Убер

      — Собачка?! — я, кажется, даже побледнела от гнева. Какая, нахуй, собачка?       — Собачка, — повторил парень. Клубы дыма заполнили бы вагон, если бы не открытая Кириллом форточка. Он затушил сигарету о свое же запястье, выкинул в окно и повернулся ко мне. — я тебе поводок куплю, хочешь? — его глаза зловеще засверкали. — конечно, хочешь.       — Конечно, хочу! — саркастично восклицаю я, встав с кровати и медленно подойдя к улыбающемуся парню. — Мечтаю!       — Да не кипятись ты так, — закатывает глаза, пихая меня в плечо так, что я чуть не полетела на пол, а потом удерживая меня в своих сильных руках, и кладя сигарету на столик.       — Отпусти! — выбраться из его лап было сложновато, но я справилась спустя несколько секунд, на что он лишь фыркнул. Привык, наверное, что за ним все бегают и на шее виснут. Не дождется. — я спать.       — Снова? — он показательно приподнимает одну бровь, а потом присаживается на мою, да, черт возьми, мою кровать и вытягивает ноги. — ложись.       — Я тут сплю, вообще-то, — сажусь рядом с ним, касаясь его плеча, но он быстро перехватил мою руку, притянул меня к себе и хотел было прошептать что-то на ухо, но я снова оттолкнула его. — да катись ты к черту!       Кирилл сразу помрачнел, посмотрел на меня своим ледяным, пронзающим насквозь взглядом и, неожиданно, навалился на меня всем телом, прижав к раскладушке.       — Не разговаривай так со мной, я уже говорил. В Питере можешь вообще без жилья остаться, и к родителям тоже не попадешь, ёбнутая, — сплетая наши пальцы, он дышит мне прямо в лицо. Быстро у него меняется настроение: он будто бы с биполярным расстройством, будто странный какой-то совсем.       — Слезь, пожалуйста, — решаю состроить из себя невинную дурочку, жертву, но он всё равно не унимается.       — Хватит тявкать, — но с меня, всё же, слезает. Отворачивается, а потом заваливается на свою кровать, пристально посмотрев сначала на меня, затем на потушенную сигарету, а потом и в окно. Никогда не пойму, что в голове у этого придурка.       Внутри меня пылала искренняя ненависть, будто он не спасал меня вовсе, будто уже вышвырнул, как и обещал. Я задрожала от холода, накрываясь его кофтой. На глаза слезы наворачиваются, но нет, я не плачу. И форточку закрыть у него попросить, к слову, не вариант. Наорет в лучшем случае.       Пытаюсь уснуть, но не получается совсем. Будто проваливаюсь куда-то вниз, странная усталость не давала мне покоя, но сон, тем не менее, не приходил. Мысли. Меня убивают мысли о самодовольном ублюдке.       — Чего смотришь на меня? — спрашивает он, увидев мой проницательный взгляд на себе. Да, я вижу его насквозь, ублюдок, которому нужен только секс, тем не менее, являющийся моим единственным спасением.       — А ты? — вопросом на вопрос.       — Хочу и смотрю, проблемы какие-то?       Я вздохнула. Действительно самонадеянный, действительно ублюдок, которому просто с внешностью повезло, да и вся его популярность, наверняка, крутится тоже вокруг этой самой внешности. Песен почти не помню, но наверняка они ни о чем.       — Уснуть не могу, — бурчу в подушку, пытаясь отвернуться, но понимаю, что взгляд мой попросту прилип к Кириллу.       — Спи, пока можешь, — вздыхает. — концерт скоро.       Он переворачивается на спину, смотрит в потолок. Выглядит он так, будто ему очень грустно, но с чего бы ему грустить? Всё у него есть, и друзья, и карьера, и море девушек. Мне никогда его не понять.       С этими мыслями я и уснула.

***

      Утро, точнее, вечер, выдался не очень-то добрым. Я проснулась уже в отеле, а над моим телом стоял разозленный чем-то Кирилл и, эмоционально жестикулируя, общался с кем-то по телефону, а если быть точной, просто кричал в трубку.       — О, проснулась, наконец! — сбросив звонок, воскликнул он, наклонившись ко мне. — Тебя запереть, или сама изнутри запрешься?       Я потерла ладонью свой горячий лоб, а потом медленно проговорила:       — Запирай.       Кирилл отвернулся, направился к входной двери и принялся открывать ее, даже слова мне не сказав.       — У вас концерт сейчас? — на улице было уже темно, точнее, солнце только заходило, да и окна были на запад, так что всё было прекрасно видно.       Я встала с кровати, обняла себя за плечи и глянула в сторону парня, который даже и не думал повернуться ко мне лицом.       — Да.       — А я?       — Ты правда думала, что я тебя с собой возьму? — поправляя волосы, надменно говорит Кирилл.       — Ну… да, — я подхожу к нему совсем близко, кладу руку на плечо, но он резко поворачивается, сбрасывая мою ладонь.       — Размечталась, — сказал, как выплюнул. — я на тебя билет не взял, в гримерке сидеть не будешь. Так что оставайся тут, — это были последние его слова. Он ушел, хлопнув дверью.       Я подошла к маленькому столику, что был посередине комнаты. Осмотрелась вокруг.       Двуспальная кровать, напротив большой телевизор, рядом — шкаф, напротив шкафа вход на балкон, куда я и пойду прямо сейчас. Остальное пространство пустое, в целом, типичный отель. Я посмотрела на свои ноги. Почему-то, в одной только футболке и носках. Становится мерзко от одной только мысли о том, что Кирилл касался моего тела и, тем более, переодел меня. Тем не менее, в отеле жарковато.       — Черт, — шепчу себе под нос, а потом смотрю на столик. Стоит две бутылки вина и, думаю, принадлежат они Кириллу, да и алкоголь я не сильно люблю, значит, не притронусь к нему. Рядом лежит пачка красных Мальборо и такая же красная зажигалка.       Дрожащими руками беру коробочку в руки, оглядываю её со всех сторон и тяжело вздыхаю. Вытаскиваю одну сигарету, аккуратно, чтобы не сломать. Сжимаю в руках, беру зажигалку и направляюсь на балкон.       На балконе, к сожалению, холоднее некуда, тем не менее он чистый, с махровым ковром под моими ногами. Поджигаю сигарету и закуриваю. Пусть никотин разъест мои органы изнутри, пусть проникнет в кровь. Плевать на всё.       Дым заполняет балкон, и я, встав на носочки, открываю окно. Опираюсь о подоконник руками. Нет, прыгать я не буду. Не сегодня.       Мысли о суициде часто посещают мою больную голову, не покидают ее днями и ночами, но они всё равно не подтолкнут меня к этому. С сожалению, нет у меня никого, кто бы плакал, если бы я умерла, ни друзей, ни подруг, ни родителей. А Кирилл и вовсе забудет через день — да и похуй на него. Красивый он только снаружи, а за оболочкой скрывается зловещая пустота.       Собачкой меня своей назвал. Какая же из меня собачка? Я за ним, вроде, не бегала, хозяином его своим назвать уж точно не смогу — только паспорт мой у него. Вот это уже беда.       Минуты идут, часы на стене громко тикают. Сигарету я свою докурила и, не парясь об экологии, выбросила в окно. Красивый, алый закат закончился, и наступила темнота. Я поспешила включить свет.       Темнота… такая же, как и нутро моего сожителя. И только маленькие звездочки несут свет, казалось, благодаря им он может чувствовать хоть какие-то эмоции. Луна — сердце. Только сегодня её не видно.       Скоро зацветет сирень. Красивая, нежная такая. Сиренью пахнет и Кирилл. Честно, этот запах из тысячи узнаю.       Закрыв окно, я вышла с балкона. В комнате темно. Нажимаю на кнопку выключателя. Осматриваюсь. Рядом с кроватью лежит чемодан Кирилла, в котором есть и мои вещи тоже. На чемодане — рюкзак. Очевидно, тоже Кирилла.       Рыться в его вещах идея ужасная, но моя цель — найти эти самые духи.       Я раскрываю рюкзак, и вижу перед собой какой-то блокнот, обычный, ничем не примечательный. Интерес выше всего, но я не буду смотреть, что там написано. Под блокнотом был небольшой стеклянный пузырек — не думала, что найду его так быстро.       Беру в руки. Женские духи. Кто бы мог подумать. У моей сестры были такие же.       Была же у Кирилла какая-то песня, связанная с сиренью… вспомнить не могу. Помню только, что в ней пелось имя моей сестры. И сестре песня, к слову, очень даже нравилась.       Как иронично. Настя умерла, а ее аромат преследует меня везде.       Закладывая духи обратно в рюкзак, смотрю на блокнот. Ладно. Ничего не будет, если я прочитаю совсем чуть-чуть. Открываю. Лишь бы это не было ошибкой.       «Март, глупый март… я бы ненавидел этот блядский месяц…»       Остальное дочитать я не успела. Услышала, как ключ поворачивается, спрятала блокнот обратно, закрыла рюкзак и присела на кровать. Неужели, концерт уже закончился?       Алкоголем несет издалека. Кирилл завалился в комнату, шатаясь, посмотрел на меня, а потом стянул с себя футболку, бросил куда-то в сторону, и снова его взгляд прожег во мне огромную дыру.       — Привет, — поздоровалась я, разглядывая его стеклянные глаза.       Он перевел взгляд на стол, поднял пачку сигарет и присмотрелся. Нахмурился.       — Ты курила?       Несмотря на алкогольное опьянение, его голос ровный, почти как и всегда.       — А нельзя было? — я скривила глупую улыбку.       Кирилл не ответил. Сначала повертел в руках коробочку, а потом вытащил одну сигарету, и я, честно, думала, что он закурит, но зажигалки он так и не взял. Неожиданно, парень повернулся ко мне и кинул в меня одну сигарету с такой силой, что та впечаталась в стену и, поломавшись, упала сзади меня.       Сам же парень подошел ко мне ближе, посмотрел сверху вниз, а потом замахнулся, и высыпал все сигареты прямо на меня. Я прикрыла лицо предплечьями, и никотиновые палочки посыпались по моему телу, задевая шрамы и синяки.       Было не больно. Скорее… обидно. Наверное, я не ожидала такого от Кирилла. Но сейчас, пока он, замахнувшись, запустил в меня и коробку, я посмотрела на него полными страха глазами.       «Подумаешь, сигареты высыпал,» — скажете вы мне. Но нет. В его глазах читалась чистейшая ярость, и я даже не знаю, за что. Вряд ли его бы разозлила одна сигарета, значит, на него так повлиял алкоголь.       Метнувшись в сторону стола, он схватил бутылку вина, допил его остатки прямо из горла и, вновь неожиданно для меня, швырнул уже пустую бутылку в телевизор. Раздался треск. Звон бьющегося стекла. Я зажмурилась.       — Ты чего?! — когда открыла глаза, встала с кровати, отряхиваясь от сигарет, попятилась назад и прижалась к стене.       — Завались! — он быстро подошел ко мне, а затем одной рукой сжал мое плечо, а вторую положил на талию.       Пытаясь вырваться, я не заметила, что в руках у него откуда-то появилась зажигалка, но уже другого цвета. Мои глаза засияли — это страх; а его глаза сияют совсем не от этого.       Осматриваю его лицо. Челюсть ходуном ходит, волосы прикрывают ярко-выраженные скулы. От него все еще пахнет той краской для волос, почему-то.       Всё это — будто бы сон. Но проснуться я не смогу. Чувствую только страх, и он сковывает тело, не давая больше двинуться.       Но Кирилл выпускает пламя зажигалки наружу, а я даю последний шанс своим надеждам на лучшее.       Поднося предмет к моему лицу, он странновато улыбается. Чувствую это пугающее тепло от огня.       — Пха-ха, — выключая зажигалку, он посмеивается. Отбрасывает ее в тот же самый телевизор, но тому уже, кажется, ничего не грозит: он и так уже разбит и на полу. — ты серьезно думала, что я тебя с ожогами оставлю? — самодовольная ухмылка. — Сегодня мне нужно другое.       — Чего?! — мои брови стремительно поползли наверх, а губы разжались.       Кирилл поднял меня на руки, а затем кинул на кровать, навис надо мной и посмотрел в глаза.       Кромешная пустота — я правильно сказала тогда. Это все, что есть у него в глазах. То, что он хочет сейчас со мной сделать, если это то, о чем я думаю, больше похоже на животные инстинкты, нежели на проявление любви. Потому что о любви не может быть речи: мы знакомы два-три дня.       — Я заявление на тебя напишу, — зря я это сказала, но слово не воробей. Мне становится тошно от его бесчувственного взгляда, и я отворачиваюсь в сторону.       — Это всего лишь полиция, — хрипит парень, наклоняясь к моей щеке, а после целуя меня в нее, будто ожидая ответа.       — Не трогай меня, — меня будто парализовало, и все, что я могу сделать — убедить его словами. — пожалуйста.       Снова усмешка, снова пьяный взгляд на мне. Снова его ладонь сжимает мою ляжку так, что останутся следы и синяки.       — Не знал, что ты резалась, — приподнимая футболку до груди, он оглядывает мой живот и ребра, а затем и зловещий шрам, что остался от моего разъяренного папаши. — у тебя всё тело изрезано.       — А я будто не знала, — снова прикрываю глаза.       Он говорит о моих шрамах с такой улыбкой, будто это доставляет ему удовольствие. Улыбка у него пусть и зловещая, но красивая.       — Не трогай меня, — я, похоже, с ума схожу. — у тебя же тоже шрамы, — наконец, поворачиваю к нему голову, но мы настолько близко, что наши носы соприкоснулись.       — А это не имеет значения, — я разглядываю его тату на руках. Аккуратные, но сразу видно, что давнишние.       Я кладу ладони ему на грудь, чтобы оттолкнуть, но он лишь сокращает расстояние между нами, целуя в губы. Оттягивает нижнюю, пытаясь сделать так, чтобы я ответила, но мое тело даже не двинулось.       — Не ломайся, — отстранившись, шепчет мне в губы, да так, что его дыхание обжигает мою кожу. — ты девственница?       — Да, — нагло вру, думая, что его это остановит, но он и глазом не моргнул.       — Значит, я тебя всему научу, — трется своей колючей щекой о мою щеку, а после спускается ниже, дышит в шею, касается ее губами, своими грубоватыми поцелуями оставляя красные пятна.       Шея, честно, моя слабость, я еле сдерживалась, чтобы не застонать, но страх был сильнее.       — Ублюдок, — шепчу ему в ответ, на что он быстро отстраняется сантиметров на тридцать, и мне прилетает звонкая пощечина. Боль рассыпалась по телу так же, как и сигареты несколькими минутами ранее.       — Сколько же ты стоишь? — наклоняет голову чуть на бок, он все еще разглядывает мое лицо.       По моей щеке потекла одинокая слеза — это я дала слабину.

Слёзы — слабость?

      Появилось стойкое ощущение, что я проклята, будто все эти несчастья со мной неспроста.       Желание вырвать свое сердце, чтобы ничего не чувствовать. И я, лежа под Кириллом Бледным, просто тихо плачу, пока он смотрит на меня.       — Черт с тобой. — падает на кровать рядом со мной. Его лицо заметно стало злее. — Ты же знаешь, что любви не существует.       — Чего? — вытирая соленую воду с лица, я поворачиваюсь к нему.       — Все девушки любят только купюры, Даша.       Его глаза — стразы. Мои — лёд. Я удивленно смотрю на него еще пару минут. Слезы высыхают. Он протягивает мне одну руку, закидывает на мое тело, прижимает к себе. Сердце мое бьется в таком бешеном ритме, что я бы уже умерла тут, на месте, если бы не присутствие Кирилла.       — Я не люблю обниматься, — бурчу себе под нос, чтобы он меня отпустил.       От него так воняет, будто он выпил литра три крепкого алкоголя. Слышу стук его сердца так же, как и свой.       — Я тоже.