На войне как на войне

Вечером того же дня, Эльстед и Тайрон вновь встретились в Аудиенц-зале. Оба чувствовали себя довольно скованно и неуверенно, что для этих людей было в высшей степени нехарактерно. Едва войдя и притворив за собой двери, Эльстед сразу же снял платок и головную накидку – он не хотел более скрывать своё лицо; после чего отец и сын, не сговариваясь, уселись на прежние места, за столом у раскрытого окна, откуда, несмотря на то, что жара спала, а солнце уже садилось, внутрь помещения струился, всё ещё горячий воздух… Тайрон нарушил молчание первым: - Зачем вам нужно было это представление? - А… оно было неплохим, согласитесь, – несколько смущённо возразил Эльстед. – Особенно, шутка насчёт гарема… - Так это была шутка? - Насчёт гарема, безусловно, да… - И, не шутка – насчёт того, что королева остаётся здесь? – договорил Тайрон. - Это уж вам решать… - Пусть решает она, – голос короля был абсолютно спокоен. Тайрон смотрел на своего сына, удивляясь – за эти шесть лет он нисколько не изменился, и казался существом без возраста – прибавились едва заметные морщинки в уголках глаз, только и всего… Но – порыв знойного горного ветра из распахнутого окна – предательски шевельнул густые тёмные волосы императора, и взору короля открылась тщательно зачёсанная серебристая прядь чуть выше правого виска: у его сына, оказывается, были седые волосы…Тайрон понял, что за это время Эльстед пережил очень многое… Король уже был осведомлён о счастливом стечении обстоятельств, благодаря которым его сын остался в живых после рокового динамитного взрыва в Тартарическом ущелье. Королева, взяв с Тайрона клятву молчания (что было излишне – он и без того ясно представлял себе, чем грозит его вновь обретённому сыну раскрытие тайны их родственных связей), во всех подробностях расписала ему романтическую историю спасения молодого офицера юной горянкой Адори, ныне – советником Рейгуль, доверенным лицом императора Востока. О прочих событиях, последовавших за этим, Тайрон мог только догадываться… - Кстати, где ты научился столь бесподобно владеть шпагой? – спросил король, отгоняя подступившую жалость. - Здесь… на Востоке… – взгляд Эльстеда слегка затуманился: он вспомнил пророка Бору, и их короткий возвышенный роман. - Вот этот приём… – король витиевато взмахнул рукой, пытаясь повторить. – Просто нечто новое в фехтовании! Сделай одолжение, продемонстрируй мне ещё раз! - С удовольствием! – Эльстед встал в позицию, клинок его длинной шпаги, свистнув, описал в воздухе замысловатую кривую. Достав оружие, Тайрон тщательно повторил вслед за ним. - Неплохо, – подтвердил Эльстед. – А как вот это? Он показал ещё несколько приёмов из арсенала пророка Боры, неизвестных королю. - Я думал, что знаю о фехтовании всё, – только и смог сказать тот, восхищённый каскадом стремительных движений. Король невольно залюбовался своим сыном – его смелым воодушевлённым лицом, сверкающими синими глазами, разметавшимися длинными волосами, отброшенными со лба в резком порыве вперёд. Как никогда ранее, Тайрон осознал сейчас, за что же королева так любит этого человека: чистота и благородство, жертвенность и смелость, и, в то же время – поразительно дерзкая насмешливость, почти на грани верха неприличия, – вот что составляло оригинальный коктейль характера Эльстеда, делая необыкновенно привлекательным его, в общем-то, далеко не идеальное лицо, в котором, действительно хороши были эти ясные, большие глаза… Как уже говорилось, внешне он совсем не изменился, – годы прибавили в его облике твёрдости, и только. Эльстед стоял напротив короля, закончив сложный пируэт, и слегка улыбался, помахивая шпагой: -Урок окончен. Закрепим на практике? Королю предлагался дружеский поединок, но оружию не суждено было скреститься вновь, пусть даже из чисто спортивного интереса. Тайрон удивился сам себе, отказав Эльстеду, в нём шевельнулся какой-то незнакомый ранее, почти мистический страх: он не хотел и не мог больше быть противником своего сына, пусть даже в учебной схватке, так же, как и в жизни. - Нет, нет… – король поспешно вложил шпагу в ножны. – Я, безусловно, заранее сдаюсь… – он сделал паузу и добавил, – и ничего не имею против того, что Гемма останется с вами – это будет справедливо. - Король, я не вынуждаю вас, – возразил Эльстед, тем не менее, со всем присущим ему благородством. - Конечно, нет. Просто я не хочу вас обоих больше мучить. Вы созданы друг для друга. Шесть лет назад я был неправ, когда счёл произошедшее просто забавой, каким-то скоротечным увлечением юности… Всё оказалось гораздо серьёзнее. Прости меня… Сложный вопрос, негласно висящий в воздухе, из-за которого, собственно, отец и сын, встретились здесь, был разрешён окончательно и бесповоротно этими простыми словами. - Король, – Эльстед впервые посмотрел на Тайрона открыто. – Просто я люблю её, вот и всё… - Я знаю. И она тебя – тоже. Вот что дороже любой власти, всех корон и тронов мира… Эльстед лукаво улыбнулся в ответ: - Но, согласитесь, очень неплохо, когда к этому, всё-таки, прилагается, власть, трон и корона… – не скрывая своего удовлетворения, он качнул рукой золотую императорскую пентаграмму, блестевшую поверх синего плащ-сари, и бросил взгляд на бриллиантовый венец пророка Боры, искромётно сияющий со стола. - Гемма никогда не говорила тебе, что ты несносен? – усмехнулся Тайрон. - О! Да ещё сколько раз! Они стояли на пороге зала, собираясь выходить. - Ну что же, – сказал король. – Надеюсь, вы будете счастливы… А я – возвращаюсь в Танхаген. Завтра же. Ведь есть ещё маленький Ансельм… Он ждёт меня. Услышав о ребёнке, Эльстед переменился в лице: - Тайрон, ведь это мой сын… – проговорил он серьёзно. - Да, я знаю, что не мой. - И… вы его любите?.. - Так же, как тебя. - Я хотел бы с ним встретиться… - Эльстед, – голос короля дрогнул. – Не забирай у меня хотя бы его… - Я не заберу, – загадочно улыбнулся Эльстед, и скромно опустив ресницы, добавил. – У меня будет ещё… Его последние слова прозвучали настолько уверенно, что Тайрон, если не моментально всё понял, то, во всяком случае, о многом догадался. Он покосился на Эльстеда и фыркнул: - Боже! И когда ты всё успеваешь? На что император Востока лишь деланно-лицемерно вздохнул: - На войне как на войне! Обгоревшие полы его церемониального плащ-сари свисали фестонами…