на полной скорости не так больно

Когда Киса просыпается утром, Хэнк уже сидит на кровати и смотрит на него, слабо улыбаясь. Видит, что он открыл глаза, и улыбка становится еще шире. Вот пидор. У Кисы щемит в груди. — С добрым утром, ебать. — Доброе, — Хэнк говорит вполголоса, — Мама твоя пришла час назад. Кису подкидывает на кровати. Ну ладно, час. Лучше, чем если бы она случайно пришла посреди ночи. Ничего такого не увидит. Хэнк, конечно, редко останавливается у него, чаще наоборот, но… — Придется тебе на завтрак остаться, — бормочет Киса и тянется одеваться. Хэнк пожимает плечами: — Да без проблем, давно ее не видел. Киса одевается, но не встает. В груди все еще тяжело, сердце ебашит, но он даже не может выразить, что его беспокоит. — Хэнк, я тебе вчера столько рассказал… Киса рассказал ему все. Одетый, раздетый — он перед Борей теперь всегда будет чувствовать себя обнаженным. Он не знает, как попросить, чтобы Хэнк не использовал это против него. Не бил в спину. Есть же вещи, которыми бить нельзя. Отсутствующий отец, наркотики, личная жизнь… Но если Хэнк когда-нибудь взбесится, разве его остановит эта просьба? — Ага, Кис, — Боря, кажется, совсем не врубается в его переживания, — Забей, все нормально. Видимо, у него очень сложное ебало, потому что Хэнк прибавляет: — Спасибо, что рассказал. И Кису немного отпускает. Получается встать с кровати, выглянуть из комнаты, выползти в гостиную. — Привет, мам, — Киса смущенно улыбается, — Мы тут с Борей заночевали. Мама отводит глаза. Не похоже, что она против Хэнка, но что-то ей не нравится. Но она быстро берет себя в руки и тепло улыбается: — Позавтракаете перед уходом? Киса кивает и быстро сваливает назад. Выпинывает Хэнка в ванную и снова падает на кровать, закрывая лицо руками. Все страхи невольно лезут в голову, и Киса пытается их отогнать. Хэнку же все понравилось. Они теперь встречаются. По-взрослому. Хэнк возвращается, кидает в него полотенцем, и Киса идет в ванную. Чистит зубы и ерошит волосы, пытаясь понять, заметно ли по нему, что вчера происходило. Он лохматый, но в остальном как будто не изменился. Даже странно — на контрасте со всем, что бушует внутри. Мама, вроде, не замечает. Улыбается, задает ничего не значащие вопросы — про школу, про экзамены. Смотрит мягко, но внимательно. Иногда задумывается о чем-то своем и накручивает на палец волосы. Хэнк расслабленно улыбается, и все хорошо. Они быстро заталкивают в себя не особо вкусный завтрак и вываливаются в коридор. — Провожу тебя, Хенкалина? — показательно уверенным тоном спрашивает Киса, и Боря кивает. Киса зашнуровывает отвоеванные Хэнком кроссовки, и, глядя на это, тот снова сдержанно улыбается. Пидор. Че теперь, по головке тебя погладить? Медаль выдать? Киса улыбается в ответ. Они выходят на улицу, и Киса закуривает. Теплый дым в легких немного успокаивает. — Хуево? — Хэнк, как обычно, внимательный. Не то чтобы он охуенно разбирается в человеческих душах, ЕГЭ по литературе сдаст вряд ли, но всегда видит, когда Кисе физически плохо. А сейчас его потряхивает, и немного кружится голова — на этот раз не от наркотиков, но разницы мало. — Пойдем, может, пройдемся? — хрипло спрашивает Киса, и Хэнк соглашается. От его дома до Бориного минут 15 — как раз отпустит. Они не спешат. Утро раннее, и на улице никого нет. Кисе хочется взять его за руку, но мурашки бегут просто от того, что они идут плечом к плечу. Кажется, что даже если по улице пройдет всего один человек, то он поймет, что с ними не так. А потом через испорченный телефон об этом узнает весь город. Надо залечь на дно. Никаких вписок и вечеринок. Киса не хочет подвести Хэнка. Дорога лежит мимо местного колледжа, и Кису невольно передергивает. — Да вспомнил мудака этого, — отвечает он на Борин вопросительный взгляд, — Век бы его не видеть. — Да не увидишь, Кис, не переживай, — хмурится Хэнк, и после этого правда немного отпускает. Киса улыбается и берет Хэнка под руку. Колледж остался позади, на улице все равно пусто, да и жест достаточно постироничный, чтоб прокатило. Хэнк смеется и треплет его по голове. К Хэнковскому подъезду Кису отпускает окончательно. — До завтра, — уверенно говорит Хэнк, так, что в этом «завтра» не возникает никаких сомнений. Он открывает дверь, и Киса оглядывается — во дворе никого — и втискивается следом, прижимая Хэнка к стене. Быстро целует в губы и хитро улыбается. — Вот щас до завтра. Хэнк едва заметно краснеет и толкает его в плечо. Киса смотрит, как он поднимается по лестнице, и выходит только тогда, когда, даже в узел свернувшись, Хэнка становится не видно. Он выходит из подъезда, поднимает голову. В окне, ведущим на кухню, стоит Константин Анатольевич, и Киса честно смеется. Хорошо, что догадались в подъезд зайти. Хотя у него, наверное, и так красноречивый видок. Константин Анатольевич показывает ему кулак, хотя, кажется, хотел бы показать совсем другое. Домой Киса возвращается окрыленным, с легким сердцем, и чувствует разительный контраст с утренним состоянием. Проходит мимо колледжа — и на этот раз совсем ничего не чувствует. На всех столбах висят какие-то листовки, но за своими розовыми очками Киса даже не пытается в них всматриваться. Главная задача — не въебаться в эти столбы, замечтавшись. Он уже и подзабыл, как это классно, когда все взаимно. А может, и не помнил никогда. Листовка на двери в Кисин подъезд все-таки бросается в глаза. Наебал Хэнк — на ней во весь лист фотка белобрысого мудака с вечеринки. Увидел, получается, снова. «Пропал человек» Не сегодня пропал — как-то поздно спохватились. С другой стороны, про их покойничков на столбах вообще ничего не писали. После слова «приметы» Кисе хочется дописать — «хуесос», но маркера под рукой нет. Да и не хочется, чтобы мудак висел на его подъезде. Поэтому Киса срывает листовку — криво, на двери остается только слово «пропал» — и комкает бумагу в руке.