Fast Cars & Unfading Scars

      Рихард проснулся от солнечного света, проникшего сквозь занавески. Сначала солнце слишком сильно светило ему в глаза, поэтому он не открывал их, но затем он потихоньку начал осознавать, что лежит не в своем номере. По всему его телу пробежала дрожь, когда он вспомнил, что произошло прошлой ночью. Рихард с легкостью мог принять вчерашнее за сон, настолько нереальными казались его воспоминания, но приятная боль в теле доказывала, что ему это не приснилось. Он так и не открыл глаза, начав вспоминать свои ощущения от прикосновений к телу Пауля.       Когда Рихард наконец приоткрыл веки, он заметил, что лежит в постели один, и в его душе поселилась тревога.       «Пауль настолько сожалел обо всем, что уже сбежал?»       Его испугал звук открывшейся двери. Рихард быстро обернулся и облегченно вздохнул, когда увидел Пауля, вышедшего из ванной.       — Доброе утро, — улыбнулся ему Пауль, подходя к кровати.       Рихард был слишком потрясен, чтобы вымолвить хоть слово, его глаза только-только привыкли к солнечному свету, а тут еще Пауль нагло прошелся перед ним полностью обнаженным, и такого количества красоты Рихард, недавно проснувшийся, не мог выдержать.       Матрас подпрыгнул, когда Пауль забрался на кровать, умастившись рядом с Рихардом, и именно тогда к нему вернулась способность говорить.       Рихард смотрел на Пауля, все еще не веря, что он здесь.       — Я сначала подумал, что ты ушел… Ты жалеешь о вчерашней ночи?       Пауль распахнул глаза, будто не мог поверить, что Рихард вообще спросит у него нечто подобное. Улегшись на бок, он придвинулся к Рихарду ближе и нежно провел пальцами по плечу Рихарда.       — Нет, я никогда бы не стал жалеть об этом. А ты?       Рихард помотал головой, он был слишком поражен, чтобы хоть что-то ответить. Он тоже повернулся на бок, чтобы увидеть лицо Пауля, и посмотрел в голубые глаза, все еще немного сонные. Боже, как сильно Рихарду хотелось остаться с ним в постели и никогда не думать о том, что происходит во внешнем мире. Этой ночью он спал лучше, чем последние несколько месяцев, и даже привычные кошмары не побеспокоили его. Но как бы того ни хотел Рихард, он не мог сбежать от реальности и череды трудностей.       — И что будет дальше? — осторожно спросил он. — В том смысле, если для тебя это был секс на одну ночь, то я все прекрасно понимаю…       — Боже, нет, конечно, — перебил его Пауль. — Никакой это не одноразовый перепихон, я слишком долго тебя хотел.       Рихард почувствовал, как по его телу разливается тепло. Рука Пауля покоилась на кровати между ними, Рихард взял ее в свою и переплел их пальцы.       — Тогда… Давай не будем торопиться и посмотрим, как все пойдет? — спросил он, поглаживая большим пальцем ладонь Пауля.       Пауль мягко улыбнулся ему.       — Звучит неплохо. Думаешь, на команде это никак не отразится? — он озвучил вопрос, который задавал себе и Рихард.       — Если мы не позволим этому случиться, то нет, — ответил он, сжимая руку Пауля. — Но, может, нам стоит пока держать это в тайне, хотя бы до тех пор, пока мы не поймем, что происходит между нами.       — Возможно, так будет лучше, — согласился Пауль. — Кстати, Тилль написал, что самолет вылетает через три часа.       Запаниковавшего Рихарда чуть было не подбросило с кровати.       — Что?! Как долго я спал?       — Сейчас почти десять утра, но я решил не будить тебя, — объяснил Пауль с виноватым видом. — Ты выглядишь таким милым, когда спишь, — подмигнув, добавил он.       Рихард закатил глаза.       — Пиздец, надеюсь, я не храпел. И я не милый, — простонал он.       — Нет, ты милый, особенно сейчас, когда изо всех сил пытаешься выглядеть не мило, — засмеялся Пауль и взъерошил Рихарду волосы, и тот, притворившись обиженным, повернулся спиной к Паулю.       Долго дуться Рихард не мог, потому что он вдруг осознал: самолет улетит совсем скоро, а ему еще нужно было принять душ.       — Наверное, мне пора вернуться в свой номер, — сказал он и начал подбирать свою одежду с пола.       В голове мелькали картинки прошлой ночи; как отчаянно он хотел чувствовать своей кожей кожу Пауля, но в то же время как сильно он нервничал.       — Ты можешь принять душ здесь, если хочешь, — предложил Пауль и одарил его своей привычной озорной улыбкой.       Рихард не придумал ни одной причины, почему ему стоило отказаться.       На мгновенье он пожалел, что согласился принимать душ с Паулем, не потому, что не хотел, а потому, что осознал: для этого надо быть, ну… Голым. Конечно, Пауль уже видел его обнаженным, но в другой обстановке, вчера было темно, и его мозг одурманила похоть, а сейчас он стоял в светлой белой ванной, и никак не мог отбросить чувство неловкости. Пауль словно уловил его смущение, потому что он протянул руку, чтобы Рихард взялся за нее, и мягко потянул его за собой в душ.       Таким образом он оказался в тесной душевой кабине, зажатый горячим и гладким телом Пауля, а сверху на них лилась вода. Пауль положил руку на шею Рихарда, притянул его и поцеловал по-французски. Вода падала прямо им на головы, и иногда затекала в рот Рихарда, сам же поцелуй отличался: он вышел мокрым и приятным, было тяжело дышать так, чтобы вода не попадала в ноздри. Но поцелуй все равно получился хорошим, Рихард не мог представить, что целовать Пауля когда-нибудь будет неприятно.       Только Рихард собрался налить шампунь в руку, как Пауль схватил его за запястье и заставил повернуться спиной. Рихард подчинился, и скоро почувствовал, как руки Пауля распределяют шампунь по его волосам и массирующими движениями втирают в кожу головы. Рихард не мог себе и представить, что это будет настолько приятно. Пауль никуда не торопился, и с каждым движением его рук Рихард все больше расслаблялся.       После того, как Пауль смыл шампунь с головы Рихарда, он взял гель для душа и вылил его себе на руки. Рихард незаметно вздрогнул, почувствовав руки Пауля на своей коже, но вскоре расслабился; Пауль гладил его по спине и массировал плечи. Затем его руки переместились на бока Рихарда, а потом ниже, к заднице, из-за чего у Рихарда перехватило дыхание. Пауль гладил мягкую кожу, немного раздвинул ягодицы, и в животе Рихарда начало разливаться тепло. Он стал тяжело дышать и не смог сдержать тихий стон, сорвавшийся с губ, когда Пауль обнял его, провел пальцами по животу и, скользнув ниже, остановился прямо у паха.       Пауль подошел еще ближе, крепко прижимаясь к нему телом, и Рихард судорожно выдохнул, ощутив прикосновение влажного тела Пауля. Пауль, коснувшись губами его плеча, оставил на нежной коже легкие поцелуи и укусы. Рихард содрогался от желания, он почувствовал, как Пауль прижимается к его заднице, и ему хотелось — нет, ему было нужно, — чтобы его коснулись как следует. Когда Пауль наконец опустил руку ниже, у Рихарда потемнело в глазах, и ему пришлось опереться о стенку, чтобы не упасть. После этого все было как в тумане: влажные, прижатые друг к другу тела, неприличные звуки и горячая вода, которая лилась на них.

***

      Каким-то чудом они умудрились добраться до аэропорта вовремя. Слава богу, они успели, потому что все знали, как Тилль неодобрительно относился к опозданиям — к чужим, но, конечно же, не своим — и однажды он даже приказал пилоту взлетать, когда Рихард опоздал. Ему пришлось самому покупать билет на обычный рейс, только из-за того, что он как-то раз проспал.       Они взобрались по трапу самолета, который принадлежал Тиллю. Пауль ненадолго замер у входа и обернулся на Рихарда. Он выглядел так, словно нервничал, из-за чего Рихард тоже начал волноваться.       — Можно я тебя поцелую, всего разок? — робко спросил он, и сердце Рихарда пропустило несколько ударов.       Он понимал, что чувствует Пауль: его самого одолевали те же чувства. Они не договаривались о том, когда увидятся друг с другом вновь; до следующего ралли оставалось всего две недели, и каждый их день был жестко распланирован. Недосказанность повисла в воздухе, и вся эта неопределенность немного пугала Рихарда.       Он быстро огляделся, дабы удостовериться, что никто не смотрит, положил руку на щеку Пауля и наклонился, чтобы оставить нежный поцелуй на его губах. Поцелуй кончился быстрее, чем им хотелось бы, и прежде, чем они ступили на борт, Рихард ненадолго сжал руку Пауля.       Возможно, у Рихарда разыгралось воображение, но ему казалось, что, пока они шли к своим местам, все вокруг бросали на них подозрительные взгляды.       Шнайдер вскинул бровь, как только Рихард сел рядом с ним.       — Стоит ли мне вообще спрашивать, куда вы двое запропастились прошлой ночью и, самое важное, почему пришли вместе?       Рихард сделал вид, будто не знает, о чем говорит его напарник, и надел наушники, чтобы избежать разговора.       — Ладно, — вздохнул Шнайдер. — Но ты знаешь, что рано или поздно я вытащу из тебя всю информацию.

***

      Рихард был благодарен судьбе за то, что следующая гонка начиналась только через две недели, потому что стоило ему закрыть за собой входную дверь квартиры, как в его душе поселилось беспокойное и тягостное чувство. Выходные в Финляндии промчались сумбурно и сопровождались нервозностью, злостью, разочарованием и особенно вожделением. У Рихарда так и не выдалась возможность притормозить и переварить все произошедшее. Но теперь он снова был один в своей квартире, и у него появилось много времени, чтобы подумать, проанализировать все и, разумеется, начать паниковать.       Честно говоря, Рихард понятия не имел, что произошло между ним и Паулем. Во время летнего перерыва он начал видеть в Пауле друга, но мучительное желание, которое пробудилось в нем к другому мужчине, стало для него полной неожиданностью. Сначала он думал, что наваждение пройдет, когда они проведут вместе ночь, что ему просто надо утолить свою жажду. Но нет, на утро желание осталось, разрывая его, пожалуй, даже сильнее, чем раньше.       Рихард настолько боялся признать это, что его сковывал страх. Он пытался заглушить ненужные чувства с начала сезона; единственное, на чем он сосредоточился, — гонка и победа. Постепенно, каждый раз показывая хороший результат, к нему вернулась былая уверенность, и в некоторые дни авария казалась не больше, чем просто плохим воспоминанием. Что бы случилось с этими достижениями Рихарда, если бы он вновь поддался чувствам?       Прошло всего несколько часов с тех пор, как Рихард пришел домой, и вдруг зазвонил телефон, на экране отобразилось имя Флаке.       — Привет, Риш… Есть что-то, что я должен знать? — поинтересовался Флаке, как только Рихард ответил на звонок.       — Что ты имеешь в виду? — Рихард был сбит с толку, и Флаке сказал ему подождать секунду.       Вскоре на его телефон пришло сообщение, и он открыл его: в письме был скриншот поста и фотография. Фото сделали в аэропорту, когда он шел рядом с Паулем к самолету. В посте говорилось: «Может быть, между гонщиками TL Motorsport отношения ближе, чем мы думали? Когда Круспе и Ландерса заметили в аэропорту, не было никаких намеков на их вражду».       — А… — Рихард почувствовал, как к его лицу приливает краска. Само фото не было компрометирующим, потому что они просто шли как двое друзей, но он знал, что Флаке видит это иначе. — Блять, я должен честно признаться. В Финляндии кое-что произошло…       — Продолжай.       Рихард нервно прикусил губу.       — Я и Пауль, мы как бы… поцеловались. Хотя вообще-то мы делали много чего другого, но вряд ли тебе захочется вдаваться в детали.       Флаке выдавил смешок.       — Ну, надо сказать, я знал, что так все сложится. Ты почти постоянно жаловался на него и притворялся, будто он тебя раздражает, но я сразу понял, что все это неспроста, — весело ответил он.       — Похоже, ты понял все намного раньше, чем я… — пробормотал Рихард.       — Так и что теперь, вы встречаетесь? — спросил Флаке.       — Я не встречаюсь с Паулем! — воскликнул Рихард, и, выпалив это, он понял, что ему все еще сложно принять свою симпатию к Паулю. — И не трепись об этом, мы не хотим раздувать из мухи слона, пока не поймем, насколько все серьезно, — добавил он.       — Конечно, я никому не расскажу, — заверил его Флаке. — Через две недели будет ровно год с нашей, ну, аварии… Как ты себя чувствуешь?       Рихард глубоко вздохнул; он сознательно избегал обсуждения этой темы, потому что не знал, как к этому относиться. Следующее ралли — домашнее ралли в Германии — и это также означало, что прошел год с момента аварии, которая произошла на той же гонке. Рихард боялся, что во время ралли он постоянно будет вспоминать про аварию и обо всем, что он так отчаянно пытался забыть. Рихард был убежден, что это станет не только самым большим испытанием в его попытке оправиться, но и кульминацией всего. Если он докажет себе и другим, что он способен показать хороший результат на ралли в Германии, то он наконец-то сможет дышать полной грудью и оставит все дурное позади.       — Если честно… Я чертовски боюсь, — наконец-то признался Рихард. — Боюсь, что, проезжая по тем же дорогам, на меня нахлынут воспоминания. И, к тому же, я волнуюсь, что вся эта история с Паулем повлияет на мою способность концентрироваться. Я не хочу беспокоиться о чем-то еще, помимо вождения, — заключил он; ему стало легче, когда он озвучил все вслух тому, кто всегда его понимал.       — Ты уже говорил об этом с Паулем? — спросил Флаке.       — Нет…       — Возможно, тебе стоит ему рассказать, — предложил Флаке. — Вряд ли он знает, насколько это все серьезно для тебя, и он может задаться вопросом, почему ты такой угрюмый и закрытый.       Рихард знал, что его друг прав. Ему действительно надо было поговорить с Паулем, дать ему понять, что в каком бы настроении Рихард ни пребывал в течение всей недели, это никак не связано с его чувствами к Паулю. Он просто не мог найти подходящее время; по телефону обсуждать это не хотелось, а свободного времени до гонки у них не было. С завтрашнего дня они будут заняты тестированием своих автомобилей и подбором правильных шин для асфальтовой дороги, а в следующий понедельник уже улетят в Саар, где официально стартовала гонка.       Рихард решил, что ему нужно выделить время перед началом соревнования, чтобы побыть с Паулем. Хотя от одной мысли, что он останется с ним наедине, у него пробегали мурашки по коже и сразу появлялось непреодолимое желание обнять другого мужчину, коснуться мягкой кожи, поиграть с серьгой и сцеловать игривую улыбку с его губ.       «Что, черт возьми, со мной происходит?»

***

      Казалось, что следующая неделя тянулась особенно медленно, но тем не менее она закончилась быстрее, чем того хотелось Рихарду. Долгие дни и множество часов, потраченных на тестирование автомобиля, изнуряли, и, хотя машина была готова к гонке, Рихард — нет. Были дни, когда он не мог дождаться начала ралли и ему не терпелось себя проявить, а иногда он был так напуган, что не мог ни есть, ни спать. В такие дни Рихард видел только один исход гонки — неизбежное унижение и полный провал.       Поэтому, когда в следующий понедельник настало время отправляться в Саар, Рихарду казалось, что он входит в темный туннель, который ведет его неизвестно куда.       А Пауль… Рихард соврал бы, если бы сказал, что не проверяет свой телефон по нескольку раз на дню в надежде увидеть от него сообщение. Конечно, они неоднократно видели друг друга во время тестовых заездов, однако возможности толком поговорить не выдавалось. Но в те дни, когда Рихард встречался взглядом с Паулем, он каждый раз чувствовал покалывание. До этого он никогда не думал, что в гоночном костюме можно выглядеть хоть сколько-нибудь сексуальным, но, очевидно, Пауль стал исключением. Рихард при каждом удобном случае бесстыдно пялился на его тело.       В конце концов, на телефон Рихарда пришло сообщение от Пауля.       «Ты не представляешь, как тяжело смотреть на тебя и не иметь возможности прикоснуться…»       Из-за этого сообщения Рихард всю оставшуюся неделю улыбался, как идиот. Боже, он не мог дождаться, когда снова останется наедине с Паулем, хотя бы ненадолго.       Когда они приехали в Саар и поселились в отеле, Рихард понял: Шнайдер и Олли знали, что происходит между ним и Паулем. Похоже, они решили на время гоночной недели разделить своих напарников.       — Я должен убедиться, что тебя ничего не отвлекает, — это моя работа, — ответил Шнайдер, когда Рихард упрекнул своего штурмана в том, что он слишком настырно интересуется его местоположением.       Но он был прав: Рихарду нужно было сосредоточиться исключительно на ралли и «не думать своим членом», как тактично выразился Шнайдер. Впрочем, легче сказать, чем сделать; желание, которое испытывал Рихард к Паулю, достигло совершенно другого уровня, дошло до того, что он даже боялся встречаться с ним.       Конечно, Рихард не мог вечно избегать встречи с Паулем. Во вторник вечером у него наконец появилась пара свободных часов, он проигнорировал многозначительные взгляды Шнайдера и написал Паулю, чтобы тот встретился с ним в комнате отдыха. Сначала Рихарда подмывало пригласить Пауля в свой номер, но он понимал, что тогда не сможет себя контролировать. И неважно, насколько Рихарду хотелось, чтобы руки Пауля оказались на его теле, чтобы Пауль знал, как Рихард жаждет его прикосновений, сейчас ему важнее всего было поговорить.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил Пауль, сев рядом с Рихардом на диван.       Рихард задержал взгляд на Пауле: тот был одет в спортивные штаны и худи, и Рихарду так сильно захотелось обнять гонщика, что он даже заметил, как его тело тянется к нему.       Рихард глубоко вздохнул прежде, чем ответить:       — Сегодня я чувствую себя… довольно скверно, если честно.       — Почему? — тут же взволнованно спросил Пауль.       — Ты знаешь, что эта гонка что-то вроде годовщины моей… — Рихард сделал паузу, и, когда Пауль кивнул и сказал: «Я знаю», он продолжил: — Ну, я так и думал, что мне будут напоминать об аварии, и я был готов к этому, но разве к такому можно быть готовым? Журналисты расспрашивали меня о том, как я ощущаю себя после возвращения и чувствую ли я вину за смерть того мужчины… Это просто выматывает.       Что-то промелькнуло в глазах Пауля, что-то напоминавшее грусть, и он, протянув руку, нежно коснулся колена Рихарда.       — Зачем тебя вообще об этом спрашивали? Это не твоя вина, такое могло произойти с кем угодно, — сказал он.       — Но я все еще чувствую себя виноватым, — признался Рихард. — Не уверен, что ты знаешь, но в тот день я болел, и это отразилось на моем вождении, так что в каком-то смысле я виноват.       Разговор об этом вдруг вскрыл старые раны, и плечи Рихарда опустились под тяжестью всего случившегося.       — Как бы мне хотелось, чтобы ты не винил себя, — тихо сказал Пауль, посмотрев на Рихарда так, что у него сжалось сердце.       — Ничего, мне стало полегче. Чувство вины за день пропадает, особенно когда я чем-то занят. Хотя мне по-прежнему время от времени снятся кошмары… — Рихард остановился, он задумался о содержании своих недавних снов.       Они немного изменились, ему все еще снилась авария, но она отличалась от той прежней. Теперь он едет по трассе, сосредоточенный на дороге и полный решимости победить, как вдруг видит на обочине разбитую машину. Автомобиль покорежен и объят пламенем. Когда Рихард подходит к машине ближе, он видит имена, написанные на окне: П. Ландерс, О. Ридель. Его охватывает паника, он пытается позвать на помощь, но вокруг никого нет, его ноги больше не могут пошевелиться, и ему остается только с ужасом смотреть, как горит машина.       Конечно, он не стал бы рассказывать Паулю об этих кошмарах.       Рихард отвлекся от своих мыслей, когда рука Пауля мягко коснулась его руки.       — Если бы я только мог что-нибудь сделать, чтобы ты почувствовал себя лучше…       «Поцелуй меня. Это поможет мне», — хотел сказать Рихард, но промолчал.       — Я просто думал, что если смогу насладиться этим чемпионатом и покажу хороший результат, то, может, мои плохие воспоминания частично сотрутся, — пояснил он.       Пауль ободряюще улыбнулся.       — Я знаю, что ты справишься, тебе нужно сосредоточиться на тех положительных эмоциях, которые возникают у тебя при вождении.       В Рихарда вдруг вселилась уверенность, он даже не огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никого нет поблизости, и, взяв Пауля за руку, начал поглаживать его пальцы. Прикосновение было мягким и невинным, но Рихард давно не прикасался к коже Пауля, поэтому этого оказалось достаточным, чтобы по позвоночнику Рихарда прошла приятная дрожь.       Судя по тому, как сбилось дыхание Пауля, он тоже отреагировал на это прикосновение. Одна только мысль, что Пауль может ощущать то же, что и он, подстегнула Рихарда, и он смело переместил руку, которая теперь лежала на бедре Пауля. Рихард почувствовал чужое тепло через мягкую ткань и провел по шву спортивных штанов. Пауль шумно выдохнул, и его нога дернулась, будто подначивая Рихарда продолжить. Он так и сделал, провел ладонью по внутренней стороне бедра Пауля, в этот раз надавив сильнее.       Когда Рихард взглянул на лицо Пауля, его голова тотчас закружилась — Пауль прикрыл глаза и закусил губу, будто пытался сдержать стон. Рихард еще крепче сжал его ногу, поглаживая ее медленно и мучительно приятно. Все это время он смотрел на Пауля, завороженно наблюдая за тем, как он реагирует на его прикосновение, дрожит и изо всех сил пытается сидеть спокойно.       Когда Пауль открыл глаза и посмотрел на Рихарда затуманенным взором, он решил, что больше не может ждать. Нахуй Шнайдера, нахуй гонку, ему нужно было прямо сейчас где-нибудь уединиться с Паулем. Все его мысли перекрыла похоть, и в тот момент ему было совершенно плевать на все остальное.       Рихард только собрался сказать об этом Паулю, как вдруг услышал, что кто-то вошел в комнату. Он быстро убрал руку с бедра Пауля и попытался выглядеть как обычно, Пауль тоже принял нормальный вид, хотя дышал неровно и весь раскраснелся.       — Круспе!       «Блять, это Тилль».       Рихард криво улыбнулся, когда их босс подошел к ним. Тилль подозрительно уставился на них, и было что-то в его взгляде, из-за чего Рихард начал подозревать, что он тоже знает о них.       — Когда я сказал тебе с кем-нибудь потрахаться, я не имел в виду твоего коллегу, — сказал Тилль, удивленно посмотрев на Рихарда. — Впрочем, каждому свое…       — А у тебя какие-то проблемы с этим? — спросил Рихард, пытаясь звучать жестко, хотя его лицо запылало.       Он быстро посмотрел на Пауля, который нервно поглаживал руки. К большому удивлению Рихарда, Тилль рассмеялся.       — Мне плевать, кого ты трахаешь или кто трахает тебя, пока это не влияет на твое вождение. Если ты счастлив и больше не напряжен, то команде это только на руку! — воскликнул он, и Рихард удивился: «Неужели Тилля это ни капельки не беспокоит?».       Тилль прочистил горло, и Рихард сразу ощутил резкую перемену в его настроении.       — Есть одно «но». Если я увижу, что это повлияет на вашу результативность, я не стану закрывать на это глаза, — предупредил он без тени смеха.       — Не повлияет, обещаю, — уверил его Рихард. — Когда я еду, все мои мысли занимает только гонка.       — Аналогично, — добавил Пауль.       — Это все, что я хотел услышать, — сказал Тилль и, прежде чем уйти, добавил: — Теперь можете продолжить заниматься своими извращениями, от которых я вас отвлек.       Нотации Тилля успешно убили весь настрой Рихарда, так что теперь он снова мог мыслить яснее. Конечно, он все еще хотел Пауля — как его вообще можно не хотеть — но в то же время он злился на себя. Рихарда поглотила похоть, а он должен был думать о чем-то совершенно другом. Ему нужно было сосредоточиться на гонке, он не мог упустить единственную возможность изменить все к лучшему только потому, что не сумел сдержать под контролем свои чувства.

***

      Когда в пятницу пришло время ралли в Германии, Рихард начал то паниковать, то впадать в отчаяние, но в итоге смог успокоиться и настроить себя на нужный лад. Он последовал совету Пауля и попытался сфокусироваться на положительных эмоциях, на тех вещах, которые изначально заставили его полюбить гоночные автомобили. Рихард даже позвонил Флаке и проговорил с ним несколько часов, ностальгируя по самым первым ралли, которые они откатали вместе.       Хотя оставаться оптимистичным оказалось нелегко, потому что, где бы Рихард ни был, на него все время обрушивались воспоминания об аварии и ложились на его плечи тяжкой ношей. Больше всего ему доставалось от прессы; почти в каждом интервью Рихарду задавали одни и те же вопросы:       «Для вас это ралли — трагическая история, как вы относитесь к тому, что снова будете соревноваться здесь?»       «Если вы и впрямь закончите карьеру в этом сезоне, тогда ваша последняя гонка пройдет в Германии. Вам не кажется, что это оказывает на вас еще больше давления?»       «Что насчет вашего бывшего напарника Кристиана Лоренца, он уже полностью восстановился?»       Но, несмотря на расспросы СМИ, на постоянные напоминания об аварии и о приближающемся конце его карьеры, Рихард сумел сохранить концентрацию. Была одна мысль, которая затмевала все негативные, — желание доказать им всем. Доказать, что его карьера не кончилась и что он не пытается отчаянно сохранить остатки своей гордости. Доказать, что он достаточно сильный, чтобы забыть трагическое событие, преодолеть свою травму и в конце концов стать победителем.       В воскресенье гонка дошла до последнего спецучастка, Рихард продолжал оставаться на втором месте и, признаться, был необычайно рад этому. В субботу Рихард откатал блестяще, и, хотя в какие-то моменты его настигало уныние, он преодолел его и продолжал гонку. В конечном итоге ему стало все равно, придет он первым или вторым. Важнее всего был сам факт, что он справился и не сломался под всем этим давлением. И что радовало его еще больше, так это первая позиция Пауля в гонке. Рихарду не терпелось встать на подиум рядом с ним.       Но до победы оставался последний спецучасток.       Когда машина Рихарда наконец пересекла финишную прямую, он испытал такое чувство, которое никогда не мог как следует описать словами. Смесь облегчения, гордости, невероятного счастья и чего-то еще, чего-то, что чувствуешь, когда провел почти год во тьме и наконец выехал к свету.       — Блять, ты справился! — закричал Шнайдер, как только они пересекли финишную линию, и подбросил в воздух листки со стенограммой.       — Нет, мы справились, — поправил его Рихард и попытался сдержать слезы, которые начали подступать к горлу; он не хотел расплакаться перед камерами.       Выйдя из машины, Рихард едва успел снять свой шлем, как Тилль сжал его в своих грубых объятиях.       Но гонка еще не закончилась, так как была очередь еще одного гонщика. Последний спецучасток всегда проезжают в обратном порядке, поэтому участник, занимавший первое место, выходил на старт последним. Рихард и Шнайдер присоединились к остальным гонщикам, которые с интересом смотрели на время Пауля.       До этого дня в общем зачете Пауль опережал Рихарда почти на восемь секунд. Его скорость в первом круге было невозможно побить; казалось, его победа уже была предрешена. Но, когда на экране появилось время второго круга, Рихард сразу понял, что что-то не так; этот же круг Пауль проехал на три секунды медленнее. То же самое произошло на следующем круге, из-за чего Пауль теперь опережал Рихарда не больше чем на две секунды.       Вскоре можно было услышать шум двигателя, и машина показалась из последнего поворота. Пауль проехал этот поворот неидеально, как-то смазано, и Рихард знал, что и на этом повороте он потерял время. Когда машина Пауля пересекла финишную черту и его время появилось на экранах, сердце Рихарда чуть не остановилось. Пауль потерял так много времени на последнем круге, что теперь он отставал от Рихарда всего на две десятых секунды.       Это означало, что Рихард только что выиграл гонку.       «Что за херню выкинул Пауль?»       Он довольно быстро понял, что произошло. То, как Пауль въезжал в тот последний поворот, было совсем не в его стиле — казалось, что он сделал так нарочно. Его машина пришла без единой царапинки, мотор звучал как надо, так что с машиной проблем не было. Да и по тому, как Пауль подъезжал к финишу, Рихард знал, что он вел машину не на предельной скорости, похоже, слегка затормозил, прежде чем пересечь черту.       Осознав это, Рихард почувствовал тошноту. Пауль специально замедлился на последнем круге, чтобы Рихард смог выиграть. Толпа сходила с ума, флаги Германии развевались в воздухе, и все поздравляли его. Вскоре Рихард со Шнайдером оказались у подиума, забрались на высшую ступень, и, несмотря ни на что, Рихарду пришлось натянуть улыбку и спрятать свои эмоции за ней, потому что на самом деле его трясло от злости.       Что уж там, злость — это еще мягко сказано. Рихарду казалось, что все, чего он достиг в эти выходные, все, над чем он работал, у него отобрали. Он выиграл не благодаря своим достижениям, а из-за чужой жалости. Он только выехал к свету, как его снова затянуло в тьму.       Тилль тоже понял, что произошло на последнем спецучастке. Когда Рихард загнал свою машину в сервис-парк, Тилль уже ждал его, и Рихард мысленно настроился, что на него будут кричать.       — Именно этого я и опасался! — Рихард оказался прав, Тилль был в бешенстве. — Я не выкину его из команды прямо сейчас только потому, что, несмотря на его выходки, мы все-таки не потеряли командные очки и забрали призовые места. Но больше я таких выпадов не потерплю, понятно? — сурово пригрозил Тилль.       — А почему ты орешь на меня? Я зол так же, как и ты, может, даже сильнее, — распалился Рихард.       — Отчасти в этом виноват и ты, — напомнил Тилль. — А теперь извини, мне надо сходить в спортзал и отмутузить боксерскую грушу. С Паулем я лучше разберусь позже, если я увижу его сейчас, то, скорее всего, тут же уволю, — сказал он и удалился.       Как только Пауль загнал свою машину в сервис-парк, Рихард схватил его за руку и затащил в пустую раздевалку.       — Нахрена ты это сделал? — закричал Рихард, закрыв за ними дверь.       Пауль растерянно смотрел на него.       — Сделал что? Рихард, я не…       — Не ври мне! — перебил его Рихард. — Я знаю, что ты замедлился на последнем круге, заметили не все, но я видел, я знаю, как ты водишь, и знаю, что ты не особо-то старался на последнем спецучастке.       — Ладно, признаю! — воскликнул Пауль с сожалением в голосе. — Но ты хочешь знать, почему я так поступил? Я просто не мог отобрать у тебя победу, я знал, как много она для тебя значит! — объяснил он, и на последних словах его голос дрогнул.       — Отобрать у меня победу? Начнем с того, что она не была моей! Я был бы невероятно счастлив второму месту, а ты забрал его у меня! — Рихард был в отчаянии, он хотел, чтобы Пауль понял всю серьезность своих действий.       — Ты не понимаешь, как мне сложно соревноваться с тобой, потому что иногда мне кажется, что твое счастье значит для меня больше, чем собственная победа.       Голос Пауля дрожал, и он смотрел на Рихарда блестящими от слез глазами. Какая-то часть Рихарда не могла видеть Пауля в таком состоянии, хотелось сжать его в успокаивающих объятиях и сказать ему, что все в порядке, но злость и разочарование подавили это желание.       — Блять, я был счастлив! — рыкнул он, из-за чего Пауль заметно вздрогнул. — Меня устраивало второе место, потому что оно было моим достижением, я преодолел свои страхи, не сломался под гнетом давления и заслужил это второе место. Для меня оно было равноценно победе, может, даже важнее нее. Я не хотел выиграть из-за твоей жалости, — выплюнул последние слова Рихард, словно они были ядом.       — Я не жалею тебя! Я просто… Я понимал, что это ралли важно для тебя и ты заслужил победу.       Пауль приблизился к Рихарду и попытался взять его за руку, но тот одернул ее.       — Да, это было важно для меня, а ты все испортил. Весь смысл этой гонки был в том, чтобы я победил свои страхи и вел машину на пределе своих возможностей, но ты не дал мне сделать все самому.       Рихард больше не мог смотреть Паулю в глаза, поэтому он сел на скамейку и уронил лицо в ладони.       — Мне жаль, Рихард, правда жаль, — сказал Пауль дрожащим голосом.       Он подошел к Рихарду и встал перед ним на колени. Пауль взял руки Рихарда в свои и прижался к ним лбом. Рихард видел, как дрожали его плечи, и он понял, что тот пытается сдержать рыдания.       — Я знаю, что облажался, но, по правде говоря, я так сильно забочусь о тебе, что у меня помутился рассудок, — глухо сказал Пауль.       — Я тоже забочусь о тебе, — ответил Рихард, потому что это было правдой; боже, он так сильно заботился о Пауле, что почти забыл о своих мечтах и целях. — Но твоя забота не изменит меня. Мне нужно сделать все самому, потому что, если честно, я по-прежнему пиздецки разбит. Эти выходные должны были стать для меня поворотной точкой, а теперь эта возможность упущена. — Рихард услышал, как на последнем слоге надломился его голос.       Пауль поднял голову, которая прежде покоилась на их соединенных руках, и неуверенно посмотрел на Рихарда.       — И что теперь?       Рихард глубоко вздохнул, в его груди гулко билось сердце, и кровь шумела в ушах. Но он попытался сделать голос ровным, когда произнес:       — Вождение должно стать моей единственной целью до конца этого сезона, это мой последний шанс, и я никому не позволю его испортить. Это все, что я могу сейчас сказать.       Что-то поменялось во взгляде Пауля, Рихард не мог сказать точно, что именно. Но он понял, что сказал нечто непоправимое, когда Пауль поднялся с пола и с его губ сорвались слова:       — Хорошо. Тогда, наверное, увидимся через две недели.       Затем он подошел к двери, и, хотя всем своим существом Рихард хотел остановить его, он не шелохнулся, не предпринял никаких попыток остановить Пауля, уходившего от него.

***

      Если следующая неделя и научила чему-то Рихарда, так это тому, что заглушить свои чувства далеко не так просто. В некоторые дни он чувствовал себя нормально, по большей части тогда, когда был занят работой, но рано или поздно он терял самообладание.       Однажды Рихард лежал на своем диване, наигрывал песни на гитаре и внезапно придумал классный рифф. Первой его реакцией было написать об этом Паулю, он уже даже взялся за телефон, но только потом понял, что Паулю, скорее всего, будет все равно.       После одной особенно тяжелой ночи, наполненной кошмарами, из-за которых Рихард проснулся на мокрых от пота простынях, первое, что ему хотелось услышать, — несколько успокаивающих слов от Пауля. Он посмотрел на свой телефон в глупой надежде увидеть там уведомление о новом сообщении.       Стоило ли говорить, что он не очень-то справлялся с попыткой игнорировать свои чувства. Но несмотря на все, Рихард был убежден, что принял правильное решение.       — Ты можешь объяснить, что произошло между тобой и Паулем? Вы больше не вместе? — как-то раз начал выспрашивать его Шнайдер во время тестов.       Тот день определенно не задался, они не могли подобрать правильные настройки для машины, у Рихарда в какой-то момент сдали нервы, и он накричал на механиков.       — Мы никогда не были вместе, просто провели одну ночь, на этом все, давай продолжим работу, ладно? — огрызнулся Рихард.       — Это полная чушь, между вами было нечто большее, и ты это знаешь, — продолжал гнуть свою линию Шнайдер.       — Теперь это не имеет значения, единственное, на чем я сейчас сосредоточен, — это гонка. Не этого ли ты хотел? Хотели все вы? — выплюнул Рихард с издевкой.       — Мне приятнее видеть тебя радостным человеком, кайфующим от гонки, потому что сейчас ты невыносимый мудак, — заявил Шнайдер.       Рихард открыл было рот, чтобы поспорить, но его напарник жестом заставил его помолчать.       — Я знаю, что ты думаешь, будто Пауль позволил тебе выиграть из жалости, но он так не считает. Он очень беспокоится о тебе и твоем счастье, хотя я не понимаю почему… — поддразнил его Шнайдер, за что получил легкий тычок в плечо. — Ты можешь хотя бы подумать над тем, чтобы обсудить все с ним?       — Это будет мое третье и последнее ралли, так что мне надо сосредоточиться на нем. Но, может, когда все закончится, я подумаю над этим, — ответил Рихард.       «Если Пауль вообще захочет обсудить все после случившегося. Я пойму, если он откажется».

***

      Шел последний день ралли в Уэльсе, с утра лил дождь, и Рихарду казалось, что серое небо прекрасно отражает то, как он чувствовал себя все выходные. Вел он достаточно неплохо, чтобы оставаться на четвертом месте, но за все выходные он ни разу не почувствовал наслаждения от гонки. Теперь ему казалось, что вождение — нечто, чем он вынужден заниматься, а не то, чего хочет всем сердцем.       Поэтому, когда Рихард пересек финишную черту на последнем спецучастке, он не почувствовал ни радости от своего места, ни разочарования из-за того, что не попал на подиум. Он чувствовал пустоту и оцепенение, болезненное чувство, которое стало ему знакомым после долгих и одиноких недель, проведенных дома в ожидании следующего ралли.       — Ого, глянь на время Пауля на втором круге, — сказал Шнайдер, когда они стояли неподалеку от финиша и смотрели на экран.       Пауль держался на втором месте с субботы, и, судя по его времени на последнем спецучастке, он выкладывался по полной.       «Может, ему вообще все равно на произошедшее, раз он так хорошо ведет», — угрюмо думал Рихард.       Оставалось несколько секунд до того, как машина Пауля должна была появиться в поле видимости и приблизиться к финишу. Рихард нервно кусал губы и не отрываясь смотрел на дорогу. Он ждал, когда услышит рев двигателя, который донесется издалека и будет звучать все сильнее и сильнее, как только машина Пауля мелькнет из-за деревьев.       Но ни рева двигателя, ничего. Рихард нервно посмотрел на часы. «Он уже должен был подъехать достаточно близко, чтобы мы могли его услышать».       Тяжелое чувство осело в душе Рихарда, пока минуты медленно сменяли одна другую. «Куда запропастился Пауль, неужели заглохла машина?»       Время на экране загорелось красным, это означало, что Пауль уже должен был пересечь финишную черту. Ноги Рихарда начали трястись, сердце бешено заколотилось.       Прошло еще тридцать секунд — по-прежнему ни звука. Живот Рихарда скрутило, и ему казалось, что еще чуть-чуть и его стошнит.       Двадцать секунд. Рихард услышал беспокойные голоса, доносившиеся из рации организаторов, — сигнал, что что-то произошло.       Десять секунд. Он услышал вдалеке сирену, а вскоре и шум взлетающего вертолета.       Пять секунд. Он почувствовал, как Шнайдер схватил его за руку и что-то сказал ему, но Рихард не мог разобрать ни слова, только слышал стук своего сердца и вой сирен служб спасения.       Рихард вдруг провел параллель между своим последним сном, в котором он увидел, как машина Пауля, съехав с трассы, разбилась, а Рихарда будто парализовало, и он не мог ничего сделать.       Только в этот раз он не проснулся.