дневник баскетболиста.

Снова очередной клиент и снова пустая голова. Его руки абсолютно чисты, но каждый раз, когда он касается Лизы, она чувствует фантомную грязь на своём теле. Хочет оттолкнуть, но желание выпить сильнее. Сильнее, чем чувство гордости, которое погибло ещё во время первого секса за деньги. Пожилой мужчина оглаживает молочную кожу. — Ты невероятно красива! А Лизу сново триггерит. Она помнит всё. Помнит, как хватал её за руки. Помнит каждый синяк. Помнит всю грязь, что он оставил на детской коже и на душе тоже. Он был её психологом. Она кричала, но её словно не слышали. Тогда-то она и повзрослела. Ей было 8. Страх изнасилования — то почему она позволяла трахать себя с четырнадцати лет. Молчала. Терпела. Всё, лишь бы её не взяли силой. А в 15 лет ей впервые заплатили за секс. В тот момент она впервые и поняла, что её тело не принадлежит ей. В 16 лет она смирилась. она приняла это как должное. Каждый зарабатывает так, как может. *** "Поначалу ты позволяешь это по субботам, и чувствуешь себя крутым, как гангстер или рок-звезда. Это разгоняет скуку и понемногу входит в привычку. Тебе так хорошо, что ты начинаешь делать это по вторникам, средам. И всё, ты завяз. Каждый умник считает, что с ним этого не произойдёт, но это происходит." Уже вечер и улицы полны людей. Кира любила большие человеческие скопления, только если они выкрикивали её имя с трибуны во время игры. Она не любила больницы. Недовольные лица уставших людей, пристальные, злые взгляды, стоит тебе только двинуться не в том направлении. Тошнотворный запах, который только нагоняет больше ужаса этому месту. Атмосфера тревоги и чего-то грустного, неприятного. И почему-то именно эта больница напоминает типичную больницу из фильмов ужасов, становится жутко и не по себе от этого места. И лишь один человек не позволяет ей сейчас развернуться и со спокойной душой уйти — Аня. Несколько раз стучит в заветную дверь палаты. — Войдите. — раздаётся приглушённый стенами голос. Кира аккуратно приоткрывает дверь, сначала высовывая голову, а потом и полностью заходит в комнату. — Привет, Ань. Медведева оглядывает подругу. Видок оставляет желать лучшего: синяки под глазами прекрасно выделяются на бледной коже, абсолютно гладкая голова и пустой взгляд направленый прямиком на Киру. Мурашки пробегают по телу, она смотрит словно сквозь неё. Жутко. — Привет,— тихо отвечает девушка. Кира садится на стул рядом с кроватью. — Как ты? — Возможно скоро сдохну, а так, в принципе, нормально, — безразлично отвечает Анна. Смирилась давно, но вместе с этим и надежду на лучшее потеряла. Кире на неё смотреть больно. Плакать охота от её вида, да и от ситуации в целом. Но вида не подаёт, растраивать не хочет. — Смотри, что я тебе принесла! — мяч с автографами достаёт и Ане протягивает. А та кривую улыбку кое как выдавливает, а в глазах благодарность. Только ей. Медведева единственная, кто приходил к ней в больницу. Улыбка Ани — это всё, что ей сейчас нужно. Нужна, как доза. И кажется, что скоро у неё начнётся ломка. — Спасибо, Кир. — сиплым голосом тихо шепчет девчушка. Медведева расплывается в улыбке. Она довольна собой, ей бы хотелось чаще слышать Анин голос. — Когда ты вылечишься, я тоже побреюсь налысо, — в улыбке тянет слова девушка, словно говорит о том, что миллион выиграла, а не то, что налысо стричься будет. А будет ли? — Если. — Без энтузиазма поправляет Анна. — Что? — Не когда вылечусь, а если вылечусь. — кажется, только что поднявшееся настроение Киры вновь падает и разбивается стеклом об пол. — Вылечишься! Не говори так! — Сама не уверена в этом, но не оставляет попыток, пытается убедить в этом Аню. Если ей суждено уйти в мир иной, то пусть она проведёт последние дни счастливо и с Кирой. — Пошли гулять. — Я не могу ходить, — грустно отводит взгляд с лица подруги. — На коляске, Анют, не тупи! — Кира вид делает, что будто бы и не происходит ничего. Будто всё хорошо. Аня мнётся, ей не хочется доставлять неудобства Кире и занимать её время. — Ну, ты чего загрустила? Нос выше!Прорвёмся! — пытается поделиться своим оптимизмом Медведева. А самой плакать хочется. На душе скребёт предчувствие, что видятся они в последний раз. Аня вроде и улыбается, только улыбка эта кривая и наигранная, но всё же улыбка. Медведева бережно Анечку на коляску усаживает и из палаты вывозит. Конечности прилично затекли и девчушка громко хрустит пальцами, выгибаясь то в одну сторону, то в другую, разминая руки, спину и шею. Её редко вывозят на улицу, обычно у сотрудников больницы нет на это времени или просто отговорки. Оказавшись на улице, Аня жадно глотает воздух, словно ей в больнице был перекрыт кислород. А потом улыбается искренне и как будто живой себя чувствует впервые за несколько месяцев. А Кира только глупо лыбится, смотря на эту картину, и на душе чуть теплее становится, ведь она заставила её улыбнуться. Для неё это определённо победа. Кира резко ручки коляски хватает и порывается с места. Они словно летят. Медведева как будто гонщица, чётко и уверенно несётся вперёд, объезжая препятствия. Большой напор ветра дует в лицо, и кажется, что они задохнутся сейчас обе. Кира настолько резко тормозит, что Аня чуть ли не вылетает с коляски. Запыхавшиеся, но счастливые переводят дыхание, смотря прямиком друг на друга. Кира хочет присесть, а Аня хочет, чтобы этот момент не заканчивался никогда. Кира в спокойном темпе катит коляску, а Аня то и дело головой туда-сюда вертит, разглядывает всё. Вокруг них людей полно, и все так и норовят взгляд подольше задержать на Ане, уж больно-то им интересно поглазеть на больную девушку. — Давай уйдём отсюда. — Аня чувствует взгляды косые на себе и её это беспокоит, неприятно. Медведева слепая словно, понять не может в чём же дело. — Почему? Давай ещё погуляем? Смотри, как красиво. — тычет пальцем куда то вдаль, но Аня даже и не смотрит. Она на людей смотрит, что перешёптываются о ней. — Давай уедем, пожалуйста! — Всё не унимается девчушка. — Да ты чего, Ань. — Немедленно отвези меня обратно! — тон голоса за секунду меняется - её это порядком достало. Больше не сказав ни слова, Кира развернула коляску, направляясь в больницу. Она так и не сказала ей ни слова, на все вопросы Киры отвечала молчанием. У Медведевой от этого неприятно кольнуло в районе сердца. Она переживала за близкого ей человека. Девушки даже не попрощались, Кире думалось, что Ане сейчас не до этого. Увидятся потом. Ещё есть время. *** Ася нехотя возвращается домой, по уже довольно тёмным переулкам, срезая путь. Её сейчас не волнует собственная безопасность, ведь мысли заняты другим. Доходит до своего подъезда - она живёт с матерью тут много лет и за это время он успел стать родным, словно частью неё. Тихо заходит в подъезд, дабы не разбудить соседей и не спровоцировать конфликт. Родной подъезд. Родные обшарпаные стены и немного поломаные ступени. Родной запах гнили. И очередная надпись маркером на стене об её маме. Ася больше не плачет, рассматривая их, лишь грустно вздыхает: ей ещё оттирать это. Проходит мимо, открывая дверь своей квартиры и включая свет. В углу стоит лишь пара маминых кросовок, и Ася благополучно отправляет туда и свою грязную обувь. Мать спит. Она опять пила. Дмитриева понимает это по пустым бутылкам за диваном, на которых красуется след от красной помады, что так любила мать Аси. Ася берёт старую тряпку с ведром, и, выходя в подъезд, тихо закрывает дверь, чтоб мать не разбудить. Стоит пару минут, оперевшись на стену, тяжело вздыхает и принимается оттирать чьё-то творение. На удивление, надпись быстро стирается со стены, и Ася мысленно радуется, что ей не придётся провести тут полчаса с тряпкой в руке. Так же тихо домой заходит, ведро в угол ставит и тряпку под краном промывает. Готовит еду себе и матери, которой явно нет дело до того поела ли дочь. Ей сейчас тоже охота дать слабину и, забив на всё, напиться как мать, только она не такая гнилая и понимает, что дела сами себя не сделают. Пролитое пиво на полу оттирает той же тряпкой, складывает бутылки в пакет и пустые пачки сигарет, при этом про себя проклиная собственную мать за то, какая она. Ей неимоверное обидно смотреть на пьяную спящую мать, осознавая, что именно ей достался такой родитель. Единственное, что она чувствует — это омерзение и, возможно, немного сожаления к ней. Когда она наконец заканчивает с уборкой, залазит в старенький седьмой айфон проверить сообщение. На дисплее высвечивается уведомление о новой заявке в друзья. Лицо знакомое, кажется эта та девочка с трассы — Лиза. Принимает заявку и тут же от неё приходит сообщение: Елизавета: не хочешь выпить? Ася обдумывая все "за" и "против" и отвечает положительно, раздумывая почему Лиза пригласила именно её. А Лизе просто невмоготу одной пить. Вокруг неё людей много, но чувствует она себя пустой, одинокой и очень уставшей, чтоб искать себе более достойную собутыльницу. А Ася и не против вовсе сейчас стать неким подобием своей непутёвой матери.