Something about Regulus

Казалось, будто сама погода решила над ними посмеяться. Посреди хмурой зимней недели — удар под дых — издевательски яркий солнечный свет. Реджи никогда не любил солнце. Да он, в принципе, много чего не любил: жару, кашу с комочками (с текстурами в еде у него часто бывали проблемы), лишний раз бегать, мамины чаепития, насилие, тонкие манипуляции Беллы, оранжевый цвет и вон ту отвратительную рубашку с оборками на груди, которую ему подарила бабушка Ирма на тринадцатилетие. На территории фамильного кладбища Блэков стояла непривычная и звенящая тишина. Регулус Блэк пропал без вести, ушёл из дома совершенно буднично и умер. Он… исчез. Не оставил после себя записки, его комната казалась неправильно пустой — дверь была приоткрыта — и брошенной. В роковой день, уже с утра Вальбурга поняла: что-то произойдёт. Она проснулась от саднящего чувства паники, засевшего где-то под сердцем, и первым делом, прямо в ночном облачении, стала проверять защиту дома: когда всю жизнь дышишь магией, то волей-неволей начинаешь доверять своей интуиции. К сожалению или счастью — дом был в порядке, ничего не предвещало беды. Однако Вальбурга не обольщалась: это всего лишь затишье перед ужаснейшей бурей, последствия которой она может не выдержать. День продолжался, хозяйка Гриммо 12 была вынуждена вернуться к своим обязанностям. Она одергивала себя, сидя за документами, нервно стучала по столу, наблюдая за работой эльфов, что-то скреблось, вертелось на кончике языка. Что же? Что? Где? Кто…? Словно гром среди ясного неба: Регулус пропустил обед, а потом и ужин. Её сын был слишком педантичен и верен традициям, чтобы без предупреждения пропустить семейную трапезу. В этот момент, с ужасающим грохотом всё встало на свои места. В два счета она оказалась у того злосчастного гобелена. Материнское сердце пропустило удар и ухнуло куда-то вниз. Вальбурга дернулась, будто от сильнейшей пощечины и осела на блестящий, сияющий богатством паркет. — К..хм..Кикимер! — крик полный ужаса сотряс помещение. Маленькое существо, с печатью скорби на лице и полной уверенностью выполнить последнее желание молодого хозяина тотчас прибыло к своей госпоже. Сердце эльфа разрывалось на части. Не добившись ничего, похожего на адекватный ответ, Вальбурга медленно, слегка шатаясь направилась в комнату младшего сына. Выйти оттуда она смогла только в день похорон. Никакая магия рода, ничего не могло помочь найти хотя бы тело. Кровная магия, тёмная, темнейшая, ужаснейшая из всех — ничего не работало. Артефакты блекли и отключались, будто никогда и не было такого человека — хоронили пустой гроб. На памяти Люциуса Малфоя это была одна из тяжелейших процессий, в которых он принимал участие. Чета Блэков — бледнее и мертвее, чем обычно — будто потеряла связь с миром. Они с Нарциссой почти полностью принимали участие в организации — потеря Регулуса была чудовищной. Истошный плач Бартемиуса Крауча, в отчаянии схватившегося за голову, будет сниться Люциусу в худшие дни. Они были лучшими друзьями с самого детства. Мягкосердечный и ласковый Барти безукоризненно следовал за ответственным и целеустремленным Регулусом, в котором он нашел равного. Шляпа настойчиво предлагала Краучу Рейвенкло, но мальчик был неумолим: «Я буду учиться только с Реджи!» Казалось, будто смерть лучшего друга стала последней каплей, сгоревшим мостом: ему больше нечего терять. Рабастан Лестренж — с пустым покрасневшим лицом — держал Барти за плечо ужасающе крепкой хваткой. По настоянию Нарциссы остальные Пожиратели приглашены не были, только самые близкие друзья и родственники. Ситуация стала ещё хуже, когда траурное безмолвие нарушило рычание откуда-то с неба. В дыму выхлопных труб, во всём своём бунтарском великолепии — драных ярко-синих джинсах, растянутой футболке с принтом разъярённого льва, рычащего из-под кожанки, весь пылающий и звенящий, Сириус Блэк — блудный сын — спрыгнул со своего мотоцикла, совершенно выбивающегося из общей картины. Ярость на его лице была не замутнена, чиста и прекрасна в своём первобытном запале. Тяжело описать и каплю чувств, обуревающих во внезапно смертном теле. Словно дикий зверь, запертый в клетке, он не знал, кому вгрызться в горло в первую очередь. — Кто из вас, ублюдков, убил моего брата, — бешеные глаза и вкрадчивый голос. Идеально ровная спина и благородный разворот плеч — Сириус был наследником Блэков с головы до пят, как бы сильно он не хотел стереть любую связь с проклятой семьей. — Что же вы молчите, mamа́n? Язык проглотили? А вы, отец? Дражайшие кузины и их мужья? Чего же вы все молчите? — лишь всхлипывание Бартемиуса было ему ответом. — А, Барти-бой! — резко развернувшись, Блэк стремглав налетел на двух Лестренжей, преградивших ему дорогу, — Лучше проваливай, ты больше не Блэк. На эту фразу бывший наследник залился надрывным лающим смехом. Смех не прекращался до тех пор, пока из ниоткуда возник взъерошенный Римус Люпин, трансгрессировший прямо у мотоцикла. Выдержав давление выставленных палочек и пыхтения Беллатрисы (Нарцисса позаботилась о том, чтобы её вероломная сестра не пополнила сегодняшний день ещё одной трагедией), Римус схватил несопротивляющегося друга за предплечье и стремительно аппарировал. Блэк оставил после себя отчаяние и пару капель от слёз на полу. Начало конца для древнейшего рода.

***

— Вальбурга, дорогая, как я рада тебя видеть! — одна фраза всколыхнула зал, пустив волну громкого шёпота. Сенсация века! Благороднейшие не уследили за ребёнком! Темнейших настигло проклятие! Берегись черной магии, волшебник, иначе потеряешь свою плоть и кровь. Злые языки, капающие ядом под видом сочувствия как никогда вызывали в Вальбурге адские приступы всепоглощающей ярости, сдерживать которые получалось не иначе как чудом. Каждое письмо, пропитанное лживым участием и состраданием, сжигалось быстрее, чем на то рассчитывали отправители. Казалось, будто всё то многовековое величие, взращиваемое, словно прихотливый цветок, питающийся кровью, не способно было спасти её бедное дитя. Колдомедики и специалисты всех мастей разводили руками: «К сожалению, ни одно диагностическое заклинание не показывает отклонений от нормы, миссис Блэк, всё, что мы можем сделать — смиренно ждать и наблюдать». Каждое «к сожалению» как клеймо выжигалось на коже — извечное напоминание об их беспомощности. Чувство, которое Вальбурга забыла, и которое ударило по ней особенно сильно спустя столько лет. Орион, в свою очередь, казалось, ужасно постарел. От статного мужчины не осталось и следа. Его немногословность превратилась в гробовую тишину, нарушать которую позволялось только звуку льющегося в стакан виски. Семейное оцепенение прошло, стоило Регулус внезапно проснуться с лёгкими, полными холодной озерной воды. Объяснений не было. На все вопросы Реджи отрицательно качала головой, ошалело смотрела куда-то вдаль и начинала визжать, стоило красивой глубокой ванне, купаться в которой она раньше обожала, показаться на горизонте. Ей понадобился месяц для адаптации, ещё один месяц, чтобы начать говорить связанными текстами — благо память не пострадала — и ещё месяц, чтобы окончательно прийти в себя. Всеобщему счастью не было предела — в день пробуждения была созвана вся многочисленная семья. Праздновали, конечно, без виновницы, она не выносила чужого присутствия — ещё сильнее ненавидела физические контакты. Она сама шаг за шагом восстанавливалась, будто по крупицам собирала свою личность, рассматривая каждый кусочек под светом лампы. В какой-то момент она просто вышла из комнаты и пришла к матери с отцом. Серость в глазах больше не напоминала дорожную пыль, скорее грозовые тучи, с запрятанными внутри молниями. Девочка достаточно окрепла, чтобы произвести «дебют» среди общества злобных стервятников, именуемых аристократией. Розье постарались на славу — день рождения их единственного сына — Эвана, был блестяще организован. Свет! Музыка! Угощения! Ничего нельзя оставить без внимания, будут Блэки, слышите, Блэки! Да-да, кажись их младшая дочь проклята? Хо-хо! Свет! Музыка! Треск! — А я как рада тебя видеть, Лиззи! Мы, наконец, собрались всей семьёй, я подумала, что нашему дорогому Эвану будет приятно подружиться с детьми своего возраста! — зал замолчал — но ни одна пара не перестала разговаривать. Очередная сплетня разбилась вдребезги.

***

Для Регулус всё обернулось кошмаром. У неё в голове без перерыва плакал мальчик с её именем и девочка, связь с которой пугала, но, к удивлению, не отталкивала. Они были из разных миров, из разных стран, резонанс дробил голову Реджи и каждая вещь вызывала тройные ассоциации. Вот стена: «Та самая, на которой мы с С. вырезали наши инициалы, мама, конечно, сказала бы, что это глупо, на нам было всё равно!" или «Я как-то вбила номер телефона с похожей стены себе в телефон и оказалось, что это номер моей одноклассницы». Регулус путалась — что из этого принадлежит ей? Если она теперь вместо мальчика, то кто эта девочка? Как разобрать вереницу мыслей и воспоминаний? Голова трещала и грозилась разойтись по швам, Реджи сравнивала себя с Зевсом, однако из её головы вряд ли вылезет богиня мудрости. Взгляд уставших глаз упал на тетрадь. Всё вокруг вдруг стало красочным. Если не можешь справиться с мыслями в голове — запиши их. И она начала. Для этого хрупкого тела письмо было пыткой, не было этих чудных палочек «ручек»— подсказало подсознание — были только тонкие перья с чернилами. Шаг за шагом навыки Реджи улучшались, вместе с этим и улучшалось её самочувствие. На бумаге появлялись истории, рисунки, формулы, чьи-то лица и имена. Тетрадь внезапно стала в несколько раз толще, а чернила быстрее закачиваться, но Регулус этого не замечала — её книга подходила к концу, книга, поделённая на две части, сплошь пропитанные чувствами. Последняя строчка выпорхнула из-под пера — плач прекратился. Жизнь, кажется, стала налаживаться.