baby, don't forget my name

II. 23 Мая, 2012 — Среда

Следующий день начинается почти также. Может быть, он бы и вспомнил, ворчит он себе позже, если бы утром было что-то другое, а не «хреновый час утра». А так, он потратил десять минут на подтверждение полнейшей тупости ситуации и понимания, что, нет, у него не было странного яркого сна прошлой ночью, и да, он хорошо и по-настоящему застрял в чёртовом прошлом из всех мест (из всех времён?). Он стонет, пытаясь надеть баскетбольные шорты, его мышцы протестуют, и это ещё большее неоспоримое доказательство того, что вчера правда случилось. Дальше его серьги, которые просто золотые, он получил как подарок от старшего брата и иногда терял в прошлые годы школы и работы. Он надевает майку и закидывает форму в сумку. После тренировки, он примет душ и переоденется в раздевалке команды. Говоря о команде… Он хватает с комода телефон и проверяет сообщения. Есть несколько от его не баскетбольных «друзей», которые он удаляет. Он прекратил общение с ними годы назад в попытке оборвать все связи с его правонарушениями, и он не собирается звонить им сейчас. Он пролистывает спам и всё, что остаётся — светящееся предупреждение от Ниджимуры: не опаздывай. — Не мечтал об этом, — фыркает он сам себе. Он кладёт устройство в карман, сумку на плечи и спускается по лестнице. — О, ты рано, — говорит его мама с каким-то удивлением. Она опирается на стойку с чашкой кофе в руке и выглядит так, будто готовит завтрак. Он бросается к ней и чмокает в щёку. Затем он берёт кусок тоста и идёт к двери. — Не могу опаздывать. Увидимся позже, — объясняет он с хлебом во рту. — Хорошо, дорогой! Я люблю тебя! Постарайся оставаться в школе весь день! — кричит она знающе. Она в курсе тенденции Ниджимуры бить его и тащить в школу, и дьявольская женщина на самом деле ценит это. Он фыркает, надевает обувь, и уходит, закрывая дверь позади него. Затем он доедает остаток тоста только чтобы понять, что он действует как дерьмовый аниме протаганист, и начать бежать в спокойном темпе. По пути он выкидывает все мысли о баскетболе и Чудесах из головы и пытается вспомнить занятия. Если бы он знал, что каким-то образом перенесётся в прошлое, то, возможно, сохранил бы расписание, которое ему вручили в первый день вместо выбрасывания. Он резко зевает, да так, что его глаза слезятся, и решает просто угадать. Худшее, что может случиться — это какой-нибудь недовольный учитель направит его в верную комнату. Он замедляется до ходьбы, когда в поле зрения появляется школа, и чувствует непрошенную ностальгию к чёртовому месту. Стряхнув её, он направляется к самому большому из трёх спортзалов, выделенному баскетбольной команде и сомневается перед дверью, рука тянется к ручке, пока он застывает на месте как придурок. Дело в том, что… Он видел Ниджимуру вчера, но их отношения всегда были простыми. Они препирались с первого дня, но, несмотря на это, признавали талант другого. Он сбегал, а Ниджимура находил его. Он болтал, а Ниджимура бил его. Просто. (Маленькая часть его фыркает на это, настаивая, что что бы ни было между ними никогда не было простым, по крайней мере, не с его перспективы, но он решительно игнорирует её.) Дело в том, что Сейджуро и другие — достаточно раздражающие — живое, дышащее напоминание о его неполноценности, которая горит в его нутре, как унижение и ярость. Он чертовски хорош в баскетболе, но он хорош во всем остальном. Дело в том, что… Шого нравилось быть хорошим в чём-то. Быть особенным. Чёрт, Ниджимура на самом деле выслеживал его и тащил назад, потому что он был так хорош. Тейко была — есть — всё о том, чтобы быть лучшим, работать вместе, чтобы победить соперника, при этом переигрывая друг друга. Он знает это. Чёрт возьми, Фукуда Сого были даже хуже, не благодаря ему. И всё же — между постоянными игроками было чувство дружбы. Вопреки всему, они были отвратительно близки. Шого никогда не позволял себе быть частью этого, никогда не осознавал, что хотел присоединиться к ним, пока выбор не был отнят от него, пока его не выгнали, и что-то подозрительно похожее на боль не просочилось в его грудь. Он выдыхает разочарованный вздох и — с несколькими ругательствами — открывает дверь. Баскетбольный мяч летит ему в лицо. — Какого чёрта?! — Ты опоздал, — Ниджимура сообщает ему, не обращая внимания на мяч, отскочивший обратно к нему в руки. Шого отмахивается от него. Через несколько минут и с новым синяком он неохотно начинает растяжку под внимательным взглядом капитана. — Я ненавижу тебя, — ворчит он. Ниджимура мгновенно отвечает: — Хорошо, ты должен. Он закатывает глаза и оглядывает зал, и почти сразу же видит чёртову сияющую звезду, кажется, в середине игры. Он невольно фыркает, потому что Дайки прыгает вокруг, как щенок-переросток, ни следа горькой, злой личности, в которую он со временем превратится, и это чертовски странно. Шого отводит глаза от странного зрелища, но против его воли, они направляются к другим Чудесам. Возле противоположного кольца Шинтаро кричит в лицо Ацуши, расерженный чем-то, вероятно, повторяющийся старый спор о том, что гигант украл его бросок. Их крики прерывают тренировочную игру. Вздохнув, Ниджимура направляется к ним, выражая крайнюю степень недовольства. Прежде чем кто-то из них успевает заметить его, он бьёт Шинтаро по ногам и защитник падает как карточный домик. У него вырывается смех от чистого шока на их лицах, и он спешно продолжает растяжку, когда Ниджимура бросает на него укоризненный взгляд. Однако он не может стереть улыбку со своего лица.

III. 23 Мая, 2012 — Среда

Шого рассеянно жуёт кончик карандаша, застряв в классе, но мыслями пребывая в другом месте. Это средняя школа. Не то чтобы сложная работа. К тому же, тренировка прошла… хорошо. За столько лет он уже и забыл, что первый состав Тейко занимался своим делом, пока туда не пришли дети с нелепыми талантами и соответствующим эго. Именно это ему и нравилось поначалу. От него не ожидали, что он будет хорошо играть с другими ребятами. И даже если бы он втайне хотел этого, у него была веская причина высказать всё в лицо любому, кто мог бы об этом заикнуться. Вот почему никто — кроме Ниджимуры — не тревожил его этим утром. Не было драматического воссоединения или неловких попыток сыграть придурка. Не было опасений выдать игру. Чудеса просто занимались их делами, а Шого своими. Это было антиклиматично в худшем смысле, и… Шого сильно прикусывает губу, чтобы отвлечься от того, о чём он пытался думать. Он опускается на своём месте, умело игнорируя лысого, сидящего впереди, и барабанит пальцами по парте. С его стороны было глупо ожидать чего-то. Единственный раз, когда Дайки или Рёта, или, чёрт возьми, Тецуя, действительно проявили к нему внимание, был когда он сделал себя их врагом в старшей школе. Но время меняет воспоминания, заставляя тебя думать, что хреновые воспоминания были хорошими — разве он не слышал такое от кого-то раньше? В очередной раз с тех пор, как он оказался здесь, Шого удивляется, почему это — это — случилось с ним из всех людей. Он жестокий и грубый, и эгоистичный, и да, возможно, у него есть нерешённые проблемы размером с гору Фудзи. Но как и у всех остальных. Шого рано узнал, что у всех есть проблемы, и его не такие уж особенные. Это путешествие во времени разрушает его мировоззрение, и это беспокоит его больше, чем он хотел бы признать. Он разочарованно вздыхает, решает послать всё к чёрту, и встаёт. — В туалет, — говорит он никому конкретному и идёт в коридор прежде чем кто-то успевает сказать что-то. Занимает десять минут, чтобы пройти три лестничных пролёта и выйти на крышу, и он на мгновение задумывается, почему уборщик никогда не запирает дверь, но потом отбрасывает эту мысль и ложится на спину. Некоторое время он смотрит на облака, мысли бесполезно кружатся в голове, и в конце концов засыпает. Боль. — Блять! — Он резко садится, потрясённый таким пробуждением, и потирает бок. Он бросает резкий взгляд на Ниджимуру, потому что конечно, это он. — Ты только что ударил меня, засранец? — Время для тренировки, — засранец сообщает ему, по-видимому игнорируя его обвинение. Внезапно его глаза сужаются и Шого чувствует укол страха — на секунду, окей? На секунду. Ниджимура говорит, и это не вопрос. — Ты снова пропустил уроки. — И что с того? — выходит изо рта Шого без его разрешения, и он вызывающе хмурится. Он не привык, что людям есть дело до него, до того, что он делает, до всего этого. Тогда был Ниджимура — сейчас — но он оставил Шого, ушёл без какого-либо прощания или объяснения. И это больно. Он узнал об отце Ниджимуры от чёртового Сейджуро, проглотив гордость и спросив, и даже если это было хорошей причиной, они могли поддерживать связь. Он бы сделал это для Ниджимуры, звонил бы и писал, держал бы его в курсе всей херни «Чудес», мог бы говорить с ним о маме, когда она упала в обморок в середине разговора и до усрачки напугала его. Может быть, они могли бы помочь друг другу. Но Ниджимура исчез, Шого выкинули, а жизнь продолжалась. Взволнованный, он проводит рукой по волосам, избегая пристального взгляда Ниджимуры и бормочет: — Как угодно. Пошли уже. Когда его капитан продолжает пристально смотреть на него, несмотря на тот факт, что они опоздывают на тренировку, Шого начинает нервничать, невольно сердясь и тревожась под этим внимательным взглядом, вероятно, все еще двенадцатилетний ребенок в нем чертовски превозмогает это внимание, и, разозлившись, он снова срывается. — Потерял что-то здесь? Это выводит Ниджимуру из странного состояния, в которое он попал, и он щёлкает Шого по лбу, и толкает его в сторону двери, прежде чем он может отплатить. — Перестань возражать старшим, идиот, — говорит он. Шого усмехается, но послушно идёт рядом со своим капитаном, радуясь, что этот странный, напряжённый момент закончился. — В тебе нет ничего лучше меня, Дерьмомура. — Мелкий ублюдок. — Ниджимура снова толкает его и он издает этот звук — пыхтение, но не совсем. Он только что смеялся? Его грудь странно напрягается, довольно сжимаясь при этой мысли, и Шого немного ненавидит себя за это.

IV. 27 Мая, 2012 — Воскресенье

В воскресенье Шого всё ещё на той же площадке, всё ещё опустошённый, и он благодарен за отстрочку — от Ниджимуры, от Чудес, от вечного чувства, словно его недостаточно. Внезапно и неожиданно баскетбол стал его спасительным кругом, единственным, в чём он уверен, и даже тренировки не так плохи, когда он не думает о чём-то. Он атакует влево, закручивая мяч к животу, когда скользит вокруг воображаемого соперника и плавно вырывается на свободу, а затем нет ничего, кроме сетки. Если не думать о вещах, то ничего не исправишь. Это он узнал на собственном опыте. Ему нужен план. «Исправление своих ошибок» — это, конечно, хорошо, но это довольно бессмысленное заявление. Как ему удастся не испортить всё снова — вот главный вопрос, и Шого не уверен, что у него есть на него ответ. Стать лучше Рёты? Уже пытался. Не получилось. Стать важным для команды? Они все пытаются это сделать. Это Тейко; никому не гарантировано место в команде. Он промахивается со следующего броска и, раздражённый, забирает мяч и возвращается на половину площадки. Он ходит вокруг да около, и говорит себе, что надо перестать быть трусом и признать это. Он хочет быть частью Поколения Чудес, хочет не просто славы или восхищения, а дружбы с этими придурками. Это чертовски смущающе, и его лицо горит только от размышлений об этом, но всего на мгновенье он представляет себе это. Представляет себя на фоне шуток и подразниваний, и грубой игры, представляет себя стоящим с ними на площадке, как с друзьями, представляет общение после школы так, как будто это самая естественная вещь в мире. Он хочет этого, хочет так, как никогда не хотел ничего раньше, и это раздражает его так же сильно, как и манит. — Чёрт, — жалко стонет он — потому что теперь у него есть план, но он не будет лёгким. Подружиться с Чудесами. Ему придётся проглотить гордость и попросить быть их другом. — Чёрт, — снова говорит он. Он прикладывает мяч ко лбу и погрязает в собственной жалости, как двенадцатилетний ребенок, которым он должен быть. Но что-то нарастает в его груди, и это что-то выливается в смех. Икренний, весёлый смех. У него есть план. Он может всё исправить. Это пьянящая мысль, и, забыв об осторожности, он снова начинает играть, на полную катушку, как в первый день здесь, выкладываясь по полной. Он обходит соперника, крутится вокруг другого, симулирует бросок, а затем бежит к сетке, и прыгает, забивая данк с сиреной. Он снова смеётся, по-детски и счастливо. Потом он слышит восторженные хлопки позади него. Удивлённый, он разворачивается и увиденное стирает улыбку с его лица. Рёта. — Это было потрясающе! — восклицает он, усмехаясь и идя к застывшему Шого. — То, как ты двигался- и это маленькое вращение, которое сделал- и этот прыжок! Это было так классно! Глаза Шого расширяются от искренней похвалы, и он сопротивляется предстоящему смущению, сердясь. — Спасибо, — грубо говорит он, ложа мяч в подмышку и отталкивая другого первогодку. Он не готов справляться ни с чем из этого прямо сейчас, какой бы вывод он не сделал несколько минут назад. — Серьёзно, это было круто, — настаивает Рёта, видимо, не обращая внимания на поведение Шого, пока идёт рядом с ним. — Ты выглядел так классно. Мне тоже захотелось поиграть в баскетбол, — признаёт он. — Рё- Кисе, — ворчит Шого полусерьёзно, — почему ты следуешь за мной? Рёта удивлённо смотрит на него, и Шого интересно, что он сделал не так. — А? Откуда ты знаешь моё имя? — с любопытством спрашивает он. О, чёрт. В поисках хоть какого-то оправдания, он наконец останавливается на: — Я видел тебя с твоими фанатками, — и надеется, что у него на самом деле они есть до вступления в первый состав. — О, — неловко говорит Рёта. Он смущённо смеётся. — Да, они… совсем не незаметные, да? С облегчением Шого хмыкает, но ничего не говорит. Может, Рете станет скучно и он оставит его одного. Это принятие желаемого за действительное, но вся эта история с путешествием во времени попахивает исполнением желаний. Может, это сработает. — Так, как тебя зовут? Ты из Тейко, да? Потому что знаешь меня? — весело спрашивает Рёта, легко поспевая за быстрым шагом Шого. Он смотрит на другого, который действительно выглядит заинтересованным, и с опасением раскрывает «Хайзаки Шого, первогодка». Не то чтобы это секрет, и Рёта бы всё равно как-то узнал. — Я тоже. — Рёта продолжает, снова совершенно не обращая внимания на его тон. — Так, ты в баскетбольной команде, Хайзаки? — Почему ты следуешь за мной? — усмехается он, удивлённый таким дружелюбным подходом — от кого-то, кого он раньше ненавидел — и, чтобы скрыть это, переходит на грубость. Рёта моргает раз, второй. Его улыбка становится слегка шире, немного более озадаченной. — Ты интересный? — остроумно предлагает он. — Что, чёрт возьми, это должно значить?! — выпаливает он, и по какой-то чудовищной причине засранец смеётся над ним. Подавляя желание ударить его, Шого стискивает зубы. — Чего ты хочешь. — Они оба останавливаются. — Играть в баскетбол с тобой, — говорит Рёта после долгого молчания с серьёзными глазами. Это те же самые глаза, которые у него на площадке, когда он собирается сделать что-то безумное, что-то, что заставит тебя переосмыслить всё, что ты думал, что знал, и Шого чувствует пение крови, желание сыграть с этим ребёнком снова. Он мстительно топчет его. Шого отводит взгляд первым, хмурится, и после битвы с самим собой и мысленного проговаривания каждого ругательства в его репертуаре, он фыркает и идёт дальше. Не поворачиваясь, он говорит: — Тогда попробуй вступить в клуб, придурок. Он заставляет себя смотреть вперёд и переходит на бег, когда огибает угол здания и благополучно скрывается из виду. Он останавливается через несколько кварталов, в более оживленной части города, совсем недалеко от собственного дома, и только тогда позволяет себе оглянуться через плечо. Никакая вспышка ярких светлых волос не бросается ему в глаза, и, конечно, она была бы заметна в этой мрачной толпе коричневых и чёрных. Рёта не последовал за ним. Он с облегчением выдыхает, а затем внезапно опускается на землю, уткнувшись лицом в колени и обхватив голову руками, не обращая внимания на различных прохожих. Глупый, глупый. О чём, чёрт возьми, он думал? «Подружиться» с Чудесами? Он не может оставаться спокойным даже рядом с одним из них. И чёрт, он пытался выглядеть классно, не так ли? Чёрт, какой отстой. И «попытайся вступить в клуб»? Что именно он пообещал? Что сыграет с Рётой, если другой мальчик присоединится к команде? Внезапный страх охватывает его сердце, вызванный тем, о чем он даже не думал, не так скоро — но что если? Что если он заставит Рёту присоединиться сейчас, и это ускорит события, которые привели к изгнанию Шого в первый раз? Прежде чем паника успевает завладеть им, он делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает. Мать учила его делать это всякий раз, когда он чувствовал себя подавленным. А Шого почти постоянно чувствовал себя не в своей тарелке после того, как она упала в обморок. В каком-то смысле работа вернула ему стабильность, помогла почувствовать себя менее беспомощным, как будто он контролирует ситуацию — в то время как уличные драки только усугубляли проблему. В конце концов, он успокаивается — после двух раз отмахиваний от обеспокоенных зрителей — и подбирает забытый баскетбольный мяч, вставая на ноги и немного пошатываясь. Он быстро покидает место своей паники, сильно сожалея о своем решении встать с постели этим утром и одновременно пытаясь вычеркнуть весь инцидент из памяти.