Моя невестка

***

— Очень хорошо. — с азартной улыбкой произнёс Рубинштейн, открывая свой блокнот на новой странице и готовясь делать записи. — Очень хорошо, что вы решили начать сотрудничество!       Птица криво усмехнулся, наблюдая за доктором как за дурачком, что потешает публику. Ловкие пальцы поддели выпадающий из рукава рубашки телефон, который был пару секунд назад выцеплен из кармана врача. Этот безумец, ради своего исследования, готов на всё и даже не думает о том, что выполнять просьбу пациента и наклоняться к нему, чтобы получить секретную информацию «на ушко», может быть очень опасно. Впрочем, такая опрометчивость старика сыграла хтони на руку.       Пернатый облизнулся, следя своим хищным взглядом за действиями Рубинштейна и наслаждаясь его желанием стать первооткрывателем Серёжиного расстройства. Ведь за изучение его могут дать нобелевскую премию и прославить на весь мир.       Врач, задав ещё пару вопросов, вышел из палаты, спеша разобрать все конспекты в своём кабинете. Птица, дождавшись пока шаги за дверью совсем перестанут быть слышны, вытащил гаджет, набирая ненавистный, но заученый до дыр номер. Текст сообщения был вполне холодным и по-существу. Он содержал адрес больницы и, единственной фразой, которая хоть как-то придавала уверенности потенциальному читателю, что это всё не развод, были слова «Срок его спасти — шесть часов. Уже ночью его не станет».       Эти слова относились к Сергею, но поймёт ли это собеседник — стоит надеяться, что да. Птица специально не стал называть его имени, чтобы поиграть с судьбой. Он даёт Разумовскому шанс остаться в живых, но получится ли это — решит случай.

***

      Серёжа закрыл глаза, судорожно выдыхая. Его положили на кушетку, готовя к процедуре усыпления. Не так. Не так он планировал закончить свою жизнь. Не к тому он шёл все эти годы. Сейчас его избавят от страданий. Навсегда. Но… Зачем? Действительно ли это всё было страданиями? Действительно ли он этого хотел?       Парень зажмурился, пытаясь ни о чём не думать. Сейчас уже не хочется ни о чём переживать, жалеть. Уже поздно. Он, сам того не зная, выбрал себе такую участь. Сам согласился на смерть. Сам решил избавиться от мучений.       Пауза и нависшая тишина слегка затянулись. Спустя пару мгновений с коридора послышались выстрелы и какой-то шум. В процедурный кабинет вторглась дюжина экипированных солдат с криками и стрельбой.       Серёжа не открыл глаза. Ему уже было всё равно. Хотелось скорее уйти из жизни и уже не было разницы — как. Он просто лежал и ждал своей участи. В какой-то момент перенапряжённое сознание отключилось, оставляя хозяина в незнании происходящего. Ему уже всё равно.

***

      Разумовский прислушался к звукам вокруг себя. Мерные постукивания капель дождя по железному подоконнику напомнили о том счастливом вечере из галюцинаций. Рука невольно потянулась к животу. Он впалый, худой, истощённый. Последние дни перед усыплением Серёжу перестали кормить и, в принципе, снабжать всеми благами цивилизации, мол: «Зачем тратиться на человека, который и так скоро умрёт?». Даже одежду смелили лишь в последний день, когда Рубинштейну взбрендило провести ещё пару опытов. Итог всего этого: полностью обессиленный и истощённый человек, которого человеком то назвать уже трудно. Ему отменили успокоительные, но без них он всё равно уже не имел сил подняться с пола или, даже, открыть глаза. Этот ужас уже был не важен. Серёжа ждал свою смерть, но… Почему он до сих пор жив?       Сергей открыл глаза. Комната не была похожа ни на одну из представляющихся ранее. Это была небольшая холостятская квартира с достаточно простым ремонтом и тёмной душной атмосферой. Серёжа бросил взгляд в дверной проём, где стоял высокий крепкий мужчина. В нём было что-то знакомое, родное, но вспомнить — что — никак не получалось.       Внезапно на Разумовского накатил страх. Его причину понять было сложно. Парня пугало будущее? Настоящее? Может такие мысли наводил силует в коридоре? Незнакомец, увидев то, что Сергей пришёл в себя, вошёл в комнату. В свете настольной лампы стало отчётливо видно его лицо. До жути знакомое. Будто Сергей видел его уже много раз. — Олег? — в памяти всплыли отчётливые воспоминания. Парень резко вскочил, пытаясь отодвинуться на другой край кровати — подальше от мужчины. От подобных усилий ослабленный организм отозвался кровотечением из носа. Серёжа стёр с подбородка алую струйку крови, продолжая смотреть на Волкова перепуганным взглядом. Он вновь отшатнулся, когда Олег потянулся к нему, чтобы дать ватку, которой можно промокнуть фонтан крови, что не собирался останавливаться. — Птица, если это опять ты, пожалуйста перестань… Я не хочу больше в это верить! — Серёж, это я. Реальный Олег. — мужчина заглянул в голубые напуганные глаза, пытаясь понять, что же могло случится за пару лет его отсутствия — Всё хорошо, я здесь. Я с тобой. — Нет… — Сергей захныкал, обнимая согнутые в коленях ноги и содрагаясь всем телом. — Я больше не позволю себе поверить… — Но это правда! — Волков присел на край кровати, отодвигая с глаз Разумовского отросшую рыжую чёлку. — Что же они с тобой натворили…?       Мужчина прижал младшего к себе. Именно сейчас его хотелось обнять, поцеловать, спрятать от всего мира. Он всегда для Олега был чем-то большим, чем просто лучший друг. Он был… Братом? Любовником? Родным человеком уж точно. От этого становилось ещё больнее осознавать свою ошибку. Ошибку в том, что он оставил его одного. Этого делать было категорически нельзя. Но… Прошлое уже не вернуть. В итоге Олег получил запуганного разбитого мальчика, который настолько погряз в собственном воображении, что больше не может отличить его от реальности. — Серёж, я помогу тебе. Я больше никогда тебя не оставлю…       Всхлипы прекратились. Разумовский отстранился от Волкова, смотря на него хмурым взглядом. — Раз ты настоящий, тогда говори, как нашёл меня. — голос был абсолютно холодным, будто Олег — это совершенно чужой, малознакомый человек, который выполнил свои обязанности и не имел права ослушаться. Факт, что старший жив, больше не тревожил разум, поскольку он привык к иллюзии, которая устойчиво поменяла видение Серёжей некоторых вещей. — Птица сообщил где ты. — абсолютно спокойно ответил наёмник, пытаясь передать своё спокойствие собеседнику. — Ах… — Сергей закрыл лицо руками, откидываясь на подушку — Тогда понятно, почему меня жестоко избили за найденный в палате чей-то телефон… — От этого у тебя гематомы на животе и ногах? — Волков спросил это с крайней осторожностью, внимательно наблюдая за реакцией младшего. Но тот, на удивление, даже не думал возмущаться, а лишь опустил руки, смотря на старшего из-под чёлки. — Из-за них я потерял ребёнка… — эти слова прозвучали совсем тихо, и голос Разумовского дрожал. — Ты был беременным? — также чуть слышно удивился Олег.       Голубые глаза резко сверкнули янтарём, а навязчивые мысли зазвучали в голове ещё громче. Птица заставил Серёжу похотливо облизнуться, одаривая Волкова возбуждённым взглядом. По внутренней стороне бёдер хлынула густая тёплая смазка. Только не это! У него опять течка? Неужели она началась лишь только от одного вида горячего Олега? Такого желанного, красивого, мужественного…       Увидев жёлтые глаза и дикий взгляд Волков отпрянул назад, продолжая наблюдать за действиями пернатого. Тому не понравилась эта отстранённость, поэтому он состроил наигранный обиженный взгляд, проводя рукой по колену мужчины и говоря сладким голоском: — Волче, ну я же знаю, что ты давно уже этого хотел. Вечно ревновал Серёжу к другим парням… Теперь он полностью твой! Возьми его! Бедняжка, потёк при виде тебя. — хтонь, словно похотливая кошка встал на колени, изящно изгибая спину и лоснясь своей щекой к щетине Олега. — Помоги ему справиться с этим. — Ах ты, падла! — ругнулся Волков, одним рывком хватая Птицу за горло и прижимая лицом к подушке. Он буквально впечатал его туда, растирая запёкшуюся кровь из носа по белоснежной наволочке. Невольно образованный в штанах стояк упёрся прямо в разведённые ягодицы, которыми почувствовавший это пернатый стал бесцеремонно двигать, дразня чужой пах ещё больше. — Извращенец! — с придыханием выплюнул Олег, пытаясь держать себя в руках, но, как это можно делать, когда о тебя беспощадно трутся, задавая собственный рваный ритм?       Внутриутробно рыкнув Волков вдавил хтонь в подушку ещё сильнее, нависая над ним сверху. Сладкий липовый аромат ударил в ноздри, оседая в лёгких и отзываясь тянущим чувством в паху. Как же давно Олег не слышал этого запаха. Как же скучал. Абсолютно все вещи младшего были пропитаны этим благоуханием, погружая старшего в давно забытый комфорт. — Верни Серёжу, сейчас же! — мужчина заломил Птице руку, пытаясь повлиять на него через боль. Но пернатый, лишь, рассмеялся, скрывая свои настоящие эмоции за притворным безумием. — Трахнешь меня — верну. — Я уверен, Серёжа этого не хотел бы! Мы с ним не на таком этапе отношений остановились. — Но ты же его любишь! — Вот именно! Я не хочу причинять ему боль! — Волков дотянулся до верхнего ящика прикроватной тумбы, выкладывая из него полицейские наручники и застёгивая их на запястьях пернатого, одновременно заводя цепь от них за металлическую перекладину у спинки кровати. — Эй, ты чегооо? — обиженно протянул Птица, изгибаясь, чтобы пронаблюдать за отходящим в сторону мужчиной. Готовый к соитию организм напомнил о себе жгучей болью внизу живота. Ещё и Олег закрепил руки парня так, чтобы он никаким образом не смог дотянуться до своей задницы, да и в принципе опустить руки ниже плеч. — Пожалуйста, не оставляй меня…       Голос сущности предательски задрожал. В какой-то момент Волкову даже стало жаль его. Будто бы младший настолько сейчас нуждался в помощи, что готов ради этого пренебречь всеми своими устоявшимися принципами.       Олег отвернулся, выходя из комнаты. Все эти уловки уже давно знакомы и, если их не проигнорировать, можно серьёзно навредить Серёже. А этого совершенно делать не хочется.       Уже закрыв за собой дверь мужчина услышал истерический надрывистый смех, который легко спутать с рыданиями. Такое обычно бывает, когда у человека не остаётся сил и он ничего не может сделать.       Птица свернулся калачиком, приводя ноги к груди и наклоняя к ним голову. Железные наручники крепко врезались в нежную кожу запястий, оставляя на них устойчивые красные полосы. Выхода не осталось. Пернатый внутриутробно рыкнул, зажмуривая глаза и возвращая сознание Сергею.