Чашка сакэ под полной луной

Поэзия

Надкусанный лунный диск, зависший над крышей. Небо пронзительно ясное, тёмно-синее, изъеденное звёздами. Всюду ночные шорохи и тихая песня ветра. Лежа спиной на энгаве Кадзуха смотрел в бескрайний небесный простор. Он чувствовал что-то странное, малопонятное — скуку на грани с тоской. А повод был, казалось бы, пустяковый: по какому-то важному делу Хейдзо отправился в Каннадзуку и не было его уже почти месяц. Раньше Кадзуху это бы не взволновало, но теперь, когда он слишком привык к их встречам и ночным разговорам, Хейдзо ощутимо не хватило. И, кроме того, чем таким он занят в Каннадзуке целый месяц? В порядке ли он? Кадзуха разглядывал далёкий звёздный блеск. Должно ли его это всё волновать? А раз не должно, так почему волнует? Почему душа его последние месяцы всё более беспокойна, словно море вспенивалось перед началом шторма? Почему Хейдзо стал иметь так много значения? Или же он всегда был исключительно значимым? Тряхнув головой, Кадзуха поднялся на ноги. Так он ни к чему не придёт. Надев сброшенные ранее гэта, он перемахнул через забор и отправился на побережье — наблюдение за морем всегда дарило ему покой. Но этой ночью, глядя на беспокойную тёмную гладь, которую рассекала дорожка лунного света, Кадзуха не чувствовал гармонии ни с самим собой, ни с миром вокруг. Всё казалось невнятным, запутанным, не тем. Море не то, лунный свет не тот, и песок под ногами не тот. А самое главное, сам Кадзуха — тоже не тот, какой-то другой, не похожий на себя прежнего. Голова полнится не теми мыслями, душа рвётся не теми чувствами. И здесь, на безлюдном пляже, у кромки холодного моря, Кадзухе вдруг пришли строки:

Море всегда беспокойно в стране громовых сакур.

Что с ними сделать, он пока не знал, а потому попытался пока просто запомнить. Но на мгновение стало легче, в голове немного прояснилось. Кадзуха — прямо как это море, такой же беспокойный и не знающий, куда себя деть. То ли погрузиться в штиль, то ли дать себе волю и разразиться штормом. Чтобы ветер и молнии, и волны высотой в три корабля.

***

Утро промозглое, погода солнцем сегодня не балует. Накинув на плечи тёплое хаори, Кадзуха согнулся над столом. Тонкая кисть в его руке исписала чернилами уже не один листок — они стопкой лежат рядом, прижатые для надёжности чернильницей, — но нужной строчки так и не вышло. Кадзухе хотелось хлёсткого, но изящного трёхстишия, как в сборниках из издательского дома Яэ, а последняя строка всё не шла в голову. Вернее, много что шло, но ничего из этого ему не нравилось. Вроде, красиво, вроде подходит, а всё равно не то, не цепляет души так, как хотелось бы. В бессилии Кадзуха возвёл глаза к небу. Ночью ещё было безоблачным, а теперь вот всё тучами заволочено. И — он прислушался к ветру — дождь к обеду пойдёт. Плохо будет тем, кого дождь застанет в пути, посреди ничего, когда рядом ни домов, ни горных пещер, чтобы в них укрыться. Успеет ли, интересно, Хейдзо спрятаться, прежде чем промокнет до нитки? Хотя, если он снова что-то расследует, дождь его не остановит и вряд ли даже замедлит. Так и будет бежать по следу, пока стена воды застилает глаза. Зелёные, как молодая листва, и пронзительные, как удар молнии. Угрожающе стекленеющие, а мгновение спустя — вспыхивающие сонмом искр. Очнувшись, Кадзуха опустил взгляд на листок, на котором бездумно вывел:

И я, утопающий в зелени…

Строчка ему категорически не понравилась: скучно и пОшло, и ни к чему не подходит. Но листок выбрасывать не стал — сложил пополам и убрал подальше. Вздохнул, постучал нервно кистью по столу и спрятал лицо в ладонях. Кадзухе казалось, что в бегах он обрёл душевный покой. Научился встречать лицом к лицу свои страхи, смеяться в лицо опасности. Но теперь ему, как маленькому напуганному мальчику, хотелось куда-нибудь спрятаться, убежать от собственных мыслей, с которыми он не умел бороться. Нельзя схватить меч и крикнуть «Сражайся!», когда враг только в твоей голове. А может, сражаться и не за чем?..

***

Море всегда беспокойно в стране громовых сакур. Увижу ли я тебя снова?

Кадзуха вывел строки нервной рукой. Хейдзо не было уже два месяца, писем от него — тоже. В комиссии сказали: «Важное задание». И всё. Больше — ни слова. Все мысли были только Хейдзо. Сны снились тревожные, невнятные. Кадзуха их не запоминал, но просыпался в холодном поту и с бешено колотящимся сердцем. Когда однажды ночью ему приснился Томо, Кадзуха подорвался с постели и, накинув кимоно, бросился в Каннадзуку, не дожидаясь рассвета. Кадзуха не знал ни где искать Хейдзо, ни в чём заключалось его «важное задание», но сидеть и ждать больше не мог. Однажды он опоздал — и Томо погиб. В этот раз придёт вовремя. Обязан прийти.

***

«Когда выслеживаешь преступника, — рассказывал Хейдзо, потягивая сакэ, — важно обращать внимание на мелочи. Следы на земле, примятая где-то трава, сломанная ветка. Упустишь одну деталь — и никого не найдёшь». Сейчас его советы очень помогали, хотя Кадзухе до детектива было далеко. Сначала Кадзуха заявился в лагерь Кудзё и застал Кудзё Сару на тренировочном поле. Она стреляла по мишеням и едва не попала заодно и в Кадзуху, но он сбил стрелу потоком Анемо, даже не обратив на это внимания. Нет времени. На гордость времени не было тоже, поэтому он практически бросился Саре на шею, умоляя рассказать, куда ушёл Хейдзо. Она бросила взгляд на светлеющее небо, вслух считая, сколько дней назад Хейдзо отправился на задание, и — Кадзуха задержал дыхание — сдалась: — Побережье Надзути. На прошлой неделе он пришёл в лагерь отчитаться, как проходит расследование, сказал, что оправится туда. Он выслеживает беглого самурая, который убил своих жену и дочь. Хейдзо считает, что он мог спеться с нобуси. Возможно, они как-то связаны с его исчезновением. Поэтому теперь, следуя наводке Сары, Кадзуха прочёсывал побережье Надзути. К несчастью, если несколько часов назад на песке и были какие-то следы, к утру их смыло волной. Кадзухе оставалось надеяться, что Хейдзо оставил подсказку, по которой его можно найти. Может, обрывок ткани, зацепившийся за ветку… — Или шнурок, которым он подвязывает волосы, — вслух сказал Кадзуха, найдя такой на песке. Шнурок был придавлен камнем, чтобы не унесло ветром и не смыло волной, и не порван. Значит, Хейдзо снял его сам. Кадзуха улыбнулся, сжав шнурок в кулаке. Хейдзо знал, что его будут искать! «В расследованиях я всегда прислушиваюсь к своей интуиции», — говорил он. Может, Кадзуха и не был наделён такой сильной интуицией, зато умел слушать ветер, который никогда его не подводил. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Сначала слышал только свое бешено колотящееся сердце и шум волн, но затем, всего на мгновение — лёгкий звон где-то далеко. Кадзуха распахнул глаза и побежал вперёд, надеясь, что не ошибся. Может, он сейчас найдёт живого и здорового Хейдзо, который сидит где-нибудь в засаде, а шнурок оставил в песке просто на всякий случай. Хейдзо разозлится, что Кадзуха испортил ему засаду, но это не страшно. Главное, чтобы был жив! Кадзуха остановился перевести дух. Огляделся вокруг, выискивая ещё подсказки, но увидел только густо разросшиеся кровоцветы. Хотел бежать дальше, но замер, уставившись на алые цветы. Разве раньше здесь росло их так много? Кровоцветы в Инадзуме — дурной знак. Говорят, они особенно пышно цветут там, где пролилась кровь. «Важно обращать внимание на мелочи, — зазвучал в голове голос Хейдзо, — упустишь одну деталь и…» Упав на колени, Кадзуха пригляделся к цветам: большинство были самыми обычными, но на нескольких он заметил подсохшие пятна крови. Значит, не кровоцветы выросли на месте битвы, а битва произошла там, где разрослись цветы. Подняв голову и напряжённо вглядевшись вдаль, Кадзуха увидел тёмное пятно на песке в нескольких метрах от себя. Потом ещё одно чуть дальше. И ещё одно. Он поднялся на ставшие нетвёрдыми ноги. Силой заставил себя идти вперёд, вглубь острова. «Иди, — повторял про себя Кадзуха, — что бы ни было впереди, иди». Дорожка следов крови привела его к скале. На ней — смазанный отпечаток ладони, чуть дальше — примята трава, ещё дальше — сломанный куст. Кадзуха остановился, уперевшись в глухую каменную стену. Поднял голову вверх: стена отвесная, зацепиться не за что и следов крови на ней нет. Значит, наверх подняться Хейдзо не мог. Кадзуха огляделся: он был в тупике, справа — стык каменных стен, слева — небольшие заросли кустарника и тоже отвесная стена. Сердце глухо забилось в груди. Если Хейдзо уходил от погони и его нагнали в этом тупике, то… Вдруг слева раздался странный звук — будто камень сорвался вниз, — и следом шёпотом, на грани слышимости голос: — Ауч! Кадзуха бросился в заросли колючего кустарника. Ветки вгрызлись шипами в руки, и, раздвинув их, Кадзуха нашёл ответ, куда в этом тупике скрылся Хейдзо. Кустарник скрывал собой дыру в земле, вход в небольшую расщелину метра в три глубиной. — Хейдзо! — закричал Кадзуха, свешиваясь вниз. — Кадзуха? Не думая, Кадзуха соскользнул вниз и, подхваченный потоком Анемо, приземлился на ноги. Хейдзо подтянул колени, давая Кадзухе немного места. В узком пространстве вдвоём они едва помещались. — Честно говоря, — хрипло сказал Хейдзо, — твоё появление не смогла бы предсказать даже моя интуиция. Что ты здесь делаешь? Вокруг было слишком темно, чтобы разглядеть, насколько сильно Хейдзо ранен, но голос его звучал измученно. Надо вытащить его отсюда как можно скорее! — Пришёл за тобой, — отрывисто ответил Кадзуха. — Встать сможешь? — Не думаю. Нога сломана, рука тоже. Приземлился неудачно. Хейдзо цедил слова сквозь зубы. Больно дышать? Рёбра сломаны? Тогда дело плохо. Кадзуха мотнул головой. Потом, всё потом. Сначала нужно поднять его наверх. — Ладно, — сказал Кадзуха, ощупывая в темноте каменную стену. — Я что-нибудь придумаю. Стена была гладкая, зацепиться не за что. Это ещё хуже — Кадзуха не сможет поднять себя с Хейдзо на руках на целых три метра вверх, ни за что не цепляясь. Кроме того, с раненым Хейдзо права на ошибку у него не будет. Наверное, стоило сначала дождаться подмоги в лице Сары и её людей, а не бездумно прыгать вниз, но Кадзуха боялся опоздать. Может, сначала выбраться самому, сбегать за подмогой и вернуться за Хейдзо? Ну конечно! И как он сразу не догадался?! — Хейдзо… — начал он голосом, невольно дрогнувшим, — я сейчас оставлю тебя одного, выберусь с помощью Анемо, прости, поднять нас обоих я не смогу, и приведу помощь. Я быстро, клянусь! — Умно, молодец, — Хейдзо звучал всё тише и как-то…сонно. — Но сначала наклонись, я тебе что-то скажу. Кадзуха наклонился, насколько позволяло сильно ограниченное пространство. И в ту же секунду почувствовал холодные пальцы, коснувшиеся затылка. — Если я умру, — прошептал Хейдзо совсем близко, — прости меня. — За что? Хейдзо поцеловал его. Почти невинно прижался сухими губами и сразу же отстранился. Рука соскользнула с шеи, стукнувшись о голый камень. — За это. А теперь иди. — Я вернусь, — пообещал Кадзуха. Что ответил Хейдзо, он уже не слышал: вызвав поток Анемо, Кадзуха подбросил себя в воздух. Высоты потока хватило едва-едва — Кадзухе пришлось зацепиться руками за выступ на самом верху. С усилием вытащив себя наружу, он глубоко вдохнул — воздух внутри был пыльный и спёртый, тяжёлый от концентрации Электро в породе. Поднявшись на ноги, Кадзуха в последний раз оглянулся на чернеющий провал и побежал в сторону побережья. Сара обещала собрать небольшой отряд и через какое-то время отправиться следом за Кадзухой. Главное успеть!

***

Кадзуха бежал. Земля под ногами, деревья слева и справа, полоска моря, небо над головой — всё смешивалось в одно невнятное, смазанное пятно из-за мутной поволоки перед глазами. В голове звенело от пустоты. Ни одной лишней мысли, только «Быстрее!» неподвижными алыми буквами. Может, поэтому вооружённого самурая Кадзуха заметил, только когда услышал, как меч рассекает воздух. Пришлось затормозить и резко броситься в сторону, уходя с траектории удара. Кадзуха обнажил меч, в последнюю секунду отразив второй удар самурая. Клинки мечей столкнулись, посыпались искры. — Где он? — проревел мужчина. — Где этот мальчишка?! Крепко сжав рукоять своего меча, Кадзуха почувствовал, как вокруг начинает клубиться беспокойная сила Анемо. — Ты же с ним заодно? — продолжай самурай, надвигаясь на Кадзуху. — Так я убью вас обоих! Докажу, что я достоин! «…выслеживает беглого самурая, который убил своих жену и дочь… мог спеться с нобуси…» Так ведь говорила Сара? Этот самурай ищет кого-то и обещает убить, а Хейдзо был ранен, когда выслеживал убийцу… Кадзуха — не детектив, но сложить вместе пару деталей способен. Самурай, яростно зарычав, бросился на него. Анемо легко подбросило Кадзуху в воздух, уводя от атаки. Поток воздуха, ставший плотным и острым, как клинок, сбил самурая с ног. Кадзуха встал перед ним и занёс меч. Он не думал ни о чём, кроме того, что желает смерти этого человека, не чувствовал ничего, кроме ненависти, не видел ничего, кроме искажённого гримасой лица самурая. Лезвие рассекло воздух, на мгновение поймало солнечный блик, ударивший в глаза, и резко ушло в сторону, столкнувшись с какой-то силой. — Каэдэхара! — долетел до сознания недовольный голос. — Он нужен нам живым! Кадзуха посмотрел на Сару. Она, натянув тетиву, держала его на прицеле. Неведомой силой, сбившей его меч, была выпущенная Сарой стрела. Кадзуха опустил меч, глядя ей в глаза. Вторая стрела прилетела в голень самурая, собравшегося было подняться на ноги. Он взвыл и упал на колени. Кадзуха смотрел на него, чувствуя, как рассеивается заполнивший голову туман. Он вспомнил, зачем искал Сару и её малочисленный отряд. — Так ты нашёл?.. — подойдя ближе, начала Сара, но замолчала, когда Кадзуха схватил её за руку. В любой другой раз он бы поостерёгся даже подходить к Саре слишком близко (почти все в Инадзуме старались держать с ней дистанцию), но сейчас это не имело значения. Ничего не имело значения кроме того, что они уже потеряли много времени. Кадзуха повёл Сару путём, который сам прошёл дважды. Она пошла за ним, не задавая вопросов. Всё то время, пока они бежали до расщелины — так быстро, что оторвались от отряда, Кадзуха чувствовал сковавшее его нервное напряжение. Ему казалось, что двигался он преступно медленно, что мышцы будто судорогой свело, а ноги его с трудом слушаются. Но Сара отставала на пару метров и, судя по всему, с трудом успевала за ним. Когда он добрались и отряд наконец догнал их, Кадзуха встал в стороне и понял, что больше не может пошевелиться. Он мог только напряжённо следить, как отряд суетится вокруг, как разворачивают целую спасательную операцию, как несколько человек разматывают верёвку, и Сара исчезает в темноте провала. Казалось, медик бросился на помощь ещё до того, как она и Хейдзо оказались снаружи. Хейдзо был без сознания. Хейдзо не двигался. Хейдзо ведь жив? Кадзуха ведь не опоздал? Правда?.. Кадзуха резко распахнув глаза, когда ему в лицо плеснули ледяной водой. Он поднял голову и встретился взглядом с жёлтыми глазами. Сара мрачно хмурила брови. — Очнулся наконец, — она сложила руки на груди, глядя на него сверху вниз. — Мы возвращаемся в лагерь. — А Хейдзо?.. — Кадзуха огляделся по сторонам, но никого не увидел. — Отряд уже ушёл вперёд. Хейдзо с ними. Он жив. — Поймав встревоженный взгляд Кадзухи, Сара изогнула уголки губ в намёке на улыбку: — Неплохо для первого расследования, детектив Каэдэхара. Она протянула руку и Кадзуха поднялся на ноги. Он не помнил ни когда подогнулись колени и он сполз по каменной стенке вниз, ни когда перестал воспринимать всё, что происходило вокруг. Да и сейчас он мало что осознавал чётко. Кроме одного. Хейдзо жив.

Музыка

Однажды дорога странствий привела Кадзуху в Мондштадт — город ветров, цветов, свободы и вина. В таверне «Доля ангелов» подавали известное во всём Тейвате одуванчиковое вино, и неприветливый на вид бармен с большой неохотой налил Кадзухе бокал. Решил, должно быть, что странно одетый посетитель слишком юн, чтобы пить вино, но поддался, заглянув Кадзухе в глаза. Бэй Доу говорила, что взгляд у него слишком взрослый. «Какой-то побитый жизнью», — смеясь, добавляла она. Кадзуха не планировал надолго задерживаться в таверне и собрался было уходить, опустошив бокал, когда дверь с грохотом распахнулась и внутрь ворвался ветер, звучащий, как перебор струн, и пахнущий цветами. А вместе с ветром — молодой человек в зелёном. Кадзуха сразу признал в нём барда — он был шумный и ярко одетый, беспечный и с лирой в руках. — Опять ты? — мрачно спросил бармен. Бард вскочил на стул у барной стойки, и сказал, подперев голову руками: — Налейте мне, мастер Дилюк! А я вам сыграю. Перед ним поставили пустой стакан и ответили, как припечатали: — В долг больше не наливаем. — Ради музыки! — взмолился бард. — Тогда тем более не наливаем. — Бармен отвернулся и принялся протирать стаканы. Бард вздохнул и соскользнул со стула. Собрался уходить, но Кадзуха, подскочив на ноги, окликнул его: — Постойте! Давайте я заплачу! Ему хотелось послушать песню этого барда, узнать, как звучит город свободы. И до сих пор Кадзуха помнил её слова, хотя слышал их лишь единожды.

Мне ветер приносит с полей Твой нежный и ласковый голос. Пой песню мне, мой соловей, Пой, мой цветущий лотос! Спой — я пойду за тобой На окраину мира, в посмертие! Твой нежный, ласковый твой Голос дарует бессмертие. Мой возлюбленный соловей, Пой, заливайся песней! А ветер мне шепчет с полей: Вовеки мы будем вместе.

***

И вот Кадзуха снова вспомнил слова той песни. Мне ветер приносит с полей… День, и правда, был ветреный, но голос, который Кадзуха жаждал услышать, так и не принёс. Хейдзо медленно шёл на поправку под присмотром лекаря из подчинённых Сары. Кадзуху она сначала пыталась отослать с острова, чтобы не тратил впустую своё и чужое время, но он отпирался до последнего. В итоге, Сара сдалась и сказала только, чтобы Кадзуха не создавал проблем. Поэтому днём он ходил по острову, зачищал его от монстров, а вечером возвращался, справлялся о здоровье Хейдзо, и ночевал в лагере. А утром уходил снова. Сара, просыпающаяся раньше всех, провожала его взглядом, но ничего больше не говорила. Этим вечером Кадзуха, вернувшись в лагерь, сидел на тренировочном поле и вспоминал мотив мондштадтской песни. Кадзуха не был бардом, но музыку любил, потому и научился извлекать её из листка. Свист, похожий на музыку, наполнил площадку. Кадзуха закрыл глаза, вспоминая одуванчиковые поля, цветущие сесилии и ярко-голубое небо, раскинувшееся над городом свободы.

Мне ветер приносит с полей Твой нежный и ласковый голос.

— Красиво. Научишь меня? Визгливая, фальшивая нота зазвенела в воздухе. Не веря собственному слуху, Кадзуха обернулся. Хейдзо стоял, прислонившись к дереву, и щурился на заходящее солнце. Такой же, как раньше, может, только более уставший и забинтованный. Споткнувшись и едва не растянувшись на земле, Кадзуха бросился к нему. Хейдзо, широко улыбаясь, протянул руки и поймал его в объятия. Сердце бешено колотилось, лёгкое, как никогда. Кадзуха вцепился в Хейдзо, будто в любой момент тот мог растаять в воздухе, рассыпаться на осколки элементальной энергии. — Ты мне, кажется, доломал то, что было целым, — засмеялся Хейдзо. — Мне ещё нужны эти кости, милый. Кадзуха отшатнулся и уставился в искрящуюся зелень глаз Хейдзо. — Что? — сдавленно спросил Кадзуха. — Что? — повторил Хейдзо, избегая его взгляда. — Что ты сказал? — Что мне нужны мои кости. Ну, знаешь, кости, они нужны для того, чтобы… — Нет, — Кадзуха потянул Хейдзо за рукав, заставляя смотреть на себя. — Другое. — А… кхм… Что ты милый? Я думал, ты знаешь. Очевидные же вещи: небо синее, трава зелёная, Каэдэхара Кадзуха милый. Все в Инадзуме это знают, у любого спроси, он скажет, что… Кадзухе хотелось улыбаться. Сильнее, чем когда-либо ещё. Он взял Хейдзо за руку и тот сразу же замолчал. — Хвала Архонтам! Ты живой, — прошептал Кадзуха. Хейдзо сжал его ладонь и ответил негромко: — Это твоя заслуга, детектив. — А затем вдруг добавил непонятное: — Ты явно старался больше меня. — То есть? — М-м… ты уверен, что хочешь говорить об этом прямо сейчас? Просто я бы хотел, например… Кадзуха помотал головой, чувствуя, как его снова охватывает тревога. — О чём ты говоришь, Хейдзо? Что значит, больше старался? Хейдзо отвёл глаза, выглядя… смущённым по какой-то причине. — Ну… — протянул он, — я не хочу умалять твоих способностей, но я же никогда не пытался поймать тебя по-настоящему. Даже зная, чем опасен гнев сёгуна, если она поймёт, что я не исполняю её прямой приказ. Нахмурившись, Кадзуха кивнул. Да, он догадывался, что Хейдзо старался едва ли вполсилы. Вопрос напрашивался сам собой: — Но почему? Жестом знакомым и отчего-то родным Хейдзо пожал плечами. Отвел легко, будто то было очевидно: — Интуиция. Она подсказала, что беглый преступник Каэдэхара Кадзуха мне не по зубам. Я решил, что незачем тогда тратить силы впустую. — И… — Кадзуха не верил в то, что говорил, — меня спасло только то, что интуиция сказала тебе не пытаться поймать меня? — Да! — Хейдзо кивнул. — Но нет. В смысле, сначала всё было так, но со временем некоторые очевидные вещи стали… более очевидными. Если до этого Кадзуха ещё хоть что-то понимал, то теперь — совсем ничего. Должно быть, это отразилось на его лице, потому что Хейдзо, вздохнув, сказал: — Ты нравишься мне, Кадзуха. Ты мне симпатичен, и я не хотел, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Я, как мог, уводил следствие подальше от тебя. Получалось, правда, не всегда. Ты любишь неприятности, а они — тебя. Когда… — его голос дрогнул, но Хейдзо быстро взял себя в руки: — Когда тебя ранили и ты сказал про Алькор, я знал, что должен делать. Знал, что за пределами Инадзуме тебе будет безопасней. Но больше всего тогда я хотел, чтобы ты остался, чтобы был рядом, и я всегда знал, в порядке ли ты. — Так долго… — пробормотал Кадзуха. — Но почему ты молчал? — Не думал, что это было бы уместно. Хотя, должен признать, тот бонсай был… Хейдзо вдруг замолчал, лицо его застыло в гримасе ужаса. — Бонсай! — опомнился он. — Его же никто не поливал, пока меня не было! Он там, наверное, давно засох! Кадзуха фыркнул, а с плеч будто свалился тяжёлый камень. Всё хорошо, у них всё будет хорошо. Он пообещал: — Я выращу для тебя новый. Столько, сколько захочешь. — Я хочу много. Целый сад! — Хейдзо взял лицо Кадзухи в ладони, погладил кожу большими пальцами. — Можно тебя поцеловать? — Конечно. Улыбку Хейдзо Кадзуха, закрыв глаза, чувствовал губами.