Когда ты счастлив

— Ты куда? Сириус почти равнодушно слегка приподнялся на локте. Но Ремус хорошо знал, различал все оттенки, все диалекты языка этого идеального тела. Проблеск тревожности сквозь ширму напускного спокойствия: едва заметная морщинка между бровями, напрягшаяся верхняя губа. Он нежно улыбнулся, глядя на Сириуса через плечо. — Я кое-что осознал. — И что же? — Я совершу преступление… — Лунатик, я не по… О, как же Ремус смаковал эти нотки растерянности, эти сливки искренних эмоций. Ладно, пожалуй, это было чересчур эгоистичное удовольствие. — …совершу просто чудовищное преступление, если буду рисовать твои скулы затупившимся карандашом. — Разумеется, — ухмыльнулся Сириус. — Точи. Ремус не мог сосчитать, сколько карандашей, тюбиков краски, сколько бумаги и холста он принёс в жертву этим скулам, пронзительным глазам и самоуверенным уголкам губ. И всё было мало. Сириус откинул голову на подушку, и волны чёрных волос заструились по белой ткани. — Мы с тобой сейчас прямо как в «Титанике», — усмехнулся он. Ремус кивнул, придирчиво разглядывая теперь острый кончик карандаша. — Я такой же сексуальный, как Кейт Уинслет? О, эти милые провокации. Не слишком умело завуалированный вечный вопрос. Ты меня любишь? Ремус рассмеялся и коснулся шершавой бумаги наброска. — Сириус, ты гораздо красивее кого-либо в этом бренном мире. Единственное что… — Натурщик с ленивым возмущением приподнял бровь. — Зона декольте до Розы не дотягивает. Сириус махнул рукой. — Пустяки, скулы компенсируют. — Соглашусь. Пространство между ними заполнил знакомый шорох грифеля. — Обещай, что в конце ты не утонешь и не заставишь меня состариться без тебя. Ремус внимательно взглянул в непривычно серьёзные серые глаза, и его грудь сжало благоговение перед этой редкой, как драгоценный камень, уязвимостью. — Я не посмею.