дветысячи семь

      — Смотрите, — Вика экран телефона к подружкам поворачивает, а на маленьком экранчике фотографии, — Это Роберт, он из Польши, он вообще классный чувак, — она чавкает жвачкой и перелистывает фото, — Клеился ко мне, клеился, всё коктейлями угощал. О, а это мы с Рикардо.       Вика — настоящая звезда, яркая во всех смыслах девушка. Официальная первая красавица класса. Викуля всячески стремится быть в центре внимания — то истерит, то смеётся. Дружит с невзрачной Алиской Скворцовой.       Кажется, что у Приходько вовсе нет проблем — в школу ходит потусоваться, вечерами пьет пиво с одноклассниками, флиртует с парнями и вообще в жизни всё на лайте.       Однако, в семье всё не так сладко. Родители разводятся, отец уходит к молодой жене и хочет поделить квартиру. У них с матерью нет лишних денег, и со временем Вика понимает, что самый легкий путь их достать — пользоваться тем, что ей дано — внешними данными.       Вика стройная, фигуристая, длинные рыжие волосы, приятные черты лица и всегда яркий макияж и стиль в одежде, далекий от школьной формы. Весь набор для соблазнения.       По сути, она и есть легкая девушка, такой же её и видят окружающие. Она не брезгует спать с богатыми, но взрослыми мужчинами, которым плевать на нее. Ею пользуются, но и она не от большой любви идет с ними на интим, а ради собственной выгоды в надежде на лучшую жизнь.       Учится она средне, ей совсем не до школы. С матерью разговаривает как с подружкой, часто грубит и самовольничает.       — Слушайте, а если я тоже сутенером Рикардо стану, — Кирилл выхватывает из рук Алисы меховой брелок в виде хвоста лисы, и вокруг шеи оборачивает, под смех сидящих вокруг, — Нормально будет, что скажите?       — А ты откуда будешь, сутенёр?       — В смысле?       — Ну… — тянет Даня. — У неё там Италия, Польша.       — А…— томно продолжает Кирилл. — Я из Хорватии.       — Хорватский сутенёр для Приходько.       — Хорваталка не выросла, — подаёт голос сидящая за ним Женя.       В коридоре громко звенит звонок и все рассаживаются по местам, толкаясь и крича от переполняющих их эмоций.       Мария Владимировна плывет по классу точно ангел. Подплывает к доске и мел достаёт, начинает своей аккуратной рукой выводить не менее аккуратные буквы: «Как я провёл осенние каникулы?»       — Нет, чтобы в жизни спросить? — Кирилл шипит это, но тему в тетрадь переписывает.       — Да-Да! — поддакивает сбоку Даня.       — Как я провёл осенние каникулы? — никак не успокаивается Кирилл. — А в жизни пообщаться нет? Спросить, Батрущенко, ты как каникулы провел?       — Пчёл… — Туман в спину тыкает ручкой, а та не отвечает. — Ну Пчёл!       — Отстань, сама пиши, — шипит в ответ эмо, косясь на учительницу.       — Да не это мне нужно! — Туман хмурится, как будто её очень обидели своими словами. — Я не для этого тебя зову, вообще-то.       — А для чего? — Пчёлке шептать через плечо надоедает и она к подружке поворачивается.       — Нужно любовь тебе найти, настоящую самую. Чтобы он тебя любил и ты его… Или её. — Туман кусает карандаш, а затем подскакивает на стуле. — Придумала! Нужно тебе в аське в статус написать: Я Пчёлка, и да, у меня нет комплексов. Только по-клёвому, со всякими смайликами, главное, чтобы символов хватило!       — Чего?..       — Ну или что-нибудь типо: Привет, я Пчёлка, мне шестнадцать лет, хочу познакомиться с клёвым парнем!       — А сама-то…       — Ну у меня Медведица, у Инди мужик из магазина, у Рони там с Вилкой что-то, только вы со Сью одинокие, а любовь, она же вот в воздухе витает.       — У нас весь класс одиночки.       — Вика с Кириллом, Слава с Катей, Даня с Женей, Даша с Игорем, Дима на Алиску смотрит, у Маши и Идеи тоже кто-то есть, то ли из параллели, то ли ещё откуда-то, а вы и Артём одиночки.       — А Захарова?       — Захарова? — Туман оборачивается на девушку. — Любишь одиночество? — шёпотом спрашивает она, подпирая руками щёки. — В одиночку ходишь, в одиночку ешь, сидишь на занятиях в стороне от всех.       — Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств, — Шумахер голову поднимает, — Чтобы в людях лишний раз не разочаровываться. А то окажутся такими же как вы, жабами.       — Чего? — Туман всем телом в сторону девушки проворачивается, а за ней головы поворачивают другие эмо.       — Ну смотри, ты знакомишься. Понимаешь, какой это прекрасный человек. Полагаешь, что он практически идеальный для тебя. Постоянно думаешь о нём. — Туман кивает, внимательно слушая. — Грезишь о вашей встрече. Находишь всё больше общего. Страдаешь, когда не общаетесь. Расстраиваешься, что и темы для разговоров иссякли. Осознаёшь, что это не твой человек. Что он далеко не идеал. Что вы такие разные. И эти душевные терзания по поводy того, что первый человек в списке твоих друзей уже никогда не станет прежним: тем самым замечательным человеком, каким казался ещё совсем недавно. Но как раньше уже ничего не будет. И молчание. А всё потому что мозги у вас окрасились через волосы или вовсе через ухо вытекли от вашей музыки. Вы же как одержимые с этими своими мыслями ненормальными, про боль, про смерть, про слёзы. Нытики.       — Всё зависит от того, как мы смотрим на вещи, а не от того, каковы они сами по себе. Вы должны забыть о том, что говорят другие люди, когда вы должны умереть или когда вы должны любить. Вы должны забыть обо всех этих вещах, — вклинивается в разговор Идея, сидящая перед Шумахером.       — Чего? — Индиго разворачивается к ним, хмуря брови, отложив перед этим ручку.       Мария Владимировна подпирает голову ладонью и прикрывает глаза, слушая разговор подростков, которые они, как им кажется ведут очень тихо.       — Отвернитесь блять, уродины, — Кристина прыскает ядом, когда диалог ей наскучивает.       — Почему уродины? — Инди смотрит на Шуму, сведя темные брови к переносице.       — А ты на себя в зеркало не смотришь что-ли?       — Я хотя бы не агрессор-одиночка, боящийся довериться кому-то и решающий всё силой.       — Обещаю, ты будешь искать меня в другом человеке.       Звонок, шум и все толкаясь разбредаются по школе, забывая только что произошедший диалог.       Шуму под локоть хватают и за собой сквозь толпу тянут, вперёд по коридору, до самой лестницы, а там выше на следующий этаж.       Толпа младшеклассников с шумом проносится за спиной у девушки, заставляя ту зажмуриться от слишком громкого звука.       — Срань господня, — срывается с губ ещё не доконца сформировавшейся взрослой личности, ну как не до конца, вообще не сформировавшейся.       Пальцы сжимают лямку чёрного рюкзака, что перекинут через одно плечо и набит далеко не конспектами и учебным материалами. День был слишком скомканным, сложным, долгим и… голодным. Об этом оповещает тихое китовое пение из живота девчонки, а ведь день только начинался.       Она чуть слышно стонет от недовольства, закатывает глаза и движется сквозь толпу за тем, кто уверенно тянет девушку вперёд. Несколько минут толпится на лестнице, всё-таки утро понедельника после каникул.       Холодный воздух заполняет лёгкие, а хотелось бы, чтобы их заполнил никотиновый дым, поэтому она достаёт пачку сигарет и вытаскивает оттуда желанную никотиновую малышку. Минуты три она стоит молча, докуривая красный мальборо и наслаждаясь прохладным утром.       На дворе начало ноября, но холодно не было от слова совсем, должно быть это привычные выебоны Курска, и завтра, возможно, уже будет снег таять под ногами, превращаясь в коричневую жижу, смешанную с грязью, но сейчас Шума прижимается спиной к стене и смотрит на стоящую перед ней девушку из параллели.       Крис курит, смотрит куда-то в сторону и молчит, пока Кристина молчит, глядя на её профиль и ждёт чего-то. Возможно ждёт, что та расскажет для чего Дреда её притащила сейчас к местной школьной курилке, а теперь стоит и играет в молчанку.       — Ну?       — Гну, — ящвит в ответ девушка с дредами, которой ни разу не доставалось от бритоголовых.       — Не выёбывайся, а то получишь.       — Чего я получу? — девушка сигарету откидывает и на руки дышит, чтобы согреть слегка замёрзшие пальцы.       — По лицу своему… — Шумахер мысли не заканчивает, пинает камушек и взгляд уводит в сторону.       — Какому? Красивому?       — Предынфарктному.       — Схуяли предынфарктное?       — Посмотри в зеркало, увидишь как его перекосило.       — Какая ты неприятная, Кристин. — Дреда камушек к Шуме обратно пинает.       — От неприятной слышу, Кристина. — отталкивается двумя руками и шагает вперёд. — Чё мы тут забыли?       — Подышать, пообщаться. — плечами пожимает и по сторонам оглядывается, убеждаясь, что не смотрит никто.       Кристина Желточенко была человеком необычным, даже странно, что судьбы их с Кристиной Захаровой схлестнулись.       Сидеть дома было не принято: если наши родители собирались на концертах-квартирниках и кухонных чтениях стихов вслух, то их поколение каждую пятницу и субботу проводило ночи в клубах, и по-другому быть не могло.       Никто поначалу даже не понимал, что делать на дискотеке: наркотики только появлялись, а красиво выпивать научились значительно позже. Никакого вина, никакого просекко тогда не употребляли — только крепкий алкоголь, который хорошо снимал со всего остального.       В начале нулевых я хлестал водку с редбулл — от этого хита всех баров возникало обманчивое ощущение, что водка тебя пьянит, а редбулл вроде бы собирает, и на миксе двух этих разнонаправленных ощущений и был построен весь мир, коктейли на основе бурбона или скотча, научились разбираться в том, как и что стоит пить в той или иной ситуации и из каких бокалов.       Девушка поддаётся звукам музыки, движется в такт, оглаживает свои бедра, обтянутые красной тканью платья. Она улыбается, зарываясь своими пальчиками в длинные русые волосы, и откидывает голову, обнажая всем свою милую бледную шейку, которая всем своим невинным видом так и просит сжать её покрепче.       Она вжимается в тело, что обнимает её со спины и сжимает хрупкую талию королевы одиннадцатого Б. Парень надоедает ей так быстро, что он и сам не ожидая того, что та отталкнет его от себя, отходит, а девушка движется на своих высоченных красных каблуках к барной стойке.       Дважды стучит по стойке и перед ней оказывается шот водки с редбуллом. Алкоголь оказывается внутри неё, деньги записаны на имя мужчины, несколько минут назад сжимающего её бедра, а сама королева 47-ой школы сбегает из клуба на такси, в котором она прижимается лбом к холодному стеклу.       Даже странно, что в таком крохотном городке есть такси, которое она может себе позволить, но деньги, что сегодня ей уложили за резинку трусиков, ей обеспечивают транспорт.       Ей хочется поскорее остаться одной, остаться без лишних глаз и ушей.       Ей хочется остаться с папой, ведь лишь его уши слышали то, что не слышали другие, и только его глаза видели то, что не видели другие.       Одиночеству не позволяет сожрать девушку обнимающий сбоку человек. Тёплая рука сжимает бедро, а вторая обнимает за плечи.       — А про какого Рикардо весь ваш класс трещит? — Желточенко голову поднимает и глаза в глаза смотрит.       — Да забей.

×

      — Осталось постирать занавес, дорисовать плакат, шарики надуть и гирлянды повесить. — они останавливаются у гаражей, у которых они и расставались три раза в неделю.       — А Ёлку?       — Да ,— Шумахер кивает, — Ёлку же ещё.       — И ёлку. — Идея кивает и оборачивается. — Ну до завтра?       — Давай. — Индиго к хиппи жмётся в объятиях, а Шумахер лишь сдержано кивает на прощание. — Она хорошая. — они ей вслед долго смотрят, а потом дальше идут, всё равно по пути.       — Может и хорошая. — сигарету из пачки вынимает и подкуривает. — Шизанутая правда.       — Все мы немного шизанутые, так или иначе.       — За себя говори, фрик.       — Ты ведь тоже для кого-то фрик, так или иначе.       — Я фрик?       — А почему нет?       — Сука. — она брови к переносице сводит и смотрит на девушку рядом далеко не добрым взглядом.       — Эй! — Резкий оклик заставляет обеих учениц 11 Б повернуться на источник голоса. — Индиго?       Высокий парень с неизменно длинными волосами и чёрными узкими джинсами шёл в их сторону. В этот раз на нём какая-то куртка, явно не с Курских рынков, а на ногах кожаные ботинки, высокие, со шнурками, ремнями и даже цепями. На его лице неизменная борода, тёплый взгляд и приветливая улыбка.       — Хиккан? — щёки будто по команде краснеть начинают, а руки сами заправляют волосы за ухо, открывая глаза, которые эмо обычно скрывает.       — Привет. — он ближе подходит и замирает перед девушками. — Ты со школы?       — Ну да, вот идём.       Металлист кивает насупившейся девушке, смотревшей на него с явным недоверием, а затем у Индиго рюкзак забирает тяжёлый, зубы в улыбке обнажая.       — Спасибо… — она краснеет, как самая робкая барышня перед кавалером, а Кристину кажется сейчас вывернет от такой слащавой картины. Мерзость, да и только.       — Давай провожу. — по дорожке дальше двигается бок о бок, а Шумахер сзади идёт и курит, как паровоз. Курит и ногами недовольно шоркает.       — Как здорово, что мы тебя встретили, а куда ты шел?       — В гараж. — он очки, до этого на голове находившиеся, на нос спускает и Индиго под локоть берет.       — У тебя машина есть?       — Ну типа. — он улыбается, пряча вторую руку в карман, не май месяц всё-таки. — Слушай, а ты что вечером делаешь?       — Да вроде ничего.       — В кино может?       — Может и может.       Кристине хочется взвыть или повеситься, а лучше повесить кого-то из них.

×

      В центрально-черноземном округе есть город на двух холмах, возрастом старше столичного и зовущийся «большой деревней». Город, чье имя отпечаталось в названии битвы Великой Отечественной Войны, уникального бассейна залежей железных руд и трагически погибшей подводной лодки. Имя ему Курск.       Сегодня тут функционирует только 7-зальный «5 звезд», но в ближайшем будущем появиться и другой 8-зальный «Люксор». Но рассказать мне хочется не о них, а о другом… о храме кино, благодаря которому куряне не только узнали о кинематографе, но и полюбили его.        Эти две молодежные культуры имели много общего, но внешний вид выдал бы их легко. Группы опережающих молодых людей сформировали две группы: те, кто любил эмо и те, кто был предан корням металла. Но они все были единодушны в сегодняшней цели: поход в кино.       Время и место сбора были явно обозначены, так что каждый из них мог насладиться различными обсуждениями во время движения к кинотеатру.       Они обсуждабт новые альбомы «My Chemical Romance» и «Taking Back Sunday», Хиккан рассказывал, что они с друзьями не могли дождаться новых альбомов «Slipknot» и «Metallica». Но даже в разговорах о музыке существовала непосредственная связь между ними.       Они были одной и той же культурой, включённой в различные ветви рок-музыки. В конечном итоге, это была любовь к музыке, которая объединила этих людей и привела их в кино.       Этот поход в кино был одним из лучших. На экране прозвучали голоса, так же как и с соседних рядов, то как они восклицают и кричат, когда яркие сцены попадают на экран.       В конце фильма, когда они вышли из кинотеатра, размышления исчезли, и обсуждения сводились к свежим событиям фильма. Обмен мыслями в толпе пассажиров автобуса, их разговоры были не только о музыке, но и о других вещах, от фильма до личного опыта.       Такой поход в кино, возможно, дал для этих молодых людей более глубокое понимание друг друга. Хотя их интересы могут отличаться, их любовь к музыке, которую они слушают, и желание насладиться фильмом объединили их вместе.       Энергия и эмоции, которые они разделяют в конце похода, заставляют их сиять на протяжении оставшегося вечера.       — Я обычно такое не люблю, но этот фильм был классным. — они останавливаются у подъезда, всё ещё обсуждая только что просмотренный фильм.        — Что это? — она подходит, постукивая каблуками по асфальту, и хватает Индиго за подбородок. — Зачем ты испортила лицо? — женщина в старой дублёнке внимательно смотрит в глаза дочери, ярко подвешенные чёрным цветом, после того как та выдёргивает своё лицо из цепких рук с неаккуратным красным маникюром. — Зачем? — Анастасия Валерьевна повторяет вопрос в надежде, что дочь наконец-то ответит, но Индиго только раздражённо цокает, тогда она решает поднять другой вопрос. — Где ты была пять дней, Елизавета? — но Андрющенко явно не настроена общаться с матерью на улицах вечернего Курска.       — Хорошо, поговорим дома, помнишь, где он находится? И где твоя шапка? — она дёргает Индиго за руку. — Говори пока своему другу и пойдем! — она дёргает её, и та поддаётся, даже не смотря в сторону Хиккана, однако она подаёт голос.       — Сама-то где постоянно ходишь? — на выдохе произносит она, пряча нос в куртку. — Дома так дома. — она выдёргивает руку из хватки мамы и прячет её в карман.       — Я жду тебя. — женщина скрывается в подъезде, позволяя подросткам спокойно попрощаться.       — Мама у тебя конечно.       — Трезвая, — перебивает его Лиза и плечами пожимает. Возвращаться в квартиру с пьяной матерью желания нет никакого, а особенно выслушивать всё, что та будет говорить, и объяснять где она была пять дней.       — Хочешь написать мне в аське, поговорим вечером?       — Хочу. — она кивает и поднимает глаза полные благодарности. — Спасибо.       Теплые губы касаются кожи лица, оставляя поцелуй на холодной коже эмо, тут же покрывшейся румянцем. Она отскакивает назад, распахивая глаза, когда мимо кто-то проходит.       — Пожалуйста. — он машет рукой на прощание и уходит, оставляя девушку у подъезда в одиночестве.       В голове звучит гул из голосов друзей, на фоне которого ярче всего слышно Юлькин, доказывающий чувства, и теперь Лиза кажется всё понимает и кивает её словам, звучащим в мыслях.       Видимо любовь.       — Я не буду с тобой сейчас разбираться, просто веди себя нормально, у нас гости.       Анастасия Валерьевна встречает Лизу как всегда хмуро, но не в домашнем халате, а в платье, явно новом, но не дорогом. И запах спирта от духов, а не водки. С кухни слышна музыка из старого радио и чей-то басистый голос.       Лиза кивает, разбираться с матерью не хочется. Хочется поздороваться и уйти спать.       — Здравствуй, Лиза, мама говорила о тебе. — мужчина поднимается со стула и руку протягивает. — Степан.