ХэдЫ, френдЫ и трендЫ

      С работы я плелась, еле передвигая ноги. Последняя рабочая неделя перед отпуском только началась, но мне оперативно организовали такой завал, как будто бы я валяла дурочку в течение года. Мысли вращались вокруг ужина, просмотра сериала с соседом и сладкого восьмичасового (по возможности) сна. На протяжении уже десяти лет моё сердце было прочно отдано «Сверхъественному». Странным было то, что это чудо современного кинематографа пережило двух моих лучших подруг: одна увела у меня парня, а другая, которая по совместительству была моей соседкой какое-то время, оставила своего. Мы с Акааши, правда, романтических чувств друг к другу не питали, но вместе уживались отлично, и этот факт помог мне не потерять хорошую квартирку по хорошей цене в тот момент, когда подружка неожиданно свинтила с богатым мужиком на Гавайи, оставив меня тет-а-тет с арендной платой.       Запах печёного батата вскружил голову, стоило только приоткрыть входную дверь. Я быстро скинула кроссовки, не удосужившись даже поставить их в ровную линеечку, как этого всегда требовал мой сожитель, и поспешила на кухню.       – Вау, как вкусно пахнет! Привет.       Акааши режет огурцы для салата ровными кусочками на специальной, отведённой для овощей, доске. Меня всегда восхищала его аккуратность, потому что я скорее быстренько порубила бы всё на ладони. Не терпится засунуть нос и руку в духовку, чтобы посильнее вдохнуть аппетитные благоухания и стащить парочку горячих палочек.       – Обожжёшься, – бросает парень через плечо, не отвлекаясь от занятия. Я легонько хлопаю его между лопаток – это наша альтернатива дружеским обнимашкам, когда у кого-то заняты руки.       – Но зато я буду счастлива в этот момент! – приходится захлопнуть духовку, не совершив задуманного – я еще не провела послеуличные гигиенические процедуры. – Дай огурец, у меня руки немытые.       Кейджи протягивает мне две крупные дольки, и я сразу же начинаю ими хрустеть. Наверное, со стороны это выглядит так, словно конюх кормит лошадку.       – У тебя сок по подбородку течет, – хмыкает сосед, провожая каплю взглядом. – Иди уже отсюда.       – Зато ты такой идеальный, что готовишь в белой футболке и всё тебе ни по чем, – пробегаюсь глазами по торсу друга, задерживаясь на бицепсе, торчащем из края рукава. Я такая голодная, что хочется его укусить. Впрочем, иногда это желание посещает меня и на сытый желудок.       Акааши отточённым движением сбрасывает порубленные овощи в миску.       – Иди переодевайся, тебе ещё мясо жарить. Я уже замариновал.       – Но ты же мог поставить его до моего возвращения! – возмущаюсь я, направляясь в ванную. – Сковородка свободна!       – У тебя вкуснее получается, – различаю ответ за шумом бегущей воды. – Поэтому я решил, что эта часть готовки остаётся за тобой.       – Боже, когда ты так командуешь, я вся дрожу, – издевательски протягиваю, переодеваясь в домашнее платье. Оно не очень красивое, но я планирую обожраться, как свинья, а его не жаль будет заляпать.       – Трепещи, грязнокровка, – едва заметно улыбается Акааши, когда я возвращаюсь.       Приходится становиться к плите. Кейджи достает лёд из морозилки, чтобы добавить его в напитки.       – Как день прошёл?       – Нормально, – бросает сосед, грохоча замороженными кубиками по стеклу стакана. – Работа на дому меня определённо устраивает.       Я перехватываю пальцами одну из ледышек и начинаю водить ей по скулам, постепенно переходя на шею. Акааши сопровождает мои движения странным взглядом, скорее всего, потому, что я своровала лёд из его бокала.       – Что? Я домой бежала, мне жарко. Это ты весь день прохлаждался.       – Вот чертовка, – в очередной раз усмехается Кейджи. – Я тебя заставлю как-нибудь выполнить мою работу, чтобы ты взяла каждое свое наглое слово обратно.       – Хотелось бы посмотреть, как ты это сделаешь, – дразню я, параллельно уменьшая огонь и накрывая мясо крышкой. – Только получил повышение, а уже мнит себя важным господином.       – Помолчала бы уже, – закатывает глаза друг.       – А то что? Накажешь меня, господин?       Акааши склоняет голову набок.       – Конечно, – получаю щипок по рёбрам. – Включу в твои обязанности «бегать голой по офису в шестнадцать ноль-ноль».       – Я так и знала, что тебе не терпится увидеть меня голой.       – Ох, – Кейджи засовывает трубочку в стакан, чтобы иметь возможность лениво потягивать напиток. – Ты и так не особо утруждаешься в том, чтобы закрыто одеваться. Так что не велика разница.       – Да-да… Посмотри, мясо достаточно прожарилось?       Акааши немного наклоняется, чтобы заглянуть в сковородку, а я в это время перевешиваюсь через его предплечье и впиваюсь зубами в пластиковый материал коктейльной трубочки. Глубокий глоток напитка дарит невероятное наслаждение, вызывая удовлетворенное мычание.       – Куда, – шипит Акааши, пытаясь отшатнуться. – Что за несносная девчонка…       Я успеваю сделать еще один глоток прежде, чем Кейджи оттолкнёт меня.       – Прошу прощения, господин, – продолжаю подтрунивать. И вообще, имею на это полное право, учитывая, что это я посоветовала его на должность, на которой он недавно стал руководителем. – Или как мне вас лучше называть?       – Никак, – потирает переносицу, делая вид, что невероятно устал. – Просто заткнись.       – Могу называть вас «повелитель», – складываю руки в молитвенном жесте, вспоминая мемное видео. – Харашо мой павелитель…       – Просто называй меня на «вы» и шёпотом. И как можно реже.       – Поразительно, и когда это ты научился так командовать? Настоящий папочка!       Кейджи морщится. На секунду я пугаюсь, что он обжёгся, но потом до меня доходит, что это реакция на последнее обращение.       – Папочка! Па-аа-апочка, – довольно тяну, коварно улыбаясь.       – Фу, ты портишь мне весь аппетит.       – Почему, папочка?       – Ну хватит. Прекрати. Это звучит убого.       – Не понимаю, о чем ты, папочка.       – Ой, да заткнись! – парень даже несильно ударяет по столешнице сбоку от меня.       – Ха-ха, папочка… - пробую новое слово с разными интонациями. – Не злись, папочка…       Акааши раздражённо стонет.       – Что мне сделать, чтобы ты замолчала?       – Делай со мной, что хочешь, папочка… – произношу, растягивая гласные, еле сдерживая смех.       Глаза напротив немного темнеют. Неужели это и вправду его бесит?       Я не успеваю понять, в какой момент сильная мужская ладонь крепко обхватывает моё горло, слегка сжимая. От места касания кожи к коже бегут мурашки, а сердце почему-то пропускает удар.       – Ну-ка, повтори теперь, – тише, чем раньше говорит Кейджи, не спуская с меня глаз. Его зрачки куда-то утягивают меня из этой реальности. – Что, спрятала свой язычок куда подальше?       Я ощущаю, как поджимаются пальчики на моих стопах. Быстрой, бурной лавиной в груди поднимается чувство, которое странно испытывать к своему другу. Вместе с этим, игривое, эдакое насмешливое настроение никуда не уходит. Этот контраст на секунду-другую вызывает у меня ступор; я не понимаю, что происходит и как это остановить.       – Нет, вот он, – показываю кончик языка, словно издеваясь над ним на автомате. – Всё на месте.       Акааши, спохватившись, отпускает мою шею.       – Ну вот и молчи, – бурчит он и слегка закашливается. Думается мне, что это способ скрыть неловкость.       – Как скажешь, папочка, – стоило бы заткнуться, и я правда не собиралась этого произносить, но управление речевым аппаратом словно бы перехватил кто-то другой.       Акааши делает один шаг, и я оказываюсь прижата к столешнице, его нога находится ровно между моих. Мы молчим, и, возможно, я бы отчётливо слышала звуки жарящегося мяса и треск льда в бокалах, но шум бегущей крови в ушах перекрывает всё это. Парень разглядывает мои губы, шею и подбородок, и я думаю, что на мне всё еще остались следы от огуречного сока, хотя почему-то хочется надеяться на другую причину.       – Что ты делаешь? – более низким, чем обычно, голосом, спрашивает он. – Ты что… Ты что, трёшься об меня?       Я хочу спросить, что он имеет ввиду, но тут же осознаю, что мои бёдра и впрямь двигаются взад-вперёд, плотно прижимаясь к его ноге.       – Хватит, – требует Акааши, и тут же кладёт ладонь мне на ягодицу, прижимая к себе чуть ближе. – Остановись.       Сжимаю губы, но сдавленный звук всё равно прорывается через них. Чувствую, как становится тепло в промежности, как намокает нижнее белье. Я словно бы наблюдаю за всем происходящим со стороны; понимаю, что нужно сейчас же остановиться и извиниться, но на это абсолютно нет сил. Амплитуда движения бёдер увеличивается, как будто бы автономно. Я не могу, не могу сопротивляться. Сейчас, когда я зажата между столешницей и этим горячим подкаченным мужским телом, единственное, что еще возможно сделать, это поплотнее стиснуть зубы, чтобы не ляпнуть что-то еще.       – Не смей, – рука парня мгновенно взлетает к лицу и легонько шлёпает меня по щеке. – Не смей молчать.       – Ах-х, – выдыхаю я, когда рот по инерции приоткрывается. Часть рук Кейджи, не прикрытая тканью футболки, покрывается мурашками.       – Скажи, – спрашивает он, внимательно вглядываясь в мои глаза. – Скажи, что ты делаешь? Зачем?       – А.. А ты? – подаюсь чуть вперёд, оставляя между лицами буквально десять сантиметров. – Что делаешь? Почему держишь меня?       – Ну хватит, – становится чуть ровнее. – Я ухожу.       – Нет! – реагирую слишком быстро. Логичнее было бы позволить ему уйти, а потом за всё извиниться и попытаться сохранить дружеские отношения, но воспалённый мозг не помнит, что такое логика.       Акаши не двигается. Совсем. Кажется, он и не собирался никуда уходить… Или просто не смог.       – Бесстыжая… Какая же ты бесстыжая…       – Ты краснеешь, – пытаюсь подколоть я, давясь сдерживаемыми постанываниями. Кейджи возвращает руку на моё горло, сжимает сильнее, чем в первый раз. Я чувствую невыносимый жар между бёдер, по позвоночнику пробегают разряды электричества.       – Ну и кто теперь краснеет, – шепчет таким тоном, словно бы ему нравится моя реакция. – Говори… Кто теперь краснеет, м?       – Я, – скорее всего, это правда. Мои щёки определённо горят. – Я, папочка…       Сама не ожидаю, что скажу это не в шутку.       – Ты можешь помолчать? – пальцы сдавливают шею сильнее. – То, что ты говоришь… Это слово… Оно просто омерзительно.       Бирюзовые глаза приобрели максимально тёмный оттенок, в них бушует штормовое море. Я пропустила момент, когда зрачки стали такими огромными, они могли поглотить меня целиком.       – Что, так и будешь тереться об меня, пока я сжимаю твоё горло?       – Да, да, – из-за его рук я могу только шептать. – Да, папочка.       Акааши шумно выдыхает. Свободная ладонь звонко приземляется на задницу.       – Ну так двигайся быстрее, блядь.       Я не могу ослушаться. С каждым движением волны, бьющие внутри, становятся всё горячее и горячее. Этот новый Кейджи такой странный, такой незнакомый и такой сексуальный… Неосознанно покусываю губы, издавая хриплые звуки. Пожалуйста, только бы он не остановил меня.       – Не смей закрывать рот, – парень приближает своё лицо ко мне, оставляя теперь какие-то несчастные два сантиметра между нами. Он не целует меня, не прикасается щекой к щеке, но я осязаю его всего – балансирующий на грани безумия взгляд, учащённое дыхание, жар кожи и, конечно, жестковатые ладони на моём теле. Табун мурашек на моём теле размножается каким-то геометрическим делением, они полностью покрывают меня и носятся туда-сюда. Блаженство накатывает всё интенсивнее, затопляя последние выжившие клетки разума. Я чуть откидываю голову, чтобы он смог сильнее придушить меня, чтобы суметь выполнить его приказ. Мои стоны частые, сладкие, прерывистые, и мне так дико и в то же время так хорошо от осознания, кто их вызывает.       – Вы посмотрите, она делает всё, что я говорю, – Акааши чуть напрягает ногу, приподнимая её на носок, и теперь я могу прижиматься к ней ещё плотнее. – Какая ты маленькая, наглая бесстыдница… Тебе нравится быть зажатой мной здесь, да?       – Да, папочка, мне нравится…       – Забудь это слово, блядь, – рука с шеи быстро перемещается к губам, несильно ударяет их и возвращается обратно. Я стону громче, в глубине души и сама удивляясь, что это доставляет мне удовольствие. Акааши раздражён, и меня накрывает какое-то зудящее удовольствие от того, что я смогла вывести его, такого спокойного и правильного, из себя. Он чертовски, чертовски горяч сейчас, со своими приоткрытыми блестящими губами и бешеными глазами.       – О-оо…       Я обхватываю руками его шею, потому что всё мое тело мелко трясётся и мне сложно соблюдать равновесие. Он и бровью не ведет, но я чувствую, что по его спине тоже бегают маленькие-маленькие чувствительные точки.       – Боже, как же ты дрожишь, – выдыхает он, передвигая руку с ягодицы на бедренную косточку. Пальцы впиваются в мою плоть, кажется, до синяков, помогают усилиться резкости движений. – Вот что тебе нужно, да? Чтобы ты скакала на моей ноге, пока я душу тебя, правда? Чтобы я приказывал тебе, а ты меня слушалась, да? Вот что нравится маленьким наглым бесстыдницам?       Я уверена, что штанина Акааши уже намокла от моей смазки. Каждое мгновение мне кажется, что двигаться быстрее уже невозможно, но, тем не менее, я умудряюсь это делать. Огонь внутри такой сильный, что возможно, в скором времени я расплавлюсь, но в этом случае я умру настолько радостной, насколько это вообще возможно.       – Твои соски так сильно торчат через это платье, – бормочет Кейджи. Я плохо слышу его голос из-за своих стонов и шума крови в ушах, скорее, чувствую вибрацию, понимаю по движению губ, что он говорит. Парень пробегает кончиками пальцев с бедра по животу, направляясь к груди, и обхватывает чувствительный комочек прямо через ткань. Совсем немного, краешками подушечек. Перекатывает его, потирает большим пальцем, затем как будто бы взвешивает грудь в ладони и возвращается к соску. Ладонь на моём горле к этому моменту уже точно оставила синяки, и эта мысль такая потрясающая…       – Ох, папочка…       – Ты уже кончила? Скажи мне, ты кончила?       – Нет, папочка, я…       – Ну так блядь заткнись и работай, – грубо обрывает меня Акааши. – Шевелись, блядь. Давай. Кончи для меня…       Я не помню случаев, что бы он так много матерился за такой коротки отрезок времени. Я… я вообще ничего не помню. Знаю только, как извиваться, как дёргать бёдрами в конвульсиях, как сгорать он этого странного оргазма с привкусом пустоты. Положить голову на плечо, потому что держать её сейчас – слишком тяжёлая работа. Стонать, давясь воздухом, всхлипывать и шептать это странное, раздражающее его слово…       – Не могу поверить, что ты говорила это слово сейчас, – надменно тянет парень. Ко мне постепенно возвращаются ощущения, и я понимаю, что рука, ранее давящая на шею, теперь нежно её оглаживает. – Какая же ты бесстыжая чертовка… Надеюсь, теперь ты точно умолкнешь.       Кажется, уже поздно для этого. Только что я билась в оргазме, намертво сжав его ногу бёдрами, пока он пощипывал мои соски. Какая теперь разница? Наши отношения уже стали странными.       – Нет, папочка… Ты… Ты все еще возбуждён.       – Что ты себе понапридумывала? Мне не из-за чего возбуждаться, особенно, когда у тебя изо рта всё время льётся эта гадость.       Я склоняю голову, чтобы разглядеть его пах. Моё платье задралось до белья, и мужскую ногу в штанине обхватывают теперь голые бёдра. Это выглядит очень красиво. Я чуть отстраняюсь, и становится видно, что ткань блестит от моей смазки. Благодаря этой картине желание, чуть поутихнувшее от полученного удовольствия, вновь разгорается, отправляя искры к каждой клеточке тела.       – Куда ты смотришь? Я разве разрешал тебе?       Я вновь поднимаю глаза, стараясь сделать это ровно, но они всё равно блуждают по всему телу. У Акааши такие красивые мышцы, выглядывающие из ворота ключицы, идеальные губы, нос, о который хочется потереться своим, насыщенно-синие глаза… Он не может быть моим соседом. Я разглядывала его каждый день сотню тысяч раз, и всегда считала его привлекательным, но никогда не испытывала тех чувств, что захлестывают сейчас.       Я задыхаюсь от желания, не знаю, куда деть себя. Хотя нет, знаю… Но для этого нужно активнее показать своё согласие.       – Что ты делаешь? – спрашивает, скрещивая руки на груди. Он смотрит на меня немного сверху вниз, и я тоже смотрю ровно в глаза, демонстрируя свою послушность, но его возбуждение легко найти наощупь. Ладонь оглаживает ширинку, и я вижу, как Кейджи сжимает челюсть.       – Пожалуйста, – просьба искренняя, мне правда это нужно. – Пожалуйста…       – Что?       Вместо слов тяну бегунок змейки на джинсах вниз. На практике это оказывается сложнее, чем в теории. Руки подрагивают, лёгким не хватает воздуха; я поскорее хочу продолжения, но боюсь, что Акааши в конечном итоге оттолкнёт меня, поэтому медлю.       – Ты ведёшь себя как самая наглая, самая бесстыжая девчонка, которую только можно себе вообразить…       Он хватает меня за запястья, тянет их вверх, фиксирует одной рукой, прижимая к кухонному шкафчику. Чувствую, как вторая рука скользит по ягодице, поднимает край платья и в одно движение стаскивает его через голову. Я остаюсь в одних трусиках в то время, как Акааши полностью одет, и это усиливает разницу наших ролей в моей системе мира. Из-под закрывающихся от блаженства век с трудом могу разглядеть, как мужская рука выключает плиту, потом как Кейджи делает шаг в сторону, чтобы достать презерватив из чашки с отломанной ручкой, стоящей на холодильнике. Возможно, это должно было натолкнуть меня на какие-то мысли, но ни одна из них не желала оставаться в голове, когда вокруг творилось такое райское безумие.       – Вызывающая, развязная, болтающая своим отвратительным языком всякую мерзость… Вот какой ты оказалась, да? Значит, я отымею тебя так, как этого заслуживают грязные девчонки по типу тебя.       Он разворачивает меня и толкает к обеденному столу, видимо, решив, что столешница слишком высокая для занятий такого рода вещами. Рука давит между лопаток, вынуждая наклониться корпусом вперёд, прогнувшись в пояснице и выставив зад. Акааши продолжает держать меня в этом положении, отодвигая в сторону мокрую ткань, скользит между половых губ к разгорячённому входу двумя пальцами. Входит и сразу же достаёт их, так быстро, что я едва успеваю вдохнуть. Никаких предварительных ласк не будет – он убедился, что не причинит мне вреда, если войдёт сразу же, и ему этого достаточно. Да и мне тоже.       – Прошу, пожалуйста, папочка, пожалуйста…       Ладонь быстро спускает белье до щиколоток и звонко приземляется на нежную кожу ягодицы, вызывая яркое, немного болезненное удовольствие.       – Заткнись… Как же ты бесишь меня.       Я инстинктивно виляю пятой точкой, пытаясь поймать еще один шлепок. Кейджи не медлит – резко опускает руку на другую половину. Это ощущается просто прекрасно. Я никогда не была фанаткой подобных взаимодействий в постели, поэтому сейчас чувствую себя как человек, открывший для себя самый сладкий запретный плод.       – Блядь, как же красиво ты стонешь… – я слышу, как он сглатывает слюну, но готова поклясться, что на его лице по-прежнему ничего не отражается. – Просто послушай свой ебаный стон…       Он шлёпает меня ещё раз, ещё и ещё. Я кайфую от этого ощущения и от того, что ему тоже нравится это делать.       – Стони для меня, блядь, стони, – приказывает он, обрушивая град похлопываний на чувствительную место. Я выгибаюсь сильнее, чтобы дать ему больше доступа. Он делает это, как настоящий профессионал, причиняя совсем немного боли, оставляя больше для возбуждения и удовольствия. Гладкая кожа покрывается краснотой, я уверена, что это выглядит красиво, и очень надеюсь, что Акааши понравится этот вид.       В какой-то момент ухо улавливает тихий звук удара металлической пуговицы джинс о паркет, и через несколько секунд я чувствую напор крупной головки, обтянутой латексом, у входа. Подаюсь назад, потому что ни капли терпения во мне не осталось; чувствую, как член преодолевает небольшое сопротивление и наконец-то оказывается внутри.       – Блядь, как же в тебе тесно…       Парень сразу же задаёт быстрый темп с равномерными глубокими толчками. Огонь, горящий внутри меня, сразу же превращается в пожар, бегущий вперёд, сметающий всё на своём пути. Я толкаюсь навстречу его уверенным движениям, кайфуя от нахлынувших чувств и громких звуков соприкосновения наших тел.       – Блядь, как же хорошо, как же хорошо…       Акааши не сдерживается, хрипло постанывает при каждом погружении в меня, и это звучит как самая страстная, самая желанная в мире музыка. Рядом со мной приземляется скомканная белая футболка.       – Ты этого хотела? Да, да, ты хотела… Чтобы мой член заполнял тебя изнутри, не так ли?       – Да, папочка, да, да, да…       – Ох, да остановись же ты… Наглая, несносная… Заткнись, или я оттрахаю тебя, как мою личную секс-игрушку…       Эти вещи, которые он делает со мной, воспринимаются так хорошо… Мне так нравится, как он разговаривает со мной, как вжимает в край стола, как бьются тазовые косточки о дерево с каждым грубым толчком. Я стону всё громче и громче, и если он не замолчит, то, скорее всего, я просто сорву себе голос.       – Да, пожалуйста, прошу, прошу, прошу…       – Посмотри, что ты наделала, – с напряжением выговаривает мне он. – Посмотри, просто посмотри… Ты превратила меня в какого-то ёбаного психа… Скажи, скажи это еще.       – Папочка, папочка, – мои голос и дыхание перемешиваются с почти что криками, и мне даже кажется, что это говорит какой-то другой человек. Тот, который всё это время прятался внутри меня и был без ума от Акааши Кейджи.       – Так хорошо, так, блядь, хорошо… Мне так нравится трахать тебя, в эту узкую маленькую дырочку… Какая же ты невероятная, блядь, ты просто охуенная…       Я понимаю, что не продержусь долго, потому что моего тела уже попросту нет – оно превратилось в тугой комок возбуждения и зудящего, обжигающего удовольствия. Мне хочется пробыть здесь подольше, сделать как можно больше этих движений назад, прижаться как можно ближе к нему, просить, умолять, быть самой послушной…       – Как же давно я мечтал об этом… Каждый раз, – Акааши делает особенно глубокий толчок и сам давиться воздухом, – О-ох, блядь, каждый раз, когда видел твои ебучие бёдра в твоих ебучих шортах, ох... Подайся на меня… Поднимись вверх, блядь, мне нужно увидеть тебя всю…       Я с трудом приподнимаюсь, откидываясь на мужскую грудь; Кейджи сгибает мою ногу в колене и задирает её на стол, чтобы придать дополнительную опору. Угол проникновения меняется, и это толкает меня еще ближе к краю. Поворачиваю голову, и он тут же находит мои губы своими, сразу же приоткрывая их, скользя по краю языком. Я сама углубляю поцелуй, мыча, задыхаясь, но не в силах оторваться. Руки парня скользят по всему моему телу, так быстро, что я не успеваю следить за вызываемыми ощущениями; они то оглаживают горло, то сжимают сосок, то начинают потирать набухший клитор. Неизменными остаются только биения головки члена о мои нежные внутренние стеночки.       – Посмотри на своё тело, о мой Бог, оно просто совершенно, – на одном дыхании произносит Кейджи в перерывах между поцелуями. – Ты так прекрасна, пиздец, как же ты прекрасна…       – Разверни меня, пожалуйста… Я хочу быть ближе к тебе, пожалуйста, пожалуйста… – шепчу, чувствуя, как сжимается всё внутри, а мышцы, напротив, становятся будто желейными. Я хочу видеть его, когда меня накроет оргазм.       Акааши выходит из меня, легко подкидывает, словно это ничего ему не стоит, и вот я уже оказываюсь перевернутой на столе, лицом к нему. Тело требует лечь на спину, но я цепляюсь за его влажные от пота плечи, прижимаясь как можно ближе. Он разводит мои ноги и опять входит в меня; то, как великолепно он это делает, вызывает даже какое-то возмущение.       – Ты хочешь кончить, да?       – Да, папочка…       – Проси разрешения, – он подхватывает меня под ягодицы, и я оказываюсь почти навесу. – Умоляй меня, блядь.       – Прошу, папочка, прошу, умоляю, разреши мне кончить…       – Где?       – На… ах, на твоём члене…       – Хочешь кончить на члене папочки, да?       – Да, пожалуйста…       – Ох, какая хорошая девочка… Ты же папочкина девочка, да? Ты же такая?       – Да, да…       – Да, блядь, да, – вторит он, подхватывая зубами кожу на моей шее. – Да, да, да…       Я ощущаю громкие вздохи Акааши на моей шее, и понимаю, что наше занятие сексом переросло в интимную близость. Как бы мне ни хотелось впитывать глазами его образ, веки всё-таки закрываются, под ними вспыхивают отголоски фейерверков, взрывающихся внутри – на меня обрушивается оргазм, такой сильный, что, возможно, он разрушит мои кости, расплавит мои мышцы и выжжет на каждой молекулке моего тела имя Акааши.       – Ака-ааши…       Я чувствую, как внутри меня становится еще горячее, корпус Кейджи мелко дрожит, он делает несколько рваных толчков и замирает.       – Блядь, блядь, блядь… Хорошая, хорошая, девочка…       Что было следующие несколько минут, я не знаю, потому что мой разум блуждал где-то в хаосе этой вселенной. Когда ощущение реальности вернулось, моё тело оказалось лежащим боком с поджатыми коленями на груди Акааши. Он развалился в стареньком сломанном кресле и уже нацепил на себя свою чистейшую белую футболку. Я слабо пошевелилась, и на мне зашуршало платье. Рука парня легонько перебирала мои волосы.       – Ты в порядке?       Хотелось спрятать лицо в изгиб шеи, чтобы не выдавать никаких признаков своей неловкости и смущения, но вместо этого я только потянулась и кивнула, довольно улыбаясь. Кейджи хмыкнули поцеловал меня.       – То, что ты сделала, просто незаконно.       – Я?!       – Ты, ты. Я же говорил тебе замолчать… Я же просил тебя не... – он возмущённо фыркнул. – Не тереться об меня.       – Ты сам сказал, что давно этого хотел!       Акааши чуть отодвинулся, чтобы высвободить руку и потереть переносицу. Дурацкая милая привычка.       – Да, но это бы очень усложнило наши отношения… Точнее, уже усложнило. Но уже, конечно, поздно об этом.       – Ага, после секса членами не машут.       – Ой, помолчала бы…       Я открыла рот, чтобы предложить ему забыть обо всем и жить, как и раньше, но вместо этого сказала:       – Умираю с голоду.       – Твой желудок просто бездонный.       – Зато вагина узкая… ***       – Клянусь, если еще хоть какая-нибудь из рабочих недель будет такой же, я сразу же уволюсь.       – Звучит как тост! – гаркнул малознакомый мне парень, и остальные поддержали его улюлюканьем.       Мы собрались большой компанией в любимом баре всего нашего издательства для того, что бы отметить день рождения редакторши из соседнего отдела. Её девушка решила устроить сюрприз и позвала всех, кого нашла у неё в друзьях на фейсбуке, потому что не знала, с кем близко общается её возлюбленная, а с кем просто знакома – их отношения начались совсем недавно. Толпа была самая разношёрстная, но это было то, что нужно, чтобы расслабиться после бешеной гонки «важных срочных заданий перед отпуском». Я откинула голову назад и обнаружила на подлокотнике за собой руку Киро.       – Ты уже спать? – усмехнулся коллега, пододвигаясь чуть ближе. Совсем недавно мы с ним и другими ребятами отплясывали на танцполе, поэтому его щёки до сих пор были красными. Мою же красноту успешно маскировал макияж, наведённый в здешнем туалете.       – Да ну, нам еще отрываться и отрываться, – возражаю, хотя на самом деле чувствую усталость.       – Вот, правильный настрой, – широко улыбается. – Я надеюсь урвать еще пару десятков танцев с такой красоткой, как ты.       В моей голове сразу же зазвучал голос Кейджи. Так было последнюю неделю почти всегда, стоило только кому-то мне сказать комплимент: «Ты так прекрасна, пиздец, как же ты прекрасна…». Мы так и не поговорили о произошедшем, потому что нам обоим пришлось очень, очень много работать. Позавчера я вырубилась прямо во время принятия ванной, и Акаши достал меня оттуда, закутал в полотенце и отнёс в постель. Это был наш самый близкий контакт с того случая, и я не понимала, что испытываю по этому поводу. Единственный вывод, к которому удалось прийти – он был собран в тот момент. Я чётко помню, как он выключил плиту и достал презерватив в то время, как от моих мозгов осталась только расплавленная лужица. Получается, это было его осознанное решение? Почему тогда… Ох, ладно.       – … как ты считаешь?       – Что? Прости, я задумалась.       – Я знаю, что может взбодрить тебя, – Киро с довольным смешком ставит свой напиток на стол и начинает водить пальцами по моему колену. Он классный симпатичный парень, но это движение ощущается просто ужасно.       – Киро… хватит. Это уже перебор.       – Перебор – это количество выпитых тобой коктейлей, – холодные от бокала со льдом пальцы поднимаются чуть выше.       – Эй, – машет мне с другого конца нашей ложи виновница торжества. – Пойдешь курить?       – Она не курит, – голос за спиной не кричит, но хорошо покрывает всё пространство. Я оборачиваюсь, хотя прекрасно знаю, кто стоит сзади.       – Убери руку, – говорит Акааши парню рядом. Тот заторможено моргает, но слушается.       – Ты как тут оказался?       – Поехали домой. Уже поздно, ты устала.       – Она со мной, – привстаёт Киро, сбрасывая с себя оцепенение.       – Ты сам-то в это веришь? – друг измеряет его странным взглядом. – Если да, то тебе же хуже.       – Тут же праздник, – встречаю я. – Будет неудобно бросать именинницу.       Акааши переводит взгляд на целующуюся пару, скептически хмыкает. Его пальцы быстро оказывается под моим подбородком, запрокидывают голову назад; он наклоняется ко мне и сладко, немного сердито целует. Его губы на вкус как свежая, чистая вода с листочком мяты. Я пью её, наполняясь энергией, сбрасывая с себя гнёт навалившихся дедлайнов и задач. Слышно, как рядом возмущается Киро, но мне всё равно.       – Ты устала, – повторяет Кейджи, разрывая контакт. – Поехали домой. Нам нужно выспаться, потому что завтра вечером мы вылетаем в путешествие, отмечать начало наших отношений.       – Что? Но ты же работаешь…       – Удалённо, – напоминает он. – Если мы продолжим беседовать в таком формате, у тебя затечёт шея, – намекает он на мою странную позу. Речь переходит на интимный шёпот. – А если ты не будешь меня слушаться, то я тебя накажу.       Я встаю, пошатываясь, и перелезаю прямо через спинку дивана. Моя юбка задирается, и Кейджи молниеносно прикрывает общий обзор своей поясной сумкой. Второй рукой он поддерживает меня, чтобы я не упала. Плечи парня мелко сотрясаются – кажется, он смеётся надо мной.       – Но у меня нет денег на всякие туристические штучки…       – Я всё оплатил.       – Надо же, как ты быстро вжился в роль папочки!       – Конечно.       – И куда мы летим? – спрашиваю, хватая его под локоть. Он крепко приобнимает меня за талию.       – Вся информация только за минет.       – Ты что, копил в себе страсть всю эту неделю?       – Я давал тебе время подумать. Наблюдал. И всё увидел.       – А сам? Давно надумал?       – Конечно, – усмехается он. – Откуда, по-твоему, у нас на холодильнике взялись презервативы?