Сердце льва. Противостояние

      Повелитель стоял в середине комнаты, напротив камина. Его лицо было сосредоточенным и хмурым. Он тихо вздохнул, повернулся назад и посмотрел на сына. Шехзаде Мустафа стоял, держа руки перед собой и слегка наклонив голову. В покоях была такая тишина, что становилось жутко. Словно здесь находились не живые люди, а мраморные изваяния.       Сулейман подошел к сыну ближе и произнес:       — Поехав вслед за Фетхийе в Персию, ты подверг свою жизнь огромной опасности, Мустафа. Ты совершил большую ошибку.       — Отец, я знаю, что вы разгневаны на меня. Но я не мог и не хотел иначе. Хотя вы и говорили мне о том, что первейшая обязанность наследника — думать о своем предназначении и долге, я не мог поступить по-другому. Моя совесть не позволила бы мне этого, — ответил Мустафа, подняв голову.       Сулейман внимательно посмотрел на сына.       — Ты так сильно их любишь? — спросил он.       — Да, повелитель, — искренне ответил шехзаде, вспомнив случай в лесу.       Повелитель отвернулся к камину. Повисло молчание.       — Лев мой, — проговорил он, вновь повернувшись к Мустафе, — я горд, что мой сын совестлив и благороден. Но меня угнетает, что ты поехал тайно, словно лазутчик. Что я должен был подумать, когда не получил от тебя ни строчки и узнал о том, что ты в государстве сефевидов?       — Вы правы, отец. Но когда я узнал о том, что случилось, сразу же собрался в дорогу и уехал. В спешке я не успел сообщить вам. Простите.       Сулейман вздохнул. Вновь повисла тишина.       Помолчав, он кивнул на дверь:       — Можешь идти, шехзаде.       Мустафа поклонился и вышел из покоев.       После ухода сына султан еще долго думал об этом случае… Но прежнего гнева и недовольства уже не было. Его сменило сильное беспокойство. С возрастом повелитель стал более чувствителен, а после смерти Хюррем Султан это усилилось. Он не сомневался в своем сыне, не испытывал к нему недоверия. Однако его волновало будущее Мустафы и будущее других шехзаде.       Мустафа был прекрасным наследником. Умен, честен, благороден, отважен, хорош собой. Его уважают воины, он любим народом. Да, он и вправду был прекрасен во всем… кроме одного: привязанности к братьям и Фетхийе. Сильной привязанности. Быть падишахом — нелегко. И милосердным получается быть не всегда. Даже если очень хочется, даже если сердце диктует так, есть определенные устои и законы, которые нельзя нарушать. Ради поддержания всеобщего порядка… Повелитель опасался, что эта привязанность однажды может сыграть в судьбе его сыновей роковую роль.       …Мустафа спустился в сад, чтобы немного успокоиться. Воздух в нем был влажен. Только что прошел дождь, омыв чистой водой увядшие цветы и дорожки сада. Прохлада действовала умиротворяюще. Шехзаде прошел по дорожкам вглубь сада и, остановившись у чинары, прикрыл глаза и вдохнул полной грудью.       Позади послышались чьи-то легкие шаги. Обернувшись, шехзаде увидел перед собой Фетхийе Султан. На ее голове был накинут легкий платок того же оттенка, что и атласное платье с длинным расшитым подолом, сужавшимся на талии золотистым поясом.       — Мустафа, — Фетхийе слегка улыбнулась и подошла к нему ближе, — как только я узнала, что ты здесь, сразу же пришла. Тебя позвал повелитель. Что он сказал? Был разгневан?       — Нет. Или да… Во всяком случае, отец был спокоен. Однако его очень огорчает, что я уехал, ничего не сказав, — ответил Мустафа.       — Но… ты ведь объяснил ему, как все было?       — Объяснил. Отец велел мне идти. Наверное, он решил побыть наедине со своими мыслями.       Фетхийе мягко улыбнулась:       — Повелитель не рассердится на тебя. Я уверена, он рад, что ты так честен и отважен.       — Надеюсь. Трудно понять, что у него на сердце, — ответил шехзаде.       — Ты поэтому так печален? — спросила госпожа.       Шехзаде удивленно взглянул на нее.       — Я давно заметила, что с тобой что-то не так, Мустафа. С самого отъезда из Персии, — пояснила Фетхийе.       Воспоминания, словно огромная волна, с головой накрыли его. В памяти сразу же воскресли события в лесу и разговор с Селимом. Мустафа вовсе не жалел о том, что сделал. Однако вспоминать об этом было больно. Шехзаде сильно переживал из-за того, что натура младшего брата оказалась такой испорченной. Фетхийе, сама того не зная, задела кровоточащую рану на его сердце. Мустафа отвернулся и вздохнул.       — Это как-то связано с Селимом? Вы говорили с ним, — продолжала она.       Плечи шехзаде слегка вздрогнули то ли от холода, то ли от слов Фетхийе.       Внезапно Мустафа почувствовал теплую ладонь Фетхийе на своей спине. Она поднялась выше и остановилась на плече, слегка сжав его.       — Ты что-то пообещал ему? — спросила она.       Шехзаде повернулся к ней.       — Пообещал, — ответил он.       — Что?       — Все, — произнес Мустафа.       Фетхийе не сразу догадалась о смысле его слов. Когда она поняла, что он хочет сказать, то ужаснулась.       — Мустафа! Ты… — прошептала она, но шехзаде перебил ее:       — Ничего не говори. Фетхийе, мне страшно подумать о том, что было бы, если б я не согласился. Что я буду чувствовать, если рядом со мной не будет тех, без кого жизнь моя потеряет всякий смысл? — при последних словах он сжал ее руку.       Фетхийе не могла поверить в то, что услышала. Разве такое возможно? Этого она не могла представить даже в самых страшных кошмарах. Фетхийе смотрела на Мустафу широко распахнутыми глазами и не могла ничего ответить. Мустафа отпустил руку и серьезно взглянул на нее.       Фетхийе опустила глаза. Ее голова устало склонилась и коснулась лбом предплечья Мустафы. Его руки сомкнулись на ее плечах.       — Как я устала от всего, — тихо произнесла Фетхийе. — Вот бы вернуться в детство. Там не было забот, печалей и трудностей. Все было так безмятежно и… прекрасно.       Мустафа почувствовал, как плечи Фетхийе вздрогнули под его рукой, и сильнее прижал ее к себе.

***

      Вскоре шехзаде стали разъезжаться по своим санджакам. Первым уехал шехзаде Мустафа. Через несколько дней сборы Баязеда и Фетхийе были закончены, и они с сыновьями, попрощавшись с повелителем и Михримах Султан, двинулись в обратный путь, в Кютахью.       Осень была в самом разгаре, деревья оделись в новый золотой убор. Фетхийе смотрела на дорогу из окна кареты, подперев рукой щеку. Рядом с ней сидел Баязед. Их карета ехала первой, а за ней ехали еще две — с шехзаде, слугами и стражей.       Фетхийе отодвинулась от окна и улыбнулась Баязеду:       — Люблю осень. Все становится таким ярким.       — Я тоже, — ответил шехзаде, обняв ее за талию.       Фетхийе положила голову ему на грудь и закрыла глаза.       — Твой дивный лик и аромат волос,       Твой нежный взор,       Меня околдовали, с ума свели.       Фетхийе подняла голову и с улыбкой посмотрела в светло-карие глаза Баязеда.       — Мой разум помутился вдруг.       Ты — наваждение. Ты — любовь моя, услада глаз, — договорил шехзаде.       — Как красиво, — улыбнулась она.       Баязед коснулся рукой ее щеки и произнес:       — Твои глаза, похожие на бездонное море, я каждую ночь видел во сне, когда был вдали от дома. Я боялся, что больше не увижу тебя. Я благодарен Всевышнему, что ты у меня есть, и счастлив, Фетхийе…       Госпожа обняла его за плечи.       — И я счастлива, — прошептала она.

***

      Спустя некоторое время повелитель отправил в Персию войско под командованием великого визиря Семиза Ахмеда-паши. Османские воины продвинулись вглубь государства сефевидов, завоевав множество городов и крепостей. Через год воины вернулись домой с громкими, поистине великолепными победами.