Рецепты авторских напитков и некоторые прочие мелочи

Венти нравилось просыпаться последним. Чжунли был совой страшной, а вот Барбатос подрывался пораньше, хоть по ним и не скажешь. Но в том, чтобы проснуться вторым был свой шарм. Тепло и достаточно светло, чтобы чувствовать это с закрытыми глазами. А ещё чувствовать, как аккуратно его гладят по голове, перебирая волосы. Чжунли был по своей сути человеком очень романтичным, хоть и ворчливым. Потешно закатывать глаза и окружать Венти нежностью доставляло ему удовольствие весьма сильное и примерно равное. Так что обычно он совмещал, что выглядело мило и несколько забавно. А ещё ну… то что Венти привык называть лаконичным «кайнда хот», что в переводе на общепринятый язык значило «капец как горячо». То что его заводил старческий бубнеж, конечно, вызывало определенные вопросы, но задаваться ими было уж как-то совсем не солидно утром, и он просто прижался чуть ближе, потираясь лбом о чужие ключицы. Чжунли коротко поцеловал его в макушку, наверняка сейчас или задумчиво глядя немного стеклянными глазами прямо перед собой, или вовсе опустив веки, стараясь не столько заснуть, сколько слиться с бесконечным космос и ещё какие-то полуэзотереческие штуки. Венти закинул на Чжунли ногу. Он вчера в тиктоке видел, что утренний секс максимально полезен для здоровья. А тикток ему ещё ни разу не соврал. Почти ни разу… но все мы ошибаемся, так? Так что он в обиде не был. Чжунли притянул Барбатоса ближе, ещё разок целуя в макушку, но в этот раз губы на волосах задержались чуть дольше, и Венти очень уж довольно зажмурился, разомлев окончательно. Сейчас они минут тридцать так поваляются, потом Венти полезет целоваться, и все, Чжунли в ловушке своего либидо, лишь чудом не уничтоженного на корню его работой. Кровать завибрировала. Венти поморщился, от всей души закатив глаза (пусть даже его веки и были опущены). Чжунли был истинным бумером, так что телефон ставил на зарядку чуть ли не на другом конце квартиры и иногда мог вообще весь день его не трогать. А вот Венти испытывал чисто зумерскую панику, если не держал мобильник в руках, а так как ночью он предпочитал все же ладонями сжимать ладони Чжунли, телефон просто клался на кровать поближе к подушке. Поэтому Венти был уверен, что звонок, так нещадно испортивший их утро, был адресован именно ему. — Слушаю, — конечно, кем бы там ни был звонивший, он не виноват, но голос у Барбатоса звучал по-сонному агрессивно, когда он отлип от Чжунли, перекатившись на спину и поднеся телефон к уху. — Че такое, Барб? — В-Венти, я-я, — ревет. Вот только этого не хватало. Что там опять? Ухажеры? Кофемашина навернулась? Сломалось что-то? — Вдох-выдох, и объясни мне нормально, че случилось, — потирает глаза, переводя на Чжунли взгляд, полный то ли сожалений, то ли извинений, то ли желания увидеть сочувствие. — Я думала, сегодня ты! И я только выхожу из дома а мы должны уже как час быть открыты! А если… а если господин Ди-дилюк заглянет! А е-если меня уво-уволят, — о господи, и всего-то. Венти вздыхает с облегчением, но все равно ещё не угасшим раздражением, пока откидывает одеяло, стараясь пальцами прочесать взъерошившиеся за ночь волосы. — Истерику отставить, — чуть улыбается, кажется, окончательно просыпаясь. — Я щас схожу и открою смену, а ты потом скажешь, что просто забыла это сделать и открыла с первым посетителем, андерстуд? — Нужно же сказать господину Дилюку, — уже спокойнее проговаривает, и в трубке слышно, как Барбара закрывает дверь своей квартиры на два оборота ключа. — Ничего не нужно, пока не пойман — не вор, — Чжунли рядом цокает, явно возмущенный такими речами от человека, буквально живущего вместе с представителем закона, но помалкивает, не желая влезать в чужой разговор. — Давай, открою смену, скинь только свой пароль, чтоб я через твой аккаунт зашёл. Настрою тебе помол, а ты не нервничай. Давай, до встречи. — Ну и что там? — ну насколько же горячо Чжунли говорит, ощущается и выглядит. Венти мечтательно вздыхает, бросая взгляд, полный отчаяния, на тоскливую баночку смазки на тумбочке. — Идем ко мне на работу пить халявный кофе, солнышко, — вздох. — На часик, пока Барбара не приедет. — А потом? — А потом, — вздох плавно перетекает в слабую улыбочку. — А потом поглядим.