Твой кислород

Постепенно мы забываем, кто мы, и ходим по кругу под звуки гитар..

      – Эй, он вообще живой? – окружив его с трех сторон, мужчины приступили к первому осмотру.       Паренёк лежал на полу, прижавшись спиной к бетонной стене и не двигался. Темноволосый, тощий и грязный, как дворовый пёс, мальчишка широко раскрыл рот и с сипом втягивал воздух. Дэллиз наклонился прощупать пульс.       – Живой. Чемодан, оксиметр, шприц сюда. Быстро!       Повторять не пришлось. Пока лысый собирал "первичку" гексавайдеров, Ханести приблизился к мальчику.       На вид ему было не больше двенадцати. Из-под оборванной джинсовки, кое-где заляпанной не то кровью, не то томатным соком, виднелась пожелтевшая от времени футболка с принтом рокерской группы двадцатилетней давности. Худые ноги прикрывали порванные джинсы, а на ступнях в перемотку были натянуты разноцветные тряпки и кеды, подходящие скорее к ранней осени с гретым асфальтом и сухими парадными, но никак не к февральским морозам. Дэллиз поёжился, ощущая как табун мурашек молниеносно пробегает от затылка к животу.       – Держи, – замершего над телом мужчину бесцеремонно потрясли за плечо и всунули в руки красный оксиметр со шкалой.       Когда Ханести было десять он обожал свой велосипед. Синий, с блестящим каркасом, подаренный родителями на его первый юбилей, он был исполнившейся мечтой маленького сорванца.       – Дэли, Дэли! Дэллиз, одари тебя солнце веснушками, иди сюда! - благоговейная старушка, чье жизненное кредо – накормить и вымыть, надрывалась, стоя на широкой веранде дачной террасы.       Ярко-рыжий мальчик гонял в залитом солнцем дворе, шугая куриц и игнорируя дребезжащий в кармане мобильник. С кудахтаньем пёстрых несушек взрывался дикий хохот.       – Дэллиз Ханести! Я повторяю в последний раз!       Оранжевый оболтус разворачивал свой агрегат и, громко шлёпая сандалиями на два размера больше, катил свой новенький велик в сторону терракотового таунхауса. Мальчик качал головой, набрасывая апельсиновые кудри на глаза и скаля озорную улыбку. Шалости давались ему легко и почти всегда сходили с рук. Хирург-отец ещё пытался вложить ум в эту "лохматую башку", но обычно это сказывалось на его ментальном здоровье, а Ханести просто оказывался в углу.       Гулять его отпускали одного, рассчитывая, что навряд ли смекалистый ум и быстрые ноги не помогут сорванцу в трудную минуту, но вот чтобы выловить обратно домой у семейства потомственных врачей уходили целые часы.       Дэллиз гордо вышагивал вдоль тротуара. Уже подходя к дому, мальчик оглянулся на громкий выдох.       Загорелый, с неестественно-выпученными на фоне худых скул, глазами босоногий нищий восхищенно смотрел на велосипед. Он выглядел всего на год-два старше Дэллиза, но излишняя худоба и сгорбленность делали его маленьким и несуразным.       – Твой? – бродяжка подошёл ближе, и, присев на корточки, дотронулся рукой до крепко надутых колёс.       Дэллиз усмехнулся. – Ну мой. А тебе какое дело? – он и сам не знал, отчего наехал на незнакомого нищего, но тона не менял – лишь нагнулся над пареньком и резко откинул его руку от шины. – Прокатиться не дам, не проси.       Нищий охнул и отошёл.       Закат горел ало-розовым и солнечный диск, больше сейчас походящий на перезрелый грейпфрут, медленно плавился на горизонте.       Мрачно смотря из-под бровей, бедняк провожал взглядом уезжающего мальчишку. Рыжие волосы, синий велосипед. Слеза медленно катилась, оставляя влажную тропинку на грязной от дорожной пыли щеке. Вытерев глаза рукавом, он развернулся и побрёл вдоль дороги.       – Что ты замер над ним? Давай, меряй и клади его, походу на последнем дыхании держится.       Дэллиз резко выпал из воспоминаний.       Пацан действительно ещё больше сжался, слегка подтянув конечности к животу. Из груди вырывались уже не сипы, а бульканье вперемешку с нечеловеческим хрипом. Губы медленно приобретали сероватый оттенок, вены на шее вздулись, а тёмно-карие, как кора деревьев, глаза стали закатываться назад. Он задыхался.       Тормошить уже было бессмысленно и Дэллиз уверенно потянулся к рукаву его рубашки. Закатав по локоть, мужчина быстро прощупал лазурную дорожку вены и приложил оксиметр. Шкала стремительно побежала вниз.       – Он должен был отключиться еще двадцать минут назад. Кислород на нуле, – голос полетел под потолок.       – Ну так крой и на каталку. Я запишу пойду, – лысый сплюнул на пол, и, поморщившись, пошёл к машине.       Дэллиз склонился над мальчиком.       Он не хотел его смерти. Не хотел пить сегодня кофе вечером.       Мельком глянув на наручные часы, быстро отсчитывающие пролетающие секунды, он рывком разорвал рубашку на теле задыхающегося. Отмерив пальцами несколько долей ниже сердечной аорты, на пределе выбивающей слабый ритм, мужчина размял кожу и протёр спиртовым диском.       Раскрыв чемоданчик, Ханести судорожно подобрал шприц и закусив его между зубами, вскрыл ампулу.       Прозрачно-эфемерная жидкость густо затекала в колбу шприца. Встряхнув напоследок, Дэллиз на секунду оторвался от процесса и боковым зрением увидел сидящего на корточках водителя.       – Уверен в своих действиях? - он почти шептал, но Дэллизу не нужно было и слышать. Перепуганные глаза коллеги говорили сами за себя.       Уверен ли он в своих действиях? Вопрос хороший, но времени подумать нет.       Дэллиз кивнул.       – Тогда я могила.       Игла нежно проткнула кожу. Мальчик уже не извивался в судорогах, лёжа на боку в неестественно-застывшей позе. Медик навис над ним, руками опираясь по обе стороны и безотрывно всматриваясь в лицо. Спустя несколько секунд Дэллиз поднёс пальцы к сонной артерии и надавил.       – Есть, – выдохнул он, мгновенно расслабляясь и приподнимая голову мальчика.       Взбухшие вены опали, приобретая привычный оттенок, и мальчик глубоко вдохнул.