13 причин почему

По тому, в какой позе Дантес застыл у стола, Данглар угадал все. Его раскрыли, как и его двойную бухгалтерию. За считанные секунды пойманный с поличным рассчитал с полсотни сценариев развития событий, от самых ужасных до более или менее сносных, но Эдмон одним взглядом свел все усилия на нет. Он смотрел… Сука, он что, смотрит с обидой?! — И давно ты промышляешь этим? Данглар глубоко вдохнул, стараясь игнорировать то, как Эдмон выделил последнее слово. Пренебрежительно. И все же, в этом рейсе они неплохо ладили, быть может, удастся договориться? Ничего ведь страшного, просто немного денег… — Послушай, — Джулиан сам не заметил, как его взмокшие от волнения пальцы коснулись смуглой худой кисти с белесым шрамом, уходящим в закатанный рукав. Дантес вздрогнул и уставился на бухгалтера в упор, будто видел впервые, — Послушай, я… Мне… эм… Большие чистые глаза Эдмона были так близко, так чертовски, невыносимо близко, до кома в горле. Данглар точно знал, что расскажи он правду о том, что отец-пьяньчуга с товарищами отбирает иногда у него те небольшие крохи, что удается заработать, Эдмон бы понял его. Он бы точно сжалился и, быть может, даже позволил забрать уже отвоеванное, но… Как заставить себя так унизиться? Хотя, ему не привыкать пресмыкаться перед помощником капитана. Ударившая в голову кровь застала врасплох: — Не смотри на меня, как на кусок дерьма, — Данглар сам удивился, с какой злобой он выплюнул эту фразу и несколько последующих, — Шел бы ты нахрен со своей святостью! Кому не нужны деньги? Твой отец почти побирается, а ты строишь из себя рыцаря? Хреновый ты сын, чтоб ты знал! В первое мгновение юноша выглядел так, будто счетовод действительно харкнул в него сгустком желчи. Его и без того породистое лицо вытянулось еще сильнее, брови удивленно изогнулись. Что же, пожалуй, Данглару посчастливилось наблюдать растерянного Дантеса впервые в жизни. И он готов был поклясться, что видит дрожащую от обиды полную нижнюю губу, которая смотрелась довольно мило на обычно серьезном волевом лице. Эта картина неожиданно затопила сердце бухгалтера душным жаром, свёдшим на нет всю ярость. Данглару захотелось погладить кончиками пальцев рельеф приоткрытого рта, почувствовать теплоту дыхания и сказать, что все это ерунда, мелочь, не стоит так расстраиваться… К несчастью, злость Дантеса разгоралась моментально и, что характерно, не затухала месяцами. Данглар посмотрел в кошачьи глаза и увидел в них конец света, так явно они налились дурной кровью. За несколько секунд будто кто-то губкой стер лицо беззащитного ребенка и вот, побледневшего от страха Джулиана, пожирает взглядом хищник, с клыками, выступающими из-за вздернувшейся от отвращения верхней губы. — Сукин сын, захлопни пасть. Или это сделаю я. Данглар не раз благословлял свою трусость, ведь она часто спасала его из неприятностей одним фактом своего существования. Вот и сейчас его парализовало от страха и он не в состоянии был ничего вразумительного сказать в ответ. Начни он препираться, Эдмон бы избил его до полусмерти. Правда, в этот раз все оказалось куда хуже… Дантес одним движением вжал за гортань не успевшего вдохнуть Джулиана в корпус корабля. Тот почти сразу засипел и задрыгался, задыхаясь. Эдмон развел коленом и без того ватные ноги вора, чтобы тот, сопротивляясь, не пнул его в ответ. Смуглые руки на пару секунд ослабили хватку, а затем снова сжали цыплячье горло, от чего Данглар вдруг… Нет, не может быть, разве? Разве?… Чего Джулиан не мог предположить, так это того, что на все происходящее у него вдруг образуется крепкий стояк. Ему стало смешно. Злой до чертиков Дантес не замечал, как тяжело дышит, как приятно пахнет миндальным мылом, как непослушные вихры его кудрявых волос касаются чужого лица, а острое колено со сладкой оттяжкой чуть давит на мошонку снизу, почти массируя ее. А эта опасность, приятная судорога по всему телу от редко поступающего воздуха — Данглар беззвучно кончил всего через пару минут жуткой экзекуции близостью, гипнотизируя взглядом припухшие от ярости алые губы напротив. Дантес непонимающе нахмурился и опустил глаза. Неверяще уставился на пах безвольно обмякшего в его руках счетовода. — Данглар... Ты обмочился? Правда? Он спросил это тем потрясенным голосом, что очень подошел бы к его обиженному невинному лицу. Джулиан хотел было расхохотаться, но неожиданно из глаз брызнули слезы, и он, покачнувшись, вжался лицом в ключицу Дантеса, возвышающегося над ним, как скала над черепахой. — Прости, — голос юноши прозвучал глухо и виновато, но рук, чтобы обнять плачущего на плече Данглара, он так и не поднял, — Я клянусь, этого больше не повторится. Я виноват перед тобой, я все расскажу капитану, меня накажут. Прости. Содрогаясь от истерически подступающих молчаливых слез, Данглар не мог думать ни о чем толковом. В голове билась только одна мысль: «Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу больше жизни». Он ни с кем еще не был по-настоящему близок, не позволял никому даже ненароком касаться себя. Он знал, что это приятно и будоражаще, когда тебя обнимают, гладят по волосам, прижимаются кожей к коже, но… это так страшно. Так беззащитно и почти унизительно, быть столь… открытым, столь восприимчивым. И Данглар сторонился людей, хоть и отчаянно жаждал близости, ласки, внимания. Единственные руки, что не вызывали у него отвращения, всегда чистые и аккуратные, с длинными пальцами, эти самые руки едва не придушили его. Они же по-настоящему коснулись его в первый раз. Да, именно так он ощущал себя. Изнасилованным и униженным. Эдмон не заметил в полумраке трюма, он решил, что этот ничтожный карлик (Данглар слышал однажды, как красавец-матрос выругался себе под нос) опустошил мочевой в ужасе перед силой его гнева. Хорошо ли это? Быть разоблаченным как грязный извращенец или как трусишка? Джулиан отрицательно покачал головой, от чего она едва не свалилась с широкого плеча неподвижно стоящего юноши. Вся его рубашка оказалась смята руками цепляющегося в него бухгалтера, но Эдмон не сделал ничего, чтобы прекратить эту сцену. Так их и застал вошедший капитан Леклер. Дантес быстро и точно объяснил ему суть их размолвки, умолчав о том, что обнаружил доказательства воровства. По его словам выходило, будто они снова сцепились на ровном месте, как кошка с собакой, Данглар оскорбил его отца и понеслась. Джулиана бы больше впечатлил этот жест благородства, не будь он оглушен своими переживаниями до полупьяного состояния. Капитан, смерив едва живого от пережитого бухгалтера строгим взглядом, дал ему выходной до конца дня и велел не показываться никому на глаза. Остаток дня Данглар провел, лежа на своем спальном месте в прострации и ни о чем не думая. Ему казалось, что он не чувствует ничего, на деле же он чувствовал слишком много… Этим же вечером красивую спину Эдмона впервые украсили удары дисциплинарного кнута. Глядя на содрогающегося от боли юношу сквозь вновь подступающие слезы, Джулиан подумал, как же неисправим и опасен этот придурок.