DR.APIST

      Наверное, не стоило давать ему выбирать место, думаешь ты, раздраженно включая и выключая телефон. У тебя в запасе еще три минуты. Он привёл тебя в глухой, занесенный лесопарк. Крупные хлопья снега падают с низкого, белесого неба и медленно тают, размывая раздражающий, чешущий кожу гримм. — Здравствуй, Калиборн! — звучит прямо у тебя за спиной.       Ты вздрагиваешь, будто тебя крепко ударило током.       Он выходит из-за дерева, улыбается и машет тебе почему-то сразу двумя руками. На нём осенний плащ до земли, белый как молоко, явно не по погоде; белые брюки, белые ботинки на шнуровке, даже перчатки и те белые. У тебя болят глаза. Должно быть, Скретч решил замаскироваться и слиться с окружающим фоном, чтобы его не схватила полиция, хрен знает. Единственное, не_белое пятно на нём — тёмные очки на кончике носа — это те же самые, что и всегда. Оказывается, «хамелеоны».       На его лице проскальзывает удивление, когда ты резко поворачиваешься, но только на секунду — он прикрывает рот ладонью с тихим, истеричным смешком. — Чё ты ржёшь, уебок?! — строго осведомляешься ты, глядя на него «свысока», что было бы проблематично из-за вашей разницы в росте, но не в этот раз, — и, кстати, выглядишь как пиздец.       Что не говори, лучшая защита — это нападение.       Но он реагирует раздражающе спокойно — улыбается, слегка наклонив голову влево. — Взаимно! У тебя поразительный талант подбирать ёмкие, точные и экспрессивные формулировки, лучше и не скажешь. — Если ты будешь выебываться, то я домой пойду, понял? — О, как пожелаешь. Но, посмею напомнить, что ты сам меня позвал, помнишь?       Ты задумчиво чешешь голову. Если вы сейчас разойдётесь, то это будет как-то совсем тупо. Ты не собираешься херить в никуда сорок минут тряски в переполненном, душном автобусе и доллар за билет. Интересно, а стал бы Конструктор сливать свои сложные, продуманные игры со множеством гениальных перепетий и яйцедробильных твистов, если бы его жертвы просто выебывались с ним и, не дай Бог, отказывались играть по его правилам? Нет, нет и ещё раз нет, иначе бы он не был Конструктором.       Он заставлял играть по его правилам. И ты заставишь играть по правилам придурка, чего бы тебе это не стоило. — Мхм, ну, ладно. Хорошо. Куда пойдём? — Я хотел задать тебе этот вопрос, ведь ты у нас инициатор этого мероприятия. — А я чё, ебу что ли? — честно отвечаешь ты, — место-то выбирал ты, я в твой район приезжаю второй раз в жизни. — Тогда мы можем пойти туда, — Скретч указывает вытянутой ладонью куда-то далеко вглубь аллеи, вдоль арки из деревьев, напоминающих воздетые к небесам чёрные, длиннопалые руки. — А чё там?       Скретч пожимает плечами: — Говоря откровенно… Без понятия. По моим воспоминаниям, там были аттракционы, но с того момента утекло много воды… Мы можем проверить, там ли они ещё?..       «В принципе, логично» — молча киваешь ты.       На самом деле, это пиздецкий сюр, «от» и «до». Изнутри — вы идёте смотреть на аттракционы в разгар зимы, точнно зная, что покататься на них вы не сможете, а если бы смогли — то ты бы ни за что с этим придурком в один вагончик не сел. Даже под дулом ружья. Снаружи — хилый, храбрящийся ребенок с гримом грозной куклы на личике и в потасканной курточке, которого уводит куда-то в зловещую, молчаливую глубь парка эфемерный, малознакомый взрослый в белом, похожий не то на призрака, не то на санитара в психушке.       По неписанным законам мироздания ты не смог бы посмотреть на всё это со стороны, даже если бы очень захотел.

***

— Почему ты весь в белом?       Ты задаешь этот вопрос спустя пятнадцать минут неловкого и крайне неприятного молчания. Не то чтобы тебе не нравилось молчать — откровенно говоря, ты большую часть времени молчишь, потому что ты либо предоставлен сам себе, либо оказываешься в компании таких конченных биомутантов, что с ними не то что разговаривать, а даже на одном поле срать не хочется, но сейчас ты ощущаешь себя откровенно ебано.       Скретч не обращает на вопрос внимания. Он вообще ни на что не обращает внимание: медленно ковыляет рядом с тобой, высоко запрокинув голову и смотрит куда-то вверх с пустыми, стеклянными глазами и приоткрытым, как у деревенского дурачка, ртом. Беззвучно наблюдает, как плавно падают жирные, снежные мухи, едва касаясь кончиками пальцев деревьев и голых кустов.       Одно из двух: либо он инопланетянин, прикидывающийся человеком (как ты и предполагал), либо он упорот в хлам чем-то очень жестким. Ты никогда не видел кайфариков вживую, но судя по тому, что ты слышал по рассказам и видел в кино, они ведут себя именно так. — Ты глухой или тупой? Эй, придурок, я с тобой разговариваю! — Ни то и ни другое.       Он стягивает очки на лоб и трёт переносицу. — Это мой любимый цвет, что не так? — Да это пососный цвет же. Он стремный! Не крутой, а именно что стремный. И потом, ты стирать заебешься. — Если носить вещи аккуратно, то не нужно будет мучиться со стиркой.       Скретч надевает очки обратно и со снисходительной улыбкой осматривает тебя сверху вниз и хмыкает: — Ах. Точно. Действительно, о чем я.       От этой снисходительной ухмылочки у тебя какая-то лютая агрессия и скрипят зубы. Он убирает руки за спину и бодро шагает по дороге, продолжая залипать в снежинки и низкое небо. — Белый, это, вообще-то, очень крутой цвет. Начнём с того, что это чёрный в негативе. Ты никогда об этом не думал? — Чё?.. Даже в голову не приходило, — предельно честно отвечаешь ты.       У тебя не было ни времени ни возможности, чтобы надумывать всякую дребедень. — Зря. Он довольно зловещий и готичный, на самом деле. Но не такой очевидный и, прошу прощения за каламбур, застиранный как чёрный.       Ты сначала не понимаешь, а потом как понимаешь, но он продолжает: — Кости белые, кабинет врача белый, снег белый… — Унитаз тоже белый. — Да, в точку! Конечно! Это тоже, — его это совершенно не задело, наоборот, он часто кивает башкой с жутковатым энтузиазмом и блеском в глазах, — ванные, туалеты, общественные душевые. Омерзительные места! Чёрный цвет логично ассоциируется с ночью, а белый с днём, но вот какая вещь, Калиборн: ночью ты априори ожидаешь чего-то ужасного, это заложено природой. Ты уже готов к угрозе, ты мобилизирован и это притупляет чувство ужаса. Но днем… Это как удар в солнечное сплетение.       Над вами возвышается ржавое колесо обозрения с креслами, покрытыми плотными шапками снега. Аттракционы с облупившейся краской и поскрипывающие на ветру, унылые в осознании своей бесполезности. Выцветшие рекламные плакаты с мультяшными зверушками и диснеевскими персонажами, от мордочек которых почему-то сквозит смертью. Черные ветви деревьев, капиллярной сеткой пронзающие белое низкое небо над вашими головами окружают вас в кольцом.       Он затыкается только тогда, когда понимает, что ты смотришь на него в кромешном ахуе. Он говорил, что почти всезнающий, следовательно его почти-всезнания должно хватить, чтобы понять, что ты на низком старте, чтобы начать улепётывать от него со скоростью звука. — Ох. Прости. Я иногда увлекаюсь и меня немного заносит. Останавливай меня, пожалуйста, когда я так делаю. Хии-хии!       Наверное, если он не будет истерично хихикать невпопад каждый раз, когда говорит или делает что-то криповое, у него взорвется голова. Или отвалится жопа. — Ты объебанный что ли, сука? — решаешь прямо спросить ты. — С чего ты так решил? — Ты несешь поехавший бред, даже более поехавший чем обычно, а еще ты все трогаешь и пялишься так, будто ты с луны свалился. Причем не с нашей, а какой-то, не ебу какой… Зеленой с Марса, нахуй.       Скретч грустно вздыхает, но ты не видишь, чтобы из его рта выходил пар. Он прислоняется плечом к ржавой ограде и закрывает глаза. И медленно открывает их, как ящерица. — Абсолютно нет. Просто… Просто я слегка одурел от свежего воздуха. Я очень давно не выходил на улицу. — Как давно? — Достаточно.       Снежинки оседают на его белых волосах и ресницах, но не тают. Липнут на стекла очков. Вокруг нет ни души, ни ветра, ни теней. Только равнодушный круг солнца за белой пеленой, холод и вымерший много лет назад детский парк. Вы словно случайно забрели в параллельный мир. Точь-в-точь как ваш, только неживой. — И я, кстати, вспомнил кое-что. Я сейчас вспомнил, как любил гулять с мамой и папой в очень похожем месте, в детстве. Мне было семь или около того. С мамой и папой, под руки. Это было так мило, хаа-хаа.       Его лицо полусонное и безэмоциональное, как и его голос. Трогательные истории про прошлое рассказываются не так. По крайней мере тот блевотный и дебильный наивняк, который ты слышал ранее от других.       Ты пытается представить как должны выглядеть родители кого-то настолько всратого и непонятного, как Скретч, но ничего не выходит, вернее выходит какая-то хрень. Поебистика полная. Типа, они выглядят точь-в-точь как Скретч. Только она — это Скретч с сиськами и накрашенными губами, а он — тот же Скретч, но в два раз старше, лысый и уродливый.       А ещё ты не можешь представить Скретча ребенком. Он будто уже сразу родился в белых шмотках, при галстуке бабочке и с дебильным акцентом. Безликая фарфоровая кукла с круглой головой-лампой. — Ну, а потом чо? — Что? — Ну, там, не знаю, — разводишь руками ты, — они оставили тебя на морозе и пошли ебаться у тебя на глазах или, не знаю, купили тебе сегу и разбили об твою голову… или еще чет такое. — Чего?.. — Я хер знает, у тебя все истории вот такие! Я уже по привычке жду какую-нибудь дикую херню, которая вылетает на меня как сраный скример! — Нет, скримеров не будет. Не в этот раз, дружок, не в этот раз.       Он скрещивает руки на груди, с уже знакомой, насквозь фальшивой полуулыбкой. У него довольно скудное количество выражений морды, как ты теперь понимаешь, но, почему-то, у тебя складывается впечатление, будто ты его обидел. У тебя ровно ноль идей чем именно, но, что ещё более странно, тебе хочется загладить вину. — Ну… Ты оказался прав. Аттракционы тут. Они никуда не делись, как видишь.       Ты не знаешь, зачем это сказал. Первое, что пришло тебе в голову. Это всегда выручает. — Знаешь… Давай пойдём отсюда. Полагаю, мы посмотрели, что хотели.

***

      Вы ходите по кругу. Однозначно. Ты уже тридцать третий раз видишь эти качели-лодочки, а вот там, за поворотом, будет расщепленная молнией, почернелая гигантская коряга у подножия и переполненная, припорошенная сероватым снегом, помойка. — Мы заблудились, — серьёзно заключаешь ты. — Неа. Ничего подобного.       Скретч поворачивается к тебе, идëт спиной вперёд, всë так же не убирая из-за неë рук. — Да ну. И где же мы тогда? — Мы в полутора часах от моего дома. Я слежу за временем и обязательно выведу тебя на остановку, чтобы ты вернулся домой вовремя. Тебе так кажется просто потому, что парк, на самом деле, не такой уж и большой. — О… Как. Умно.       Ты неопределённо осматриваешься по сторонам. С ветки вспархивает какая-то чёрная, жирная птица, до того внезапно, что ты немного пугаешься. Скретч продолжает уверенно шагать по утоптанной тропинке спиной вперёд с уверенностью, будто у него на затылке есть пара глаз.       Хотя, может и правда есть. Черт его знает. — Разумеется, умно. Я был бы ужасным хозяином, если бы повёл тебя в незнакомое место. Никогда бы себе этого не простил. — В смысле, бля, «хозяином»? Это я тут игру веду, вообще-то. Ты — испытуемый! Не наоборот! — Ох, коне-е-ечно, — он складывает руки в замок на груди, до того напоминая этим жестом и сюсюкающим тоном твою сестру, что тебе хочется зарядить ему с ноги по яйцам, — как скажете, господин, э-э-э… Конструктор младший?       Ты давишься воздухом от возмущения настолько фривольным и даже дохуя богохульственным отношением к предмету твоего миленького, персонального культа и внезапной, но удушающей волной смущения.       Скретч умудряется не поскользнуться на тонкой корке льда, продолжая идти спиной вперёд. Он слишком хорошо ориентируется в пространстве, особенно для адового затворника. — Хочешь чаю? Я вот не отказался бы, потому что немного замёрз. А ты? — Ниче удивительного, — фыркаешь ты, — ты шляешься в осеннем пальто в минус три. Ты наверное уже там отморозил себе последние мозги, лох. — Я задал тебе другой вопрос. Я не спрашивал тебя, какая сейчас температура воздуха или почему я замерз. Хорошо, давай ещё разок: ты хочешь чаю?       Ты шмыгаешь носом, утираешь лицо рукавом. Как не вовремя, блин. — Ну типа. Хочу. — Отлично!       Ты усаживаешься на заиндевевшую скамейку и провожаешь его взглядом до киоска — маленькой, кособокой будки, обклееной стоковыми фотками дураков с кофейными кружками и вырвиглазными фруктами.       Конструктор-младший. Пфт, тоже мне.       А он в таком случае… Ты пытаешься подобрать кинематографическую параллель. Для Аманды слишком спокойный, для Хоффмана наоборот слишком нервный. Для Адама слишком мытый. Может, Джилл… Ой, хоть кому-нибудь не насрать на Джилл? Ну, ладно, кому-нибудь, кроме дедушки.       Ну, конечно. Он похож на доктора Гордона. С виду аккуратный и во всем белом, а внутри скользкий и полный говна червяк. Хитрожопый поручень с круглой как блин мордой домашнего кота, просидел шесть фильмов в подвале, зато в седьмом исполнил на все деньги.       Ты будешь внимательно наблюдать за Доктором. Ты не спустишь с него глаз. Так ты думаешь, потягивая горячий, крепкий чай с лимоном. Ты даже благосклонно принимаешь из его рук маленький сникерс, который ему дали на сдачу, но ты не будешь его есть. Ведь ты знаешь, что нельзя есть конфеты из рук стремных малознакомых чуваков на улице.       Ты бы следил за ним ещё пристальнее, если бы не обжёг губы и язык. Ты ругаешься с тихим шипением и высовываешь кончик наружу, но это не помогает. Скретч сочувствующе мотает головой и даже бормочет: «будь осторожнее». Ты угрюмо ворчишь в ответ что-то неразборчивое, встаешь с лавочки и направляешься к сугробу — ты собираешься остудить рот проверенным, дедовским способом. — Ты… Ты что делаешь? — Снег жую, не видишь чёль. — Прекрати сейчас же.       Его полусонное лицо скорчилось в глубочайшем омерзении, будто ты жрешь не снег, а эмбрионов из кучи со свалки ближайшего абортария. Почти как тогда, когда ты пил из его кружки. Он даже отставил чай в сторону. — Да схуя ли. — Это же жидкая грязь. Ты… Ты понимаешь, что прямо сейчас жрёшь стафилококк ложками?..       Ты раздражённо отмахиваешься от него. Тебе поебать. Абсолютно. — Я сто раз так делал и ничего. — А на сто первый ты заболеешь хлоерой или черт его знает, чем ещё. Какая мерзость.       Ты хочешь послать его отъебаться, но за секунду передумываешь. Точнее, не то чтобы передумываешь, скорее, у тебя появляется идея как сделать это элегантнее. — Да переста-а-ань, Док, — ты даже назвал его «по имени», вдавив в пол педаль «дружелюбия», — снег чистый, чего ты… Чистый, как твое пальто!       С дебильным хохотом ты обрушиваешь на него целую волну снега, осыпающуюся каскадом белого порошка, а потом ещё одну и еще. Скретч шипит и жмурится, пытаясь загородиться от тебя руками. Ты совершенно глух к его мольбам остановиться, сгребаешь снег в охабку и бомбрадируешь его им. Кто сказал, что эта игра будет — лёгкой прогулкой по парку?       Ах, да. Ты это сказал. И ты солгал. Абсолютный гений коварства.       … Внезапно прилетевший в грудь снежок спускает тебя на землю. Скретч невинно пожимает плечами: — Достал.       Что ж. Этот пидор выбрал смерть.

***

      Исход этой битвы был предрешен с самого начала. Конечно же, у него не было ни малейшего шанса — он медленно бегает, поскальзывается, полы его пижонского пальто путаются за ветки кустов… Но ты не чувствуешь никакого удовлетворения от победы.       Более того. Вместо этого ты чувствуешь себя уродом, избившим безногого ребенка с задержкой в развитии. Не то чтобы тебе не нравился такой стиль игры, просто обычно ты занимаешься этим в онлайн-играх.       Ты сбил с него очки — они тускло бликуют на дороге. Ты даже не клал туда льдинку, просто комок липкого снега, но, честно ты бы в жизни не подумал, что от простого снежка может быть так много крови. Ты разбил ему нос и задел верхнюю губу. Он замирает с очень странным выражением лица, таким жалобным, злым, туповато-изумленным, с широко раскрытыми глазами, на которых выступают слезы и ртом, приоткрытым как аккуратная «о».       Это длится всего мгновение, но ты успеваешь подумать с удивилением: «И все-таки она красная. Не черная».       Это длится всего мгновение, потому что он почти сразу закрывает лицо с тихим поскуливанием — красные пятна расцветают на снегу, расплываются на воротнике и шарфе, ладони на перчатках промокли насквозь.       Это длится всего мгновение, но ты запомнишь это на всю оставшуюся жизнь.       Он пытается уйти от тебя: поднимает очки и резко набирает скорость, петляя между деревьев, но тебе не составляет труда догнать его меньше чем за минуту. Он стоит, прислонившись к дубу, охает и тяжело дышит. Чувствуя вину за то, что ты сделал, ты почти дотаскиваешь его до ближайшей лавочки, хотя он огрызается, что ты только путаешься у него под ногами и он дойдет сам. Ты уверен на сто процентов, что он нет. — Бля… Бля, я же ничего такого не хотел! Я тебе в живот целился! Не в лицо!       Скретч не отвечает, протирает лицо платком, но ты отчетливо видишь, как у него начинает дергаться левый глаз. — Я даже без льдинки кидал! — У меня голова кружится, — не в попад отвечает он.       Ты тянешься, чтобы потрогать его лоб (не уверен зачем, но, так вроде тоже делают), но он грубо одергивает твою руку. — Оставь меня в покое. — Я не уйду. Я хочу наблюдать за твоими страданиями, — в какой-то степени честно говоришь ты. Корректнее было бы сказать «наблюдать за состоянием», но ты как-то не догадываешься. Скретч смотрит на тебя в этот момент так, что ещё немного, и он задушит тебя. —… Тогда помолчи.       Ты не решаешься выебываться с ним дальше. Несколько минут ощущаются к половина дня, хотя ты то и дело раздраженно сверяешь часы. Он смотрит вверх — его глаза кажутся абсолютно белыми из-за отражающегося в них неба. — Ну что, ты угомонился? — осторожно спрашиваешь ты. — Я не… Я не растормаживался. Но мне уже лучше, если ты об этом. — Ну, пошли дальше тогда? — Куда? — Не, ну… Домой, наверное. Ты же не можешь гулять дальше с такой рожей, будто тебя бензопилой, блять, огрели? — О, ну, наконец-то у тебя включились мозги, — холодно говорит он, резко встает и тут же чуть не падает, вцепившись в спинку скамейки. Ты учтиво помогаешь ему не навернуться.       Домой вы идете через какой-то адовый бурелом, потому что он не хочет показываться в таком виде на люди — очередная его идиотская, затворническая причуда, но ты не возражаешь. Вы оба еще не знаете, что впереди вас ждет огромный котлован (тот самый, рядом с его домом), здоровенные корни деревьев и целое море возможностей разъебаться насмерть и мест, где можно беспалевно спрятать труп.

***

[Доброй ночи, Калиборн.] нт: Ну НИХуЯ СЕБЕ. нт: А Я ДуМАЛ, ЧТО ТЫ ЗАПОЛЗ ПОД ДИВАН И СДОХ ТАМ. нт: НЕ ТО ЧТОБЫ МНЕ БЫЛО НЕ ПОХуЙ, НО ЗНАЕШЬ. ТЫ ИГНОРИЛ МЕНЯ ЦЕЛуЮ НЕДЕЛЮ. [Я восстанавливал моральное и физическое равновесие после прогулки. Спасибо, что побеспокоился.] нт: ОЙ. ДА НАХуЙ НАДО БЕСПОКОИТЬСЯ О ТЕБЕ. ВОТ ЕЩЁ. [И тем не менее, вот я здесь, собственной персоной. Я прошёл испытание?] нт: КАК ЗАЧМЫРЕННОЕ НИЧТОЖЕСТВО. НА «ДИ» С МИНУСОМ. НО. ТЕХНИЧЕСКИ, ДА. ПРОШЕЛ. [Это не было вопросом. Это утверждение, в конце которого я случайно поставил знак вопроса. Так что там насчет моей награды, Калиборн? Ах, да. Осознание ценности жизни во всех её проявлениях не является наградой.] нт: БЛЯТЬ. нт: ЗНАЕШЬ, ПОСЛЕ ТОГО КАК ТЫ СТОЯЛ И ВЕРОЛОМНО ГЛуМИЛСЯ НАДО МНОЙ, КОГДА Я уПАЛ В КАНАВу. ЦЕННОСТИ ЖИЗНИ ТЕБЕ ВЫШЕ ГОЛОВЫ, БЛЯДЬ, ХВАТИТ. нт: СуКА. у МЕНЯ ГРИМ СМЫЛСЯ И Я БЫЛ ПОХОЖ НА ЕБАНОГО КЛОуНА. [Не хочу расстраивать тебя, но тебя с самого начала можно было на арену отправлять и никто не заметил бы подвоха. Не было жаль тебя ни тогда, ни сейчас, нисколько. Это расплата, восстановление естественного баланса вещей. Не побоюсь этой пошлятины, карма, если будет угодно. Так что там с призовым фондом, дружок?]              Вот же сука. За эту неделю произошло так дохера, а он так элегантно исчез с радаров, что ты и думать не думал ни о каких призах. Но ты обещал ему, теперь ты вспоминаешь — у тебя не было никаких идей, как ещё вытащить его на улицу.       Но поскольку ты человек слова, ему надо что-то предоставить… нт: ИТАК. ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС, ДОКТОР СКРЕТЧ. НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ НЕ ЦЕНЯТ МОЕ ОБЩЕСТВО. НО ТОЛЬКО НЕ ВЫ И НЕ ТЕПЕРЬ. нт: ВЫ ВЫИГРАЛИ ПО НАСТОЯЩЕМу ЦЕННЫЙ ПРИЗ. НИКТО НЕ МОЖЕТ ПОХВАСТАТЬСЯ ПОДОБНЫМ уЛОВОМ. ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО уНИКАЛЬНЫЙ КОНТЕНТ. МЕЧТА КАЖДОГО ОТБИТОГО НАГЛуХО СТАЛКЕРА.       Ты посылаешь ему мутную фотографию под спойлером. нт: В ЧАСТНОСТИ, ВАШ ТЕЗКА ДОКТОР ГОРДОН ОТГРЫЗ БЫ СЕБЕ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ КОНЕЧНОСТИ ОТ ЗАВИСТИ. ВЕДЬ у НЕГО ПО ИТОГу ИГРЫ ОСТАЛАСЬ ТОЛЬКО ОДНА НОГА, А у ВАС ИХ ЦЕЛЫХ ТРИ. нт: ВАШИ СОБСТВЕННЫЕ, БЛЯТЬ, И МОЯ НА КАРТИНКЕ. ХА. ХА. ХА.       А потому что не надо было хамить с порога.       Он что-то пишет. Набирает сообщение, причем довольно долго. Периодически он прорывается записать голосовое, но потом опять возвращается к тексту. За это время ты успеешь отлить. [Так дело не пойдет. Ты сказал «что угодно, на выбор». Могу тебя же процитировать — это бывает полезно. Поскольку у меня нет сил и желания дальше продираться через дебри этого нелепого вербального «гачи-мучи», мы поступим следующим образом: Две ноги. Помой их, сфотографируй с нормальным освещением и с нормальным фоном и мы в расчете.] нт: ОЙ, КАКИЕ МЫ ГРОЗНЫЕ. ПИЗДЕЦ. А ЧТО ТЫ МНЕ СДЕЛАЕШЬ, ЕСЛИ Я ОТКАЖуСЬ? ПОДСТАВИШЬ МОРДу ПОД ЕЩЕ ОДНу ЛЕДЫШКу? tumut нт: ТЫ ТОЛЬКО ЗА КОМПОМ ВЫЕБЫВАТЬСЯ уМЕЕШЬ, А В ЖИЗНИ НИЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ. [Что сделаю? Рад, что ты спросил. Как минимум, я могу слить твои данные. Поверь, по меркам психически нестабильного интернет-сталкера я очень милосердный, практически джентельмен. Есть куда более агрессивные и неадекватные представители данного вида и ты вряд ли хочешь проверять на своей шкуре, насколько они неприятные, особенно, если собьются в стайку. Или, может, мне что-нибудь из твоих художеств показать твоим одноклассникам? А еще я могу связаться с твоими родителями и много чего интересного им поведать. В таких семьях как у тебя, родители обычно верят не своему собственному чаду, а случайному прохожему, отзывающемуся об их плодах воспитания не столь комплиментарно, сколь они, по их мнению, того заслуживают. И это только верхушка айсберга. А я ведь знаю твой адрес и, как показывает практика, могу выходить на улицу, следовательно, родные стены боле не сдерживают меня. Несомненно, ты преуспел в салочках и скакании по верхотурам, будто мартышка, но за компьютером ты ничего не умеешь. Не человеку, чей IP-адрес открыт всем ветрам, рассуждать о том, что я могу выделываться только за компьютером, потому что, да, я умею, но в наши дни грань между реальной жизнью и компьютером хрупка как никогда.] нт: ЛАДНО-ЛАДНО, ЗАВАЛИ ЕБАЛО, ИСТЕРИЧКА. ПЕРЕФОТКАЮ Я ТЕБЕ НОГИ. [Так-то лучше.] нт: В ДуШЕ НЕ ЕБу НА КОЙ ЧЕРТ ТЕБЕ ЭТО НАДО, НА САМОМ ДЕЛЕ. [Тебя это и не должно касаться. Хее-хее.] нт: В СМЫСЛЕ «НЕ ДОЛЖНО». ЭТО МОИ НОГИ, ВООБЩЕ-ТО. ЧТО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ С НИМИ ДЕЛАТЬ, уБЛЮДОК? [Вырастешь — поймешь. Или нет… Считай это моей маленьким, сталкерским капризом. Ничего более.]       Это реально ебанутая просьба. Ты бы понял, если бы он попросил тебя скинуть денег или номер карточки твоего отца, или еще что-то такое. Это никак не укладывается в твоей голове, но уговор есть уговор. Тем более, что с него станется и вправду не отстать и выполнить хотя бы часть угроз.       Усевшись на постель по-турецки в кромешной темноте, чтобы никого не разбудить, ты наводишь объектив телефона на поблескивающие от влаги ноги и чувствуешь себя полным кретином. нт: Я ВЫПОЛНИЛ СВОЙ ДОЛГ. ПОБЛАГОДАРИ МЕНЯ. [За фото ног? Хм, этого маловато, как мне теперь видится, но, ладно. Где мои манеры? Спасибо и на этом.] нт: НЕТ, ОСТОЛОП. ЗА ТО ЧТО Я ВЫГуЛЯЛ ТЕБЯ. ВЕДЬ ОТ ПОСТОЯННОГО СИДЕНИЯ ДОМА ТЫ ШИЗЕЛ. Я ОКАЗАЛ ТЕБЕ ВЕЛИЧАЙШуЮ уСЛуГу СОВЕРШЕННО БЕСПЛАТНО. ≫ У вас одно (1) непрочитанное сообщение: [… Я тебе горло при встрече вскр…] ≫ Отредактированно в 23:56 [… Я не знаю, что я с тобой сделаю при встрече.]