Пять из десяти

      К счастью, случается и такое: в какой-то момент, прямо посреди череды скандалов и неприятностей, тебе вдруг становится абсолютно всё равно. Нервы, наверное, заканчиваются. Или кожа становится непробиваемой. И это к лучшему, потому что тратить себя на переживания до бесконечности просто невозможно.       Именно это и случилось с Чэнлэ: через пару дней, доделывая отчёт у себя дома, он случайно увидел свою жизнь со стороны – и впервые не почувствовал ничего.       Вся жизнь предстала перед ним с высоты птичьего полёта; всё, что виделось огромным, непреодолимым и трагичным, вдруг превратилось в мелкое, малоинтересное и обыденное. Ну и что, что у него была эта дурацкая история с Джисоном. Ну и что, что ему немного не по себе – после тех американских горок, на которых он катался всё это время, такая реакция, в общем-то и неудивительна. Он делал всё, что мог, и потому получалось то, что получалось. Ведь нельзя было сказать, что он старался. Если бы он старался, он, наверное, вернулся бы на очередной круг в Тиндер и стал бы искать с более прицельной точностью тех, кто его уж точно устроит. А он этого делать не стал. Он как-то свалился в поток событий, рутины и случайных возможностей, и потому всё сложилось так, как сложилось. No big deal,как сказал бы Марк. А ведь так и вправду было.       Удивительно было также то, что о дне рождения Джено не говорил вообще никто. Если бы не фотографии, то Чэнлэ решил бы, что ему это всё приснилось. Однако никто, даже сам Донхёк, не обсуждал главный плот-твист вечера: Донхёк переспал с Джисоном. В конце концов, их компания была закрытой, пара была только одна, поэтому было логично предположить, что новость о формировании нового союза произведёт хоть какой-то, но фурор. Все, однако, молчали. Молчал Донхёк, молчал Джемин. Чэнлэ начал подозревать, что они ничего не говорили при нём специально: якобы, из-за той глупой интрижки с Джисоном Чэнлэ становился заинтересованной стороной. Но Чэнлэ было неинтересно. Чёрт, да ему было гораздо противнее оттого, что друзья могли от него скрывать настолько большой кусок своей жизни!       Хотя, с другой стороны…       Ведь никто не говорил, что если Донхёк затащит Джисона в постель, они начнут встречаться. Возможно, они просто переспали и решили на этом закончить? Тогда где же восхищённый отзыв Донхёка с рейтингом в пять звёзд? Донхёк с таким вкусом смаковал детали, которые он выловил у девочки, переспавшей с Джисоном, что Чэнлэ ни за что не поверил бы, что Донхёк, испытав всё на своей шкуре, стал бы отмалчиваться. Он точно рассказал бы всем, кто его знал, а ещё опубликовал бы пост где-то в соцсетях.       Молчание становилось всё подозрительнее. Если бы учёба не насела на Чэнлэ всем весом, приставив к его горлу нож, он, наверное, думал бы об этом каждый день.       Общая картина никак не хотела складываться ещё потому, что Джисон как будто пропал. Они, конечно, и раньше пересекались нечасто, но хотя бы натыкались друг на друга в тот день, когда у них совпадало расписание. А теперь Джисона как будто бы не было, он как будто бы исчез.       Чэнлэ пообещал себе, что если любопытство так и будет зудеть, то он выведает хотя бы что-нибудь у Джемина. Он с Джемином вроде как был повязан одной тайной; значит, Джемин должен его выручить, ну как родственник, как минимум.       У Чэнлэ, вообще-то, были дела поважнее.       Минсу очень обрадовался тому, что Чэнлэ наконец-то созрел для личной встречи. Их чат оживился ежедневными разговорами, инициируемыми, в основном, самим Минсу. Чэнлэ, снова испытывая смутно знакомый страх, просто пытался поддержать разговор и не казаться слишком неприветливым. Минсу зачем-то фантазировал вслух о предстоящей встрече: делал вид, что знает в Сеуле буквально пару мест, и спрашивал, куда бы Чэнлэ хотел сходить, постоянно перепроверял погодные сводки. На всякий случай, Чэнлэ собрал мужество в кулак и немного завуалированно дал понять, что на ночёвку Минсу рассчитывать не стоит – Минсу ответил, что он о таком даже не думал. Чэнлэ был уверен, что Минсу ему соврал.       Всю неделю Чэнлэ провёл в бесконечной беготне по университету, до и от остановки, в перепроверке данных из своего отчёта. Знакомые лица мелькали смазано, чаще появлялись рядом с сообщениями в Какаотоке. Ближе к пятнице Джемин вздохнул, что так Чэнлэ совсем себя загоняет. А у Чэнлэ не было ни сил, ни времени на корректировку действий. Он уже смирился с тем, что ближайшие пару недель ему предстоит не жить, а выживать. Но это было нормально; его учёбу можно было представить в виде накатывающих и откатывающих волн. Если загонно сейчас, то это значит, что через две недели можно будет выдохнуть, пусть и ненадолго.       Ему не хватало времени настолько, что он скрепя сердце был вынужден отказать во встрече даже Куну, хотя Кун обещал вкусный ужин и собрать всю их компанию.

«въезжаю в город, скоро буду😊»

      Чэнлэ выдохнул судорожно и внимательно посмотрел в зеркало. Выглядел он примерно так же, как и в предыдущие дни: помятым и уставшим, однако другое лицо не купишь. По крайней мере, он был одет во всё свежее и комфортное. Он специально не стал выбирать что-то броское, – хотя кого он пытается обмануть? такой одежды в его гардеробе и не найти, – потому что ему и без того было тошно. Он с ужасом осознал, что как будто бы забыл, как выглядит Минсу. А вдруг окажется, что в Тиндере были не его фотографии, а какого-нибудь его друга? Но паниковать тоже было поздно: минут через сорок Минсу будет в центре города, рядом с кофейней, и будет ждать. Чэнлэ нарочно попросил о встрече рядом с той кофейней, к которой у него не было особой привязанности. Если дела пойдут плохо, он хотя бы не будет вынужден избегать этого места из-за неприятных воспоминаний.       Чэнлэ «подостлал себе соломку» так хорошо, как только мог. Он даже попросил Ренджуна быть на чеку «в случае чего». В отличие от Джемина, Ренджун не задавал лишних вопросов и делал выводы самостоятельно, поэтому на него было легко полагаться. Ренджун согласился провести проверочные звонки в определённое время. Хотя в конце он всё-таки сказал, что Чэнлэ какой-то слишком подозрительный. Чэнлэ на это не стал ничего отвечать. Потому что, ну а что тут скажешь?       Чэнлэ поехал на место встречи, держась потной ладонью за поручень в автобусе. Весна становилась всё теплее, всё приятнее. Чэнлэ было очень жаль, что между ним и нежным, расцветающим пейзажем стоял холодный стеклянный экран. Он мог только наблюдать и воображать, каково это, чувствовать самой кожей первые прикосновения стремительно теплеющей весны.       Когда он подбежал к кофейне, то не увидел никого. Сердце одновременно сжалось и запрыгало. Резко обернувшись, однако, он почувствовал, как руки похолодели.       Напротив кофейни, где и предполагалось парковаться, стояла довольно внушительная, но при этом по-своему элегантная машина дорогого синего цвета. К двери припал спиной высокий молодой мужчина, одетый в тонкое пальто и водолазку. Наряд был не совсем по погоде, – Чэнлэ вместо пальто надел плотную джинсовую куртку, – и от этого мужчина вместе со своей машиной казались крайне неуместными.       Мужчина перевёл рассеянный взгляд на Чэнлэ, и в его глазах сразу же вспыхнул маленький огонёк. Мужчина помахал рукой, но не очень уверенно, и Чэнлэ пошёл ему навстречу. Чем ближе он подходил, тем нереальнее ощущалась ситуация. Минсу был одновременно таким и совсем не таким, каким Чэнлэ его себе представлял. Фотографии в Тиндере абсолютно точно принадлежали ему; но вместе с тем, Минсу выглядел слишком отшлифованным, слишком взрослым.       – Привет, Чэнлэ, – сказал Минсу; голос немного резанул по уху, послышался гнусавым, совсем не мелодичным, но, наверное, не надо придираться к тому, что человек не в состоянии контролировать.       – Привет, хён, – Чэнлэ чуть поклонился, хватаясь за правила вежливости как за спасительную верёвочку. Минсу как будто бы слегка покраснел от обращения, но Чэнлэ не собирался опускать формальности: в конце концов, не настолько они и близки.       – Извини, если заставил ждать.       – Всё в порядке. Я приехал буквально пять минут назад.       Что-то подсказывало, что Минсу прождал минимум четверть часа, потому что Чэнлэ повезло попасть на красный свет на всех светофорах.       – В любом случае разреши угостить тебя кофе, хён.       – Ну уж нет, Чэнлэ, – Минсу улыбнулся на этот раз естественнее. – Я работаю, а ты пока нет, так что… Мне будет неловко.       – Хорошо, – Чэнлэ постарался улыбнуться и сглотнуть застрявшую в горле неловкость. И почему про неловкость заговорил Минсу, а испытал её Чэнлэ?..       Минсу старался. Это было видно по тому, как он пытался заглядывать в лицо. Но тут они расходились: Чэнлэ не мог заставить себя смотреть ему в глаза. Ему было стыдно за себя, за свою зашуганность. Против себя идти тоже не получалось. Если Чэнлэ и смотрел Минсу в глаза, то совсем мимолётно, так, только ради приличия.       Ради всё того же приличия Чэнлэ поддерживал диалог. Почему-то разговор с Минсу никак не клеился. Чэнлэ пробовал выстраивать траекторию, продумывать вопросы так, чтобы было о чём спросить чуть позже. Но Минсу всякий раз рушил его планы. Он отвечал настолько своеобразно, что у Чэнлэ не оставалось возможности задать дополнительный вопрос, либо просто говорил очень много и подробно. Вообще в жизни Минсу оказался гораздо разговорчивее, чем в их переписке. Он говорил о фильмах, которые посмотрел на неделе, и пересказывал события с работы, вдаваясь в детали из жизни коллег. Друзей у Минсу, по его собственным словам, не было; был только его бывший однокашник, да и тот женился, поэтому они почти не виделись. Минсу говорил, что его жизнь однообразна, что он много работает. Чэнлэ кивал и прикусывал на кончике языка явно неуместные вопросы. С другой стороны, какое ему дело, как Минсу живёт свою жизнь? Можно подумать, Чэнлэ со своей справляется отлично.       После кофе они пошли прогуляться. Несмотря на то, что Минсу, с его же собственных слов, бывал в Сеуле регулярно, он всё равно попросил Чэнлэ показать ему интересные места. Чэнлэ согласился, – надо же было как-то провести оставшееся время, – и повёл Минсу на экскурсию. Он выполнял все действия механически: механически выбирал следующую достопримечательность, механически выдавал информацию, которую находил у себя в голове. Минсу как будто бы всё устраивало – и Чэнлэ был этому рад. Он знал, что у них в распоряжении около двух с половиной часов, а потом Минсу поедет обратно домой. И эти два с половиной часа надо было как-то отбыть.       С течением времени напряжённость окрасилась красноватым. Минсу продолжал рассказывать истории из жизни коллег, которых Чэнлэ и в глаза не видел. Чэнлэ путался в именах, в названиях отделов. Он не понимал, почему всё это время Минсу молчал в их переписке, а если и говорил, то о каких мелочах. Почему нельзя было подготовить Чэнлэ заранее, начать вкидывать офисные истории хотя бы за месяц? Ведь они общались достаточно долго, и Минсу, по всей видимости, находил очередной мем гораздо более важным.       И с одной стороны, раз говорить им было больше не о чем, то их общение можно было оборвать на этом визите. А с другой стороны, Чэнлэ понимал, что никакого выбора у него, по сути, не было. На него редко обращали внимание, и особенно такие мужчины, как Минсу. Чэнлэ был уверен, что мама обрадовалась бы, узнав, что он начал встречаться с вежливым и опрятным молодым человеком, по одному взгляду на которого становится понятно, что человек он серьёзный. Даже папа, наверное, одобрит его выбор, и отношения между ними сгладятся. Папа всегда хотел, чтобы из Чэнлэ «вышел толк», и именно ради «толка» Чэнлэ поступил на международный бизнес. Папе было очень сложно смириться с тем, что Чэнлэ рассказал ему с мамой во время предпоследних школьных каникул. Папа старался понять, но Чэнлэ чувствовал, что папе потребуется гораздо больше времени, чем маме. А пока Чэнлэ старался показать папе, что с ним на самом деле всё нормально и тот самый «толк» из него точно выйдет. Наверное, если он начнёт встречаться с Минсу, одним из директоров среднего звена, папа посмотрит на него с бо́льшим уважением.       Почему-то в голове промелькнула мысль о том, что если бы вдруг он привёл на знакомство с родителями кого-то вроде Джисона, то даже маме было бы трудно делать вид, что она не разочарована.       Круг замкнулся через два с половиной часа. Они вернулись к машине Минсу, и Чэнлэ впервые за весь день испытал радостное облегчение. Он помахал Минсу рукой, на что Минсу, улыбаясь, вскинул бровь:       – Только это? Серьёзно?       Чэнлэ хотел было сказать: «Мы же говорили об этом: мне сложно обниматься с людьми, которых я вижу в первый раз». Но вместо слов у него получилось только фырканье. И это фырканье прозвучало двусмысленно даже для его собственных ушей: так, как будто он строил из себя недотрогу, а на самом деле хотел совсем другого.       Пока Чэнлэ пытался сообразить, как выкрутиться, Минсу легко обнял его за плечи. Дыхание застряло в горле: сейчас придётся прижаться лицом к чужой шее, телом – к чужому телу, и это будет слишком. Но Минсу коротко привлёк его совсем по-дружески, плечом к плечу, и мгновенно отпустил.       Как только Минсу сел в салон, Чэнлэ помахал ещё раз, уже вслепую, развернулся и ушёл.       Минсу отписался, когда вернулся домой. На это сообщение Чэнлэ смог отреагировать только стикером. У него не осталось слов: все слова ушли на попытки понять, что же с ним не так. Почему он попадает в дурацкую ситуацию с недо-другом, но при этом не испытывает ничего, кроме усталости, рядом с мужчиной, который подходил ему по всем параметрам?       Почему у него никак не получается вести нормальную личную жизнь? Или это ему просто не дано и пора наконец смириться?..