апельсиновая газировка.

      поступление для минки оказалось невероятно сложным испытанием. факультет «погибшего прекрасного прошлого», как любил его называть сам парень, в частном колледже мечты было целью довольно… недостижимой, как казалось изначально. были и мысли об уж больно неминуемом крахе и провале, которые сменялись на внезапную веру в себя, подкреплённую желанием заниматься любимым делом, и процесс шёл вновь по кругу. спустя полчищу времени, проведённых за беготнёй с документами, к репетиторам и дополнительным занятиям, он здесь! в пальто, найденном на барахолке в другом конце города и любезно излеченном от дырок и прочих ран прошлого заплатками и цветастыми нитками, в штанах в клетку, на самом то деле спальных, ботинках на вид дедовских и с сумкой наперевес, измученной годами, но всё ещё красивой, идёт по дороге прямиком к зданию заветному. волосы чёрные, убранные с глаз назад резинкой розовой, взметаются в стороны разные в такт ветру и прыжкам через лужи позавчерашние, а улыбка под слабым солнцем, что меж туч так хочется пробиться, сверкает по-счастливому. уже идёт четвёртая неделя обучения, а минки чувствует лишь все больше и больше воодушевления и стремления мчаться из общежития в класс, чем и он и занимается в дни хорошие, пробегая мимо сонных студентов. ведь, о боже, латынь! древнегреческий! старославянский!!! как можно не радоваться новому, пока изучаешь нечто красивое и даже отчасти мистическое. парню бы хотелось когда-нибудь признаться в любви на умершем языке, близком его сердцу до безумия. он удачно догоняет сонхва, своего крайне аккуратного и даже в каком то смысле педантичного одногруппника, смотрит на его тщетные попытки по пути оттереть бедные элегантные пальцы от жёлтой масляной краски и тот взгляд уставший ведёт на уж больно радостного минки. нет, пак совсем-совсем не злой и не противный, просто по утрам часто недовольный из-за своего неряшливого соседа, который, по словам чужим: «воняет скипидаром на весь этаж.» когда он свой утренний кофе допивает, обычно сразу размягчается из оборонительной позиции, и таким по-чудесному приветливым да заботливым становится. магия, что уж тут сказать, не зря хва напросился у куна выучиться секретам таро, чтобы начать расклады делать самому. магия вообще больно присуща их колледжу, не зря в уборных зачастую с призраками умерших классиков и художников пытаются общаться. удачно ли?.. ну, минки не рассказывали. ещё одна мистическая тайна, наравне с феями на чердачном помещении под мансардными окнами. — минки, я больше не могу так, — хва выбрасывает салфетки выпачканные солнцем с его рук, по глазам пальцами ведёт и вздыхает обречённо, когда они уже меж шумов приятных следуют к аудитории. — мне эти его кисточки уже поперёк горла. — ну так не ешь их, в чём проблема? оба пропускают смешки глупые, пак понимает, что и правда уж сильно разбрюзжался и кофе нужно будет купить как можно скорее и как можно слаще. глюкоза, скажет он. сахарная кома, ответит ему минки. коридор длинный сменяется лестницей кремовой, где сонных теней от студентов пока ещё совсем нет. свет из окон ложится поверх ладоней на перилах старых, стучащая под каблуками сонхва и скрипящая в такт ботинками минки плитка пола ореховая, и третий этаж, коридор которого освещён большими окнами с одной стороны. стены на нём расписаны учениками этого места, да так красиво, что сон даже и не верит, что люди настолько способными к искусству бывают. полчище различных линий воздушных, ярких, какие-то невероятные пейзажи и люди, подстать эпохе позднего ренессанса, и даже какой-то сюрреализм и импрессионизмом, чего только не найти на росписи этой. увенчивается она пуантилизмом, который минки не понимает временами, но его под локоть настойчиво толкают внутрь кабинета. вот он наконец в своей стезе. их чудесная преподавательница древнегреческого приходит обычно ко второй части занятия; в дни, когда её урок стоит первой парой, ибо живёт уж больно далеко, и имеет такую привычку дурную как просыпать. группа минки успела привыкнуть к этому быстро, поэтому и пользуются временем, чтобы разбирать темы вместе, или же готовится к последующим урокам. а также поспать с совестью вполне чистой. сейчас в классе ещё не все, а если точнее, цянь кун, их староста и по-чудесному добрая шухуа. их группка одна из самых маленьких, всего 8 учеников, но от этого наверно даже комфортнее? минки не против и больших компаний, но для учебы более спокойная обстановка будет лучше.

***

      дверь с грохотом распахивается. минки уже подрывается поприветствовать, предположительно, учительницу с присущей ему теплотой к человеку, который такой чудесный предмет ведёт, но взглядом напирается на огненно-солнечные волосы. парень, с макушкой цвета мандаринов, в рубашке белой и поверх неё жилетка синяя — выпачканная красками. он еле держит разложенный этюдник массивный и одновременно сумку, с виду больше чем он сам, тоже перепачканную, с торчащими кистями. минки смотрит в глаза его, они смотрят в ответ с нарастающим смущением. — это же… не живописная аудитория, да? — его тембр голоса остаётся где-то на подкорке. он уже знает ответ на свой вопрос но всё равно зачем-то озвучивает. — как видишь? на ответ куна парень извиняется, тараторя, что ошибся, и вообще голова его дурная, на пару по живописи опаздывает, после чего с таким же шумом вывинчивается из кабинета, даже не заметив, что у него выпал тюбик краски и кисть длинная. — хонджун. — что? — минки взгляд непонимающий переводит на сидящего на подоконнике сонхва, с бровями нахмуренными. — это был ким хонджун — мой сосед. о. теперь недовольство пака немного стало яснее. этот хонджун и правда создаёт образ человека, у которого не только на рабочем столе чехарда и переполох вселенский, но и в голове. голос почему-то в черепной коробке всё тёплыми волнами и эхом отдаёт, не позволяя на буквах в тетрадке сосредоточится, и минки, страдальчески вздохнув, падает лицом на парту. странный он. мандариновый.