физически ощущаю, как расширяются от ужаса глаза и, посмотрев в сторону, кричу… — ГАЗ!!! Все из туннеля! ГАЗ!!! — кричу и все кто был здесь, что мои люди, что другие заключенные, начинают бежать в сторону выхода, — уходите отсюда! Газ!!! - Кричу со всех сил предупреждая об опасности и убедившись, что в тоннеле не осталось моих людей, сам бегу на выход, но именно в этот момент сзади раздается взрыв! Только не это! Нутром ощущаю, как свод туннеля начинает разваливаться. Краем глаза замечаю, что впереди бегут мои люди, то и дело оборачиваясь. — Капитан! — слышу перекрываемый грохотом голос старпома Фелена и тут же чувствую острю боль в спине. Ноги подгибаются и я падаю вниз.       Последнее, что я помню, это как двое офицеров из моей команды подбегают ко мне.

***

      Старший коммандер Фелен, который занимал на «Джаггернауте» должность старшего помощника, сидел в проходе спайсовой шахты прикрыв глаза, и делал то, чего не делал очень давно: Молился Фортуне. Очень давно, еще в свою курсантскую пору, он стал закоренелым атеистом и не верил в россказни своих соотечественников-кореллианцев о Богине Удачи. Наоборот, он считал, что не удача, а четко выверенный план дает возможность добиваться каких-никаких результатов.       Но теперь, после многих лет скитаний и восьми лет заключения здесь, на Кесселе, атеист Фелен впервые стал молиться. Он молил Фортуну уберечь их капитана, который за эти годы стал тем, кто все еще, сам того не понимая, делал их единым организмом. Человек, авторитет которого удерживал их, последних выживших с «Джаггернаута» от впадания в дикость и абсолютной потери человеческого лица и благодаря которому они до сих пор были живы, сейчас находился между жизнью и смертью. — Коммандер, сэр, — из раздумий его вырвал старлей Карт. Он, безрукий и одноглазый, был самым младшим в их компании. Когда-то адъютант их капитана, позже Карт стал кем-то вроде корабельного талисмана. Да, он нес службу как все, но слишком много было тех, кто прекрасно помнил, как тогда еще 18-летний юнец из последнего, ускоренного, выпуска Кариды вступил к ним на корабль. Сейчас это уже был взрослый, повидавший многое мужчина, который, однако, по прежнему воспринимался многими как тот самый молодой энсин. — Что такое, Карт? — устало спросил старпом. — Там… кто-то прибыл. Говорят с Бастиона, — словно сам себе не веря, сказал Кант, а Фелен с усилим загнал в глубь себя проклюнувшуюся надежду. — Ба… Бастиона? — переспросил он и резко поднялся, — К… Карт… т-ты ничего не перепутал? — от волнения Фелен начал заикаться, но Кант лишь покачал головой. — Да, сэр. Они требуют старшего офицера в забое. Это — капитан. Но… он… — Карт замолчал, но Фелен лишь кивнул. — Понял. Я иду. Где они? — Фелен говорил рублеными фразами, а его горло душил спазм. Неужели? Неужели наконец-то о них вспомнили? — В будке инженеров, — хрипло сказал старлей и Фелен, хлопнув того по плечу, поплелся в сторону «будки». Впрочем, это не было именно будкой. Скорее, небольшим железным шестиугольником, в котором руководство их шахтерского сектора собиралось на летучки или на отдых. Ну и гостей, конечно, принимали именно там.       Старпом, подойдя к будке, удивленно вперился в тех, кто стоял на часах у входа. Штурмовики! Неужели… нет… это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Но вот, он проходит рядом с ними и входит в «будку».        Внутри нее, за небольшим столом сидели двое. Мужчина-человек, блондин с серыми глазами с капитанскими планками на груди и миловидная девушка с планкой коммандера. Хм… необычно, на его имперский вкус. — Старший коммандер Джош Фелен. Приветствую вас, — капитан встал со своего места, приветствуя старпома. Вместе с ним, с секундным опозданием поднялась и коммандер, которая с интересом и каким-то странным выражением, словно что-то вспоминая, рассматривала заросшего и худого как жердь старпома «Джаггернаута», — садитесь. Нам предстоит долгий разговор, — указал он на место перед собой и, дождавшись, пока Фелен сядет, сел сам, — я капитан Арден Киршнер. Это коммандер Тала Кунц, из военной прокуратуры, — представил он свою спутницу, — От имени главного командования Вооруженных сил Галактической Империи и лично Гранд-Адмирала Гилада Пеллеона сообщаю вам, что все судимости с команды звездного разрушителя «Джаггернаут» сняты. У Новой Республики более нет претензий ни к вам, ни к кому-либо другому из вашей команды. Отныне, вы вольны вновь вернуться на службу. Конечно, после соответстующего лечения и отдыха, — официально и сухо заявил ему капитан а Фелен застыл на месте. Да, это не шутка. За ними действительно пришли. Казалось бы, случилось то, о чем все они так долго мечтали, вот только… слишком многие из них не дожили до этого момента. И прямо сейчас, там, умирал их капитан. — Где вы были все это время? — тихо, с хриплым голосом спросил он, а в груди начал разгораться огонь ненависти. — Увы, но ваше освобождение было слишком сложным. «Джаггернаут» и его команда слишком долго портили нервы повстанцам. Все эти годы наша служба пыталась добиться освобождения. Как вашего, так и многих других команд, которые оказались в… схожей ситуации, — склонив голову поведал капитан, а Фелон, выдохнув сквоз зубы, сдерживая злость, спросил. — И что же поменялось? — Ситуация в галактике близка к критической, — абсолютно серьезно поведал ему капитан, — обьявился новый враг, с которым Республиканцаем без нашей помощи не совладать. Вот они и пошли на уступки. — Значит в мирное время о нас бы и не вспомнили, — кивает Фелон и качает головой. — Коммандер, — вдруг он слышет мелодичный и смутно знакомый женский голос, — о вас никто не забывал. Все эти восемь лет ваша жена, а потом и дочь обивали пороги высших чиновников Республики и Империи. Как и жены с детьми остальных выживших с «Джаггернаута». Гранд-адмирал Пеллеон узнал о вас лишь год назад. Я на коленях молила его о помощи вместе с Кларой, — сказала она, а Фелон, пораженно уставился на коммандера. — Тала… Тала Бенгар… дочка нашего капитана, — потрескавшиеся губы расползлись в неуверенной улыбке, а по щеке прошла одинокая слезинка, — моя Клара… она… — Жива и здорова, — улыбаясь ответила она, — вышла замуж. Ждет сына, — она улыбалась, но явно через силу, — дядя Джо. А… папа? Он не здесь? Его перевели? — спросила она и только Фелон хотел ей ответить, как вдруг в комнату, преодолевая сопротивление штурмовиков, ворвался старлей Кант. — Старпом! Старпом! — кричал он, отбиваясь одной рукой от пытающихся оттащить его штурмовиков. — Отставить! — вдруг они услышали командный окрик капитана Ардена, — он тоже с «Джаггернаута»? — Старший лейтенант Ив Кант, — представил его Фелен, — что случилось, старлей? — Фелон встал со своего места и вперился взглядом в глаза старлея, полных слез. — Сэр… капитан… капитан… он… — не способный выговорить страшные слова, сташий лейтенант банально разревелся, упав на старпома и сотрясаясь рыданиями. — Папа… — хрипло выговорила Тала, пока по ее щекам текли слезы, — не успела, — сказала она в никуда. А тем временем, старпом «Джаггернаута», посмотрев на капитана Ардена, сказал. — У меня есть одно требование. — Я слушаю, — кивнул капитан, краем глаза наблюдая за тем, как коммандер Кунц прикрыла глаза и сотрясалась беззвучным рыданием, точно так же, как и старший лейтенант Карт. — Мы похороним нашего капитана, как полагается… как полагается офицеру Империи. Вы не заставите нас оставить его здесь, в этой проклятой дыре, — с явной угрозой в голосе сказал старпом, но Арден и не думал возражать. — Думаю, это решаемо, — кивнул он и положил руку на плечо Талы, выражая ей поддержку.       Через полчаса, на глазах у всех заключенных, пятьдесят пять последних выживших с «Джаггернаута» начали покидать Кессельские подземелья. Уставшие, заросшие и изможденные люди шли один за другим, словно призраки, а впереди четверо из них несли на носилках человеческий труп, с отчетливыми следами от ударов камнями. Старпом Фелен, младший коммандер Боди, лейтенант десанта Мори, однорукий и одноглазый старлей Карт. Они несли их командира, краем глаза видя, как кессельские сидельцы один за другим снимают шляпы. Во всяком случае те, у кого они были. Многим из них капитан спас жизни. Но, главное, он спас их, последних бойцов с «Джаггернаута».       И вот теперь они несли его, первого, после богов, человека на их корабле, которого они по прежнему признавали своим лидером и коммандиром.       Они похоронят его. Похоронят на его родном Анаксисе. И плевать, что подумает повстанческая сволочь. Их капитан заслуживает славы!       Славы в веках!

***

      Шеренга военных. Почетный караул. Скорбящие родные. Вполне обычные похороны, сказал бы человек не сведующий.       Но здесь и сейчас они хоронили героя. В их глазах уж точно.       В шеренге — все еще худые как жерди, но уже приведшие себя в порядок звездолетчики с «Джагернаута». У гроба из настоящего дерева стояли девушка-коммандер с мужчиной-адмиралом и держащий ее за штанину мальчик трех лет. Сероглазый малыш, непоседливый и веселый, стоял почти что по стойке смирно, подражая взрослым и нутром понимая, что сейчас происходит что-то очень важное. — Капитан Бенгар… был моим другом. Мы вместе окончили Академию на Кариде. И вместе пошли служить на «Джаггернаут», — говорил Фелен, на тощей груди которого теперь красовалась капитанская планка, — все эти годы, он оставался нашим капитаном не на словах, а на деле. Он верил, что Империя придет, даже когда все перестали в это верить. Даже я. Его старпом, — он вздохнул и посмотрел на шеренгу, — ему и только ему мы обязаны тем, что живы сегодня. И сегодня, я хочу зачитать вам приказ нашего Гранд-адмирала, — он достал из внутреннего кармана белоснежной капитанской формы сложенный листок флимси, прочистил горло и прочитал, — во озноменование смелости и стойкости экипажа ИЗР «Джагернаут», Звездный разрушитель Имперский II «Триумфатор», который недавно вновь был обретен нашим славным флотом, будет переименован в «Джаггернаут-Бенгар». Да восславится этот корабль в веках и да не уронят его чести последующие поколения, — заявив это, уже капитан Фелен спустился с трибуны и дал сигнал к опусканию гроба вниз.       Как только гроб коснулся земли, один за другим все участники похорон подходили к уже опущенному гробу и бросали по горсте земли туда. Старая традиция Алсакана, пережившая века. Так было есть и будет. — Ну что? Снова в путь? — спросил бывший старпом, а теперь капитан Фелен Талу Кунц, в девичестве Бенгар. — Да. Осталось еще много верных имперцев, кто нуждается в нашей помощи, — кивнула она, — Лея Органа готова на многое, лишь бы Империя вступили в войну, — кивнула она, краем глаза наблюдая за мужем и сыном, что сидели на стульях и о чем-то говорили, — скажите, дядя Джо. Только честно. Вы верили, что Империя придет? — Думаешь, я наврал? — хмыкнул капитан Фелен, — нет, малышка, — обратрился он к ней как когда-то давно, — я — не верил. Никто не верил. А твой отец — верил. И этой веры было столько, что и на нас хватило. Ну… или во всяком случае он понимал, что без веры, разумный превращается в зверя. И даже если он не верил, все равно заставлял верить нас, этим спасая, — печально сказал Фелен и посмотрел на внука своего друга, — назвала в честь отца? — Да. Красивое имя, Клаус, — кивнула она, улыбнувшись сыну. — Папа, Тала! Вы идете? — вдруг он услышал голос дочери, что махала ему со стороны тропинки, что вела к их спидерам. Он не видел ее двенадцать лет и, признаться, с трудом свыкся с мыслью о том, что теперь у него будут внуки. — Идем! — крикнул он, — ну, пошли. Помянем, всех тех, кто не дожил, — сказал он и сделал первый шаг по тропинке.       Им предстоял еще долгий путь. Война с Юужань-вонгами. Кризис Черного Улья. Новая Гражданская война… Но до конца жизни бывший старпом «Джаггернаута» помнил слова своего капитана сказанные когда-то давно. Верь. И по вере твоей да воздастся тебе!