My dear demon

      Холодно.       Бетонная лестница виднеется где-то вдали, кажется, будто до неё не дойти. Хлопок — она резко оказывается под ногами. Голая кожа мёрзнет, ощущая шероховатую поверхность под собой. Ступни нехотя волочатся вперёд. Глаза напряжённо вглядываются в темноту перед ними, словно ослепли. В уши кричит кромешная тишина. Язык отсох, а тело не ощущает ничего, кроме прокравшейся до костей мерзлоты. Паника начинает расти, кажется, будто разум заперт где-то без шанса на побег. Хлопок, и тело вновь обретает свои органы чувств. Глаза замечают стоящий впереди алтарь. Страх. Сердце бьётся сильнее, когда слух внезапно улавливает отдалённые голоса и нарастающее монотонное пение. Тревога. Ноги пытаются идти назад, но оказываются в океане соли, рассыпанной на полу. Паника-паника-паника. Голоса, достигшие своей мощи, давят на уши религиозным звучанием. Во рту ощущается солоноватый привкус, стоило только вспомнить о впереди стоящем алтаре. Тело натыкается на стену позади себя, вызывая кучу мурашек, бегающих по спине. Место, откуда невозможно сбежать. Внезапно перед собой глаза видят силуэт человека. Он наклоняется и бесцеремонно хватает чужую дрожащую руку. В злорадном красном свете кожа кажется белоснежной. К ладони мгновенно подставляют нож и начинают давить. Бурые капельки стекают из-под лезвия вниз, обрамляя весь взор кровью. — Нет! — Хëнджин вскрикнул, резко открывая веки. Перед глазами тёмный потолок. Тело бьёт дрожь, а дыхание срывается каждый раз, стоит кислороду немного поступить в лёгкие. Он ощущает капельки пота на своей шее, прилипшую пижаму и жгучий шрам. Кашляет из-за сухости в горле и облизывает потрескавшиеся губы. Опять этот сон… — Джинни? — рядом раздаются шорохи, а затем из-под одеяла, сброшенного Хваном после пробуждения, вылезает голова Феликса, практически чёрная из-за отсутствия света. Тот только сильнее дрожать начинает, ощущая нарастающую паническую атаку. Снова темнота, снова холодно, снова пульсирующая ладонь. Ли быстро оценивает чужое состояние и аккуратно спрыгивает с постели, направляясь к светильнику. С щелчком комната погружается в приятное тёплое свечение, охватывающее лишь рабочий стол, но напоминающее, что это всё ещё квартира. Не страшная холодная заброшка, а его собственный дом. — Ликси…       Его человек резко оказывается рядом, обеспокоенно рассматривая взлохмаченные белые волосы, испуганные глаза и прикусанную губу. Хëнджин медленно приподнимается и пытается укрыться одеялом, оставаясь в полусидячем положении. Чужие руки помогают это сделать, а затем Ли садится рядом с ним. Аккуратно дотрагивается до ноющей руки, словно спрашивая разрешения. И как он может так хорошо чувствовать? Будто видит каждую точку, каждую часть, где больно. Хван первым скрещивает пальцы, чувствуя, что шрам начинает затыкаться, отмалкивать свою панику. Любовь аккуратно уводит другую руку за спину, медленно касаясь его плеча. Они сидят в таком положении секундами, минутами, часами… Большой палец мягко поглаживает костяшки пальцев, а тёмные глаза внимательно следят за восстанавливающимся дыханием. И глубокий голос шепчет, как мантру: — Ты здесь, в этой комнате. Всё хорошо. Я рядом с тобой, — Хёнджин в бессилии сталкивается лбом с чужим, прикрывая глаза. В царившей тишине они ощущали друг друга полностью. Переплетая пальцы, одновременно выпускали воздух из лёгких. Сердца начинали двигаться в унисон. Голова потихоньку опустошалась — мысли сбегали и не возвращались обратно. Приоткрыв веки, он увидел блистающие в тёплом свете карие глаза. И россыпь веснушек. Как же хорошо.       Феликс понял, что паника сошла на нет. Мягко улыбнулся и поднёс переплетённый кулак к губам, нежно целуя чужую ладонь. И вправду хорошо. Хван отстранился, только чтобы слегка отодвинуться, а затем снова прильнуть, положив голову на чужой живот. Услышал тихий смешок, а затем почувствовал, как пальцы любви аккуратно проходятся по волосам. Выдохнув, он прикрывает глаза и расслабляется. И забывается страшный сон, и теряются мысли о будущем, и убегает всё. Лишь остаётся чужая рука и то опускающийся, то поднимающийся живот, который заставляет проделывать и его голову то же самое. — Ликси, я не хочу, чтобы ты переезжал, — голос, кажется, и не его вовсе — с таким блаженством и протянутыми гласными говорит Хван. — Душа моя, ты же знаешь, что я не могу так, — живот немного вибрирует, голова Хёнджина чувствует это прекрасно. — Не хочу жить здесь с осознанием того, что за это платят твои… Прости.       Блондин открыл глаза, но резко зажмурился от света лампы. Придётся вставать. Расставив руки по бокам, он приподнялся, уселся на колени и кинул внимательный взгляд на его человека, хмуря брови. — Давай купим новую квартиру. Выиграем приз в нескольких конкурсах, будем продвигаться и… — Нет-нет, Джинни, — Феликс опустил взор на бережно взявшую его ладонь руку. И досадно выдохнул. — Я не хочу, чтобы ты перенагружался из-за этого. И к тому же, нам ещё нет восемнадцати… А ты знаешь, как сложно будет получить здесь разрешение… — Давай подождём! Пока мы заработаем деньги, я уже буду совершеннолетним… Господи, да я готов сделать всё! — надежда в глазах Хёнджина разгоралась всё больше, удушая сомнение Ли угарным газом. — Хочешь, я могу помочь с документами об опеке? Пройдёт всего лишь месяц, и они уже не будут нужны. Я… — Джинни, — загорелая рука болезненно сжала чужую, отрезвляя. Хван замолчал, глубоко дыша после непрекращающейся речи. — Я этого не-хо-чу. Пойми меня пожалуйста, — в груди Феликса всё тревожно сжалось. Сколько бы он не знал Хвана, отказываться всегда было трудно. Или страшно. — Почему?.. — Давай… Давай просто забудем об этом, ладно? — больно. — Я найду себе студию, перееду и… — сомнения парализовали тела обоих. — Так будет лучше.       Так будет лучше. Хёнджин уверен, что такого точно не будет. Когда близкий человек, его человек, начинает бояться, под сомнения падает абсолютно всё. И боль, словно язва, на которую постепенно давишь каждым сказанным словом, только разрастается. Хочется отпустить эту руку, отвернуться и бежать. Бежать, пока лёгкие не сгорят, сердце не вырвется, ноги не попрощаются с жизнью. Но он сидит здесь, скрепляя свои и чужие пальцы в замок, с преданностью смотря в эти глаза и доверяя. Доверяя его словам и поступкам. Доверяя ему.

***

— Наконец-то явился.       Тишину огромного зала разрушил скрип деревянных дверей. Они с грохотом закрылись после того, как впустили сюда человека. А точно ли? Синее пламя в центре комнаты осветило красные рога, выбивающихся сквозь тёмные кудри, и наглую ухмылку на лице. Демон, вперившись чёрными угольками куда-то за два канделябра с горящими свечами, прошёл вперёд. Мерное постукивание туфлей отдавалось эхом в пустующие стены. — Не думал, что должен бежать на каждый твой вздох. — По-моему, ты начинаешь забываться, Со Чанбин.       Едкое пламя вспыхнуло на мгновение, озаряя сидящего в кресле существа, скрещивающего худые нижние конечности под собою. На него пялилось лицо с нездорово голубоватой кожей и глубокими золотыми глазами. Во лбу росли потемневшие рога, одно из которых было сломано, а второе будто пронизывало воздух острым концом. Лишь длинными чёрными волосами, свисающими с плеч, и словно согревающими его крыльями демон прикрывал своё нагое тело, схожее с костями да кожей. Взгляд был властвующим, и неважно, смотрят на него сверху вниз или лежат у самых ног — он всегда будет главнее. Поэтому сейчас подошедший явно ощутил этот намёк и опустился на колени. — Чего вы желаете, господин Ли? — старший демон хмыкнул и отвёл взгляд в сторону, блуждая им по комнате. Его зал был пуст, повсюду пыль и множество разбитых окон, а единственный источник света — эти чёртовы свечи, на которые он вынужденно тратил свою же силу. Взгляд младшего последовал за его, ухватывая канделябры. Мгновение, и демон ощутил облегчение. — Так-то лучше. — И всё? — теперь он тратил свою силу на освещение комнаты. Со хотелось добавить пару «ласковых» слов мысленно, но он не удержался от одного единственного. — Серьёзно? — Точно начинаешь забываться, раз не помнишь, из-за кого я вынужден торчать здесь, — демон вернул свои жёлтые глаза на основной «предмет» лицезрения и растянул сухую кожу вместо свойственных большинству губ в кривую ухмылку, — и звать кое-кого по любому принципу. — Насколько я помню, ты сам на это согласился. Так что не ебите мне мозги ни по пустякам, ни по принципу, господин Ли.       В человеческое тело что-то бы и полетело сейчас, да нечему. Чужой острый язык всегда раздражал старшего, но сегодня — особенно. Мало того, что тот запоздал, так ещё и язвит об его частично потерянной силе чаще обычного. Ли закряхтел, пытаясь передвинуть свои костлявые согнутые ноги ближе, и с завистью посмотрел на чужую крепость из мышц и жира. — Когда успел-то новым телом обзавестись? Я уже скучаю по Майку, — оба усмехнулись, вспоминая прошлое тело младшего демона, полное цветных тату и дредов. — Недавно пришлось заглянуть туда, — он указал большим пальцем за свою спину, имея в виду другой мир. — Заметил очень симпатичненького прямо у… спортзала, да, — Со почесал затылок, касаясь кучерявых волос. Какие же странные названия у людей, хрен запомнишь ещё. — Его зовут… — вмиг в человеческих руках оказался свёрток, обрамлённый по краям красными нитями. С знакомым и уже привычным обоим демонам шелестом младший раскрыл старинную бумагу, вчитываясь, — Гу Вонхо, продюсер и лидер в танцевальной команде. — Хороший улов. — Да-а, надеюсь, продержит хотя бы лет восемьдесят, — Со положил свёрток на колени, где тот тут же растворился, и оглядел голубую фигуру. — Жаль, что ты не можешь использовать человечину, была бы из нас славная парочка, — «Вонхо» подмигнул начавшему кипеть демону. — Я сейчас твоего чудо-человека сожгу к чертям. — Хо-хо, и к каким же? К тем, что по соседству? Но они так безалаберно будут с телом обходиться, что даже жалко становится, — Чанбин надул губы и скрестил мускулистые руки, прямо как маленький ребёнок, всё ещё сидя на коленях. Старшему демону хочется послать его куда подальше и… Он услышал тихий шёпот из ниоткуда, зовущий его по полному имени. — Блять… — Что, чёртику работать пора? — человеческая ухмылка, которую хотелось бы стереть с лица хотя бы этого мира. — Да пошёл ты, — костлявое тело окружил красный свет, но демон неотрывно блюдил за чужими глазами. — Лучше бы сгорел тогда в преисподней.       Переход в людской мир сопровождался тихим хохотом младшего. Когда красное свечение полностью укрыло старшего демона, человеческий голос словно проник в стены замка, шепча его имя. Разбитые окна задребезжали, позволяя возникшему ветру проходить сквозь них. Комья пыли поднялись в воздух, создавая небольшой вихрь, а свечи погасли, оставив после себя синюю дымку. У младшего демона кудри развивались, пока он неотрывно смотрел за красным огоньком, повторяющим точно такой же танец ветра вокруг старшего.       В одно мгновенье всё прекратилось. Сумасшедшее завывание замолкло, а тело чёрта пропало вместе с красным свечением. Ветер затих, и клочья пыли аккуратно опускались на землю. Синяя дымка пропала, теперь полностью обезоружив демона перед тьмой. Со остался один. Он встал с коленей, томно вздыхая и разминая человеческие затёкшие конечности. То, насколько старший был зациклен на прошлом, иногда смешило, но раздражало больше всего. Да, возможно, они оба и недолюбливают друг друга, но от родной крови точно не избавишься. Демон оглядел зал, и вмиг вся грязь исчезла, а осколки стёкол оказались на своём месте в окнах, затягивая трещины, словно регенерируя. Теперь комната казалась намного чище. Младший направился к огромным дверям, напоследок оглянувшись и цокнув. — Ли Минхо, Ли Минхо, что же ты творишь?..

***

— Фел, лови!       Из воды внезапно выпрыгнул надувной мяч, ударяя Ли по лицу. Тот с наигранной злобой и высокой тональностью набросился на Сынмина, брызгая его водой и крича. Дело было жарким летним днём в тёплой речке. Парни в одних плавках пытались играть в волейбол, но вскоре он перерос в простую драку «кто больше намочит другого», а Ким оказался слишком хитрым. — Эй, Сынмин, Феликс, прекращайте! — Чонин хозяйничал на берегу, раскладывая на покрывале пластиковые тарелки с фруктами. Ребята не обратили на него внимания, поэтому Ян вздохнул и сел на постеленное, протирая вспотевший лоб и жмурясь от яркого солнца. Неожиданно лучи исчезли, и он открыл глаза, видя перед собой незнакомого человека. — О… — Приветики, — блондин перед ним улыбнулся и от дружелюбия, и понимая, что загораживает парня от нещадящего солнца. — Ты ведь Чонин, да? — Да-да… — Ян встал и немного обернулся к купающимся друзьям, чувствуя небольшую неловкость. — А ты — Хёнджин? — после кивка Хвана они сомкнули ладони в рукопожатии. Друг Феликса казался милым. — Джинни! — Ли заметил знакомую макушку и направился к берегу, ярко улыбаясь и напоследок ополоснув лицо Кима ещё раз. Тот тоже не заставил себя долго ждать, ухмыляясь и идя следом, пытаясь не наткнуться на корни деревьев и прочие острые вещи в реке.       Выйдя из воды на сухую траву, парни поздоровались с Хваном, и Феликс представил его Сынмину. Ким поздоровался с вежливой улыбкой, но кто знал, что она была вызвана совсем из-за другого. То, как эти оба взаимодействовали друг с другом, порождало много интересных мыслей в его голове. Сынмин был достаточно внимательным, чтобы заметить чужое изменившееся настроение при виде Хёнджина, брошенные многозначительные взгляды и их частые соприкосновения.       Парни были предупреждены о приходе нового гостя на пикник, поэтому в корзине виднелись по четыре вида посуды для каждого, а на покрывале было много разных примесей фруктовых ассорти, газировок и сладких десертов. К всеобщему удивлению Хёнджин принёс не что-то из оглашённого «меню», а тонко нарезанные сэндвичи с мясом и овощами, и вскоре это блюдо тоже грелось в лучах солнца на покрывале. — Вы, наверно, голодны уже, — Чонин улыбнулся, ненароком показывая ямочки на щеках. — Давайте есть! — А сам-то точно самый голодный, — Ким усмехнулся, но всё же уселся на край покрывала, широко расставив мокрые ноги на траве. Он не успел воспользоваться полотенцем, поэтому вдобавок ощущал, как капельки воды падали с его чëрно-синих волос и стекали вниз по спине, щекотя. — Да конечно, — Ян цокнул, затем приглашающе повёл руками для Хвана, который, видимо, ждал Феликса. Сынмин с гениальной идеей в голове посмотрел на друга, стоящего чуть поодаль и вытирающего речную воду полотенцем. — Фел, давай быстрее! Смотри, как твой парень уже заждался, — Ким с дьявольской улыбкой наблюдал за тем, как все взгляды обратились на него, а потом глаза Феликса, испуганные и удивлённые, встретились с чужими, голубыми. — Откуда ты… — Ах, так это правда, что ли? — он, уже не сдерживаясь, засмеялся, видя, как массивного вида с татуировкой на руке Ли испуганно сжал полотенце у себя в руках. Хвана начинало всё раздражать. — Послушай… — Успокойся, Хёнджин, никому я вреда не причиню, никого не убью, — светлая бровь вопросительно поднялась. Оставив его без ответа, тёмно-карие глаза переместили свой взор на чужого партнёра. — Прости, Фел, что так напугал тебя, но я вас ни бить, ни расстреливать не собираюсь… — Господи, замолчи, — Чонин, кривясь, ударил его по голой ноге, а затем протёр мокрую ладонь о шорты и посмотрел на друзей. — Простите его за такой «вежливый» язык, — неловко улыбнулся и кинул «всезнающий» взгляд. — Мин хотел сказать, что принимает вас, какими бы вы не были, и я полностью с ним согласен! Поэтому, — Феликс расслабил руки и выдохнул, — если вы и встречаетесь, то мы только поддержим вас. — Не, ну насчёт какими бы они не… — в этот раз шлепок по ноге был сильнее, и Ким замолчал, ухмыляясь. — Чонин, спасибо, — Ли подошёл к ним ближе, с невысушенных волос на загорелое тело капала слегка окрасившаяся в голубой вода, оставляя после себя блестящие на солнце сине-бежевые дорожки. Он дотронулся до руки своей любви, подбадривая. Сынмин вновь заметил их действие, но в этот раз внутри всё похолодело. Глаза зацепились за шрам на чужой ладони. — Всё вышло так резко, но я рад, что вы принимаете нас, — Ким попытался успокоить учащëнное сердцебиение, глубоко вдохнув и оторвав взгляд от руки блондина. Неужели он тоже связан с этим? — Да-а, слишком неожиданно, — проговорив это с сарказмом, Хван всё ещё настороженно посматривал в сторону Сынмина, не собираясь расслабляться так быстро. Того это только позабавило. Мысли насчёт увиденного он пытался отложить на потом, отвлекаясь на окружающих его друзей. — Да брось, Хёнджин, всё же хорошо, — Ким похлопал по покрывалу рядом с собой, и оглашённая пара наконец-то уселась.       На самом деле идея познакомить их друг с другом была очень спонтанной. Феликс просто случайно назначил встречи с парнями в одно и то же время. Он смог выпутаться, перенести свидание на другую дату, но образ того, как Хёнджин знакомится с этими двумя, не выходил из головы. И поэтому получилось так, что зачинщиком этого пикника тоже стал Ли. Отправил приглашение всем, договариваясь, кто что принесёт, и сообщая о новом знакомстве незадолго до самого дня встречи. И сейчас, переводя дух после спонтанного каминг-аута, Феликс пробовал дольки нарезанного киви и какого-то местного деликатеса. Немного неловкая атмосфера чувствовалась им очень хорошо, но почему-то сейчас Ли не впутывался. То ли из-за того, что не хочет уделять слишком большое внимание их отношениям, то ли потому, что ещё не до конца понимает характер Сынмина. — А кстати, — да пусть боги благодарят святого Чонина, который решил взять на себя ответственность по устранению этой неловкой паузы. Сынмин хмыкнул, — Феликс, а почему ты решил сделать тату? И почему… именно такой рисунок?       Ян понимал, что тема возможно будет щекотливой, но любопытство взяло верх, когда взгляды снова и снова смыкались на чёрной дымке на его плече. Хван, поедающий им же приготовленный сэндвич, внимательно посмотрел на своего парня. Он знал эту историю и понимал, что тема и вправду не очень хороша для общей огласки, но всё зависит от решения самого Ли. — Хм-м… — Феликс и сам посмотрел на тату, будто видя его впервые. Жуёт десерт и раздумывает над правильными словами, словно их тоже пробует на вкус. Да он как бы не прочь рассказать им обо всём в малейших подробностях, но и сам понимает, насколько это может быть опасно. И всё же… Либо он поплатится за свою откровенность, либо получит огромную благодарность за доверие. — С чего же начать?

***

— Рэйчел, Рэйчел, давай пойдём вместе!       Ёнбок улыбается и кладёт свою маленькую ручку в чужую ладонь. Смотрит наверх на счастливое лицо своей сестры. Прикрытые глаза из-за нежной улыбки и россыпь веснушек на носу и щеках. Как же он любил пересчитывать их, не доходя и до двадцати. Стены вокруг окрашены в бледно-жёлтый, а у кроваток всегда было только синее постельное бельё. Детишки визжат, играя между собой и обегая старшую и младшего Ли. Рэйчел всегда была с ним, пока старшие сидели в своих комнатах. Она говорила, что, как только повзрослеет, её переведут в другой корпус. А Ёнбок ей не верил, ведь своими глазами видел вместо готового здания только кучу мусора и разбитых кирпичей. И всё продолжал ходить с ней под руку, пока сам не вырос на несколько лет. — Рэйчел, останься, пожалуйста.       Нежная улыбка на этот раз врёт, а рука разрывает крепкую хватку. В глазах сожаление, но она ничего не может поделать. И теперь живёт за пятью стенами и метром воздуха в новом корпусе. Ли редко встречаются, но сестра всегда повторяет одно и то же: «Потерпи один год». И Ёнбок ей верит. Помогает наставникам воспитывать младших, готовит и убирает, но внутри становится пусто. Сестра теперь не всегда рядом, а детей одного с ним возраста нет.       Проходит полгода, и к Ёнбоку приходит мальчик. Руки все в ожогах и слёзы на лице. А за пазухой плюшевый бежевый мишка. И Ли узнаёт, что ребёнка перевели сюда из первого корпуса. Теперь Ёнбок видит мишку каждый день, лицо мальчика больше не плачет, а Ли чаще улыбается. Они разговаривают обо всём на свете днями и ночами напролёт. Странно, но мальчик никогда не выдавал причину своих ожогов и рыданий в тот день. — Рэйчел, прошу…       А её больше нет. Сестра ушла отсюда сразу после своего дня рождения. Ёнбок жалел, что она не осталась подольше, что не смогла защитить его. Он лежал на полу, сглатывая подступающие слёзы. «Кажется, твоя сестричка бросила тебя!». Но это ведь неправда? Рэйчел?..       Через неделю наставники присоединили к ним первый корпус. У мальчика больше не было поводов улыбаться, он лишь прятался за спиной Ëнбока. Как потом сказал его новый друг шёпотом, старшие дети любили с ним «поиграть». Они курили сигареты и оставляли те ожоги на его руках. У Ёнбока это просто в голове не укладывалось. Откуда дети могли взять сигареты? И как взрослые ничего не замечали?       Ёнбок не мог молчать. Он взял мальчика под руку и пошёл к наставнику. Оказывается, в их маленькой жизни не всё так просто. Взрослому было всё равно. Ёнбок стоял, опустив голову вниз, и горько плакал. Это был первый раз, когда наставник ругал его. А затем об этом узнали и старшие дети. С того момента последующие два года Ёнбока, уже Феликса, превратились в настоящий ад.       Парням было по шестнадцать, а может и семнадцать лет. И все ждали своего совершеннолетия, дабы сбежать из этого приюта. Сигареты брали у наставника или крали, когда получалось устроить побег. Но идти им было некуда, поэтому сироты возвращались в их «дом» с полными карманами обворованных вещей. Взрослые решили попросту закрывать глаза каждый раз. Дети много курили. Сбегали на чердаки или крыши, доставали сигареты и зажигали спички. Ёнбоку пришлось учиться делать то же самое.       Почему? Всё просто — он оказался стукачом. А таких ой как недолюбливают.       Сначала он боялся зажечь спичку. Подростки научили его делать это путём сломанных ногтей и подожжённых волос. Феликс пытался курить, затягиваясь до боли и давясь дымом. Дети помогли ему в этом при помощи ожогов на руках, которые они оставляли на его теле, туша сигареты.       Больше Феликс никогда не видел ни плюшевого мишку, ни тех синих и бледно-жëлтых цветов в его комнате. Лишь белые давящие стены, красные пятна на коже и грязный пол. Противное жжение чувствовалось практически всегда, только сон был местом его покоя. Сначала он ощущал нарастающую тревогу всякий раз, когда наступало утро. А теперь лишь пустота. Ежедневные выходы на крышу, но он больше не сопротивлялся. Медленно курил сигареты, как его учили. Но подростки не переставали делать ему больно. — Рэйчел…       Дети ушли, повзрослев. А шестнадцатилетний Феликс всё так же курил. Так же выходил на крышу, так же просыпался и засыпал с полной пустотой в душе. И однажды пришли взрослые. Не слепые наставники, не жадное руководство, а взрослые. Нет-нет, Феликса они не забрали. Решили приютить того самого мальчика. А он взял и пришёл в его последний день в тёмную пустую комнату, где сидел его старый друг. Встретился с Феликсом взглядами и протянул плюшевого мишку. Ли забрал его, а мальчик, не выдержав, крепко-крепко обнял Феликса, скрещивая руки на шее. Отстранился и вытер плывущие вниз слёзы. Ли хотел было взять его дрожащие кулочки в свои ладони, но мальчик быстро попрощался, улыбнулся и навсегда исчез за обрётшей цвета дверью. А Феликс очнулся от долгого пустого сна. Он улыбался и плакал, плакал и улыбался, сжимая игрушку в крепких объятиях. И болели шрамы, и горели лёгкие, но Ли наконец-то был счастлив. — Хей, Рэйчел!       В конечном счёте встретившись, семья Ли была снова в сборе. От Феликса больше не пахло табаком, а язвы и ожоги давно прошли. Сестра вышла на связь с всё такой же нежной улыбкой. Веснушек стало больше, а может, Ли просто научился считать. — Скажи, Феликс, какое у тебя желание? — она постоянно повторяла, что должна ему. — Помоги мне кое в чём.       И Рэйчел помогла. Сигаретный дым красовался на плече, обмотанный плёнкой. Символ борьбы, его сил и победы над зависимостью — вот, чем дорожил Феликс больше всего. Ну, и Рэйчел конечно тоже.

***

— Пиздец, — в этот раз Сынмина никто уже не останавливал. Историю и вправду лучше всего было описать одним чётким словом. Чонин поджал губы и сочувственно похлопал Феликса по плечу. Тот улыбнулся. — Самое главное, что сестра всё-таки смогла разобраться с документами, и теперь она — мой опекун, — все закивали головами, с облегчением думая о случившемся счастливом финале. После такого рассказа пропал аппетит, поэтому парни с пустотой в глазах смотрели на лежащую в тарелках еду, не двигаясь. Ли заметил это с удивлением. — Вы чего? Уже не голодны? — Да после такого и есть как-то не хочется… — к Чонину в тарелку упал шоколадный кекс, заботливо поданный Хваном. — Сладкое повышает настроение, — Ян просиял и поблагодарил, начиная выискивать вилку в корзине. Ким усмехнулся, но не остался незамеченным. — Я что-то не то сказал? — холодность голубых глаз была полной противоположностью вежливого выражения лица. Хёнджин ухмыльнулся. — Или ревнуешь? — Сынмин с оставшейся наглостью и небольшим недоумением поднял проколотую бровь. Чужой взгляд мгновенно оказался на ней, а язык облизнул пухлые губы. — Красивый пирсинг. — Хёнджин, мы, если что, дру… — Чонин, он прекрасно всё понял, — Ким разговаривал с младшим, но взгляда от голубых глаз не отводил. — Просто решил пофлиртовать со мной в присутствии своего парня, — между ними словно пробежала искра. С лица Феликса не сползала улыбка, но то, как он с тревогой смотрел на партнёра, выдавало его с потрохами. — Это очень низко, Джи… — Хватит уже.       Три головы повернулись в сторону Чонина, который испепелял злым взглядом своего друга. Ян держал вилку в руке, в его тарелке всё ещё нетронутый кекс, а вторую ладонь сжимал до белевших костяшек. Ким уверен, что если бы не обстановка вокруг, то тот бы ударил его, не раздумывая. Чонин редко раздражается из-за его поведения, а уж особенно злится. Но сегодня… Видимо, он всё-таки переборщил. — Айщ, ведёте себя как придурки. О Феликсе подумайте хотя бы, — оба посмотрели на Ли. Тот опустил взгляд в пол. Теперь не было и намёка на улыбку, лишь огорчённое выражение лица. — Прости, Ликси, — Хёнджин пытался уйти от непонятных эмоций, захлестнувших его во время их перепалки. Но что-то его разум всё же возбуждало. — Мы просто шутили, понимаешь? — Ян поднял брови в неверии. Шутили? Да эту перепалку можно было назвать издевательством над Феликсом, не меньше.       Ли поджал губы, но всё-таки посмотрел на свою любовь. Как же ему противно от этого всего. Мысли роятся в голове как перевозбуждённый улей. Что он на самом деле делал сейчас? Зачем он так говорил? Он забыл про него? Чувства в груди болезненно отзывались на каждый вопрос. Чужие глаза заставляли доверять, но Феликс будто бы терял почву под ногами. Он никогда не любил и не хотел как-либо выяснять отношения в присутствии кого-либо ещё. Но что он мог делать сейчас? Сказать, что верит ему? Начать истерить при всех? Сбежать?       Хёнджин прикусил губу. Он видел сомнение в карих радужках, чувствовал, как его человек вновь боится. Снова мечется по разные стороны и мучает самого себя. Да, Хван доверяет этому человеку. Да, он будет готов к любому его решению. Но почему сейчас хочется просто… сбежать? — Джинни… — Ли заставил себя натянуть улыбку. — Получилось очень смешно, — и усмехнулся для правдивости.       «Больно. Больно-больно-больно». — Давайте уже поедим, — подаёт фрукты своему партнёру, а на душе вязко. — Сынмин, что ты будешь? — Я сам возьму, спасибо, — на самом-то деле Киму и кусок в горло не полезет. Но ради сохранения хоть какой-либо мирной атмосферы…       В итоге каждый сидел с фруктами в тарелках. Чонину же к кексу подложили добавки, из-за чего тот немного позлился, но всё-таки ел за обе щеки. Его пыл сошёл на нет, поэтому Сынмин подвинулся ближе, скрещивая уже высохшие ноги. Солнце зашло за облака, то и дело выныривая и нагревая макушки парней. Хёнджин пытался ни на кого не смотреть, пожёвывая манго вместе с кожурой. — И что получается… — стоит ли вновь посвящать Яна в святые? — Сестра тоже с тобой сюда переехала? — Нет, она осталась там, — Феликс в этот раз улыбнулся по-настоящему, хоть и выглядел немного отрешённо. — Твоё детство было и вправду непростым, — Чонин вздохнул, чувствуя, что на него смотрит не только Ли. — Я рад, что ты всё-таки здесь с нами. — Спасибо… — младший и вправду хорошо умел поддерживать остальных. Феликс отвёл взгляд в сторону, пытаясь сморгнуть ненужные сейчас слёзы. — Может… — Ян и Хёнджин как-то двояко посмотрели на Сынмина, скорее всего ожидая, что тот снова что-нибудь выкинет. Ким переводил взгляд с одного на другого, кривясь, словно те сказали самую тупую вещь на этом белом свете. — Покупаемся?

***

— Хо! — на него налетел Сэтору, обнимая и похлопывая по спине. Ли скривился, но не отстранялся, словно разом замёрзнув, держа руки в карманах штанов. Сняв солнцезащитные очки, лучший друг Минхо обернулся и помахал кому-то рукой, зовя сюда. — Ваши уже внутри? — Ага, — видимо, Ли не был в духе, потому что именно его заставили торчать у входа в кафе и ждать запоздавшую команду. Сэтору ещё раз похлопал ладонью по чужой футболке и поскакал навстречу танцорам, чувствуя, что с каждой проходящей минутой энергичность Минхо падает всё ниже и ниже. Затем прибежал обратно, снова сгребая друга в односторонние объятия, улыбаясь во все зубы. И почему он сегодня такой активный? У Ли скоро разболится голова. — Минхо, привет! — танцевальная команда наконец подошла ближе. Минджи протянула ему кулачок, и Ли наконец-то отмëрз, стукнув сжатую ладонь в ответ. Безэмоционально кивнув остальным, он выбрался из чужих объятий и первым зашёл внутрь.       Это заведение сложно было назвать простым кафе, ведь каждый приём рассчитан на большую компанию гостей, из-за чего столы были огорожены друг от друга занавесками, переставными заборчиками или отдельными комнатами с очень тонкими стенами. Проделав путь через небольшой коридор, Минхо вывел всех в общий зал и петлял через огороженные места сборищ, пока не остановился у самого отдалённого. Отодвинув свисающий с переносной штанги красный занавес, он без церемоний прошёл через пустые стулья и сел рядом с Хёнджином, уже успевшим заказать себе молочный коктейль. Импровизированная комната начала заполняться людьми. Чан, сидевший во главе стола, сразу поднялся и приветствовал каждого, то пожимая руки, то тепло улыбаясь.       Чувствовал себя Бан намного лучше. Всё-таки недаром Джисон так сильно заботился о нём. А теперь пора было проявить поддержку и другим своим близким. После того рокового вечера, когда ребята искали пропавшего Вонхо, команда «Daydream» сообщила о небольшом перерыве в их деятельности. Из-за своего собственного состояния у Чана так ни разу и не получилось проведать их, поэтому идея сегодняшнего общего сбора принадлежала именно ему.       Подождав, пока все найдут себе местечко, он оглядел ребят. Рядом с Минхо расположился Сэтору донельзя в хорошем настроении, а затем и Минджи, которая тоже оказалась во главе стола, но по другую сторону. В этих двоих старший точно не сомневался, ведь они первые отошли от ужасных событий. Мысленно полагаясь на то, что пара танцоров подзарядит энергией остальных, Чан переместил взор на своего младшенького. Он ожидал, что Хану будет некомфортно в таком большом количестве людей, но удивился, увидев, как тот улыбается в окружении Яна и Минджи, и немного расслабился, продолжив рассматривать остальных. Хван сразу занял Сьюзи, сидевшую рядом с ним, разговорами ни о чём. Бан вздохнул, понимая, как девушке сейчас должно быть больно, ведь для неё пропал не только лидер их команды, но и возлюбленный. Сегодня кто-то уж точно постарается ей помочь. Рядом с Чаном остались два пустых стула, и он с недоумением на лице обратился к Ватанабэ, главному танцору другой группы: — Хей, а где носит Сангука с Роббом? — парень, отвлёкшись от разговора с Люси, близняшкой Сьюзи, улыбнулся. — То же самое хочу спросить про вашего новенького, — Бан усмехнулся и уже было открыл рот, но вместо него решил ответить Хёнджин. — Феликс не сможет сегодня прийти. Занятия, — вытянув губы в одну линию, он словно извинялся за Ли. Собеседники закивали с пониманием. Они узнали о новом члене в команде совсем недавно. Всем и вправду было интересно услышать историю его карьеры, но увидеть вживую и в движении — намного лучше. Поэтому никто не настаивал ни на фотографиях, ни на видео. — А у наших всё стабильно, — имея в виду непришедших сокомандников, Ватанабэ резко посмотрел на другой конец стола, где раздался громкий хохот. Чан тоже повернул голову в ту сторону и усмехнулся. Громкий смех принадлежал Сэтору, который точно бы уже валялся на полу, если бы не рука Минхо, придерживающая его за плечи. — Эй, а ну потише! — Ли бросил взгляд в их сторону и заметил улыбнувшегося ему Чана. Закатил глаза и отвернулся, отпуская своего лучшего друга и позволяя ему упасть на пол. К счастью, Минджи перехватила Сэтору и врезала ему подзатыльник, разом утихомирив, а на Минхо бросила злой взгляд. Чану хотелось хохотать до упаду. — Придурки…       В сравнении с той стороной, первая половина стола казалась намного тише. Главная танцовщица — Сохи и Хёнджин, окружавшие Сьюзи, шептались о чём-то без умолку, изредка общаясь с остальными. Все потихоньку планировали заказы, вглядываясь в приклеенное к столешнице меню. Кому-то уже принесли напитки, а кто-то сидел без дела. Например, Ян с Ханом. После того злосчастного вечера, который в небольшой части провели вдвоём, парни обменялись номерами и иногда переписывались, что и сподвигло Яна помочь им тогда с пиротехникой. Схожие интересы нашлись в аниме, вкусовых предпочтениях и даже в жанрах музыки. Джисон присылал новому другу собственные песни, а те Яну нравились. Так и общались, мало уделяя времени проблемам и серьёзным вопросам и больше наслаждаясь разговорами ни о чём. Но сейчас вместо того, чтобы обсуждать хотя бы общие вкусы в еде, они сидели с ладонями на коленках и смеялись с шуток сокомандников, словно случайно забредшие с полными карманами неловкости. — В общем, — Ватанабэ, убедившись, что Сэтору утих, вернул на лицо вежливую улыбку, — Роб на свидании сегодня, о чём он конечно просил никому не говорить, — подмигнул хихикающей Люси, — а Сангук подменяет нашего лидера, — Чан уже успел вынести за занавес пустые стулья и усесться на свой. Последние слова заставили нахмурить брови. — Эй, — Сохи, подперев голову рукой, надменно посмотрела на танцора. — Не вздумай делать вид, что он ещё с нами, — Ватанабэ усмехнулся. Видимо, между ними произошёл небольшой конфликт. — Конечно не с нами, подумаешь, свалил в другую страну. У него итак здесь проблем по горло было, — он неопределённо махнул рукой. — Может, захотел просто сбежать. — Тупица, — Сохи закатила глаза. Девушка быстро посмотрела на Хёнджина, который ловко уловил суть разговора и поднял Сьюзи, чтобы выйти с ней на улицу подальше от тем, всё ещё травмирующих её. Убедившись, что красная шторка за ними плотно закрылась, Сохи вновь бросила взгляд на сокомандника. — Ты же ушёл, когда мы искали его, так зачем сейчас эти байки травишь? — она посмотрела на Чана. Тот до скрежета в зубах напряг челюсть. Было неприятно, очень неприятно слышать такое о своём лучшем друге. — Вот Бан собственными глазами всё видел, — танцовщица облокотилась на спинку стула, убирая руки за голову, — и может доказать тебе лично, что Вонхо точно не свалил.       Кроме учителей и организаторов мероприятий, Сохи была единственным человеком, что называла Чана по фамилии. Того это, конечно, удивляло сначала, но вскоре он смог привыкнуть, не шугаясь каждый раз. И сейчас, дырявя Ватанабэ затуманенным взглядом, Бан не обратил никакого внимания на её слова. — В смысле доказать? Он, что, труп его лично видел? — Чан сморгнул. — Какой ещё труп? — Сохи усмехнулась, как-то заговорчески улыбаясь. — Бан, думал, я не увижу, что вы кое-что спрятали тогда? М? — лидер сглотнул, паникуя и почему-то ища поддержку в профиле Минхо, который не был в курсе даже темы их разговора, хотя из-за ушедших танцоров мог спокойно услышать ключевые слова. — Да брось, если вы решили спрятать нож и начать самим всё расследовать, то я только за буду, — Чан недоумённо посмотрел на Сохи. — Нож? — Нож? — Ватанабэ словно стал копией Бана. — Придурки, — она фыркнула. — Даже если у меня истерика была, я всё равно заметила, что вы что-то спрятали. Не трудно догадаться, что именно. — Господи… — Чан наигранно усмехнулся, а разум активно работал, ища лазейку в полной паутине лжи. — Хо мне ключи от машины передал. Я в тот вечер впопыхах забыл закрыть её, вот он и сделал это, а вернул ключи только тогда, — Сохи подняла бровь. Почему-то сейчас Бан чувствовал, что должен полностью оправдаться перед ней. — Понимаешь… Там Джисона стошнило, и мы боялись, что не донесём его. Он предложил мне первому побежать, чтобы припарковать машину рядом с заброшенным зданием и… — Всё-всё, поняла я, хватит, — она помахала руками в надежде избавиться от таких подробностей. К счастью, такая ложь всегда срабатывает. — Жаль, конечно, что не расследуете, я бы помогла вам… — Ну, — у Чана не находилось слов для какого-либо окончания, поэтому он просто пожал плечами. Зато, кажется, Ватанабэ наконец-то заткнулся, поняв абсурдность всего своего произнесённого.

***

— Сью, может, по мороженому?       Хёнджин оглядывал ларьки, которые всё ярче и ярче освещали улицу по мере наступления сумерек. Забрели они уже достаточно далеко, прогуливаясь на немноголюдных улицах практически молча. Хван понимал, что близняшке нужно простое присутствие рядом, ведь сейчас ей трудно было соображать что-то с затуманенной головой, поэтому он сам задавал небыстрый темп ходьбы, сам выбирал пути, сам раздумывал о темах небольшого разговора. В таких моментах порой начинаешь расслабляться и проникаться атмосферой этих мест. Вот дедушка продаёт последнюю сушёную рыбу, а там семейная пара развешивает самодельные деревянные фигурки. Дети резвятся, обегая прохожих и неосознанно прячась от собственных родителей. И бабушка с доброй улыбкой, к которой они приближаются, продаёт сладкую вату и мороженое разных вкусов и цветов. — Один шарик клубничный и отдельно фисташковый, пожалуйста, — тыкает пальцем в витрину и улыбается. Хвану даже спрашивать не нужно — обычно такие прогулки всегда заканчивались небольшой традицией в виде покупки мороженого — поэтому о вкусах Сьюзи известно ему уже давно. Девушка просунула руку в сумочку и достала купюру, но чужая ладонь её остановила. — Не нужно, я заплачу. — Спасибо… — вскоре в руках оказываются два бумажных стаканчика с воткнутыми пластиковыми ложками в каждый шарик. Ноги неосознанно находят обратный путь, лёгкий ветер развивает их волосы, дети, бегающие до этого, возвращаются в счастливые объятия родителей. Сьюзи жёлтой ложкой аккуратно зачерпывает мороженое и отправляет его в рот, довольствуясь клубничным вкусом на языке. Внутри приятно морозит, поэтому она оставляет подтаивать массу, елозя её из одной щеки в другую. Сглатывает и прочищает горло. — Хëнджин. — М? — крошки фисташек приятно хрустят на зубах, поэтому тот довольствуется пуще прежнего, начиная слегка пританцовывать. — Твой парень… это же ваш новенький? — Хван открывает глаза, на миг до этого прикрыв веки из-за удачливо попавшегося большого кусочка ореха. Сьюзи отличалась любознательностью даже в такие моменты — это немного удивляет. Он кивнул, поднимая светлую бровь в вопросе. — И как… как он после вступления? — Нашла о ком беспокоиться сейчас, — Хëнджин усмехнулся. — С Ликси всё чудесно, он очень рад, что теперь танцует с нами. — Это хорошо.       Вот так заканчивается ещё одна попытка начать диалог. Но обоих всё полностью устраивало. Обратная прогулка до кафе сопровождается блаженной тишиной, нарушаемой лишь стуком тех бумажных стаканчиков о стенки мусорного бака. Зайдя внутрь заведения, они словно окунаются в другой мир, шумный и многолюдный. Сьюзи поторопилась первой, дабы быстрее оказаться рядом со своими близкими и знакомыми людьми. За красным занавесом было значительно тише. Когда уселись на свои места, Хван оглядел всех, а затем бросил взгляд в сторону Минхо. Либо его брови были опущены на один миллиметр ниже, чем обычно, либо Хëнджину показалось, что тот уже подустал находиться здесь. Он тыкнул его локтëм в бок, но в ответ получил лишь слабое мотание головой. Что ж, видимо, беспокоиться ему об этом не стоит. — Милашка, ну реально извини, что не познакомились в тот день нормально, — казалось, что Сэтору изрядно выпил и прямо сейчас общается с какой-нибудь дважды встреченной девушкой. Но нет, он пил апельсиновый сок, а пытался завести беседу с краснеющим Ханом. Обстановка здесь и вправду поменялась… — Дебил, сколько ещё его милашкой звать будешь? Смотри, он скоро со шторой в один цвет будет, — Минджи, тоже слегка раскрасневшаяся от обстановки вокруг, указала на Джисона пальцем без какого-либо стеснения. Снова хохот и снова от одних и тех же.       Кажется, Хан сейчас закроет глаза, а открыв их, окажется в какой-то другой реальности левитирующим в тёмных пучинах космоса. Но нет, он поднимает веки и видит перед собой того же Сэтору, который из-за непонятных младшему причин начал флиртовать с ним, ту же Минджи, сидящую рядом с Джисоном и поддерживающую любые шутки своего сокомандника, хотя что уж скрывать, она и сама иногда переходит невидимую черту, о которой в курсе лишь Хан, и того же Минхо, хмурого и иногда глупо сверлящего его необъяснимым взглядом. Разум хочет поддаться нарастающей панике, потому что на маленькую вселенную Джисона обрушилось столько чужих реалий со своими проблемами, мыслями, мнениями и намерениями, что у него голова кругом. Единственный, кому он сейчас хочет сказать спасибо, — это Ян. Таких людей Хан называл «гостями» — они часто появлялись из неоткуда, были рядом и выражали какую-то молчаливую поддержку, словно подпитывая собственной энергией. И поэтому сейчас Джисон отчётливо чувствовал, хоть и не видел, чужой добрый взгляд, который перемещался на его профиль во время каждой шутки, касающейся его. Ян был комфортным человеком, молчал, когда Хан нуждался в тишине, говорил, когда тому хотелось пообщаться. — А ну, Хо, расскажи-ка нам кое-что, — у Джисона мурашки табуном прошлись, вырвав его из мыслей и откликаясь на это прозвище. В голове всё ещё тот самый вечер, тот самый уличный фонарь и слова, которые впоследствии заполнили его голову на добрых пару дней. Глаза непроизвольно оказываются на нём. На его пушистых волосах, маленьких морщинках из-за глупого выражения лица, на тёмных и таких манящих глазах, остром идеальном носу и на слегка сжатых губах. О нет, пожалуйста, посмотри чуть выше. Минхо, наблюдая за своим «недопьяным» другом, плавно поднимает вверх брови. До Сэтору не доходит, поэтому он агрессивно, насколько это вообще возможно, моргает пару раз. — А-а, ну, например, что потом делал с нашим спящим милашкой?       Джисона как будто током изнутри пробило. Слова Сэтору почему-то заставляют не на шутку насторожиться. Что он делал потом? Да, продюсер отчётливо помнит тот вечер. Да, он помнит, как дремал на чьём-то плече и как уснул на его спине. Но следующие воспоминания слиплись в единую кучу запахов, чувств и чужих голосов. А разделились, только когда он проснулся от того, что Чан тормошил его в собственной машине, припаркованной у дома семьи Хан. Между этими моментами время пронеслось быстро и незаметно. Но он же постоянно был рядом с парнями?       Ведь так? — Да брось, Хо, я же знаю, что тебе такое нравится, — он лишь закатывает глаза. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь. — Хани та-ак мило на тебе лежал, я уж подумал, вы там скоро мутить начнёте…       «Нет-нет, прошу, только не эта тема…» — Мерзко.       А у Джисона земля из-под ног уходит. Душа кричит, рвётся, пытаясь сбежать от поражающего её огня. Как же больно. Глаза неверующе смотрят, а чужим словно всё равно. Его карие радужки буравят стол, подрагивая от касающихся к телу рук. Сэтору-то смеётся, бьёт его по плечам, шутит что-то про латентность… Но Хан больше не слушает. Дыхание предательски учащается, и он чувствует, что сердцебиение тоже. Руки на коленках подрагивать начинают, Джисон опускает голову вниз. Мерзко? Ему мерзко? После того, что выделывал, после того, как помогал… Мерзко?       Он уже не чувствует аккуратное прикосновение к его ладони. Не чувствует, как его легонько берут за бока, как вытягивают из-за стола. Не замечает и того, что штора за ним закрывается, что ведут его за руку подальше отсюда, от чужих мыслей, чувств и реалий.       Они оказываются на улице. Ян смотрит глаза в глаза, выискивает в душе, за что опереться можно было. А находить там нечего. Как-то пусто внутри становится. Даже догадок о том сонном дне строить уже не хочется. Хан дрожит, пытается обнять самого себя, хотя на улице тёплый летний вечер. Или ночь. Ночь… То самое время, которое они провели вместе. Приятные, такие нужные слова и его объятия. Джисон уже просто боится вспоминать это слово, боится того, что он сказал пару минут назад. Зубы стучать начинают, а голова смотрит на сведённые вместе носки ботинок. Похоже на крышу домика. Только их домик, к сожалению, без чердака, да и стен в нём нет. Он развалился. — Хан.       Джисон не замечает, что взор заполнили слёзы. Поднимает взгляд и натыкается на платок прямо перед его носом. Красивый такой, голубой, с жёлтыми цветочками. Руки сами тянутся, губы пытаются пролепетать благодарность, но только крепче сжимаются. Странно это всё. Они так мало контактировали между собой, почти не общались, но почему-то такое чувство, словно его предали. Оно неприятно царапает кожу, гуляет во внутренностях и сжимает его маленькое сердце в кулак. Ладонь сама цепляется за футболку у груди и тянет вперёд, думая, что сможет от этого чувства избавиться. А вторая висит, крепко впиваясь в платок. Оказывается, их ткань очень схожа. Свежесть к сознанию постепенно возвращается, затмевая то, что поселилось в сердце. Хан жмурится, хочется всю чернь так и выблевать здесь вместе с органами. Но лишь раскрывает платок и вытирает слёзы. Пытается сделать глубокие вдохи, но грудь так и дрожит, и срывается. Открывает глаза, когда чувствует тяжесть на плечах. Чёрная кофта обвила своё тепло вокруг него. — С-спасибо…       Джисон пытается улыбнуться. Криво и косо, но получается. Ян лишь стучит по спине и подходит ближе, приобняв одной рукой. И ведёт подальше от входа прямо к лавочке. Как в ту ночь… От воспоминаний ещё сильнее тошнит. Они садятся на холодное дерево. А Ян молчит — его любимый «гость». Хан посильнее укутывается в олимпийку и улавливает запах — совершенно другой — мяты и лесной рощи. Дрожь проходит, уступая место бесконечному рою мыслей, улавливающих прошедшие детали и слова, выискивая, за что зацепиться.       «Не убегай от этого, Джисон».       «Думай».       В груди скорбно ноет, но он не обращает на это внимание.       «Белка, я… доверяю тебе».       «И вообще, называй меня Хо».       Чернь постепенно отпускает сердце, начиная сгорать в пламени злости. Этот человек специально пододвинул к себе так близко, чтобы потом разом оттолкнуть? Разом избавиться от него, заставив поверить в мимолётные шансы? По внутренностям прошлось вязкое чувство, оставляя кислоту в душе. Да, Хан благодаря нему смог засомневаться в своей ориентации, почувствовать нарастающую привязанность и изменить своё восприятия. Но ради чего? Для того, чтобы его потом вытолкнули с порога, как бродячего пса? — Сука, — голова на ладони падает, а Ян усмехается про себя, сочувственно гладя по спине. Он, что, его мысли читает? В принципе, уже ничего не важно. — Да пошёл он к чертям ебучим.

***

      После прошедшего получаса и многочисленных сообщений от Чана с Хёнджином Джисон наконец возвращается обратно. Странно, такой серьёзный и немного… злой? Это их удивляет. Он, слегка подняв уголки губ, машет им рукой и показывает «окей» прежде, чем сесть на место. Старшие волнующе переглядываются, но снова отвлекаются на чужие разговоры, которые не давали им ни малейшего шанса задуматься.       Образовавшуюся дыру в груди Хан залатал купленным Яном шоколадным батончиком и уверенностью, что он как можно быстрее забудет всё. Абсолютно всё, в чём его этот человек так заставил сомневаться. Он протискивается между стульями Яна и Минджи, чувствуя на себе взгляды большинства присутствующих. И улыбается, дабы все расслабились, хотя всё, что он хочет сделать сейчас — это уехать домой, закрыться в комнате и уплыть в свою собственную вселенную, медленно и тихо… — Наш милашка пришёл! — Хан даже на Сэтору больше не обижается. Всё равно, что он спросил недавно, как подкалывал, вызывал у него сомнения во всём. — Давай уплетай, пока тарелки не опустели.       А перед глазами куриные ножки в ярко-оранжевом соусе. Точно. Его ужин не может закончится одним лишь батончиком. Ест и старается не замечать пронизывающего взгляда. Тот словно костяшки перемывает, в душу заглядывает и чернь загоняет. Но вместо внутренностей и чувств лишь темнота и зияющая дыра. Развлекается ли он, волнуется или смеётся с него… Джисону уже всё равно.

***

— Ещё раз! Прогон! — грозный голос Минхо ударяется о зеркала и стены. Парни, вспотевшие и взлохмаченные, плетутся к центру зала и встают в начальную позу. По кивку Феликса Джисон, сидящий спиной к холодному зеркалу на скамье рядом с колонкой, включает музыку.       Тренируются они уже больше двух часов. Лица уставшие, из футболок можно открывать новое море пота, но движения всё такие же чёткие. Хан поражается этому каждый раз. Дисциплина у танцоров невероятна, что ещё больше вдохновляет его. Итак, выступление начинается, а глаза с восхищением следят за каждым.       С момента, как он с Чаном нашли тот конкурс, прошла уже одна неделя. Продюсеры-то со всем справились, в нужное время отправив созданный трек на судейский стол, но танцорам пришлось не очень сладко. В ограниченные сроки Хан нашёл подходящее под тематику произведение. Слегка подправив, заменив некоторые части, он отправил его в групповой чат, где тотчас началось бушующее обсуждение, не прекращающееся длительное время. Сюжет и роли утвердили и за считанные дни поставили хореографию. Было сложно, Джисон знал это не понаслышке. Во сколько они уходили из зала, какое количество часов тратили на подготовку — это всё сводило с ума и поражало одновременно. Он гордился и восхищался ими.       И вновь перед глазами конечная поза — Феликс с пока что невидимыми крыльями сидит посередине зала, закрывая Чана собой и ухватывая двух танцоров по краям. Джисон похлопал в ладоши несколько раз, наблюдая, как парни сразу же валятся без сил и пытаются доползти до бутылок с водой. — Клянусь, я уже столько раз на полу побывал, что он уже блестит от чистоты, — уставший голос Чана доносится за новеньким, он лежит спиной к верху и вытягивает руки по бокам. — Завидую, — с Хëнджина льётся сотая волна пота. Высокий хвостик и включённый на всю кондиционер ничуть не помогают, поэтому он находит в себе силы встать и пойти за кофтой, дабы полностью вытереться. — Мне бы столько валяться…       Феликс не двигается с места и хихикает с парней. А сам выглядит, будто только что из духовки сбежал — голубые волосы в разные стороны разлетелись, напоминая Хану жирную кляксу, оставленную гуашью на полотне.       Тихим был только Минхо. После того необычайного вечера он стал ещё более холоден к окружающим, чаще общаясь из-за ошибок танцоров, ежели о чëм-либо ещё. Сокомандники думали, что это связано с нагрузкой по поводу конкурса, поэтому пытались несильно акцентировать внимание на нём. Но то, с какой силой Ли и Джисон отталкивали друг друга, поражало танцоров. Этот внезапный контраст с их прошлыми действиями удивлял, но как только они задавались вопросами, либо Минхо попросту замораживал их своим взглядом, либо Хан хмурился и повторял, что не хочет об этом разговаривать. Непонятно, но очень интересно.       Джисон и вправду этого не хотел. Он больше не вздрагивал при каждом упоминании этого человека в разговоре, но всё равно отрицал тот факт, что должен был как-то объясниться перед друзьями. Ему легче всё забыть, заставив и остальных сделать так же. И чем быстрее, тем лучше. Но сейчас, когда шансов на побег не оставалось, Хан позволял нелепому чувству разгораться внутри себя. — Эх, Джисон, — Феликс, покряхтев, сумел встать и теперь плёлся к блуждающему в мыслях Хану. Младший Ли сел рядом с ним и устало опустил голову на чужое плечо. — Ну почему ты с нами не танцуешь? — Ха, будет страдать, как все мы, — Чан всё-таки решил перевернуться и теперь лежал лицом к верху. — Ну, на самом деле… — Джисон аккуратно убрал щекотавшие голубые прядки за чужое ухо, слыша благодарные урчания. Сглотнул и с волнением посмотрел в пол. Ну же, соберись. Хан начал вспоминать, как с восторгом смотрел на этого человека, называя его монстром, как сначала невзлюбил его за критику, а потом запоминал и повторял дома его замечания и объяснения для других, пытаясь повторить хореографию. Но сейчас это всё уже не важно. В груди чувства полыхают, заставляя с гордой злобой впериться взглядом в эти тёмные глаза. — Я хочу стать танцором.