Невыносимый с красным подчеркиванием

— Отучайся спать на полу, это доставляет большие неудобства для твоих мыслительных процессов. — Ну так отнеси меня на кровать, умник. Делов-то, — парень капризно взвыл: в его бок неприятно ткнулся носок от ботинка, — да-да, пять минут! Архитектор растянулся у стеллажей, лежал на ватмане, подмяв под себя лекала и тубус с набросками, положил голову на готовый чертёж, дав угольному карандашу отпечататься на собственной щеке. Кое-как воздержавшись от презренного цоканья, Аль Хайтам, вероятно, решил посвятить себя беспощадному убийству времени за стаканчиком в таверне, но остановился в дверях. Передумал — дома осталась недопитая бутылка метаксы, терпкий и древесный вкус которой Кавех, в противоположность соседу, не оценил. Тогда Хайтама это уморило, как же можно считать себя ценителем искусства и отмахиваться от сего напитка, учитывая, что бренди архитектор не возражал смаковать, пусть даже и в компании сожителя. *** Рабочие дни в академии заканчиваются поздно для любого, от студента, до великого мудреца. Но аксиомой этому стать было невозможно: никого не удивляло, что секретарь часто отсутствовал на рабочем месте. Впрочем, кому вообще это могло доставить неудобства. По окончании ухода Аль Хайтама с поста великого мудреца, окружение вновь позабыло об обязанности мужчины присутствовать в Академии, его ум и репутацию не опровергали, высокомерно позволяя работать из дома, не комментировали разговоры и факты, что его видели то в таверне, то в компании путешественника, то у генерала махаматра, то с прославленным архитектором Кавехом, попадавшего под внимание общественности в последнее время лишь в сопровождении вернувшегося к исполнению обязанностей секретаря. Но, увы, слухам расползаться было не суждено — поступки бывшего великого мудреца почти никогда не оспаривали. *** Наверное, только в слегка нетрезвом виде Аль Хайтам решился бы на такое. Мужчина вышел из кабинета, когда стрелки часов, пропустив почти два деления, показывали третий час ночи. За окном давно стемнело. Не проблема - секретарь привык ложиться поздно. Открыв дверь, первым делом посмотрел за неё: Кавех почти в том же положении благополучно спал в обнимку с тубусом. Мужчина себя отдёрнул, развернулся к стеллажу и, взяв пару книг, вернулся к себе. Остановившись пару секунд, сверля взглядом стол, Хайтам, образумевшись, бросил на него книги: — Да сукин ты сын! Быстрыми шагами, он вернулся в гостиную, кое-как сдержав парад язвительных комментариев, легко поднял парня на руки, оставив принадлежности лежать на полу. Утром их хозяин сам будет убираться. Захватил с собой он только кусок атласной ткани, используемой Кавехом в качестве драпировки для некоторых своих работ, не так давно оставленную на столе, книги укрывать. Аль Хайтам, отнеся сожителя в спальню, оставил на кровати, накрыл с головой тканью и ушёл. Перспектива провести ещё несколько часов в компании не сна, а книг, радовала. Он закрыл дверь кабинета. Когда Аль Хайтам выпивал, то снимал наушники, дабы окончательно не потерять бдительности. Не важно, что сейчас он прочёл добрую часть книги, что после водных процедур алкоголь начал выветриваться; наушники обратно он не надел и сейчас различил в коридоре слабые шаги босых ног. К сожалению или счастью, вскоре дверь, скрипнув, отворилась. Хайтам, с ногами сидевший за столом, оторвал от книги глаза, приподнялся. В памяти всплыли строки из «Плывущего свитка песен»: «…словно ручей, огибающий рассеянный лунный свет в тени деревьев. С древности и по сей день ни один смертный не видел подобной красоты, как и не видел…» Мысль оборвалась, память подвела, не дав закончить складные стихи. В кабинет плавно и аккуратно ступая вошёл Кавех, на котором Аль Хайтам не смог различить другой одежды кроме спадающей по плечу драпировки, завязанной на бедре у парня. Мужчина припомнил слова вошедшего: «Кретин! У тебя нет совершенно никакого чувства прекрасного! Если ты не можешь познать истинной красоты, так сиди и помалкивай!» Да, но секретарь не мог не отметить — сложён парень хорошо. Он высок, подтянут, черты лица, раньше остающиеся без внимания, сейчас подсвечивались от белой ткани, казались аристократическими. Неудивительно, что вниманием архитектор обделён не был. — Что это? Он улыбнулся: — Зашёл поблагодарить. Не думал, что опустишься до столь великодушной помощи. — Не рисуйся. Это была разовая акция, теперь ты мне должен ещё больше. Кавех тронув обнаженную ключицу, наклонил голову и исподлобья улыбаясь продолжил: — Я оскорблен, я ведь в самом хорошем смысле благодарю. Он подошел ближе, склонился через стол, ткнул пальцем в книгу: — Она что, интереснее меня?! — Умнее. — Умне-е, — Кавех съязвил. Но приметил на столе недопитый бокал, продолжил, не собираясь отпускать ситуацию. — Ты пил? — С тобой прожить без алкоголя невозможно, от таких личностей спасает что-то больше сорока градусов. — А меня чего не позвал? По правилам приличия, виновник торжества приглашается первым. — Ты не смыслишь ничего и в правилах приличия. Насколько я помню, тебе не понравилась метакса. — Тогда мне не импонировала твоя компания, а напиток не так уж и плох. Мужчина, пряча лицо, отвернулся: — Оденься. — Нет. Я не для этого почтил тебя своим присутствием. — Ты придумал что-то занимательнее дефиле в атласе? — Аль Хайтам наконец оторвался от книги. Сыграла насмешка. — Да. Буду тебе долг возвращать, — парень поднял ногу, впихнул меж сомкнутых соседских, раздвигая, — денег у меня по-прежнему нет. — Не смей. — Я же не настолько тебе противен?! — обойдя, Кавех сел на стол, — зачем ты меня тогда целовал? — Что бы ты ушёл. — Ой, до этого я сам уходил. Что, тебе резко простого презрения стало мало? — Не хочешь - не верь. — И не буду. — Парень приспустил с плеча струящуюся ткань. — Ты когда-нибудь думаешь, что делаешь? — Аль Хайтам прикрыл рот кулаком. — Да, представляешь? Ощущение азарта взяло верх и секретарь, убрав ноги со стола, отклонился на стуле: — Да пожалуйста. Кавех удовлетворенно хлопнул в ладоши: — Одно условие. Хайтам прыснул: — Удиви меня. — Ты закрываешь свой поганый рот, — забрав у мужчины право голоса, парень упал на колени. Ловко расстегнул ремень на брюках, запустив пальцы под водолазку, закатил её до груди. Проведя по позвоночнику одной рукой, приобнял, второй взял ногу под колено, поднял её, изнуряя Аль Хайтама, с непосредственным интересом наблюдающим за манипуляциями, опереться на локти, принимая удобное для обоих положение. От действий Кавеха, ткань окончательно спала с плеча: он оставлял влажные следы внизу живота, возвышаясь, на груди, вел языком по ореолу сосков, изредка посасывая, покусывал нежную кожу. Не спешил, действовал скорее развязно, горячо дыша, контролировал реакцию мужчины. Смотря в глаза, он и проник под бельё - в данные минуты ненужную принадлежность одежды. Обхватил рукой горячий член. — Не переживай, я никому не скажу, что у тебя привстаёт на невыносимых соседей… — Скоро договоришься. Утром съедешь. — Хайтам запустил руку в длинные волосы парня и сжал у корней. Архитектор что-то пролепетав, подался вперед, толкнув ногой стол. Бокал с недопитой метаксой пошатнулся, выплеснулись несколько капель. В комнате становилось невыносимо жарко. Несколько секунд, давление в затылке и Кавех повёл пальцем от основания, до головки, лёг мужчине на грудь, лизнул шею, поцеловал в ямку между ключиц. Жался к животу, дрожа от сладостного желания внизу. Прикусив кожу на шее, парень замер: — Мне продолжить? — Засунь свои комментарии куда подальше, чтобы не оказаться в том же положении, как и та картина. Удивительно, но парень на это никак не отреагировал, впервые, за множество месяцев. Он, привстав, ждал ответа, готовый по первому зову, слову, кивку продолжить ласки. Аль Хайтам, пожалуй, отозвался бы с похвалой — тот действительно был в них довольно искусен. Мужчина через силу бросил: — Зараза, умоляю, не останавливайся. Кавех звонко засмеялся: — Умоляешь?! Я это теперь до конца жизни буду припоминать. — Я не говорил такого. — Ого, так я запишу. Парень поднялся на ноги, поправляя ткань, скрывающую интимные подробности тела, потянулся к исписанным бумагам. — Нет, продолжай. — Нахал! — Кавех, только этого и ждавший, развел ноги мужчины. — Не подавись. — А ты не командуй! - Огрызнулся, не сводя глаз с розовеющих щек напротив. Парень кивнул на сведенные плечи: — Ты слишком напряжен. Даже почти сожалел мужчине, вцепившемуся рдеющими пальцами в основание стула. Парень не спеша поднялся, «случайно» провел бедром меж ног, ластился к гордо отвернувшему голову Аль Хайтаму. — Хотя бы раз, не будь занудой и отпусти свои ужасные привычки! — Кавех взявшись руками за плечи, мягко огладил их, шею, массируя, надавливал на мышцы, неволя расслабиться. Не убирая самодовольной улыбки, напоследок поймал губы мужчины своими. Рассчитывал, что Хайтам не оставит без внимания специально брошенные им слова: «Смотрел бы кто со стороны, не понял бы никогда, кто из нас двоих желает удушить друг друга больше» Так, мужчина, горячась прикусил губу, сплел язык с другим, нахальным, бесцеремонным. И как только вновь притянул к себе, Кавех моментально сжал кожу на внутренней части бедра, изрядно покрасневшую. «Наверняка останется хороший такой синяк». Оторвался: — Знаешь, если учесть, что ты способен заставить людей стонать от собственного вида, я бы последние гроши отдал, чтобы услышать это от тебя… — Ещё ты ничего не хочешь?! — Раз нет, мы со всем Сумеру загадываем слышать от тебя тишину. — Кавех вновь опустился на колени. — Я тебя не выношу. — Взаимно. Ну и слава архонтам, а то я бы решил, что ты в край спился. Архитектор вёл пальцами по бархатной коже, покрывал поцелуями подрагивающие ноги. Неспешно лизнул, огладил, одобрительно цокнул, обхватил губами член. Аль Хайтам накрутил его отдающие золотом боковые пряди волос на пальцы, приподнял голову вверх, к себе. Кавех, строя глазки, отозвался слабым стоном. Снова приник к плоти, единовременно стимулируя пальцами то ниже, яички, то зажимал меж пальцев твердые соски. У мужчины все меньше получалось делать вид: «мне всё равно на происходящее». Рвано дыша, он растирал ноги, стягивал брюки ещё ниже, задерживал тонкие кончики пальцев Кавеха, когда тот клал руку на его живот, от возбуждения приятно тянущий, надавливал. Вряд ли из желания причинить физическую боль, но Хайтам, чуть не сбив кожу, оставил на лопатке архитектора довольно внушительный след от ногтей. Парень пронзительно застонал и сразу влепил мужчине легкую пощёчину: — Можно чуточку нежнее?! Я для тебя стараюсь. Поймав ритм Хайтам, приподнял бедра, подал ими мановение вперед. Кавех, уловив импульс партнера, его томный вздох, обхватил член у основания и взял глубоко, насколько мог. Играя языком, вел по стволу, медленно задрал подбородок, метнув порочный взгляд нарциссово-жёлтых глаз. Оторвавшись, перехватил плоть рукой, работая вверх-вниз, ласкал мошонку, скользил глубоко, изящно возводя ощущения в ранг чрезмерно сладостных. Мужчина, не сдерживаясь сжал плечо парня, напряг спину, чуть выгнулся, надрывно стоня. Едва ослабив хватку, долго держал Кавеха за предплечье. Дав ему минутную фору, архитектор привстал, вытер чуть стекающую с уголков губ сперму. Вытянув руку, схватил бокал метаксы, залпом осушив. Надорвал атлас, легко оторвал ткань, позволил мужчине на неё кончить. Сам расположился у Аль Хайтама на груди. Посмотреть со стороны, картина комична: не переваривший друг друга люди, по подарку судьбы, оказавшиеся сожителями, дышали в унисон, со склеящимися на лбах волосами, алыми щеками, следами от укусов, ногтей. Аль Хайтам тяжело сглотнул, отвернулся: — Ты… — Сам знаю. Великолепен, да. — Отстань. Невыносимый оболдуй, подвинься. Всего несколько минут тишины. — Когда я говорил, что по-другому долг отдам, я имел в виду, что могу месяц мыть посуду за всех, — усмехнулся. — Приду-урок, — издевательски заключил Аль Хайтам, прикрывая лицо рукой, — иди уже. — Иди?! Даже полежать нельзя? — Ты уже на полу отлично полежал. — Я, конечно, не прочь сказать, что пол лучше тебя. Но за то, что я сделал! — парень выделил последнее слово, — теперь вообще ты в долгу. — Чуши не неси. Лежи. — Вот и договорились! — заключая, утолённо улыбнулся Кавех, слегка щелкнув секретаря по носу, растянулся на широкой груди. *** Невыноси́мый. Прилагательное Такой, который трудно или невозможно вынести, вытерпеть. • Антонимы: приемлемый, терпимый. • Синонимы: непереносимый, нестерпимый, Кавех. и Аль Хайтам Гласила надпись с синим отливом, написаная крупным и кудрявым почерком. Рядом красовалась свежая карикатура на секретаря. — Кавех! Идиот, это официальное издание! Ты мозг иногда включаешь?! — Не я первый начал!