возможный сборник

Иногда Хенджину кажется, что он родился таким. Родился с острым желанием причинять другим боль и пониженным порогом раздражения. Его бесили громкие и тихие звуки, резкие и медленные движения. Раздражало непонимание других людей. Раздражала их грусть, их счастье и любые эмоции. Бесило до той степени, что он закрывался в своей комнате и тяжело дышал, борясь с приступом злости. Понимал, что может не сдержаться и разбить кому-нибудь лицо, испытывая от этого только удовольствие. Как бы сильно хотелось ему посмотреть, как чужая кровь размажется на кафеле, а страх замрет в глазах. Тогда, может, Хван не испытывал бы этого раздражения и перестал постоянно находиться в напряжении. Хотел бы видеть, как человек, что просто сказал что-то громче положенного, истекает кровью на холодном полу. Понимал, что тот не виноват, но почему-то упрекал и чувствовал садисткое желание. Но пока у Хенджина только постоянный гнев, с которым он в последнее время справляется все хуже и хуже, и одни долбаебы вокруг. Они видят, что творится с парнем, но только словно сильнее выбешивают его, постоянно делая что-то, что заставляет все тело напрячься, а жевалки заиграть на лице. Хенджин их ненавидит. — Ты сегодня идешь на смену, Джинни? — спрашивает Чан, когда выходит с утра на кухню. Он уже собран на работу, а на голове привычный беспорядок. Старший разливает по кружкам кофе и ставит перед братьями завтрак. — Мне кажется, еще немного — и я убью хозяина магазина. — Думаю, если ты продолжишь агрессировать, то мы останемся без денег и без старшего брата, — пожимает плечами Джисон, за что сразу же получает ощутимый подзатыльник. Младший начинает канючить, выпрашивая у Чана хоть какое-то сожаление и жалуясь на Хвана. Но хен только закатывает глаза и просит его поскорее собираться в школу, не забыв разбудить Феликса и Оливию. Младший дуется и поднимается за братом с сестрой, которые как обычно спят дольше других, предпочитая позавтракать в школе во время перемены. — И все же, Джисон прав, — соглашается парень, собирая тарелки со стола, — мы не сможем носить тебе передачки на зону. — Думаю, зона покажется мне курортом с хорошим проживанием и трехразовым питанием. — Гляди и на сигареты сможешь себе отсосать у надзирателя. — Впрочем, это то, чем я занимаюсь и в повседневной жизни, — шутит тот и получает тихий смешок в ответ. Он кладет приборы в раковину и надевает куртку, закидывая рюкзак на одно плечо. Говорит хену, что вернется ближе к ночи, потому что сегодня работает после школы, и выходит из дома, хлопая дверью. Хенджин думает, что за то, что он вырос в таких условиях, ему положена медаль за терпение и отвагу. Неудивительно, что его ментальность была подвержена опасности из-за его семьи, превращаясь в бомбу замедленного действия, которой легче подорваться, чем остановить отсчет. Нет, конечно же он любит своих братьев. Они живут большую часть жизни без матери, которая периодически лишь возвращалась домой, но не приносила никаких денег. Приходилось выживать впятером собственными силами и выгрызать возможность на существование. Так было с самого детства, сколько себя помнит Хван. Сложно не заметить, что что-то не так, когда твоя героиновозависимая мать возвращается домой раз в месяц, расставшись с очередным бойфрендом. Проводит несколько уроков воспитания, подворовывает деньги и уходит кутить дальше. Это больно и это тяжело — расти с надеждой и мечтой о том, что мама изменится, но из раза в раз видеть, что она делает с собой. Это влияет и заставляет себя почувствовать немощным и пустым, видеть другие семьи и испытывать неимоверный стыд за свою. Хенджин знает, что для того, чтобы выжить, надо работать. С самого детства понимает эту схему и выполняет ее, потому что у каждого должно быть свое место и собственный заработок. Ведь нужных денег никогда не было, чего уже говорить о лишних. Каждый складывался на оплату света, газа и воды, покупок продуктов. Не так редко что-то перепадало от работы в магазине и ресторане, что заставляло забыть об ужине и готовке хотя бы на один вечер. Сейчас Хван вспоминает, как ему было стыдно, что на его собрания в школе приходил всегда старший брат, а не родители, и как косо смотрели одноклассники. Уже тогда он ненавидел их всем сердцем, начиная зарождать в себе жгучий гнев. Теперь он повзрослел и благодарен Чану за то, что тот ходил всегда в школу, независимо ни от чего, и всегда был рядом. Его братья — настоящий дом и семья, которая не скрывается за красивым фасадом и кучкой денег.

***

Во всем ебаном мире есть лишь один человек, который раздражает Хенджина ровно в той степени, что он уже смирился в один момент с ненавистью. Загнал все желания подальше и просто шел вперед рука об руку, стискивая зубы и выплевывая ругательства. Это входило в очень странную привычку, и, как итог, раздражение переросло в нечто другое, не менее сильное и неконтролируемое. Ким Сынмин на первый взгляд милый тонсен, которого Хенджин ассоциировал с плесенью, еще тогда, когда не был знаком с парнем. И такое сравнение казалось почти что комплиментом на самом деле — неприметный пацан со своей компанией, легко вливался в любое общество и умел расположить к себе. Мягкая красивая улыбка, черты лица чем-то напоминающие милого щеночка, идеально выглаженные брюки со стрелкой и белоснежная рубашка. У Хенджина же джинсы, которые он донашивает за Чаном. Они на размер больше, чем стоит, и не подошли старшему брату из-за длины. Футболка же самая обычная, из секонд-хенда, а поношенным кроссовками уже третий год. А еще у Сынмина даже во дворе его идеального дома газон подстрижен словно под линейку, а отвратительные гномы с насмешкой смотрят на Хенджина, что в очередной раз топчется по траве, пиная ногой одну из статуэток куда-то в кусты. Вяло плетется к двери и громко стучит по ней руками и ногами, выкрикивая имя младшего. — Какого хуя, — слышится недовольный возглас Сынмина. Младший смотрит на ватное тело перед собой, что привалилось к дверному проему и смотрит на него с глупой улыбкой. Заглядывает в глаза и видит расширенные, черные зрачки, что практически сливаются с темной радужкой глаз. — Хенджин, блять, ты опять обдолбан? Хван на чужой вопрос только языком цокает да рукой парня в сторону пихает, чтобы попасть в дом. Скидывает кеды в прихожей, ведь помнит, как Ким не любит грязь. Идет дальше в гостиную, где машет рукой кошке младшего и заваливается на диван. Мимо проносится спина злого Сынмина, который уже столько раз просил его не обдалбываться, ну или хотя бы не приходить к нему домой в таком состоянии. Но Хенджин опять ловит цветные пятна перед глазами, а Сынмин вновь злится и кидает в него холодную бутылку с водой. Ходит вокруг хена и ворчит о его зависимости, запрещая лежать, ведь тогда тот словит нереальные вертолеты, а возиться с ним никто не будет. Ким начал приставать к нему около года назад, ни с того, ни с сего сначала присев за столик рядом в столовой. В его компании было несколько девушек и один одноклассник. Они были слишком громкими, а стучание женских ноготков о стол показалось отвратительным. Хенджину пришлось пересилить себя и встать с места, чтобы не сломать женские пальчики. Сынмин наверняка смотрел на него с интересом и ехидной улыбкой. Заранее спланировал все, чтобы позже подойти в коридоре и извиниться за то, что он и его друзья нарушили покой хена во время трапезы. Смотрел невинным взглядом и хлопал ресницами. Сынмин настолько был манипулятором, что Хенджину было сложно сдержаться и не послать нахуй тонсена. Впрочем, это он и сделал. А затем еще раз. А затем еще и еще, каждый раз, когда Ким подсаживался на обеде, но теперь уже сам. Как ни в чем не бывало игнорировал проклятия в свой адрес и непринужденно обсуждал последние новости, уроки и разные ситуации, что происходили с ним. Хенджин злился, стискивал зубы, сдерживал себя и громко ругался. Хенджин постепенно привыкал к тому, что рядом с ним есть приставучая заноза. Со временем чужое присутствие стало привычным. Сынмин один из тех людей, что пользовались другими. Готов рвать этот мир, даже не пытаясь оправдать себя, ведь самым главным для него было оседлать цель, даже если ради этого пришлось бы пройтись по головам других. Даже если это были его лучшие друзья. Ким Сынмин не такой примерный мальчик, как о нем принято думать, он — настоящая змея, что пригрелась на груди Хенджина. Сделанное им одолжение означало попадание в список вечных должников. А Хенджин ненавидит быть кому-то должным. Хенджин дует и много пьет, часто ночует у Сынмина. Он возвращается после школы и заваливается к Сынмину облодбанный в хламину. Тот громко ворчит и ругается на него, усаживает на диван и запрещает лежать, потому что, если Хван сдохнет, никто ему помогать не будет. Сынмин спрашивает, не хочет ли Хенджин чего-то прямо сейчас, тот отвечает: «Только Чанчжмена», — и его шлют нахуй, Ким идет делать алгебру. Они оба стоят друг друга, но пока Сынмин рядом, Хенджин не так сильно хочет сдохнуть.