everything i know brings me back to us

сейчас

Чонгук потягивает свой второй бокал шампанского, его слишком тесный пиджак неудобно впивается ему в лопатки, пытаясь притвориться, что ему действительно не все равно, о чем говорит Сокджин. — Это была самая большая рыба, которую я когда-либо видел в своей жизни, — чуть ли не кричит Сокджин, перекрывая шум смешавшейся толпы, а на заднем плане играет тихая музыка. — Длиннее моей руки. Может быть, даже длиннее моей ноги. Я едва мог ее удержать. — Вау, — говорит Чонгук, надеясь, что в его голосе присутствует хоть немного энтузиазма. Однако особого оптимизма по этому поводу он не испытывает. — Не знаю, почему ты еще не пошел со мной на рыбалку, — говорит Сокджин, поворачиваясь, чтобы помахать проходящей мимо женщине, которую Чонгук не узнает. — У тебя было бы время твоей жизни. Предложение остается в силе. — Я не люблю лодки, — говорит Чонгук. — Ты нет? — спрашивает Сокджин, приподняв одну бровь. Он оглядывается. — Значит, тебе сегодня не до веселья. Они на вечеринке по случаю презентации романа о проклятом круизном лайнере, для которого Чонгук разработал обложку. После долгих раздумий он был назван «Нежные сердца». Чонгук не понял шутки — Сокджину пришлось объяснять ему это, хрипя так сильно, что он едва мог дышать — но, видимо, спасательные шлюпки тоже называют тендерами. Или что-то. И, очевидно, Чимин хотел произвести большое впечатление на презентации первой книги, которую он рекламировал, потому что вечеринка проходит на лодке. Не круизный лайнер — слава богу. Это яхта. Но это все равно лодка, поэтому Чонгуку это не нравится. Честно говоря, он даже не уверен, откуда взялось отвращение, но он ненавидел их с самого детства. Ему просто не нравится, как они качаются туда-сюда. Это вызывает у него легкую тошноту. И в ловушке — как будто он не может убежать. К счастью, эта лодка все еще привязана к причалу и сегодня вечером не отправится в плавание. Он убедился в этом, прежде чем согласился присутствовать на вечеринке в честь запуска. Обычно он посещает вечеринки по поводу всех книг, над которыми работает. Приятно и воодушевляюще видеть, как проекты воплощаются в жизнь: пообщаться со всеми людьми, работавшими над книгой, своими глазами увидеть, как счастливы и взволнованы авторы, увидев наконец, как их тяжелая работа воплощается в жизнь. Однако он обычно не посещает вечеринки, запланированные Чимином. Хорошая новость заключается в том, что, будучи одним из тех, кто в первую очередь отвечает за продолжение шоу, Чонгук полагает, что у него относительно мало шансов на самом деле столкнуться с Чимином или быть вынужденным взаимодействовать с ним. Он, вероятно, будет так занят беготней, что Чонгук вообще его не увидит. Вы можете себе представить удивление Чонгука, когда Чимин подходит к нему не позднее, чем через час после того, как он сел в эту дурацкую лодку. Чонгук сидит в одиночестве на палубе корабля, расслабляясь возле маленького коктейльного столика, накрытого белой скатертью, немного в стороне от громкого гомона вечеринки. И это было преднамеренно. Он отвлекся от своего разговора с Сокджином, выследил автора книги, чтобы поздравить его (и принял более чем минутную болтовню о том, как сильно ей понравилась обложка), а затем ускользнул, чтобы насладиться несколькими моментами Тишина и покой. В этот момент он слышит звук прочищаемого горла позади себя. Он стонет, ожидая, что это будет Сокджин, который будет болтать о рыбе, но когда он оборачивается, Чимин стоит там, сцепив руки перед собой, выглядя очень гламурно в сшитом на заказ темно-синем костюме. — О, — это всё, что Чонгуку удается сказать. Оглядываясь назад, возможно, это не самое вежливое приветствие. Чонгук тут же напоминает себе: они должны быть цивилизованными. Это первый раз, когда он сталкивается с Чимином с того дня в конференц-зале, так что у него не так много возможностей вспомнить. Он может это сделать. Это отлично. — Привет, — говорит Чимин. — Ты пришел. — Я… то есть да, — говорит Чонгук. — Я пришел. Я всегда прихожу на вечеринки, посвященные запуску книг, над которыми работаю. — Ну, это… ты знаешь, — Чимин указывает на палубу под ними, затем на реку. Прохладный ветерок ерошит его волосы. — Это лодка. Чонгук грустно усмехается. — Ага. Думаю, ты помнишь, как я к ним отношусь. — Конечно, знаю, — говорит Чимин. Чонгук не знает, что на это сказать. Он смотрит на ночное небо, удивленный, увидев несколько крошечных звезд, мерцающих вдалеке, сияющих в глубоком черном море. Обычно их невозможно увидеть в городе. — Я все равно рад, что ты пришел, — говорит Чимин. — Я волновался, что ты этого не сделаешь. Чонгук смотрит удивленно. — Почему это имеет значение? — Я имею в виду, что это я спланировал большую часть этого. Лодка была тематически идеальной, абсолютно лучшей идеей, так что я не мог ей отказать. Гм... в таком случае я немного волновался, что ты можешь подумать, что я... не хотел, чтобы ты пришел. Или что-то. Чонгук невольно смеется. Звук ярко разносится по палубе. — Нет. Честно говоря, Чимин, эта мысль даже не приходила мне в голову. — О, — говорит Чимин, что-то странное в его голосе. — Что? — Ну, я… — Чимин замолкает, внезапно выглядя неуверенным в себе. — Я спросил их, можем ли мы остаться в доке. Изначально мы собирались плыть по реке. Чонгук моргает. — Что? — Дело было не только в тебе, — торопливо добавляет Чимин. — Я подумал, что могут быть и другие люди, которым не нравятся лодки, парусный спорт или даже вода. Потому что я думал о тебе. В общем, как бы то ни было. Я просто хотел сделать его более доступным. Чем больше людей приходит, тем лучше выглядит. Для меня. Так. Ага. — О, — говорит Чонгук. — Хорошо. Ну, что ж, спасибо. Да, я бы, наверное, не пришел, если бы мы собирались плыть по реке. Что-то странное чувствуется внутри Чонгука, немного скручиваясь. Ему не должно казаться странным, что Чимин думает о нем — в конце концов, он все время думал о Чимине. Но он не может избавиться от этого чувства. Это боль, грызущая его так, как он не чувствовал уже давно. Дело было не в тебе, — говорит себе Чонгук. Это было не о тебе. Он сказал это сам. — Почему ты решил вернуться? — вырывается у Чонгука. Вопрос выходит из него прежде, чем он успевает понять, что думает об этом. Может быть, дело в двух бокалах шампанского — кажется, его фильтр «мозг-в-рот» исчез. Чимин на мгновение замолкает. — Я бы солгал, если бы сказал, что это только для работы, — говорит он. — Я пропустил его. Я очень скучал по Сеулу. — Достаточно, чтобы покинуть Пусан? — Чонгуку трудно поверить. Чимин кивает. — Ага. Я начал чувствовать себя немного… задушенным. Не пойми меня неправильно, было действительно приятно быть рядом с отцом. Я так волнуюсь за него. Но мой брат все еще там, и я знаю, что с ними все будет в порядке. Чонгук мычит в знак согласия. — Как они? Где-то на палубе разбивается бокал для коктейля, сопровождаемый хриплым смехом. Чимин оборачивается, вздыхая и качая головой, затем снова поворачивается лицом к Чонгуку. — Они в порядке. Мой отец никогда не был прежним с тех пор, как умерла моя мама. Но сейчас я сильнее, чем тогда. Я могу поддержать его больше. Финансово и эмоционально. Так что так лучше, даже если он все еще борется. — Прости, Чимин. — Голос Чонгука мягкий. Чимин качает головой. — Нет это нормально. Сейчас действительно лучше. Память Чонгука возвращается к темным временам. В его голове мелькают образы, ужасающее слайд-шоу, но он отбрасывает воспоминания, на секунду закрывая глаза. Он в буквальном смысле отряхивается — расправляет плечи и выдыхает, допивая остатки шампанского. — Мне пора идти, — говорит Чимин, оглядываясь на другую сторону палубы. — Я, наверное, уже слишком долго отсутствовал. Чонгук кивает. — Хорошо. — Было приятно увидеть тебя, Чонгук. От этих слов у Чонгука сжимается живот, что определенно нехорошо. — Ага. Я тоже был рад тебя видеть. Чимин улыбается, его глаза отражают темное ночное небо над головой. Затем он разворачивается и уходит, оставляя Чонгука нервно опустошенным.

~•~

Для двух разных отделов, у которых обычно нет причин много общаться, Чонгук действительно часто сталкивается с Чимином. Все начинается после той ночи на вечеринке по случаю запуска, и с этого момента все резко закручивается — настолько резко, что Чонгук убежден, что вселенная замышляет против него заговор. Уже на следующий день Чимин моет руки в туалете, когда входит Чонгук и неловко замирает, его инстинкты говорят ему, что он должен уйти. Затем он вспоминает, что они должны хорошо относиться друг к другу, что приводит к пятисекундной запутанной и неудобной паузе, когда Чонгук просто стоит в дверном проеме в режиме «беги или беги», глядя на Чимина и желая, чтобы он мог погрузиться глубоко. Глубоко в землю. — Привет, — наконец говорит Чимин, вытирая руки бумажным полотенцем и поправляя галстук перед зеркалом. — Привет, — отвечает Чонгук, а затем врывается в туалет так быстро, что Чимин, вероятно, предполагает, что у него вот-вот начнется диарея. Чонгук слышит, как дверь в туалет открывается и через несколько секунд закрывается, и издает долгий, глубокий вздох. Но он не на крючке. Эти инциденты просто продолжают происходить. Такое чувство, что Чимин везде, куда бы он ни пошел. Позже на этой неделе Чонгук в комнате отдыха с Сокджином готовит чашку чая, в то время как Сокджин тявкает над заданием по дизайну, которое позже придёт в его почтовый ящик, когда дверь распахивается и входит Чимин с пустой кружкой в руке. — Чимин! — Сокджин громко бубнит, явно взволнованный его появлением. — Я собирался зайти к тебе позже. Мне нужно поговорить с тобой о мероприятии в Aladin на следующей неделе. — Надеюсь, ничего плохого, — говорит Чимин, вежливо улыбаясь, и проходит мимо Сокджина, чтобы добраться до кофеварки. Затем он замечает Чонгука, и его походка немного спотыкается, но он быстро восстанавливается, возвращая это приятное выражение на свое лицо без помех. — Привет, Чонгук, — говорит Чимин. Чонгук как раз наливал горячую воду из чайника в свою чашку, и теперь он так отвлечен, что та чуть не переливается через край. — Привет, — говорит Чонгук, пытаясь придумать что-нибудь еще — что-нибудь дружелюбное, чтобы добавить в конце. Он подходит коротко. — Ой. Хм. Я собирался представить вас. Вы уже знаете друг друга? — спрашивает Сокджин. Чонгук издает какой-то придушенный звук. Чимин слегка вздрагивает. — Мы вместе ходили в школу, — говорит Чимин, предлагая тот же технически не ложный ответ, который он сказал Хосоку в первый день Чимина. — Здесь, в Сеуле. — Ой! Мир тесен, — говорит Сокджин, помешивая кофе. — Чимин, я не думал, что ты такой молодой. — Я был на два года старше его в школе, — говорит Чимин. — И я сделаю вид, что меня не обижает твой тонкий намек на то, что я выгляжу старым. — Это не так! — Сокджин фыркает, кончики его ушей моментально краснеют. — Я просто имел в виду, что у меня сложилось впечатление, что у тебя уже есть немалый опыт за плечами. — Конечно, — говорит Чимин, но в его голосе есть дразнящая нотка. — Да, последние четыре года я работал в крупной PR-фирме в Пусане. — Значит, ты слышал о работе от Чонгука? Чонгук бросает панический взгляд на Сокджина, как будто каким-то образом телепатически убедив его перестать задавать эти вопросы. — О нет, — говорит Чимин, качая головой. — Я… э-э… нет, я этого не делал. Я хотел вернуться в Сеул и случайно наткнулся на список вакансий. — Как удачно, — говорит Сокджин. — Думаю, да, — соглашается Чимин. — Определенно, — вмешивается Чонгук слишком громко. Сокджин поднимает бровь, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. Почему это должно быть так неловко? На лодке такого не было. По какой-то причине разговор с Чимином на лодке казался почти… нормальным. Но, может быть, это было волшебное заклинание, наложенное прохладным ветром с воды и сверкающими звездами над головой. В этом унылом офисном здании общение с Чимином кажется самой неудобной вещью, которую когда-либо делал Чонгук. Особенно, когда приходится объяснять, откуда они знают друг друга, потому что это заставляет Чонгука задуматься о том, насколько близко они когда-то были. После этого Чонгук быстро выходит из комнаты отдыха, только когда возвращается к своему столу, понимает, что даже не положил чайный пакетик в чашку. Кружка, зажатая между его руками, наполнена простой горячей водой. Раздраженный вздох, который он испускает, настолько громок, что Бёль, женщина, которая занимает кабинку рядом с ним, высовывает голову из-за стены, глядя на него с относительно встревоженным выражением лица. — Я бегу в кафе через улицу, — объявляет Чонгук, злой тон его голоса странно не соответствует безобидному заявлению. — Чтобы выпить чаю. Ты хочешь что-нибудь? — Почему ты говоришь так, будто собираешься совершить убийство? — спрашивает она, слегка опуская голову, так что только ее глаза видны над перегородкой, разделяющей их столы. — Я не собираюсь. Ты хочешь что-нибудь? — Я хочу, чтобы ты не совершал убийства. Чонгук изображает на лице широкую сахаристую улыбку, пожимая плечами на куртке. — Так лучше? — Думаю, страшнее. Его улыбка колеблется. — Тогда я принесу тебе чай с молоком. Скоро вернусь. Он толкает стул и направляется к лифту, отчаянно пытаясь подышать свежим воздухом. Однако он прекрасно осознает, что одного свежего воздуха будет недостаточно, чтобы разобраться в беспорядке и путанице чувств, которые медленно начали укореняться в его сердце.

тогда

— Мне здесь нравится, — тихо говорит Чимин. Его голова падает на Чонгукову плечо, рука переплетается с его и сжимает. — Тут красиво. Чонгук улыбается. — Я знаю. Они прижались друг к другу на фланелевом одеяле у берега реки Хан. Это уже достаточно поздно в году, когда погода слишком холодная, чтобы комфортно проводить много времени на улице, но они пришли подготовленными с большими термосами с кофе и соответствующей сезону одеждой. На Чимине огромная пушистая куртка на молнии, такая милая, что Чонгуку хочется обнять его и никогда не отпускать. Это место Чонгука. Место, куда он приходит, когда хочет порисовать, или расслабиться, или подумать, или просто побыть одному. Он никогда никому не показывал — на самом деле, никогда никому об этом не рассказывал — но сегодня вечером он решил привести Чимина. Его сердце просто сказало ему, что это правильно. Что все, что принадлежит ему, должно принадлежать и Чимину. Это относительно безлюдный район, частично под эстакадой, немного в стороне от проторенных дорог и малоизвестный. Это не часть общественного парка или что-то в этом роде, но Чонгук никогда не попадал в неприятности из-за того, что сидел здесь, так что он будет продолжать приходить, пока не придет. Они прибыли, когда было еще светло, солнце садилось низко в небе, и Чонгук некоторое время рисовал, пока его пальцы не стали слишком холодными. Этот вид он уже сотни раз рисовал, но не устает рисовать его. В этом моменте есть что-то утешительное. Даже если он может представить это с закрытыми глазами, все же лучше увидеть это вживую. Он влюбился в раскинувшийся вид на реку и мерцающий город за ней. Солнце уже почти полностью село, и небо представляет собой акварельную заливку темно-фиолетового, розового и темно-синего цветов, несколько звезд упрямо выглядывают из-за облаков, отказываясь скрываться. Температура упала еще больше, как только они потеряли тепло солнца, и Чимин прижался ближе к боку Чонгука, забирая тепло его тела, на что Чонгук действительно совсем не возражал. Чимин смотрит на него, его лицо наполовину скрыто пушистым капюшоном куртки. Его голос тихий, когда он говорит, едва слышный из-за плеска воды и шума города. — Я действительно счастлив. Чонгук улыбается, его нос немного сморщивается. — Да? — Я не могу вспомнить, когда в последний раз… — Чимин на мгновение замолкает. — В последний раз я действительно чувствовал себя счастливым. С тех пор, как умерла моя мама. Чонгук обнимает Чимина и слегка сжимает его, наклоняясь, чтобы поцеловать в макушку. — Долгое время я даже представить не мог, что испытываю радость, — говорит Чимин. — Это было совершенно немыслимо для меня. Потом я начал чувствовать себя виноватым, потому что знал, что моя мама хочет, чтобы я был счастлив, но я просто не мог заставить себя быть счастливым. И сейчас, конечно, я до сих пор не знаю, могу ли я сказать, что я счастлив все время… но прямо сейчас я счастлив. В этот момент я действительно счастлив. — Хорошо, — мягко говорит Чонгук, потирая руку Чимина. — Я рад, что ты счастлив. — Это из-за тебя, — говорит Чимин. Его глаза сияют, и ночное небо отражается в них, как глубокий водянистый бассейн. — Я думаю, что позволил части своего сердца умереть. Но такое ощущение, что оно медленно возвращается к жизни. Может быть, не все сразу. Но я чувствую это, когда думаю о тебе. — Честно говоря, я не понимаю, как это возможно — как я мог заставить тебя так себя чувствовать, — говорит Чонгук. — Я просто я. Я не особенный. Но для меня важнее всего то, что ты счастлив. Так что если да, то я тоже счастлив. Чимин отстраняется от тела Чонгука, чтобы повернуться и посмотреть ему в глаза. Он выглядит так, будто сначала не уверен в том, что хочет сказать, на мгновение присасываясь к внутренней стороне щеки, прежде чем заговорить. Когда он это сделает, это вопрос. — Веришь ли ты в судьбу? Сердце Чонгука немного трепещет. Он много думал об этом, но они с Чимином никогда толком об этом не говорили. Он кивает. — Да, всегда. Может быть, слишком много. — Я прекрасно понимаю, что, когда я скажу тебе это, ты можешь спрыгнуть с этого одеяла и побежать в горы, — говорит Чимин все еще тихим голосом. — Но я думаю, ты мог бы быть им для меня. Я думаю, мы должны были встретиться. Я просто… у меня такое чувство. Я не могу это объяснить. Ты знаешь, что я имею в виду? Ты тоже это чувствуешь? Лицо Чимина открытое, уязвимое. Мягкий и выжидательный. Кончик его носа стал розовым от холода. Чонгук никогда не был так уверен ни в чем за свои девятнадцать лет жизни. — Ага, — выдыхает он. — Я тоже это чувствую. Чимин откидывает его назад на одеяло, сбивая его на спину, и Чонгук разражается смехом, притягивая Чимина к себе. — Я никогда не хочу тебя отпускать, — шепчет Чимин, убирая с глаз Чонгука длинную челку. — Тебе не обязательно, — говорит Чонгук, поднимая голову, чтобы нежно поцеловать Чимина в губы. Их губы ледяные и немного потрескавшиеся, и это неловкий ракурс, но Чонгук мгновенно запоминает это как свой любимый поцелуй, который у них когда-либо был. — Хорошо, — говорит Чимин, уткнувшись лицом в шею Чонгука. — Тогда я не буду.

~•~

— Я люблю тебя, — выдыхает Чимин, обеими руками запутавшись в волосах Чонгука. — Я так люблю тебя, я так тебя люблю. Чонгук стонет, его рот скользит по обнаженному горлу Чимина, горячее и липкое дыхание касается его кожи. — Я не собираюсь… — выдавливает он, сдерживая стон. — Я не протяну очень долго. Медленно — блять, помедленнее… — Все в порядке, — выдыхает Чимин, снова вращая бедрами, и Чонгук стонет, крепче сжимая бедра Чимина. Чонгук сидит на своей двуспальной кровати в общежитии, прислонившись спиной к спинке кровати, а Чимин оседлал его, скачет на нем, кусает его за плечо и, задыхаясь, бормочет о том, как сильно он его обожает. И Чонгук думал, что у него довольно хорошее представление о том, на что может быть похож секс, но оказалось, что он совершенно ошибался. Может быть, с кем-то другим это было бы ближе к тому, что он думал. Но с Чимином такое ощущение, что он телепортировался куда-то совсем в другое место — место, где не существует никого, кроме них двоих, место, где их любовь — единственное, что когда-либо существовало. Место, где ничто не может их коснуться. Ничто не может повредить им. В этот сказочный момент Чимин стал его первым. Теперь Чимин будет его первым навсегда — ничто не может этого изменить. И глубоко внутри, в самых золотых глубинах своего сердца, Чонгук знает, что Чимин тоже будет его последним. — У тебя так хорошо получается, детка, — бормочет Чимин ему в лоб. — Чувствую себя так хорошо. Ты все еще в порядке? Чонгук кивает ему, не в силах сопротивляться желанию немного встряхнуть бедрами, и Чимин вздохнул, крепче сжимая волосы Чонгука. — Слишком хорошо, — говорит Чонгук, тяжело дыша. Такое ощущение, что жар в его животе распространяется на все остальное тело так, как он не знал, что это физически возможно. Например, если бы кто-то зажег спичку, он бы взорвался. — Ты чувствуешь себя потрясающе. Типа так, так хорошо, я не… — Прикоснись ко мне, — выдыхает Чимин, зарываясь лицом в плечо Чонгука. — Если ты собираешься… пожалуйста, прикоснись ко мне… Зрительно-моторная координация Чонгука сильно страдает из-за ошеломляющих ощущений, пронизывающих каждый нерв, но трясущейся рукой ему удается проникнуть в пространство между их телами и обхватить ладонью член Чимина. Чимин издает прерывистый стон, когда Чонгук начинает его гладить, выгибая спину. А потом Чимин сжимается, и все это теплое, тугое тепло, и Чонгук мчится через край, прежде чем он готов. Он кончает немедленно, крича в плечо Чимина, и ноги Чимина трясутся, когда он кончает через несколько мгновений, растекаясь по руке Чонгука, цепляясь за него изо всех сил. Чонгук откидывает голову назад, кладя ее на край изголовья, пытаясь отдышаться. — Детка, — выдыхает Чимин, убирая со лба потные волосы Чонгука. — Ммм, — стонет Чонгук. В ушах звенит, а в глазах немного помутнело. Он почти уверен, что это ненормально, но не похоже, что у него достаточно опыта, чтобы знать наверняка. Может, ему стоит спросить. — Это нормально, что у меня звенит в ушах? — спрашивает Чонгук хриплым голосом. Чимин хихикает, наклоняясь, чтобы поцеловать кончик его носа. — Значит, было хорошо. — Это определенно было хорошо, — говорит Чонгук, все еще тяжело дыша. Его глаза снова распахиваются, и он поражен внутренним зрелищем перед собой: Чимин, его Чимин, непристойно голый и липкий, все еще сидящий на нем, обхватив руками его шею, теперь откинувшись назад, чтобы получше рассмотреть его. Его волосы влажные и растрепанные. Его грудь красная и потная. Он смотрит на Чонгука с миллионом звездочек в глазах. Он самый красивый человек, которого когда-либо видел Чонгук. — Я люблю тебя, — тихо говорит Чонгук, обнимая Чимина за талию. Внезапно его переполняют эмоции, и он пытается проглотить комок, который только что образовался в его горле, пару раз моргая. Чимин наклоняется вперед, уткнувшись носом в голову Чонгука. Чонгук крепче сжимает его, запоминая ощущение своих ладоней, прижимающихся к спине Чимина. — Я так рад, что это был ты, — шепчет Чонгук. — Думаю, это было неизбежно, — бормочет Чимин. Чонгук целует его в висок. — Я тоже так думаю.

сейчас

— Не думаю, что это действительно имеет значение, — говорит Юнги, засовывая в рот большой кусок свинины. — Если он грязный, то его моют вместе со всем остальным грязным. В итоге все выходит одинаково. Чонгук в ужасе смотрит на него, держа палочки на полпути ко рту. — Значит, ты говоришь мне, что стираешь свое темное и белое вместе. Все в той же загрузке. И цвета тоже. Вместе? Все вместе?? Юнги кивает. — Ага. — …И я жил с тобой два года, не понимая, какой ты монстр. — Я имею в виду, наверное? Это никогда не казалось достаточно важным, чтобы разбирать его. — Ты же знаешь, как я страстно люблю стирку! — Чонгук почти кричит. Юнги немного вздрагивает, прикрываясь диванной подушкой. — У тебя была тяжелая неделя или что-то в этом роде? — спрашивает Юнги, осторожно выглядывая из-за подушки. Чонгук вздыхает. — Да. Я имею ввиду нет. Ну… не знаю. — О, — говорит Юнги. — Это кристально ясно, спасибо. — Я просто продолжаю сталкиваться с Чимином. Так часто. Юнги подтягивает ноги под себя на диване, перенося вес. — Как дела? — Неуклюже. Так неловко. И это странно, потому что, типа… после того, как я столкнулся с ним на той вечеринке, я подумал, может быть, между нами все будет нормально. Или, по крайней мере, не очень неудобно. Но каждый раз, когда я сталкиваюсь с ним, я словно забываю, как говорить. Я совсем замерзаю. — Может, это просто займет время, — предлагает Юнги. — Чем больше ты его видишь, тем менее странным это будет, наверное. — Не знаю, — мягко говорит Чонгук. — Честно говоря, я не знаю, перестанет ли это когда-нибудь быть странным. Юнги ничего не говорит. Тишину между ними заполняет тихий звук телевизора. Через несколько мгновений телефон Чонгука загорается на кофейном столике, вибрируя и издавая тихий звон. — Я узнаю этот звук уведомления, упрямый идиот, — говорит Юнги. — Я сказал тебе убрать рабочую электронную почту с телефона. Для этого нет причин. Это просто будет продолжать напрягать тебя. — Иногда всплывают важные вещи, — оправдывается Чонгук. Он смотрит на свой телефон, все еще горящий на столе, практически умоляя проверить его. Он нервно смотрит на Юнги. Юнги сужает глаза. — Не делай этого. — Я не собираюсь этого делать. Я просто думаю об этом… — Чонгук. Чонгук бросается вперед и хватает свой телефон, а затем спрыгивает с дивана, зная, что Юнги всегда слишком вялый, чтобы гнаться за ним. — Ты, маленький сопляк! — Юнги зовет его вдогонку, но не пытается вмешаться. — Наверное, ничего, — говорит Чонгук. Он прекращает бежать, как только добирается до кухни, прислоняется к стойке, разблокирует телефон и проводит пальцем вверх, чтобы проверить папку «Входящие». — Я уверен, что это просто… Он замолкает, глядя на экран. Самое новое электронное письмо в верхней части его почтового ящика смотрит прямо на него. (без темы) от: Пак Чимин 19:43 — Почему ты так смотришь на свой телефон? — спрашивает Юнги, приподняв одну бровь. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не уволен. — Эм, — говорит Чонгук. — Я не уволен. Чимин только что написал мне по электронной почте. — Ой. Вы, ребята, работаете над проектом вместе или что-то в этом роде? Чонгук качает головой. Его сердце бьется с поразительной быстротой. — Нет. Не работаем. Бровь Юнги поднимается еще выше. — Ой. — Я собираюсь… — Чонгук замолкает, медленно продвигаясь к коридору. Юнги кивает. Чонгук направляется по коридору в свою спальню, закрывая за собой дверь. Затем он садится на свою кровать с телефоном в руках. Он нервно кусает нижнюю губу. Сняв резинку с запястья, он нервно собирает волосы в хвост, закрепляя его и заправляя выбившиеся пряди за уши. Он даже не уверен, зачем он это делает — ему нравится оттягивать волосы назад, когда ему нужно по-настоящему сконцентрироваться на чем-то. Честно говоря, в этом сценарии он, вероятно, просто делает это, чтобы выиграть время. Он чувствует себя таким глупым из-за того, что так резко отреагировал на электронное письмо — электронное письмо, которое может быть чем угодно. Черт, это может быть что-то такое простое, как: ты уронил свою кредитную карту в туалете. Я оставил его на твоем столе, уходя. Он почти уверен, что его кредитная карта в целости и сохранности в бумажнике, но неважно. Чонгук снова разблокирует свой телефон и, выглянув из своего периферийного устройства ровно настолько, чтобы найти нужное место для касания, открывает письмо. И после того, как ему требуется секунда, чтобы собрать все свое мужество, он смотрит на экран. Когда он видит длину письма, у него перехватывает дыхание. Привет, Чонгук, Надеюсь, это нормально, что я это делаю. Скажу честно — это совершенно не связано с работой, так что, наверное, это точно какое-то нарушение HR, может быть? Я имею в виду, я не думаю, что против правил отправлять электронные письма о нерабочих вещах, но, вероятно, против правил делать это, когда человек, которому ты пишешь, не хочет получать от тебя известия. Извини, если это переходит черту. Наверное, это немного эгоистично с моей стороны. Но я хотел поговорить с тобой, а ты, похоже, не хочешь со мной разговаривать, так что я подумал, что так будет лучше. Потому что если ты хочешь игнорировать это, это нормально. Ты не обязан отвечать. Если нет, я больше не буду писать тебе по электронной почте. И если ты хочешь сообщить обо мне в отдел кадров, ты можешь. Так или иначе, есть одно кафе, в которое я всегда ходил, дома, дальше по улице от моей работы. Оно открылось сразу после того, как я вернулся, и там две овечки, которые просто живут в кафе, типа, свободно гуляют, и их можно погладить или даже обнять, и у них есть такие вафли, которые они украшают мороженым и шоколадкой уши, чтобы они были похожи на овечек. Когда я вернулся, я был развалюхой, и я говорю это не для того, чтобы тебя огорчить. Я знаю, что ты это уже знаешь. Я справлялся со всем, что произошло, и пытался позаботиться о своем отце, и большую часть дней мне было просто очень грустно. Но утром перед работой я заходил в это кафе, заказывал себе кофе и гладил овец. Не каждый день — я не хотел заработать репутацию странного овцевода или чего-то в этом роде. Но я ходил хотя бы раз в неделю, и они всегда были такими милыми. Каждый раз, когда я видел этих овец, я думал о том, как сильно ты их полюбишь. Я продолжал думать о том времени, когда мы поехали в горы во время зимних каникул и в итоге наткнулись на ту случайную овцеводческую ферму. Как ты держал на руках того маленького ягненка и выглядел самым счастливым из всех, кого я когда-либо видел. Каждый день мне так хотелось рассказать тебе об овечьем кафе. Но я не мог. Я думал, что со временем перестану говорить тебе, но так и не сделал этого. Вот почему я пишу это письмо. Наконец-то я могу рассказать тебе об овечьем кафе, поэтому я и рассказываю тебе об овечьем кафе. Я думаю, тебе бы это понравилось. В любом случае, извини, если это неловко или если тебе неудобно. Ты не обязан отвечать. Чимин Чонгук моргает, молча глядя на экран. Капля влаги падает на стекло. Он вытирает ее, сбитый с толку, затем поднимает руку и понимает, что его щеки мокрые. Он проводит рукой по лицу, тихо вытирая слезы. Положив телефон рядом с собой, он остается сидеть на краю кровати, делая глубокий, прерывистый вдох. Он так живо помнит ту поездку — поездку, которую они вместе проделали через горы. Они оба собирались вернуться в Пусан на зимние каникулы, так что по дороге сделали крюк. Чонгук был так взволнован, увидев овец, что чуть не упал, и они случайно наткнулись на одного из овцеводов, когда выходили из машины, чтобы посмотреть, и он предложил ягненка Чонгуку подержать. Чимин сфотографировал, как он держит его, весело смеясь, в восторге от того, насколько нелепо взволнован был Чонгук. Это была ужасная фотография — его глаза были закрыты от яркого солнца, а ветер развевал его волосы во все стороны, но Чимин месяцами использовал это фото на экране блокировки. Чонгук задается вопросом, есть ли у него фото сейчас или он удалил его давным-давно. Он падает обратно на кровать, приземляясь на спину. Безучастно глядя в потолок, он размышляет, что делать. По какой-то причине ему кажется, что отвечать на письмо — плохая идея. Словно переступив порог, который нельзя переступить. Словно отвечая, он снова открывает книгу, которую никогда не собирался перечитывать. Но он напоминает себе о том, о чем они с Юнги говорили той ночью в баре: закрытие. Это его шанс получить закрытие. И как он должен получить закрытие, если он на самом деле не разговаривает с Чимином? Может быть, рассказывая Чонгуку о кафе, Чимин тоже искал закрытие. Чонгук решает, что ему следует ответить на письмо до того, как он ляжет спать, потому что, если он будет ждать до утра, Чимин может просто решить, что он ничего не получит взамен. И хотя Чонгук не совсем понимает, почему, мысль о том, что Чимин чувствует эту боль отверженности, заставляет его чувствовать себя очень грустно. Он тщательно обдумывает то, что хочет сказать, перекатываясь на бок и кладя голову на руку. По крайней мере, он перестал плакать, но его спальня вполне может оказаться в другой вселенной — когда он закрывает глаза, он телепортируется в прошлое, пролистывая мысленный альбом воспоминаний, которые он уже много лет держит под запретом. Они бесконечно крутятся в его голове, как суперкат, но он пока не может заставить себя приземлиться ни на одну из них. Может быть, он еще не готов говорить о прошлом. Привет Чимин, Я буду честен... Я был действительно удивлен услышать от тебя. Но это нормально. Я не буду сообщать о тебе в отдел кадров или что-то в этом роде. Во всяком случае, не для этого. (Это была шутка. Хм, я не знаю, достигли ли мы того момента, когда можно шутить? Так что я чувствую, что должен объяснить, что это была шутка, потому что иначе ты мог бы счесть это… угрожающим? В любом случае...) Я давно не думал о нашем путешествии в горы, но до сих пор так ясно его помню. То, что я подержал этого ягненка, было самым ярким событием моего года, если не всей моей жизни. Он был таким невозможно милым. Таким милым и таким маленьким!! Но я предполагаю, что ты был там, так что ты уже знаешь. Думаю, мне понравилось бы кафе с овцами. Ты должен сообщить мне, как оно называется. В следующий раз, когда я вернусь домой, я пойду туда. Мне неловко это говорить, но, думаю, я все равно скажу. Извини, если заставил тебя думать, что я не хочу с тобой разговаривать. Это не совсем так. Думаю, дело в том, что я не знаю… как с тобой разговаривать. Мне трудно. Но, может быть, вот так, написав вот так, было бы проще. Четыре года — это долго. Я думаю, что я, вероятно, действительно отличаюсь от человека, которого ты помнишь. Впрочем, не в плохом смысле. Когда ты знал меня, мне еще предстояло много взрослеть. И я все еще делаю это, но с тех пор я многому научился. Я знаю, что мы пока мало разговаривали, но я чувствую, что ты тоже другой. Я знаю, как тебе тогда было тяжело. Надеюсь, ты смог обрести покой. Это все, что я когда-либо хотел для тебя. У меня всегда было и есть до сих пор, даже после всего, что между нами произошло. В какой-то момент, если ты захочешь поговорить об этом, я хотел бы услышать больше о том, как дела у твоего отца и брата. Я много думаю о них. Я думаю, даже так, это все еще немного странно для меня. Я не знаю, о чем говорить. Я чувствую, что многого в твоей жизни я просто не знаю. Может быть, я совсем тебя не знаю. Знаешь, это странная вещь. Раньше я все знал, а теперь ничего не знаю. Я почти удалил последнюю часть, но, честно говоря, я чувствую, что, возможно, мне следует оставить ее. Мне неловко, когда я вижу тебя в офисе, вот почему. Это не потому, что я не хочу тебя видеть. Это потому, что между Чимином, которого я знал, и Чимином, который сейчас работает в том же офисе, что и я, огромная пропасть, и я не знаю, насколько велика и глубока эта пропасть. И я боюсь просто слепо прыгать через нее. Может быть, я мог бы сообщить тебе о некоторых вещах. Я не уверен, что тебе все равно, а если нет, то, честно говоря, все в порядке. Это я просто пытаюсь. Я думал о том, чтобы завести собаку. Мой сосед по комнате, Юнги, не против, и я уже дважды ходил в приют, чтобы познакомиться с их собаками. Я еще не взял ни одного, потому что я не встретил ни одного, с которым я почувствовал бы мгновенную связь. Мне кажется, когда я встречу ту самую, я узнаю. Если ты понимаешь, о чем я? Я имею в виду — ну, я думаю, ты знаешь. Я всегда был таким. Так что я жду, пока у меня не появится это чувство. Через пару недель поеду еще раз перепроверить. Я думаю, что завести собаку мне очень поможет во многих отношениях. Я очень люблю готовить сейчас. Я знаю, что в школе у ​​меня не очень хорошо получалось, но как только я переехал один, я научился делать много вещей. Мне еще многое нужно улучшить, но еда, которую я готовлю, больше не кажется ядовитой. Так что это хорошо. Я не знаю, что еще сказать, поэтому я просто отправлю это, пока не стало слишком неловко. И если это больше, чем то, что ты хотел — извини. Спасибо, что написал мне по электронной почте. Чонгук Чонгук ожидает, что он может почувствовать некоторую степень беспокойства, когда нажимает кнопку отправки, но все, что он чувствует, — это странное чувство облегчения, как будто он только что выдохнул, который сдерживал годами. Может быть, он сможет построить мост через пропасть. Может быть, они смогут построить его вместе. Но не для того, чтобы снова быть вместе. Он должен напоминать себе об этом. Объективно это было бы совершенно ужасной идеей. Несмотря на внутреннее притяжение, которое он чувствует, он знает, что должен доверять своему разуму больше, чем своему сердцу. Обычно он ужасен в этом, но в этом сценарии он не может себе этого позволить. На следующий день на работе он ловит себя на том, что навязчиво проверяет свой почтовый ящик около тысячи раз, прежде чем наступает время обеда. Каждый тихий звук его ноутбука заставляет его сердце биться быстрее, чем он готов признать. Но каждый раз, когда он проверяет это, это что-то другое — обновление проекта от Сокджина, объявление о новой кадровой политике, массовое электронное письмо в художественный отдел, информационный бюллетень из интернет-магазина товаров для творчества, на который он даже не помнит, чтобы подписывался. К тому времени, когда наступает конец дня, и Чонгук собирает вещи, чтобы идти домой, Чимин так и не ответил. И Чонгук задается вопросом, мог ли он сказать что-то не так, или он сказал слишком много, или, может быть, Чимин просто хотел избавиться от этих вещей — без какого-либо реального желания продолжать разговор с Чонгуком помимо этого. В конце концов, он сказал Чонгуку, что ничего страшного, если он не ответит. Итак, по дороге домой на метро Чонгук решает, что ничего страшного, если Чимин тоже не ответит. Потому что, даже если он этого не сделает, написав ему, Чонгук почувствовал себя намного лучше. Когда он возвращается в свою квартиру, Юнги все еще на работе, а Чонгук выполняет движения: он снимает классическую рубашку и брюки, переодеваясь в свободные спортивные шорты и футболку. Он умывается и собирает волосы в хвост. Он поднимает тяжести, используя набор штанг, который держит под кроватью, и пытается делать это каждый день, когда не может дойти до спортзала. Он испытывает искушение заказать доставку, но в итоге готовит кимчи-чжигаэ на ужин, обнаружив, что жаждет чего-то теплого и утешительного — например, объятий, но рядом нет никого, кто мог бы его подарить. Так что тушенки должно хватить. После ужина он принимает душ, а затем устраивается на диване, включает свою PS4 и загружает Overwatch. До возвращения Юнги остается еще час или около того. После того, как он сыграл несколько раундов, он как раз собирался встать в очередь за другим, когда его сотовый телефон загорается на кофейном столике, издавая тот звон, который происходит всякий раз, когда он получает уведомление из своего рабочего почтового приложения. Он тянется к своему мобильному телефону так быстро, что чуть не падает головой с дивана. Он проводит пальцем вверх по уведомлению, и вот оно: RE: (без темы) от: Пак Чимин 21:22 — Все в порядке, — громко говорит Чонгук. Звучит не очень убедительно. Его большой палец зависает над письмом, и он размышляет, следует ли ему открыть его прямо сейчас или стоит воспользоваться моментом, чтобы немного ободрить себя. В конце концов он чувствует себя глупо из-за того, что сделал из этого такое большое дело, поэтому он постукивает, чтобы открыть его через несколько секунд, качая головой и внутренне ругая себя за то, что он такой. Привет, Чонгук, Честно говоря, я не был уверен, напишешь ли ты мне в ответ или нет, но я очень рад, что ты это сделал. Извини, что я так долго не отвечал. Я подумал, что, вероятно, мне не следует отправлять электронные письма, не связанные с работой, в часы. В конце концов, технически я все еще новичок. Я, наверное, уже в списке наблюдения после того, как много раз упоминал овец в своем последнем письме. Спасибо, что спросил о моем отце и брате. Они оба чувствуют себя намного лучше. Иначе я бы не уехал из Пусана. Мой папа снова работает, и работает уже пару лет — он работает в пекарне, прямо на улице от их дома. А мой брат сейчас учится в университете, но остался в Пусане, чтобы по-прежнему быть рядом с отцом. Очень приятно вернуться в Сеул. Мне кажется, что я был так занят в школе, что мне не удавалось много исследовать город, пока я был здесь. Я провел так много времени в кампусе и никогда особо не выходил за его пределы. Раньше я немного сожалел об этом — тогда, когда я не был уверен, что когда-нибудь смогу покинуть Пусан. Так что я рад вернуться и получить еще один шанс. В те ночи, когда мы сидели у реки и смотрели на город за ней, он всегда казался мне таким огромным. Просто растянутый, бесконечный, как будто я никогда не мог увидеть все это. Думаю, это меня немного ошеломило. Но сейчас это похоже на вызов. Возможность покопаться в чем-то, в чем я не был уверен, что у меня когда-либо будет шанс. У меня много свободного времени, так как здесь у меня не так уж много друзей. Я потерял связь со многими людьми после выпуска, и до сих пор, с тех пор, как я вернулся, я чувствовал себя слишком неловко, чтобы протянуть руку. Мой самый близкий друг здесь — Тэхён, я уверен, ты помнишь его со школы. Мы тоже потеряли связь, но наверстываем упущенное, и я очень благодарен за это. Думаю, иначе я бы чувствовал себя по-настоящему одиноким. Спасибо, что рассказал мне о том, что с тобой происходит. Я понимаю, что ты чувствуешь — что ты сказал о пропасти. Я бы никогда не смог выразить это словами, но да, я понял. Честно говоря, мне трудно представить, как ты готовишь, не сжигая кухню дотла, но, думаю, я поверю тебе на слово. Помнишь тот раз, когда ты чуть не взорвал всю химлабораторию, потому что залил не ту кислоту в наш раствор? У меня перед глазами пронеслась вся моя жизнь. Вот как я представляю, как ты готовишь, только постоянно на грани разжигания огня. Надеюсь, у тебя в квартире есть огнетушитель. Может быть, купить дополнительный, на всякий случай. В последнее время я много читаю. Теперь, когда я работаю в этой отрасли, я чувствовал себя обязанным начать читать больше — мне кажется, что это правильно. Твои обложки очень красивые, и мне всегда хочется читать книги. Мне пришлось прочитать «Нежные сердца», так как я продвигал его, но даже если бы я этого не делал, твоя обложка, вероятно, все равно убедила бы меня прочитать его, даже если этот жанр обычно не является моей чашкой чая. Хм, что еще? Сейчас я подсел на триллеры и детективы. Они отвлекают так, что это действительно хорошо для меня. Мне трудно придумать, что рассказать тебе о себе. Думаю, я все еще выясняю, кто я. Так много времени в моей жизни, с тех пор как я стал взрослым, было потрачено на заботу о других людях. Пришло время мне сосредоточиться на себе, позаботиться обо мне, но я пока не знаю, как это выглядит. Часть его возвращалась в Сеул. Я не знаю, что будет дальше. Если ты в конечном итоге возьмешь собаку, пожалуйста, пришли мне фотографию. Чимин Вот как это начинается — их новый распорядок. Это утешительно, исцеляюще, странно. Каждый вечер Чимин отправляет Чонгуку электронное письмо. И каждый вечер, — отвечает Чонгук. Иногда сразу, только через пятнадцать минут. Иногда ему нужно больше времени, чтобы подумать о том, что сказать, и он не отсылает его до полуночи. Но это всегда перед сном — всегда в тот же день. Он никогда не заставит Чимина ждать слишком долго. И каждый день понемногу через пропасть возводится мост. С какой целью? Чонгук не знает. Слишком много мыслей об этом заставляет его нервничать. Он заставляет себя сосредоточиться на настоящем, что у него никогда не получалось. Но если он это сделает — если он будет думать только о том, что он чувствует сейчас, а не о том, что он чувствовал четыре года назад, и не о будущих последствиях своих нынешних чувств, — он обнаруживает, что каждый вечер ему есть что с нетерпением ждать. Потому что электронные письма Чимина не заставляют его чувствовать себя грустным, или злым, или обиженным, или чем-то еще, что, как он ожидал, они заставят его чувствовать. Они заставляют его чувствовать себя счастливым. Они заставляют его смеяться. Они заставляют его чувствовать себя менее одиноким. Они заставляют его чувствовать то, что, как ему казалось, он уже давно забыл, как чувствовать. Темы их разговоров по большей части намеренно обходят их общее прошлое. Похоже, ни Чонгук, ни Чимин пока не готовы ничего из этого раскрыть. Вместо этого они знакомятся друг с другом за последние четыре года, или болтают о том, что происходит на работе, или о местах, которые Чимин посещал в Сеуле, или о рекомендациях Чонгука, куда ему следует отправиться дальше. Это просто. Когда они были вместе, говорить с Чимином было так же легко, как дышать. В конце концов Чонгук неизбежно забыл, как дышать. Но после небольшой практики он снова дышит. И снова легко. Они переписываются три недели. Три недели ночных писем, и за это время Чонгук ни разу не видел Чимина в офисе. Он начинает задаваться вопросом, был ли весь этот обмен плодом его воображения, как будто в следующий раз, когда он снова увидит Чимина, магическое заклинание будет разрушено, и они вернутся туда, где были раньше. В пятницу третьей недели Чонгук начал подводить итоги выходных, разослав пару насущных электронных писем и работая над несколькими изменениями для окончательной версии дизайна обложки, которую он отправляет Сокджину и его менеджеру для одобрение. Связывание как можно большего количества свободных нитей перед выходными всегда избавляет его от беспокойства. Возможно, завтра он сможет немного расслабиться. Как только часы бьют 17:00, и он собирается закрыть свой ноутбук, он чувствует движение позади себя. Он крутится в кресле, ожидая Сокджина или Бёля. Но это Чимин. — О, — говорит Чонгук, не в силах сдержать еле слышный звук удивления, вырвавшийся из его горла. — Привет. — Привет, — говорит Чимин. На нем темно-синие брюки и белая рубашка на пуговицах. Его волосы немного длиннее, чем когда Чонгук видел его в последний раз. Он сделал ей глубокую боковую часть и одну сторону, зачесанную назад, чтобы после долгого дня в офисе фиксация немного ослабла. Он прислоняется к стене кабинета Чонгука, нервно шаркая ногой по ковру. В его глазах вопрос, но Чонгук не уверен, что это. Миллион чувств одновременно пронзает Чонгука под дых, и он тяжело сглатывает, стараясь не показывать ни одно из них на лице. — Как дела? — спрашивает Чонгук, но его голос звучит немного хрипло. — Я надеялся, что застану тебя до того, как ты уедешь, — говорит Чимин, и это звучит гораздо менее нервно, чем чувствует Чонгук. — Как ты? — Ох. Ну, — говорит Чонгук, задумавшись. — Я в порядке. Я успел многое сделать до выходных. Чимин улыбается, и Чонгук инстинктивно отводит взгляд. — Как ты? — Чонгук запоздало добавляет. — Хорошо, — говорит Чимин. — Я очень готов к выходным. Это была напряженная неделя. Вопрос-ответ авторам, который я планировал, пришлось перенести в последнюю минуту, а все уже было забронировано, все билеты уже проданы… это был беспорядок. — Ого, — говорит Чонгук. — Это не хорошо. — Ага, — говорит Чимин. Между ними надолго повисает молчание. — Мне интересно, не хочешь ли ты пообедать со мной, — говорит Чимин. — Может быть, однажды на следующей неделе. Чонгук моргает, глядя на него. Это, наверное, плохая идея. Рациональная часть его мозга кричит ему это очень, очень громко. — Конечно, — говорит Чонгук. — Это было бы чудесно. Объем увеличивается еще больше. Чонгук отключается, потирая висок. Чимин выглядит сильно облегченным. — Ох. Хорошо, отлично. Я не был уверен, что ты… ну. Я просто подумал, что было бы неплохо встретиться лично. Отправка тебе писем по электронной почте была… гм, я рад, что мы это делаем. Но если вы чувствуешь, что это слишком много или что-то в этом роде… — Нет, нет, — говорит Чонгук. — Это не слишком много. Это определенно слишком. Это опасно, а ты идиот, — кричит ему мозг Чонгука. Не влюбляйся в него снова. Ты уже идешь по дорожке. Тебе нужно повернуться. — Хорошо. Хорошо, — говорит Чимин. — Я надеялся, что… что мы могли бы стать друзьями. Я имею в виду, может быть, мы уже? Я не уверен. Но я чувствую, что мы могли бы быть. Я хочу, чтобы мы были. Звонки будильника звенят еще громче. — Ага, — говорит Чонгук. — Мы можем быть друзьями. Я бы хотел этого. Его мозг говорит: ты не умеешь быть его другом. Ты знаешь только, как любить его и как скучать по нему. Думаешь, ты сможешь как-то научиться быть его другом спустя столько времени? Ты знаешь, к чему это ведет, и ты все равно это делаешь. — Отлично, — говорит Чимин. Он широко улыбается, ярко и счастливо, и на этот раз Чонгук не отводит взгляда. Он позволяет себе почувствовать это: пульсацию тепла в груди, которую он всегда ощущал каждый раз, когда Чимин улыбался ему. — Может, поедем во вторник. Я обычно делаю перерыв на обед около полудня. Так подойдет? Чимин вытаскивает из кармана мобильник и вытаскивает что-то на экране — Чонгук предполагает, что это его календарь. — Ага. Моя единственная встреча в этот день в три, так что все должно быть в порядке. — Хорошо. Круто, — говорит Чонгук. — Это свидание. Я имею ввиду нет. Это просто, гм, как поговорка. Это просто выскользнуло, и я вообще не думал об этом. Это не свидание. Это определенно не свидание. — Его щеки заливаются ярко-красным цветом. Чимин смеется, и Чонгук с удивлением понимает: возможно, он впервые за четыре года слышит, как Чимин смеется. Звучит как все его любимые воспоминания. Звучит как возвращение домой. Это снова напоминает Чонгуку, что ему нужно как-то перенастроить свой мозг, чтобы понять, что Чимин больше не его дом. Он думал, что работа уже сделана, но, видимо, нет. — Это не свидание, — уверяет его Чимин, засовывая телефон обратно в карман. — Я думаю, ты, вероятно, согласишься со мной, когда я скажу, что этот корабль уплыл давным-давно. — Совершенно верно, — говорит Чонгук, слишком пылко кивая. Однако слова жалят его так, что это удивляет его. — Я думаю, нам лучше быть друзьями, — говорит Чимин, но это звучит совсем не уверенно. Если бы Чонгук не знал лучше, он бы подумал, что Чимин говорит это вслух, чтобы попытаться убедить себя, что это правда. — Ага, — говорит Чонгук. — Определенно. Разговор свернул в сторону, которая явно причинила им обоим неудобство. Чонгук прочищает горло, поднимаясь со стула и хватая свою куртку. — Могу я тебя провести? — О, нет, мне еще нужно кое-что уладить, — говорит Чимин, глаза расширяются, вероятно, от внезапной близости между ними теперь, когда Чонгук встал. Однако он все еще стоит у стены кабинки, так что ему некуда идти. Физически они были максимально близки с тех пор, как все это началось. И это вообще ничего не должно значить для Чонгука — поскольку они друзья, а у друзей есть тела, и это не должно иметь значения — но он достаточно близко, чтобы увидеть бледную полоску кожи, открывающуюся двумя верхними пуговицами, которые Чимин расстегнул. на его рубашке, достаточно близко, чтобы увидеть движение его быстро расширяющихся зрачков. Другая сторона мозга Чонгука, та, что намерена предать его, поет ему: «Ближе». Приблизься. Чонгук делает пару шагов назад, увеличивая дистанцию ​​между ними. — Всё в порядке, — говорит Чонгук. — Тогда увидимся во вторник? Чимин кивает. Он проводит руками по передней части рубашки, и его плечи расслабляются. — Ага. Тогда увидимся.