Немая мелодия любви

— Моя любимая Мэй-Мэй, проснись и пой, — пропела бабушка и скинула одеяло на пол на зло той, которая не желала поднимать уставшие веки и дивиться новому дню. — Сегодня твой День Рождения! Новость была так себе. И Мэйси помнила, что сегодня за день. Что за особенная дата в календаре, наступающая раз в год. Она крайне недолюбливала день рождения по двум весомым причинам. Во-первых, в этот день, ровно восемнадцать лет назад, скончалась её мать вместе с братом, во-вторых, все принасыщенные картинки, впопыхах скачанные из первого попавшегося источника, о банальных пожеланиях и надписях «С Днём Рождения!», украшенные чем только возможно, доводили её до психолога. Весь день телефон чуть ли взрывался от пребывающих сообщений от родственников непонятно какой родословной. Женские пальцы, будто прошедшие мировую войну, брыкались стучать по клавишам электронной клавиатуры и немели в страхе от очередного пиликающего звука. Такова участь именинницы. Особенно, в её семье. Девушка силилась в тщетных попытках притянуть к себе единственную защиту от назойливых лучей восходящего солнца. Только защита давно валялась на вымытом полу. Бабушка, уперев руки в боки, испепеляла глазами-лазерами всё желание вновь окунуться в мир грёз. Янтарные очи с непосильным усердием распахнулись, нос задрыгался в поисках чего-то, рот в немой речи забурчал иноземные проклятья, взывающие к праведности. Спустя пару минут она рылась в шкафу в поисках сменной одежды. Зрение, абсолютно точно, не выдавало феноменальных результатов после резкого пробуждения, но различать одежду было вполне выполнимым поручением рассудка. Не пришлось вызывать духов современной моды, хотя закрадывались идеи, и из полностью перевёрнутого шкафа прогремел приговор бледно-оранжевой футболке и свободного кроя чёрным брюкам. Ванная комната встретила, как обычно, радушно. Сняв пижаму и мешающее бельё, она отрезвляла себя беспощадным напором холодной воды перед не менее беспощадным днём. Предчувствие интуиции активно трезвонило во все колокола. Стоило ей выпорхнуть из помещения, бабушка зазывающе поманила рукой в сторону кухни. Она вняла зову и переместилась на стул. Стол пестрел любимым тортом, парой кружек свежесваренного кофе, тарелок и вилок. Скромный пир на весь мир. Бабушка разделяла симпатию празднования знаменательных дней в кругу семьи. И всегда преподносила крышесносные подарки. — Мэй-Мэй, ты так выросла, — старческие губы озарились ласковой улыбкой. — Я помню тебя маленькой девочкой, только познающий наш многогранный мир. Мэйси исследовала до боли родные черты. Бабушка менялась. Становилась старше. Становилась ближе к смерти. Она бы не вынесла кончины столь близкого человека. Она бы не смогла. — Ты очень хороший человек, Мэй-Мэй. Я уверенна, когда-нибудь отыщется тот, кто будет ценить тебя больше жизни, как и я, — в словах просачивалась тень сомнения. Но перебивать бабушку не хотелось. — Ты заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь исполнения всех целей, которые являются частью твоей жизни. В руках бабушки находилось драгоценное фамильное ожерелье. Тонкая серебряная цепочка держала извилистую ветвь с полыми листьями, за которые цеплялись точно запретные плоды жемчуга. Венчался дорогой металл ручными ажурными узорами по всей длине. Мэйси под гипнозом встала из-за стола, слегка присев в реверансе перед старой женщиной, чем спровоцировала беззлобный смешок, и позволила ей водрузить на бюст бижутерию. Она чувствовала себя принцессой, коронованной в новую правительницу. Эмоции выплеснулись в виде крепких объятий. Не обладая пристрастию к тактильности, девушка лишь действиями могла компенсировать слова, коих никогда не смогла бы сказать. — Я тоже люблю тебя, Мэй-Мэй. Ты моё всё.

***

Недавно — пару недель назад — друзья решили устроить день фотографий. Каждый из них должен был принести кучу старых или новых моментов вечной памяти по прошедшим временам. Идею предложила реализовать Мэйси, и Донателло не смог остаться равнодушным к такому занимательному времяпровождению. Весело и, в коем роде, сближающе. Успешно собравшись в привычную компанию, девушка прихватила с собой ручной фонарик, несколько кусочков пиццы, что стало неким ритуалом при встрече, кофе и массивный белый альбом. Его успехи в поисках, по сравнению с целой книгой фотографий подруги, казались ничтожно малы. Он рыскал по всему логову, чтобы отыскать заветные, несколько выцветшие снимки, и сейчас участливо вникал в общую чарующую атмосферу. Когда кружка — нагло сворованная из кухни — дымилась с внушительной порцией кофе для Донни, остальное источало соблазительный запах из термокружки в тонких женских пальцах, пицца приятно грела руки и шум Нью Йорка померк на фоне дружеских посиделок, тогда пришла пора. Пора хруста пожелтевших от времени страниц, пробирающих на искренний смех пересказов событий, согревающих душу взглядов и поднятых к ночному небу фотографий. Прелестного напитка быстро не стало, от еды остался лишь слабый запах и беззвучные, бархатистые смешки приобрели вес в пространстве. Тишину, ограждающую их от всего мира, нарушал лишь донельзя пропитанный сарказмом голос. Мгновения, пережитые в детстве, позволили узнать друг о друге намного больше, чем предполагалось изначально. Наблюдая за тем, каким Донни был в детстве, складывалось ощущение умиления. Без маски, маленький, неопытный черепашонок стремился познавать нынешний мир и принимать все его странности как должное. Показывая свои фотографии, она чувствовала себя нагой, столь уязвимой. Её беззаботные времена ещё до потери голоса, ещё до приобретения тех травм и унижений, ещё до знакомства с устройством жестокого мира. Как же она повзрослела, изменилась. Донателло не читал на человеческом лице ни отвращение, ни презрение, ни брезгливость. Она любовалась его детскими фотографиями и просила раскрыть воспоминания минувших дней. О первой тренировке, о первом получении оружий, о первом изобретении. Расспрашивала про характер братьев, про отца. И он выдал развёрнутую информацию буквально обо всём. О фобиях, о слабых и сильных чертах, о истории отца. Она доверилась ему. Он доверился ей. Перелистывая заполненные снимками страницы, он вынул один. Изображались события столетней давности. Десятое день рождения Мэйси. Маленькая девочка отрадно сжимала кулачки и задувала свечки на торте под бурные аплодисменты, наверняка, родственников и её бабушки. Перевернув фотографию, он приметил вычерченную карандашом надпись: «День Рождения любимой Мэй-Мэй. 29.09.14» Старая дата повергла его в немыслимый шок. Через две недели наступит день рождения его подруги. И она не вымолвила ни единого упоминания про это. Почему? Почему она не предупредила? Почему посчитала ненужным поставить его в курс дела? Эта недосказанность слегка ранила его сердце. Но на то должны были быть существенные причины. Мэйси с безмятежной улыбкой воротила незатейливый взгляд на профиль друга. Сейчас, в полумраке ночи и блуждающими в озорстве огоньками машин по его лицу, она учуяла интуицией неладное. Что-то стряслось. Будто бы воздух осязаемо накалился до столь высоких температур, что любое движение или вздох давались с обжигающим трудом. Янтарные глаза непреднамеренно выделили из пространства оборотную сторону фотографию. Помятый верхний правый уголок оповестил тревожным колокольчиком сознание. Он нашёл тот снимок. Снимок её день рождения. Она пододвинулась ближе к нему и намеренно протянула руку, чтобы выхватить фотографию, однако Донателло реакция не подвела и он переложил треклятую бумагу в другую ладонь. Девушка бесшумно цокнула языком и вновь попыталась забрать то, что принадлежит ей. Хотя всё равно ей никто не собирался ничего возвращать. — Почему ты не сказала? — Донателло возвёл меж ними преграду, которой служила согнутая рука и слабо подтолкнул назад. Он предвидел, что пальцы сожмут ручку и наклонный размашистый почерк образуется в блокноте, поясняя ему очередную причину. Всё же этого не произошло. Ступор накатил внезапно и задержал в крепких тисках. Девушка отступила, понимая, что не сможет оказать против него что-либо и молчала. Равнодушно, безжизненно, отстранённо. Она не желала отвечать. Она была не готова посвятить его в свой секрет. Спустя несколько минут ручка всё-таки блеснула в правой ладони. «Забудь. Просто забудь.» Окончанием разговора послужило поднятием на ноги, поднятием вещей и неспешная, удаляющая поступь в сторону пожарной лестницы.

***

Мэйси не забрала фотографию. Оставила её ему без проблеска совести и переживаний. И это многое объясняло. Её безразличие к дню рождения непомерно увеличивалось с взрослением. Она никого не посвящала в то, когда наступает этот день. Для неё эта такая элементарная, естественная обыденность. Для него это непростительно и по-своему грубо. Он даже не искал логичности в собственных выводах. Так гласило сердце. И единожды он был уверен в этой несуразной правильности встарь глушимого объекта. Ему дюже нравилась её улыбка. Очень редко, в мгновения открытия их душ, он наблюдал данные посылы, обращённые лишь к нему. Как показывались неглубокие ямочки на щеках, как губы источали простодушие и доверие в одном простом положении. Он старался чаще вызывать её улыбку. Чаще любоваться ею. Донателло решил во что бы то ни стало сотворить подарок. Пока он не задумывался насчёт него, но предугадывал, что обязательно смекнёт что к чему. В запасе есть две недели. В коей мере это успокаивало. Донателло перебирал дюжину вариантов того, что можно смастерить. На покупку дорогостоящей побрякушки он не рассчитывал однозначно. Эйприл увяжется за ним хвостом, пока не выведает про новую подругу абсолютно всё. Он знал, что не сможет долго утаивать, что обязательно проболтается под соблазном сапфировых глаз, которые когда-то вызывали ощутимую дрожь в коленках и путаницу предложений. Тем более Мэйси другая. Она отличается от всех тех, кого когда-либо он встречал в своей жизни. Он это ощущал. Ощущал нутром. Оно никогда не ошибалось. Рассматривая каждую задумку, он отметал её. Ничего не подходило. Абсолютно ничего. А время заканчивалось. Осталась одна неделя. Его осенило совершенно неожиданно. Тот непонятный пластырь на шее. Рак гортани. Отсюда он сможет поддеть конец нити и прийти к долгожданному подарку. В лаборатории горел тусклый экран ноутбука. Повторяющаяся кружка кофе опустошалась почти залпом и опять оказывалась наполнена бодрящей жидкостью. Рядом лежала толстая тетрадь. На клетчатом листе бумаги отчётливо виднелись росчерки карандаша, который вычёркивал всевозможные идеи подарка. Затупленное остриё грифеля в ярости было откинуто в сторону. Раздался тихий шум и обречённый вздох. Сложно. Сложно сидеть ночью. Хотя ему не привыкать. Объявление рекламы на недавно открытом сайте сменилось на новое. Ненароком уставшие глаза обратились к ней. На толику секунды стали читать текст статьи дальше, пока на ум не пришло осознание. Голосообразующий аппарат. Как же он раньше не додумался? Ответ же лежал на поверхности. Открыв новую вкладку браузера, пальцы начали опрометью стучать по клавиатуре. Когда поиск завершился, колёсико мышки прокрутилось вниз и курсор навёл на титульное заглавие страницы. Он стал изучать состав аппарата. Аккумулятор Ni-mh зарядом девять вольт ему придётся одолжить в каком-то магазине техники, остальное же ложится на плечи юной черепахи. И он не колебался в успехе построенного голосообразующего аппарата. Шастая по свалкам и необходимым магазинам техники, он за целую неделю сумел воссоздать идею в реальность. Много времени, безусловно, было потрачено не зря. Будто только купленный — несколько модернизированный специально для Мэйси — аппарат тулился в его ящике письменного стола в ожидание дня рождения.

***

Мэйси до сих пор ощущала приближение чего-то. Того, что как-то повлияет на неё. Но не могла понять, откуда это придёт и когда. Медленно встав с кровати, она осторожно ступала с пятки на носок, чтобы подобраться к шкафу с одеждой. Дверца под напором извне отворилась и впустила острый взгляд внутрь. Так как сегодня погода выдалась холодной поверх серой футболки она накинула утеплённую ветровку, штаны на флисе теперь в считанных местах облегали ноги, в основном, образуя складки, не дотрагиваясь до чувствительной кожи. Резинка на ощупь была подобрана с письменного стола и внушала надёжность выбранной на автоматизме причёски. Две быстро заплетённые косы у висков крепились мягкой чёрной резинкой на затылке. Скрипку почему-то сегодня брать не хотелось. Только термокружку с кофе. Выскальзывая на улицу через окно, она обернулась назад и неслышно прикрыла раму. Стала преодолевать ступень за ступенью, моментами заглядывая через стекло в другие квартиры. Вот пухловатый мужчина с банкой пива смотрел сквозь играющий телевизор. Вот мужчина сидел за компьютером и дописывал нужный отчёт для работы. В остальных почти везде царила темнота, так что разглядеть что-либо казалось за гранью реальности. Резиновая подошва коснулась крыши. Мэйси двинулась к привычному выступу. Глаза не находили друга. Куда же он подевался? Или опаздывал? Присев на корточки, она отвлекла внимание на бурлящую жизнь Нью Йорка. Зрелище настолько обыденное, что помогало расслабиться. За спиной откликнулся шорох. Она в сию же секунду поняла, что он рядом. Однако не спешила оборачиваться. Хотела посмотреть, что будет происходить дальше. Только тот ничего не предпринимал. Маячил за спиной, ожидая её действий. Тогда зародилось любопытство, которое вскоре затмило желание. Под его управлением она поднялась в исходную позицию и повернулась. Донателло прятал две руки за спиной. На лице играла глуповатая, растерянная улыбка. В полумраке очи стали тёмно-кофейными. Изумительный градиент коричневого и чёрного пленял рассудок. — Мэйси, — он по-особому произнёс её имя. Тягуче, словно смакуя на вкус. — Я понимаю, что ты не любишь свой день рождения. Только позволь мне вручить тебе скромный подарок. Девушка с негодованием наклонила голову в сторону, складывая руки на груди. Правая трёхпалая ладонь зажимала голосообразующий аппарат. Она поднесла руки ко рту, скрывая искренний восторг. Недовольство пропало. Глаза посветлели на несколько тонов от томящей сердце радости и учащённого биения сердца, становясь скорее медовыми. Губы дрожали от избытка накативших разом чувств. В голове созрел вопрос. Почему? Она не сомневалась, что наблюдательный Донателло подготовился загодя, заметил пластырь на шее, вспомнил, что она ему рассказывала про рак гортани. И всё-таки это немыслимо. Кроме бабушки, ей никто никогда ничего не дарил. Никогда не поздравлял. И тут в её жизни появляется черепаха-мутант, который становится её по совместительству другом. И он поздравляет её с той датой, которую она игнорирует. Настойчиво протягивает подарок, наглядно показывая, что не примет отказ. — Я помню, как ты говорила, что обожаешь горький шоколад. В дополнение к подарку я принёс его, — из-за панциря вышла на тусклый свет левая рука, аккуратно держащая плитку. Она дивилась его памяти. Аппарат со сладостью переместились в женские ладони. Она неожиданно почувствовала себя должницей. Такой подарок заслуживал вполне достойной награды. Только какой? Сознание судорожно искало решение, пока сердце диктовало свои правила. Мэйси дотронулась губами до его ланиты, оставляя невидимый тёплый след. Чуть приподнялась на носочки, дабы дотянуться до него, и плавно опустилась обратно, ловя потемневший взор. Она ему улыбнулась. Благодарственно, бескорыстно, простодушно. А его голову накрыл хаос. Хаос эмоций. Его настигла лавина. Лавина эмоций. Он не представлял, как ему справится с самообладанием. Одними неловкими движениями она перебирала струны его души. Делала это нежно, медленно. Тем не менее какой производила эффект. Эффект того, как сбивается с привычного ритма дыхание и воздух поступает в лёгкие отрывками, как слегка потеют ладони, как выстилается на грубоватой коже смущение в виде блёкло-красных румян, как над телом властвует ступор. Девушка стушевалась от собственных действий. Она не могла дать логическую трактовку тому, чего не побоялась сделать. Удивительно явление. Удивительная перемена чувств. Удивительное тепло, разливающееся по груди. Почему этот момент отчаянно желалось прожить ещё раз?

***

Как только Мэйси получила голосообразующий аппарат, она была вне себя от переполнявшего рассудок счастья. Пусть теперь механический голос будет преследовать её по пятам всю предписанную судьбу, пусть изменять высоту голоса она будет по нажатию кнопок, пусть будет долго обучаться говорить с помощью него. Главное — это то, что немота пропадёт. Пропадёт из её жизни навсегда. Навсегда, благодаря зелёным трёхпалым рукам, одарённым прекрасным навыком собирать уму непостижимые конструкции из человеческого мусора. И этот шаг со стороны черепахи сократил меж ними дистанцию на несколько ярдов, сближая их ещё больше прежнего. Так как наступила зима и замела, как полагается издревле, крыши внушительным слоем снега, друзья решили перенести посиделки на следующую весну. Дабы не терять друг друга на столь длинный срок, девушка дала ему свой номер телефона, позволяя переписываться в свободное время. Раньше она не видела нужды в том, чтобы давать ему контактную информацию, однако условия вынудили покориться и под его радужные, радостные мысли записать желанный им набор цифр. Учебная неделя, подработка и дела по дому выжимали из неё все соки, однако в сопровождении бессонницы она переписывалась с ним по несколько часов. От всевидящего ока бабушки не получилось спрятать голосообразующий аппарат. Однажды женщина обронила орлиный взор на письменный стол внучки, откуда она благополучно забыла спрятать вещь и, проходя мимо комнаты, лукаво улыбнулась. Явно не к добру. Когда Мэйси с видным безразличием поглощала приготовленный суп на обед, бабушка подвела на первый вид невинный диалог, который поставил сидящую за столом в оцепение. Догоняя пару минут происходящее, наконец прозрела и посвятила её в подробности друга, повстречавшегося в интернете. Подвох скорее сквозил через выразительный взгляд и надо было срочно обвести бабушку около истины, не переходя грань дозволенного. Тогда ей точно не сдобровать. Она сухо пояснила его биографию и его внезапное желание порадовать её подарком (Лилиан сомнительно поверила в объяснение внучки). Однако умолчала о расе любимого друга. Если бабушка, не дай бог, узнает, что её внучка дружит с антропоморфной черепахой прямиком из глубин канализации, то её будет выжидать нечто плохое. Билет в психиатрическую больницу она ухватит в первых рядах. Без сомнений. Женщина больше не приставала с расспросами — хотя показывала личную заинтересованность через поступки и жесты — про неизвестного друга, да и Мэйси обходила стороной все разговоры, связанные с ним. Пока пламя никак не могло угаснуть внутри родителя, она опасливо относилась и всегда по пару раз проверяла то, что отключила телефон. Как и преждевременно хотела, бабушка перестала под глупыми предлогами посещать её комнату и всецело уделять время любимой готовке, с чем та облегчённо выдохнула. Их переписки скрашивали серые, непримечательные ночи и одаривали набором вопиющих эмоций. Девушка делилась успехами в развития контроля над аппаратом и давала намёк на безмерную благодарность за подарок, которая весьма льстила. Донателло цитировал удавшиеся смешные фразы Майки, вызывающие истеричный женский смех под одеялом, предавался пересказу перебранок Лео и Рафа, где Мэйси поддерживала сторону младшего, в большинстве случаев, тем временем он поддерживал старшего. И многообразие ссылок онлайн тестов от примитивных до жути интригующих. Местами смешная, местами абсурдная, местами веющая чем-то научным, местами искренняя, местами мечтательная переписка не имела конца. Хоть и весь день напролёт никто не мог общаться, но те мгновения приносили уйму положительных чувств. Однажды девушка предложила созвониться вечером из-за огромной нагрузки в университете, потому что спать будет в кои-то веки медвежьим сном. Донателло не ожидал такого спонтанного решения, но охотно согласился. При удобном расположении ноутбука и с излюбленным сопровождением в компании кружки кофе они впервые попробовали увидеть друг друга через экран технического устройства и как прежде болтать почти обо всём. Как оказалось, оба быстро приноровились к нынешним условиям и не замечали электронной преграды вовсе. Продолжительные зрительные контакты, невесомые улыбки, особо беззаботная и оживлённая атмосфера, витающая где-то неподалёку. Эта традиция совершалась лишь раз в неделю, однако насколько она запоминающаяся и проникновенная до глубины души. Эта традиция ютилась в укромном уголке сердца, откликаясь эхом непринуждённости и свободолюбивой эйфории.

***

Полумрак обхаживал завоёванные им владения без вмешательства света от настольной лампы. Густился в определённых местах, пугал различными силуэтами монстров. Только не смел переходить дозволенную черту и отборно бранился, пока поток ветра завывал за окном и обыденный гам Нью Йорка заглушали нецензурные ругательства. Из коридора доносился отдалённый звук работающего телевизора. Бабушка, вероятно, успела полюбить очередной сериал, серии которого крутили каждый день в вечернее время и который собирал среди фанатов лишь пожилых женщин, не оставленных равнодушными бездонной романтикой и противостоянием богатых мужчин за руку и сердце героини. Письменный стол ярко выделялся под ослепляющим взглядом лампы. Такому же воздействию подвергались исписанная наполовину кольцевая тетрадь и шариковая ручка, отложенная в сторону. Девушка подпёрла кулаком подбородок и смахнула ладонью мешающую прядь, вслушиваясь в объяснение друга. Весьма сосредоточенный взгляд следил за каждым жестом со стороны и не на миг ни отставал. Голова слегка качалась в такт речи. Губы в напряжении образовали бледную полосу. — Тебе точно всё понятно? — как бы не пытался Донателло скрыть сомнений, она всё равно их уловила. — Если хочешь, я могу ещё раз объяснить. Мне не составит труда. Девушка явно в смятении почесала заднюю сторону шеи и поспешно отвела глаза от экрана. В итоге сдалась и помотала головой в знак согласия. — Хорошо, ещё раз… — он стал повторять сказанное, стараясь выражаться простыми словами и приводя упрощённые примеры. Девушка, бывало, задавала уточняющие вопросы и когда-то улавливала ход мысли, добавляя что-нибудь. — Теперь усвоила? Положительный кивок не заставил себя ждать. Донателло улыбнулся и продиктовал под запись несколько интегральных уравнений, кои дюже нужны для закрепления пройденного материала. Мэйси углубилась в расчёты и не замечала ничего вокруг себя. Скребла об бумагу ручка, что-то старательно выводил карандаш, ластик вносил кое-какие правки. Он не представлял, чем себя можно занять, и начал наблюдать за процессом решения. Однако не сразу смекнул, что пристально изучает саму подругу. Махагоновые волосы сегодня были убраны в пышный пучок, отливая алым оттенком, янтарные глаза метались от одной строки к другой, смуглая кожа привносила в образ очаровательного шарма. — Я закончила, — она приосанилась и поймала статичный и мерцающий взор. Потом сделала пару снимков и кинула в их чат. — Так быстрей будет. — Сейчас посмотрю. Донателло внимательно проверил ход решения и ответы. — В целом, даже очень хорошо, — с ноткой радости заключил и та сложила ладони мостиком, куда положила голову. — Всё благодаря моему учителю, — искренне отозвалась Мэйси и установила с ним зрительный контакт. — Спасибо, что помогаешь справляться с учёбой. В последнее время мне она очень трудно даётся. — Всегда обращайся, если ещё раз понадоблюсь. Я на связи, — Донателло изобразил пальцами подобие телефона и помахал им из стороны в сторону. — Я не сомневаюсь, что ты мне всегда поможешь, Донни, — от одного сокращения в животе запорхали щекочущие бабочки. — Кстати, кроме меня, у тебя есть ещё человеческие друзья? — Есть, — честность чувствовалась в его тоне. — Есть подруга. Эйприл О`Нил. — Расскажешь про неё? — заинтересовалась Мэйси, откладывая тетрадь в сторону. — Я думаю индивидуальных занятий на сегодня достаточно. Донателло задумался на краткое мгновение и дал положительный ответ, принимая более комфортную позу и ловя неугасающий огонь пытливости в глазах напротив. Их знакомство с Эйприл имело множество моментов, которые должны были оставаться в тени и ни в коем случае не вторгаться в её мирную жизнь. Он не желал её впутывать в дела с инопланетными созданиями-мозгами из измерения Икс или в вражду меж черепахами и кланом Футом. История смягчилась, повествуя о том, что на девушку напала местная банда Лиловых Драконов и черепахи не могли ни пройти мимо. Они спасли её из кровожадных лап бандитов и познакомились так, что Эйприл отреагировала на них весьма спокойно и миролюбиво. После этого и зародилась их дружба. Потом он описал приблизительно её внешность, характер. Даже упомянул про то, что отец самовольно решил сделать из Эйприл куноити, чтобы она смогла постоять за свою честь в случае нападений. — Куноити? Звучит потрясающе! — девушка всплеснула руками и продолжила выводить в тетради скетч будущего рисунка. — А каким она учится овладевать оружием? — Тэссеном, — увлечённо ответил Донателло. Воцарилась недолгая пауза. — Это металлический боевой веер. — А как её успехи? — Конечно, она ещё слаба, но кому-то надрать задницу сможет. — Донни? Он вопросительно выгнул бровь. — Тебя с ней что-то связывало кроме дружбы? Донателло непонимающе глянул на подругу. В серьёзности заданного вопроса не могло быть сомнений. — Просто в твоих словах присутствовало несвойственное волнение. Это меня подтолкнуло на гипотезу, что ты к ней что-то чувствуешь или не можешь её отпустить. Между ними повисло гнетущее безмолвие. — И твой диалог с Леонардо. Ты спрашивал не для него, а для себя. Я права? Донателло встал из-за стола и пропал из видимости камеры. — Донни, то, что ты полюбил не ту, абсолютное нормальное явление для каждого живого существа. Нам всем свойственно совершать ошибки и обжигаться об такую вещь, как любовь. Он осел на пол где-то в стороне и полностью отвернулся от ноутбука. — Она просто не твой человек, Донни. Тебе нужно её отпустить и тогда тебе самому станет легче от этого. Люди, как автобусы. Если ушёл один, по расписанию обязательно придёт новый. Её слова остриём невидимого меча вспороли душевные раны, но тактично зашивали, стараясь достучаться до его разума. Он мог про О`Нил забыть, но не отпустить навсегда. Просто не мог. Мэйси являлась для него временным антидотом от страданий. Однако он никогда не замечал, что жизнь прекрасна и без Эйприл. Жизнь прекрасна вместе с ней. Вместе с Мэйси. С его Мэйси. Раздумья прервали грохот чего-то тяжёлого. Чего-то, равного весу человеческого тела. Девушка встрепенулась от резкого шума и обернулась на дверной проём. Донателло подбежал к ноутбуку и встретился с испуганным взглядом. Она часто дышала и старалась привести своё состояние в норму. Квартиру застлал покров тишины. Кошмарной, мёртвой, обманчивой. — Мэйси, не смей ничего предпринимать. В твой дом кто-то ворвался. Запри комнату и жди меня, пока я не приду. — сухо изложил план действий Донателло, пока девушка наклонилась к клавиатуре и настрочила сообщение. «Я думаю, это отец заявился. И по моим подозрениям не один.» — Это плохо, очень плохо. «Тебе не нужно приходить ко мне, Донни. В прошлый раз разобралась с ним, и этот не станет исключением.» — Ты не сможешь дать им отпор. Пожалуйста, выполни то, что я тебе сказал. Концом разговора стал бесшумный хлопок ноутбука с её стороны. Донателло досадно поджал губы. В кого же она такая упрямая?

***

Воображение сильно нагнетало обстановку, ведь рисовало сотни кошмарных картин исходов событий с морем крови и обилием драк. Совесть приказывала послушаться друга и не лезть на рожон. Сердце никак не отзывалось. Лишь норовилось проломить грудную клетку и покончить счёты с жизнью. Пальцы дрожали, взгляд притупился, виски пульсировали, лоб покрылся испариной. Паника жаждала тотального контроля над всем телом, пока на выручку не пришёл мозг. Включил верных соратников: рассудительность, рациональность и хладнокровие. Две минуты девушка восстанавливала прежнее состояние. Взгляд прояснился и приобрёл острость, ладони сжались в кулаки, впивая в кожу ногти, виски заполняли звенящую тишину тихими ударами изнутри, пальцы стёрли пот. Справившись, она стала строить пошагово план как избавиться от неожиданных гостей. В коридоре стали различаться шаги. Бухающие, тяжёлые, мужские. Она напряглась и покосилась на выдвижной ящик стола. Присела на корточки и осторожно выдвинула его, доставая оттуда холодное оружие. Девушка понимала, что мест, для того чтобы спрятаться, мало, поэтому укрылась за приоткрытой дверью. Гость приближался. Об этом свидетельствовало его редкое першение горла. Как только мужчина зашёл в комнату, она подкралась сзади и стремилась нанести оглушающую атаку ручкой, как её руку перехватили. Развернувшись и держа широкой ладонью тонкую девичью, он облизал сухие губы и оголил полуразрушенные жёлтые зубы в хищном оскале. Впил длинные ногти в запястье так, что девушка стиснула челюсти и нож с звоном выпал из пальцев. — Какая дерзкая, — слащаво протянул и наклонил лицо к ней, — Мне по нраву. Смрадное дыхание вызывало головокружение. Девушка попробовала выкрутить кисть из рук противника, но железная хватка ни на секунду не ослаблялась. Он искривил губы в едкой усмешке и бросил её на кровать. Она не смогла противиться и завалилась на идеально застеленное одеяло. Мужчина копошился около двери. Вдруг пространство пронзил щелчок. По женскому телу проскочил табун леденящих мурашек. Щелчок замка. Замка от её двери. — Теперь нам никто не помешает повеселиться, детка, — победно усмехнулся и наступил дырявой подошвой на остриё ножа, отбрасывая его в другой конец комнаты. — И никакие твои игрушки тебе не помогут. На глаза навернулись слёзы. Не может быть. Только не это. Она боялась этого ещё с детства. Жутко боялась. Боялась, представляя как отец не остановиться, как продолжит гладить детское тело в сокровенных местах, как продолжит дарить поцелуи в шею, как продолжит возбуждённым голосом шептать всякие непристойности. Мэйси шептала что-то, мотая головой из стороны в сторону. Мужчина сокращал меж ними расстояние. Ярд за ярдом. Фут за футом. Дюйм за дюймом. Когда он оказался совсем близко, девушка принялась отползать от него. — Куда же ты, детка? — он улыбнулся, разводя руки. — Ладно, признаю, я буду кусаться. Только тебе понравится. Мужчина в считанные секунды догнал её и, несмотря на лютое сопротивление, ему удалось прижать её кулаки к кровати. Он навис сверху и вновь облизнулся, оглядывая девственное тело. Она жмурилась, силясь вырваться из обхвата ладоней, и глотала текущие слёзы, рвущиеся крики о помощи. Она не могла ничего вымолвить. Она была нема. Правая рука зафиксировала два запястья вместе, левая же начала исследовать доставшийся лакомый кусочек. Мягко выраженные скулы, шея, ключицы, плечи, грудь, талия, живот. Последовал влажный поцелуй в шею. Их дорожка продолжалась до ключицы. Он не смог удержаться и оставил засос, грубо переходя дальше. Футболка порвалась под напором от желания. Оголилась грудь в лифчике и его пальцы жадно смяли, забрались под ткань. Мэйси тщетно рвалась на свободу. Она взывала к помощи. Хоть кого-нибудь. В душе таилась надежда на помощь. Надежда на Донателло. Мужчина перестал играться с грудью и переместил руки к бёдрам, рвано их поглаживая. Подобрался к шортам и стал разрывать их. Долго вещь трещала по швам, пока окончательно не порвалась и не оказалась клочьями в углу комнаты. Девушка отвернулась, сокрушая последнюю надежду на спасение. Внезапно подул холодный ветер. От окна метнулась тень и переместилась на чересчур опасную близость между ней и насильником. Силуэт схватил за шкирку мужчину и швырнул его в ближайшую стену. Мощность удара не пощадила его. Он мгновенно потерял сознание и сполз на пол. — Мэйси, — ласково позвал её Донателло. Припухшие, застланные пеленой слёз глаза теперь смотрели на него. — Он больше не посмеет прикасаться к тебе. Он подошёл к шкафу, раскрыл дверцы и взял первую попавшуюся одежду. Кремовая футболка и серые спортивные штаны. Аккуратно положил их с ней рядом на кровать. — Ты пока одевайся, а я скоро вернусь, — он приложил горячую ладонь к её щеке и погладил большим пальцем. Неординарный жест несколько успокоил. Донателло пропал из виду и девушка пальцами дотронулась до того места, куда недавно легла его длань. Теплота данного жеста до сих пор согревала. Не сразу ощущая, как сердце опрометью выбивало ритм под влиянием какого-то инородного чувства, она потрясла головой и вытерла пальцами оставшуюся горькую жидкость. Дрожащими руками притянула к себе одежду и аккуратно оделась, опускаясь на смятую постель. Сцена попытки насилия ещё долго будет стоять пред глазами в кошмарах. Квартиру наполнили лишь шорохи и редкие звуки падения. От каждого резкого шума она вздрагивала и в панике осматривала территорию вокруг себя. Чтобы чувствовать хоть какую-то безопасность, она достала из прикроватной тумбы сложенный плед и укуталась в него с головой. Вещь внушала призрачную защиту. Продолжительную паузу разрезал насквозь поспешный бег. Из коридора показалась до боли родная фигура. Седые взъерошенные волосы, обеспокоенные салатовые глаза, домашний фиолетовый халат и домашние тапочки. Бабушка бежала сломя голову и буквально напала на неё с удушающими объятиями. — Мэй-Мэй! — оглушающе воскликнула Лилиан и прижалась щекой к лицу напротив. — Я так рада, что ты в порядке! Сзади материализовался знакомый силуэт. Донателло мимолётно улыбнулся ей и ожесточённо приковал взгляд к тому, кто посмел напасть на неё. Прослыв за тень, подобрался вплотную и перекинул грузное тело через плечо, ретируясь из комнаты. — Ты знаешь эту воинственную черепашку? — восторженно, с примесью шока прошептала бабушка, выпуская её из плена объятий. Девушка указала на голосообразующий аппарат и женщина исполнила просьбу внучки, вручая заветную связующую. — Знаю, — сокрушённо промолвила Мэйси. — Не думала, что ваше первое знакомство будет таким… — Впечатляющим? — сморщенные ладони зажали девичью. — Да. Бабушка слегка отступила и ободряюще потрепала её по волосам, вызывая малое негодование и беззвучное хихиканье. — Честно говоря, я его даже не испугалась, — смело заявила Лилиан, ловя ошарашенный взор. — Нет, сначала испугалась, потеряла сознание ненадолго, но потом вновь пришла в себя. Это не особо важно, не так ли? Девушка не представляла, как ей реагировать. Она всегда была уверена, что бабушка, если увидит черепаху-мутанта, будет отрицать очевидное и свалит это на разыгравшуюся фантазию или галлюцинации от сильного удара. Рассматривались даже варианты похуже. Однако настоящее противоречило выстроенным теориям, которые казались аксиомами. — Почему? — Мэйси в недопонимании уставилась на неё. — Почему ты так спокойно об этом говоришь? Это же не просто человек, это черепаха-мутант-ниндзя! — Он спас нас, Мэй-Мэй. Тебя спас. Меня прикрыл собой от нападения, — бабушка мягко говорила, будто объясняла годовалому ребёнку. — Я ему благодарна. Почему же я должна его бояться? Почему должна истерично визжать и говорить какой он монстр? — Ты права, — Мэйси чувствовала себя виноватой. — Знаешь, — Лилиан толкнула её плечом и лукаво ухмыльнулась. — С твоей социофобией я ждала кого-угодно, только не людей. Так что… Я даже рада, что у тебя наконец-то появился настоящий друг или не тол- Девушка толкнула её в ответ и пробрала на чуть хрипловатый смех. — Молчу, молчу, — в примирительном жесте женщина ухватила её за нос и потрепала за него. — Пусть твой друг заходит к нам как-нибудь в другой раз. Я его угощу наивкуснейшими блюдами от великолепного шеф-повара Лилиан. Прежде чем скрыться в коридоре, бабушка подмигнула внучке и, наверняка, пошла наводить порядок после разгрома. Девушка добродушно растянула губы в улыбке, собираясь последовать за родителем убираться, и заметила стоящего на пороге Донателло. Он смиренно ждал разрешения войти и она подозвала его к себе. Мутант приземлился на поверхность кровати и тревожно оглядел её. — Спасибо, — благодарность обращалась в янтарном взгляде, — Если бы не ты… всё бы закончилось очень плохо. — Друзья познаются в беде, хех, — он согнал накатившую волну тревоги смешком. — Ты и сама знаешь. — Теперь моя бабушка знает про тебя, — неумело перевела тему, — и я подозреваю, что меня будут допрашивать. Она не угомонится, пока всю информацию не вытрясет, и не отступит от своего решения ни на шаг. — Очень навязчивая и упрямая? — душевно протянул Донателло. — Не сомневайся. Не зря под одной крышей ютимся восемь лет. — Прямо как ты. Девушка прикрыла глаза и с ощутимым достоинством указала большими пальцами на себя. Донателло не удержался и рассмеялся от детского поведения подруги. Низко, переливчато и бархатисто. Она невольно заслушалась. — У тебя красивый смех, — Мэйси сделала ему комплимент и с озорством в глазах наблюдала производимый эффект. Он стушевался и в удивлении взглянул на неё. Она же притворилась, что не заметила ничего, пока успела подняться с кровати и в предпоследнем ящике письменного стола нащупать надёжно спрятанную тетрадь. Плюхнувшись обратно и отвлекаясь от зудящих мыслей в голове, она бегло погладила лимонного оттенка обложку и потянула её на себя. Клетчатые страницы использовались для записи нот вручную. Некоторые композиции были недописаны, некоторые с особой любовью выведенные, от некоторых приходились готовыми только названия. — Здесь я составляю собственную музыку, — она ласково провела пальцами по шуршащим страницам. — И посвящаю её разным явлениям природы, эмоциям и, очень редко, людям. — Что-то на подобие твоего личного дневника? — предложил дельную гипотезу Донателло. — Вроде того, — она пожала плечами. — Раньше я не могла разговаривать и музыка помогала мне выплеснуть все накопившиеся чувства. В основном, все композиции здесь как-то связаны с прожитыми моментами из моей жизни. — Можно взять? — он осторожно спросил и получил незамедлительное согласие. Подобного рода занятие непреднамеренно приковывало всё внимание. Он ещё никогда не встречал таких необыкновенных девушек, необыкновенность которых не заключалась в имении сверхспособностей или связи с мутацией. Именно для него она казалась особенной. Вся серость её жития приобретала яркие краски под его взглядом. В ней жило нечто цепляющее. Не дающее забыть о себе ещё долгий отрезок времени. Нечто, заставляющее сердце трепыхаться в агонии страсти. В агонии любви. Дойдя до свежей композиции, он остановился и осмотрел полностью лист. Снизу вверх янтарные очи прошлись по нотам, когда внезапно застыли на месте. Застыли на названии. «Донателло». Рядом виднелись очертания милой черепашки и небольшое сердечко. Донателло оставался под маской спокойствия, пока внутри всё полыхало. Девушка подобралась сзади и положила подбородок на его плечо, подглядывая. Она заметила, что он сконцентрированно изучает её будущую композицию про него самого и на миг на лице проскользнула взволнованность. — Я её еще не дописала, — Мэйси схватила голосообразующий аппарат и легла на живот, виляя ногами. — Времени на неделе выдалось мало. — Ты же сказала, что очень редко посвящаешь композиции люд… Кому-то, — вовремя исправился и с недоумением покосился на неё. — Ты прав, только я забыла кое-что уточнить, — она как-то замялась и выдохнула, — Я посвящаю композиции только достаточно значимым личностям в моей жизни. С кем у меня связано много воспоминаний и пережитых радостных эмоций. В его глазах мелькали искорки неведомого чувства. — Ты важный человек в моей жизни, Донни, — она даже не стала исправляться. — Ты мой первый настоящий друг. В этот момент внутри что-то надорвалось. Стало больно. Слегка болезненно в области сердца. — Я безумно дорожу тобой. Мэйси подобралась ближе и прильнула к его пластрону щекой, обвивая руками, чувствуя кончиками пальцев жёсткость панциря. Он в изумлении и смятении поборол себя и бережно положил ладони ей на талию. Она ощущала, как под природной защитой гулко отзывается сердце, отсчитывая быстрые удары. Она застала его уязвимым. Безоружным, открытым, ранимым. Его душевная нагота полюбилась ей. Она принимала его таким, какой он на самом деле. Облик не имел никакого значения. Мэйси отстранилась и взяла аппарат в руки. — Спасибо за то, что ты появился в моей жизни, Донни.

***

С момента рокового вечера все старались, по крайней мере, забыть о произошедшем и жить дальнейшей жизнью как прежде. Отец больше не заявлялся на порог квартиры каждые две недели и не выпрашивал денег на спиртное или закрытие многочисленных долгов. Когда его друзья-алкаши и он в предводительстве шайки очутились выброшенными в подъезд на лестницу, то до него наконец-то дошло, что связываться с матерью и клянчить у неё деньги на собственное удовольствие, увы, не получится. Не получится из-за неожиданного героизма таинственного некто. Некто ловко уклонялся от их однотипных замахов и ударял в болевые точки, заставляя тело не слушаться и доводя до потери сознания. Никто из них не видел личность некто, какого человека он из себя представлял. Однако один из его друзей упомянул про то, что, находясь в полубредовом состоянии, ему почудилось, будто у некто есть панцирь и зелёная кожа. Конечно, все добротно посмеялись и воспряли духом после неудачи, сваливая эту небылицу на буйство воображения или галлюцинации. Ему не поверили, но слабая тень сомнения закрадывалась в разум отца. Бабушка выгнала из памяти те события и очень быстро забыла про их существование в помине. Она по-прежнему вовлечено участвовала в ежедневном просмотре драматичных сериалов по телевизору и часто изливала эмоциональные порывы внучке за приёмом пищи. Девушка делала весьма заинтересованный вид, хотя исключительно в такие моменты хотела провалиться сквозь землю или испариться за одно мгновение. Клишированные до жути сюжеты никак не впечатляли. Только вызывали отвращение, пока женщина отзывалась о них, как о шедеврах современного кинематографа. Спорить с ней не имело особого смысла, ведь она до верного конца отстаивала своё мнение. Дюже упрямая. Неудивительно, почему девушка выросла точной копией и их споры могли длиться целую вечность. Также Лилиан не остыла пылающей страстью к готовке. Она продолжала претворять в жизнь всевозможные блюда, собирая рецепты от знакомых соседей и в редко просматриваемых кулинарных шоу. Массивная тетрадь на кольцах хранила в себе дюжину подробных инструкций по приготовлению. Бывало, Мэйси могла по просьбе нарисовать примерные образы блюд, за что щедро награждалась. Полюбившиеся ещё с детства пирожки с вишней были её слабостью. Мэйси долго морально восстанавливалась, как не пыталась скрыть данный факт. Её фобия близости усилилась, отчётливыми толчками оповещая о себе время от времени (в большинстве случаев, в ночную пору). Картины возможного изнасилования до сих пор вставали плотной шеренгой перед глазами. Кошмары трактовали то, что могло бы случиться, если бы Донателло не сумел предотвратить неизбежное. Мучали на протяжение ночей: намеренно имитировали касания, мокрые поцелуи по внутренним сторонам бёдер, неряшливую игру с грудью. От этого она не раз просыпалась вся мокрая от холодного пота и дрожащая от неведомого страха. Не раз она в немом крике открывала рот и задыхалась от потоков слёз. Бабушка видела подавленное состояние внучки и пыталась приободрить, внушить позитив. Её друг тоже подключался, не страшась приходить к ней домой и отвлекать рассказами о новых задумках, заключённых в чертежи. Девушка ценила проявленное внимание со стороны Донателло. Его неумелые попытки поддержать, не всегда удачные анекдоты, небольшие подарки в виде сложенного из клетчатого листа сердца или сделанной из салфетки розы. Порой он приносил плитку горького шоколада. Его забота окончательно растопила её сердце. Она сама не понимала, отчего сердцебиение при его силуэте на пожарной лестнице зашкаливает, отчего зрачки глаз расширяются при виде его беззаботной, пленительной улыбки, отчего время без него кажется столь серым и скучным, отчего не хотелось его отпускать на границе наступления утра. Далёкое для понятия чувство овладело ей. Она никогда к никому ничего подобного не испытывала. Эта умная, по-своему милая черепаха-мутант из канализации перевернула её жизнь и мировоззрение с ног на голову. Донателло любил навещать её. Глубокой ночью выделяться чёрным фантомом в лунном свете, замирать около стекла, уверенно и тихо постукивая костяшками пальцев, и стоять в немом ожидании того, что его впустят внутрь. Она всегда радовалась его приходам. С женского лица никогда не спадала завораживающая улыбка с ямочками. Нежные глаза сверкали янтарём под естественными лучами с улицы. Махагоновые волосы чаще всего оставались распущенными с каким-либо цветным ободком. С каждым его приходом он чувствовал себя всё растеряннее и растеряннее. Слова меж собой путались под прицелом зорких очей, сердце пропускало удар от случайного касания, голова пустела от обилия мыслей при заданном вопросе. Донателло осознавал, что девушка влияет на него слишком сильно. Единственным присутствием в его жизни как того, кому не безразличны его попытки поддержать, успокоить, кому дорога их дружба, она изменяет его восприятие к ней. Он полюбил её. Как бы нелепо не звучало на деле, он вновь по уши повяз в безграничной любви. К девушке. К человеку. Его весьма смущал плачевный и горький опыт с Эйприл, когда она его мягко отшила и оставила наедине с душевными терзаниями. Хотя он был полон уверенности, что это иной случай. О`Нил пользовалась им и не могла найти в себе смелости отказать в чувствах, чем облегчила бы страдания для друга, тем не менее молчанием и резонными проявлениями бурных эмоций — поцелуи, крепкие объятия — лишь обнадёживала. Мэйси отличалась от неё. Она никогда не сторонилась его компании, с наслаждением проводила беседы или болтала без умолку по видеозвонку, всегда с неподдельным восторгом принимала его самодельные подарки. Всё же всё равно в юную голову забредали сомнения, мнения братьев о союзе меж разными расами. Он отрицал чувства, подавлял, заживо хоронил в душе. Без толку. Они вновь восставали из пепла подобно фениксу. И Донателло решил попробовать признаться. Не мог больше себя вынуждать выдумывать того, чего нет на самом деле. Пусть Мэйси остановит поток его вечных внутренних споров. Пусть одним неловким предложением поставит его разыгравшуюся фантазию на прежнее место. Пусть вернёт его хладнокровие и уверенность восвояси. Пусть её профиль пропадёт из воспоминаний навечно. Он незыблемо считал, что девушка ему откажет. Отстранённо намекнёт на отрицательный ответ и предложит дружить как раньше. Таков исход событий его шибко устраивал. Сознание рассуждало рационально, неоспоримо. Донателло никак не возникал, ведь оно элементарными истинами профессионально оперировало и убеждало в собственной правоте. Оно твердило: «Посмотри на себя! Ты — семнадцатилетний черепаха-мутант из недр канализаций. Она — симпатичная девушка, живущая на поверхности обыкновенной жизнью. В глазах людей ты никто иной как чудовище! Тебе нужно смириться с тем, что тебя не смогут полюбить. В особенности — люди.». Только в районе груди медленно давало о себе знать сердце. Оно пребывало в достаточно меланхоличном настроении. Переносило моральные импульсы боли и невидимые шрамы от великих познаний в любви. Оно заглушалось, даже не пыталось донести своей точки зрения. Ему не дарили шанс. Ему не дарили надежду. Его обрекали на муки. Несмотря на это, тихий шёпот можно было разобрать: «Мэйси никогда не посмотрит в сторону людей из-за её фобии. Она никогда не сможет подружиться с кем-то, вступить в отношения, завести семью или детей. Ты единственный её друг, которым она дорожит больше всего на свете. Она верит в существование любви между неважно кем. Ей плевать на твой облик, ей важна лишь твоя душа, твой внутренний мир.» Он не верил. Не верил ни единому слову из внутреннего монолога сердца. Недавно повинуясь ему, сейчас он жестоко отказывал даже вникать в суть. Она — человек, он — мутант. Между ними ничего не может быть. Но сердце скреблось, завывало от несправедливости. Болело любовью. По крайней мере, он надеялся, что главный орган его жизнедеятельности переболеет. Как же он ошибался.

***

— Мэй-Мэй, — бабушка доставала из посудомойки по тарелке и протирала их махровым полотенцем, чётко раскладывая по местам. Девушка в бодром расположении духа завтракала и могла полностью вкусить тающее наслаждение на кончике языке от омлета. От фирменного омлета. — Помнишь, я хотела отблагодарить Донателло? Так как сегодня твой выходной, да и я свободна, могу приготовить что-нибудь к предстоящему скромному пиру. Мэйси на секунду другую опешила от резвого оповещения смены планов. Она сегодня хотела посвятить себя дописанию композиции про друга, на которую никак не хватало времени закончить. Хотела порисовать в одиночестве с работающими на полную громкость наушниками, вглядываясь в кипящие жизнью улицы Нью Йорка. Могла бы даже созвониться с ним на пару часов, так как приходы Донателло прекратились, когда ей стало лучше и девушка не стала морочить его этим. Но идея провести с ним время спровоцировало учащённое сердцебиение и сверкающий предвкушением будущего веселья взор. Она бы ни за что не смогла устоять перед соблазном данного предложения. — Я бы с ним побеседовала на разные темы. Ты же говорила, что он умный малый и разбирается во многих сферах, — девушка вполуха слушала речь бабушки, сомневаясь, что их разговоры будут зиждиться на взаимоуважении мнений друг друга. Скорее всего, их разговоры сведутся к всецелому соглашению с женской стороной, ведь даже терпение Донателло не резиновое. — Кстати, ты же говорила, что Донателло нравится пицца? Мэйси утвердительно помотала головой и подняла к губам остывающую кружку с кофе. — Тогда я приготовлю несколько разных сортов, — женщина захлопала в ладоши, на лице заиграла добродушная улыбка и пальцы открыли один из кухонных шкафчиков. Оттуда выпала и была поймана в полёте доисторическая тетрадь. — Я недавно позаимстовала рецепт пиццы у Эйван. Девушка закатила глаза и чайной ложкой перемешала коричневое содержимое, откуда веяло чарующим ароматом. Эйван — лучшая подруга её бабушки, которая полностью разделяет страсть к кулинарии и просмотром сериалов. Они нашли друг друга давно, живут в одном доме и на одном этаже. Судьба позволила её родителю найти незаменимую соседку, с которой можно обсудить все беды мира и поделиться абсолютно всеми семейными секретами. — Мэй-Мэй, я отлично знаю, что ты не любишь модничать, но, — слово «но» непроизвольно остановило время. Мэйси замерла, ожидая продолжения. — можешь принарядиться сегодня хотя бы. У нас будут важные гости. Она понуро свесила голову, вымаливая помилования, только бабушка оставалась непреклонна в своём решении как всегда. Пробовать противоречить не имело значения. Ежели она посмеет, тогда женщина заставит её нацепить на себя какое-нибудь платье. Её ненависть к платьям жила вместе с ней по сей день. И спрашивать про то, что Донателло не давал согласия на приход сюда, ухудшило бы итог событий втрое. Раз родитель сказал, значит так оно и будет. Устои их жизни никто не отменял. Девушка выскочила из-за стола, осыпала комплиментами золотые руки и познания бабушки в кулинарии, и, наконец, легла на постель в комнате. Вблизи покоился телефон и ладонь подхватила его, открывая экран блокировки отпечатком пальца. Последние сообщения от обоих сторон были несколько дней назад. Её загруженность учёбой обрезала доступ к кислороду, к их общению. Его дела обладали сверхважностью. В последний раз он упомянул, что уровень преступности в их родном городе повысился, патрули заключались спасением каких-то людей или предотвращением грабежей от Лиловых Драконов и его отец был недоволен ленью и беспечностью по отношению к тренировкам, поэтому ужесточил их расписание. Мэйси непринуждённо отправила несколько сообщений: «Добрый день, Донни.» «Ты не будешь против прийти ко мне домой на пару часов? (моя бабушка решила тебя отблагодарить за твоё мужество и отвагу, так что обязательно приходи. Отказы я не принимаю!) P.S. Если ты задался вопросом, почему стоит вопросительный знак, я поспешу ответить. Исключительно для приличия (которого в моей натуре нет)! :) » Она не забыла указать примерное время, после чего отложила телефон в сторону и села на кровати, свесив ноги. Что же ей надеть?

***

Донателло только что смог уединиться в лаборатории после изнуряющей тренировки с отцом. Ему привычно везло с выбором противника. Сегодня посчитали нужным его поставить вместе с Рафом. Безбашенный и не знающий слова «поражение» братец бился с ним будто на смерть. Беспощадно и жестоко. Стоило ему его повалить его на спину, как весь контроль гнева испарился и в клокочущей ярости Раф набросился на него, как голодный хищник на добычу. Складывалось такое ощущение, точно он груша для битья, которая висит в сердце логова и постоянно в движении от беснующегося брата. Вот фортуна пришла исключительно на сторону Майки. С ним в спарринге участвовал Лео. Он уравновешенный, терпеливый, безразличный во время тренировки. Ему даже проигрывать в какой-то степени приятно по сравнению с Рафом, ищущему язвительные фразы на каждый твой неправильный выпад или неправильно исполненный приём. Он даже показать на ошибки может и наставить, что лучше использовать в подвернувшемся случае боя. Безусловно, Донателло предугадал, что отделается несколькими некритичными синяками и ссадинами, и, сметая разложенные чертежи в одну кучку, нашёл че-фон. Посмотрел пропущенные уведомления и оторопел от пришедшего сообщения от подруги. Каждый из них был по горло в делах, поэтому они договорились созвониться в выходные. Если она написала, значит, что-то стоящее. Прочитав написанный текст, он был готов сквозь землю провалиться прямо сейчас. Девушка звала его провести с её семьей время за столом, набитым различными яствами наивысшего качества (после того как попробовал домашнюю пиццу авторства Лилиан, не сомневался в её мастерстве и серьёзном подходе). Она обрисовала ситуацию так, что он обязан явиться к ним в районе шести-семи часов один. Донателло даже дискутировать насчёт этого не надо было, ведь отказывать провести лишние пару часов в компании подруги и её бесстрашной бабушки склонялось к истинному кощунству. Только как обойти братьев? Или идти напролом, игнорируя любые нападки от незаменимого дуэта Рафа и Лео? Они и так его доканали, когда он выходил на поверхность, чтобы подбадривать Мэйси. Либо подколы и дружный хохот, либо упрёк в трёх взглядах и грустные улыбки, говорящие о провале его недодружбы с человеком женского пола. Скоротать пару часов за решением физических задач высшего уровня оказалось полезным и приятным занятием. Зимняя пора отлично отыгрывала главенствующую роль, погружая Нью Йорк в непроглядную темень, которую разрезали лишь тусклые фонари вдоль улиц. Донателло всё-таки повиновался размышлениям, что сегодня будет подходящий момент, чтобы признаться в таящихся внутри чувствах. Другого удобного момента не предвидится в ближайшее время. Выскальзывая из лаборатории и пропуская мимо любопытные взоры, наполняющиеся издёвкой, он шествовал под маскировкой абсолютного равнодушия. — Дон, куда это ты? — риторический вопрос был хоть выжимай весь пропитан сарказмом. Лео развалился на кресло-мешке и вновь переключил внимание на просмотр «Космических Героев». — К кому, к кому, к Мэйси, конечно же, — не смог выдержать Раф и с гадкой ухмылкой провожал брата глазами. — К старой подружке. — Которую безответно любит и готов прийти в любое время дня и ночи лишь по одному её капризу, — наигранную отвлечённость Лео сыграть сумел, хоть и вышло кривовато. — Никогда бы не подумал, что не буду оспаривать выводов лидера, — съязвил Раф, выбивая очередную серию ударов на груше. — Неужели я старею? Скрипя от злости зубами, Донателло в прыжке перемахнул через турникеты и скрылся во мраке подземки. Много времени не заняло, дабы выйти из лабиринта родной канализации и подняться в одном из переулков на крышу. Дальше он наметил привычный маршрут до её дома и в безмолвии достиг назначенной цели, спускаясь по пожарной лестнице вниз и застывая как каменное изваяние у окна. Костяшки неловко застучали по стеклу, вызывая лёгкую вибрацию, и спустя минуту рама поползла вверх. Приглашения войти не требовалось. Показавшись в её поле зрения, он пробежался глазами по её одежде и из носа чуть ли кровь потоком не хлынула. Его подруга, коя непрерывно доказывала, что больше всего в жизни ненавидит щеголять в платьях, сконфуженно встречала его в сногшибательном образе. Пастельно-кремовое, льняное платье подчёркивала женские утончённость и хрупкость, доходя до середины бедёр складчатой широкими волнами юбкой и оголяя смуглую кожу плеч и небольшой вырез, образуя мешковатые рукава. Распущенные, махагоновые волосы точечно сверкали в слабом лунном свете, её очи брали в сладкий плен тёмно-медовой бездны. Губы цвели в необычайно душевной улыбке, обращённой лишь наедине к нему. Донателло впал в шок от её истинной красоты, пока не опомнился и не разрушил идиллию меж ними вопросом: — Ты же ненавидишь платья, правильно? Его голос прозвучал довольно тихо, чего он от себя не ожидал. Девушка активно замахала головой. — Меня бабушка заставила. Если бы не она, я бы надела футболку и штаны. Ты же меня знаешь. Вот она. Его Мэйси. Без какой-либо фальши. По-прежнему настоящая. — Пойдём. Девушка перехватила его ладонь и вывела в коридор, направляясь полным ходом к кухне. Те секунды, когда она сжимала его пальцы, казались раем. Сердце выбивало чечётку то ли от быстрого темпа ходьбы, то ли от смущения. Определить было нельзя. Бабушка отвлеклась на минуту на кухне, дабы поприветствовать жалованного гостя чересчур крепкими объятиями, от которых тот чуть не задохнулся, несмотря на твёрдый пластрон. Мэйси повлекла его за собой и усадила рядом на стул, пока над ними порхала её родитель и завершала последние приготовления к праздничному столу. — Знаешь, Донателло, моя Мэй-Мэй столько про тебя рассказывала, — женщина открыла покупной апельсиновый сок и разливала по стаканам. — Что ты обаятельный, привлекательный, заботливый, тактичный… Донателло покраснел от сказанного и сама девушка замялась, испепеляя взглядом женскую фигуру. — Что ж заалел так сразу? — бабушка рассмеялась и приложила палец к подбородку, вспоминания, что могла забыть, — Ах да, я припоминаю, что моя Мэй-Мэй говорила про то, что тебе нравится пицца. Я недавно приготовила несколько видов и хотела бы, чтобы ты их отведал в знак моей благодарности за наше спасение. Лилиан поставила на стол ароматно пахнущие пиццы на специальных деревянных подносах и приземлилась на стул, давая волю выбора. — Деньгами я отплатить тебе не смогу, но накормить до отвала, да пожалуйста! С женщиной оказалось комфортно общаться невзирая на их существенную разницу в возрасте. Она не одобряла формальности обращение на «вы» и ограничивалась именем «Лилиан». В диалоге с ней чувствовались свобода, не имеющих очерчённых рамок дозволенности, и стремительно расположение как интересной собеседницы. Лилиан могла неотрывно его слушать даже по поводу разработок в точных науках, хоть толком ничего и не смыслила в данных сферах. Она поддерживала его начинания, увлечения, расспрашивала про братьев и про отца. Донателло смягчал пересказ детства и опускал многие подробности, которые ей было совсем не обязательно знать. Поддался на уговоры продемонстрировать оружие, орудующим в боях с преступностью, и краткие пояснения про остальные (катаны, нунчаки, саи). Запланированные часы пролетели незаметно. Донателло пришёлся столь увлечённым в беседах, посему вовсе не трогал пиццу, продегустировав несколько небольших кусков, чтобы не разочаровать старательную и трудолюбивую бабушку. Мэйси редко прикладывалась к приготовленным угощениям и активно участвовала в диалоге. Когда Лилиан случайно узнала, что Майки увлекается готовкой, она пригласила его брата к себе, ведь у неё точно найдутся пару рецептов или советов для дальнейшего продвижения молодого таланта. Он уклончиво согласился, не зная, как настоять на отказе, и девушка пересеклась взорами с другом, понимая, что от навязчивой компании бабушки пора избавляться. — Ба, Донни пора уходить, — она обернулась к нему и подмигнула. — Я его провожу. — Да, я чего-то засиделся, — он понял тонкий намёк и виновато ощерился. — Ничего страшного, — бабушка торопливо откуда-то извлекла бумажный пакет и стала накладывать туда пиццу, после чего безвозмездно вручила ему. — Пусть твои братья тоже угощаются! — Благодарю, — мимоходно крикнул Донателло, нарочно забывая пакет и уходя из-под заговорческого взгляда бабушки. Как только кухня опустела от подростков, женщина закатила глаза и стала складывать грязную посуду в посудомойку. — Могли бы просто попросить оставить их наедине, — она ещё раз кинула поспешный взгляд на дверной проём. — Ох уж эта молодёжь!

***

Как только они остались вдвоём под настилом тишины и густого ночного мрака, оба облегчённо выдохнули. Девушка успела стянуть с себя неудобное платье и переодеться в домашний комплект одежды, накидывая сверху тёплую куртку. Донателло был как нельзя взволнован, ибо мысли на счёт признания юлили прямо перед глазами. От её внимания этого не ускользнуло. — Что с тобой? — обеспокоенно проговорила девушка, сокращая меж ними расстояние. — Всё в порядке, — он отвертелся и увёл блуждающий взор в сторону. — Тебе холодно? — она сделала предположение и не попала в точку. — Тебе не хочется находиться рядом со мной? — Да… То есть нет! Конечно нет! — взволнованно повысил голос Донателло и активно размахивал ладонями. — Мне всегда была приятна твоя компания! Просто… Я… Заболел… Да! — И чем же? — подозрительно выгнула бровь и выпятила нижнюю губу. — Эм… Ну-у-у… Любовью к тебе, — не сразу осознавая, что ляпнул, Донателло взглянул на подругу и её зардевшие щёки. В глазах читалось вселенское удивление. Только потом он смекнул что к чему и спрятал смущённое лицо в ладони. — Дурак! Какой же дурак! Девушка улыбнулась его нелепому поведению. Он распинался перед ней. Только что неумело признался в любви. Её сердце быстро-быстро билось в висках. Дыхание сбилось. — Точнее, мой дурак, — Мэйси нежно обхватила его пальцы и отняла от лица. Карие очи с стыдом наблюдали за её движениями. Она спрятала в кармане куртки голосообразующий аппарат. После ладонями дотронулась до его ланит и притянула к себе, принуждая наклониться из-за их разницы в росте. Её губы накрыли его в лёгком, чувственном поцелуе. Донателло не принимал действительность. Объект его воздыхания самолично проявлял инициативу в подтверждении взаимных чувств. Девушка отстранилась от него и с особой лаской заглянула в его глаза. Они мгновенно стали янтарными. Стали янтарными от множества искр восторга. Лбы возлюбленных соприкоснулись. Ладони возлюбленных соприкоснулись. Женские пальцы переплелись вместе с его. Этот волшебный момент отпечатался в памяти каждого. — Браво, — сзади послышался саркастичный голос Рафа, медленно хлопающего в ладоши. — Поздравляю новоиспечённых влюблённых. — Остынь Раф, — осадил его Лео, оказываясь на крыше следом за братом. — Наш умник наконец-то обрёл свою половинку. — Не моя проблема, что я с детства был целым, — огрызнулся Раф, складывая в умеренном гневе руки на пласторне. — Мэйси, не обращай внимание на моего брата, — Майки возник из ниоткуда и взял её ладони в свои. — Просто он проиграл двадцатку, поэтому и дуется. — Всмысле проиграл? — ища подвох, Донателло начинал злиться от вмешательства братьев. — Мы поспорили, кто из вас двоих признается первым. Я и Лео поставили на тебя, Раф понадеялся на Мэйси и продул. Лопух! — Майки развернулся к проигравшему и показательно вынул язык. — Я тебе щ- — Вы серьёзно за мной следили всё это время?! Донателло был на грани потери самообладания. Братья опешили от его яростного вскрика и застыли на месте. Мэйси решила разрулить накаляющуюся обстановку. Она обняла его левую руку и достала из кармана куртки аппарат. — Раз вы пришли, можно ли мне пригласить вас попробовать пиццу моей бабушки? — Майки хотел открыть рот, как спохватил предупреждающий подзатыльник от Рафа. — Остались почти две нетронутые пиццы домашнего приготовления. — Твоя бабушка… — Знает про вас и будет не против, что ты! — она перебила Лео и ослепительно обнажила зубы в улыбке. — Не вижу смысла отказываться от такого выгодного предложения! — Майки первый подал голос. Он всегда был на стороне вкусно поесть. — А вы чего? — Почему бы и нет, — стал солидарен с младшим Лео и покосился на Рафа. Тот обречённо выдохнул. Значит, также согласился. Пока все отвернулись в сторону пожарной лестницы, Мэйси чмокнула Донателло в щёку и потянула его за собой. — Эй, пропустите меня вперёд!